Переступая черту

Сидя у окна, за которым медленно разгорался слабый серый рассвет, Ткачев, бездумно прихлебывая кофе, пытался избавиться от необъяснимо стиснувшей сердце тоски. Без Ирины в квартире как-то сразу стало уныло и пусто, даже возвращаться после дежурства домой не тянуло. Сашка, пользуясь отъездом матери на какие-то очередные курсы, вовсю пропадал где-то с друзьями — то отпрашивался на какой-то концерт, то оставался за городом на какой-то вечеринке… Ткачев не считал нужным препятствовать и что-то запрещать — отлично помнил себя в таком возрасте, пусть пацан гуляет, пока есть возможность… Это оказалось так странно — всерьез скучать по кому-то. Ткачев, привыкший к холостяцкой жизни, к наличию своей неприкосновенной территории и к отношениям без обязательств, с удивлением понял, что сейчас ему не хватает присутствия Иры рядом. Не хватает всей этой смешной утренней суеты, когда она пытается успеть накраситься и позавтракать; не хватает ее, спящей рядом; не хватает таких простых, обыденных вечеров, наполненных каким-то своим уютом… Не нужно было вставать пораньше, чтобы приготовить завтрак; не нужно было добродушно ворчать, поторапливая не проснувшуюся толком начальницу; не нужно было показательно ругаться, когда она допоздна засиживалась у себя с документами, обещая, что «вот только с этим закончу и все». А еще Ткачев часто думал, что очень хочет, чтобы все было как раньше — пусть она командует, злится, устраивает разносы, но будет на своем месте. Ее место в «Пятницком» и больше нигде. А этого гребаного Спицына давно пора слить вместе со всеми его не менее гребаными мутными делами… Паша так глубоко задумался, что не сразу услышал щелчок открывающегося замка. Убрал в мойку пустую чашку и вышел в коридор, ожидая увидеть Саню, изрядно потрепанного после ночного кутежа. Но в коридоре, пристраивая на вешалку плащ, стояла Ирина. Услышав шаги, обернулась; удивленно вздернула бровь, улыбаясь.       — Ткачев, ты чего в такую рань вскочил?       — Не спится, — усмехнулся Паша. — Без тебя, — добавил многозначительно и, подойдя со спины, наклонился, целуя в щеку.       — Пошляк, — фыркнула товарищ полковник. С явной неохотой вывернулась из его рук. — Я в душ. Что-то так устала с дороги…       — Спину потереть? — невинным тоном предложил Ткачев, расплываясь в хитрой улыбке.       — Дважды пошляк, — весело припечатала Ира, шутливо толкнув его в плечо. — Сашка где?       — К друзьям на вечеринку умотал.       — Об учебе надо думать, а ему все вечеринки, — проворчала Ира, захлопывая дверь ванной прямо перед лицом Ткачева. Паша с предвкушением улыбнулся, примерно, но очень живо представляя, что сейчас происходит за дверью. Вдоволь насладившись игрой воображения, все тем же невинным тоном осведомился:       — Ир, а тебе что, полотенце не нужно? За дверью воцарилось недолгое молчание, потом полковник тихонько чертыхнулась.       — Блин, Паш, ты раньше сказать не мог?       — Так ты и не спрашивала, — все тем же тоном Чеширского кота отозвался Ткачев. — Сейчас принесу… Протягивая кусок махровой ткани в небольшой просвет между дверью и косяком, Паша, исхитрившись, не только успел частично заметить то, что коварная начальница желала скрыть от жадного взгляда, но и приоткрыть створку, просочившись внутрь душного, заполненного паром и какими-то сладостно-теплыми ароматами помещения.       — Хитрец, — засмеялась Ирина, сходу угодив в крепкие объятия и даже не думая сопротивляться. Ткачев вместо ответа нетерпеливым поцелуем накрыл ее губы, с неподдельным наслаждением чувствуя, как Ира прильнула к нему всем телом, выгибаясь в его руках. Чертовка… И как же сильно он по ней соскучился…