Переступая черту

Музыка отдавалась в голове больными вибрациями, от цветных ярких вспышек отчетливо замутило и заныло в висках. Паша, поморщившись, налил еще водки, залпом выпил, не обращая внимания на происходящее вокруг. Сквозь накатывающий пьяный дурман подумал, что зря, наверное, приперся в этот клуб, но уж очень хотелось надраться, а в знакомые бары его после случившихся драк не пускали.       — Ткач, блин, да возьми ты себя уже в руки! — качал головой Савицкий, когда Паша приходил на работу после очередного загула с ощутимым перегаром, сбитыми костяшками, а порой и синяками на полрожи. — Чего ты никак не угомонишься? Мало, что ли, девчонок вокруг? Ткачев после первой подобной фразы глянул на друга так, что Рома сразу примолк и только в досаде махнул рукой. Пропадет парень, ведь пропадет…

***

Где он подцепил эту девчонку, Ткачев даже припомнить не сумел. Просто, вынырнув в очередной раз из плотной дурманной тьмы, обнаружил, что в постели он не один — и это уже само по себе было странно, если учесть, что смотреть на девушек как прежде он уже не мог. Наверное, раньше, переживая расставание, он сменил бы в своей кровати уже не один десяток девиц, но сейчас… Не трогало. Не срабатывало.       — Кто такая Ира? По сердцу будто пропустили электроток.       — Что? — вздрогнув, переспросил хрипло. Девушка села — и Ткачеву стало еще больше не по себе. Твою мать, еще и рыжая…       — Ты все про какую-то Иру бормотал, пока мы тут с тобой… — девица выразительно кивнула на развороченную постель, замысловато покрутив в воздухе рукой. Схватила с тумбочки сигареты и жадно закурила. — Бывшая твоя?       — Вроде того, — буркнул Паша и тоже потянулся к сигаретам. Стало так тошно, что напиться захотелось сильнее прежнего. — А ты чего не ушла? Десять из десяти бы сбежали, если б их чужим именем назвали.       — Так ты имени моего не знаешь, — засмеялась девушка, сдувая челку со лба. — Мы же даже не познакомились.       — Паша, — пробормотал Ткачев, чувствуя себя абсурдно до невозможности.       — Карина, — широко улыбнулась случайная подружка и снова затянулась. Паша выдавил из себя улыбку, приглядываясь к ней. Симпатичная, да. Даже смазливая. Ну ладно, хорошенькая. Очень хорошенькая. Ну и что? Хорошеньких много. Снова наткнулся взглядом на рыжие локоны — и под ребрами обожгло болью, как будто видел перед собой Ирину. За что она с ним так? Что он ей сделал? Чем заслужил? Почему она не дала ему ни единого шанса? А самое главное — почему ему без нее настолько невыносимо? Паша крепко зажмурился, отгоняя рукой разъедающий глаза едкий дым. И снова вспыхнуло непрошенное воспоминание о той самой первой ночи… Ночи, когда он не устоял, а она позволила; той ночи, после которой все в его жизни пошло наперекосяк. Неужели даже сейчас, вдали от него, она по-прежнему будет властвовать над его сознанием, над его судьбой, над ним самим? И что, черт возьми, нужно сделать, чтобы эта иссушающая до основания боль наконец-то исчезла? Словно по-прежнему пребывая в каком-то дурмане, повернулся к девчонке. Да, и правда хорошенькая. И надо же, ведь не обиделась, когда назвал ее непонятно чьим именем… Любая другая на ее месте давно бы закатила истерику. Паша медленно выдохнул дым, невидяще глядя перед собой. И спросил, сам не совсем понимая, что говорит:       — Замуж пойдешь за меня?