Гермиона зашнуровывает повязки на своей блузке, а руки совсем не слушаются. Каменеют от мыслей в голове.
Через пятнадцать минут они окажутся перед дверьми миссис Малфой, а Грейнджер вообще не продумала, как себя вести. Как ей вообще вести себя после всех событий. И не только с Нарциссой, но и с Драко.
Что вообще между ними происходит…
Одна сторона Гермионы настаивает на определении:
«работа», а другая берет огромный ластик, стирает это, и пишет свое:
«Попалась».
Малфой притягивает, как магнит. Как долбанный центр вселенной. Как доза для наркомана. А Гермиона была зависима. От всего, что он делал. Потому что это неправильно. И на эту дорожку она вступила уже давно.
И это — диагноз. Дальше только клиника.
Она просто по уши в дерьме под названием Драко Малфой.
Драко-ебанный-Малфой.
Пора признать: сколько бы она не прикрывалась
«работой», Драко становился нечто большим, чем это. И самое страшное, она видела в его глазах то же самое.
Вчера, когда он появился в столовой, то буквально пожирал её взглядом. Её садистские наклонности ликовали:
«Да, вот так. Смотреть, но не трогать».
Она кожей ощущала его взгляд. Обжигающий, томный, настоящий… Гермиона списывала все на физиологию: что у него, что у неё одинаково. Они словно натянутый канат, который норовит лопнуть от силы наваждения. Быть рядом друг с другом, подвергаясь каждодневным опасностям и не желать разрядки от этого напряжения — просто невозможно.
Грейнджер хотела Малфоя.
Как бы она ни кричала внутри себя:
уходи, уходи, уходи, блять, убирайся!
Драко был там. Сидел внутри, между долями её мозга, в памяти, с его блядской улыбочкой и,
боже, длинными пальцами, подносящими ко рту сигарету. Он внутри. Лыбится, как акула и смотрит… смотрит и жжёт напалмом. Говорит ей:
Ты потанцуешь со мной, Гермиона? Крутит эту пластинку снова, и снова, и снова… и черт…
Блять…
Грейнджер хотела Малфоя…
Хотела его пальцев в её волосах. Хотела злого тона в его голосе. Хотела вновь ощутить его крепкий хват руки на шее. Хотела задыхаться под ним, под дымом его долбанных горьких сигарет. Больше… жестче…
Грейнджер хотела Малфоя…
Она кусает губу, смотрит в последний раз на своё отражение в зеркале и почти видит, как та, другая Гермиона в стекле, ухмыляется над ней. Будто подслушала все её мысли. И это добивает её. Она выходит из комнаты и с силой захлопывает дверь, оставляя свое отражение смеяться взаперти.
Не сейчас…
Она идёт прямиком в гостиную, где уже Драко и Блейз ждут её. Гермиона старается не смотреть в глаза Малфоя, и это раздражает её. Будто она какая-то трусиха.
Малфой, в свою очередь, выглядит, как всегда, потрясающе.
Чёрная рубашка и чёрные брюки. Точно такой же цвет, что и у его души. Злющей, кусачей и только для неё поддающейся.
«Мерлин, хватит!»
— Ты готова? — бесцветно спрашивает Драко.
Она уверена, его волнение оправдано. Оно появлялось всегда, когда речь шла о Нарциссе. С учетом той их последней встречи, Малфой явно переживал.
— Да, вот только, у меня не было времени подготовить подарок. И я сделала все наспех, — звучит как оправдание.
Малфой улыбается и качает головой.
— Не стоило. Уверен, ей достаточно общения…
Он чертовски прав. У Гермионы под рёбрами болит, когда она вновь вспоминает, насколько Нарцисса одинока. Разбита и больна от своего горя. Врагу не пожелаешь, чтобы его мать так мучилась.
— Пойдёмте уже, — Забини берет за плечо Малфоя. — Я проголодался!
Гермиона мысленно благодарит Блейза за его положительный настрой. Она подходит к Драко и смотрит в его глаза. В них столько вопросов к ней. Она отворачивается и хватается за его предплечье. Хлопок аппарации, и все трое резко прикрывают голову руками от дождя.
На Фарерах ливень.
Такой отрезвляющий.
И так вовремя.
Пока Блейз кричит и бежит к дому, Гермиона достает палочку и накладывает свою защиту на это место. Прямо поверх заклинания Малфоя.
Волосы липнут к щекам, и от дождя практически ничего не слышно, но Гермиона ловит его:
— Спасибо…
Она ничего не отвечает и идёт к дому. И, наверное, впервые смотрит по сторонам, потому что в прошлые разы она не придавала этому месту значения.
Потрясающей красоты вид. Шум океана, вонзающего волны в скалы обрыва — как отдельный вид искусства. Ни с чем не сравнимый запах мокрой земли. И палитра красок. Серый, зеленый и синий. Такие холодные и темные, но такие свежие.
«Это идеальное место», — думает она. Наверное, Гермиона даже жила бы тут…
Драко открывает входную дверь и придерживает её, чтобы девушка прошла в дом. Ей стоит привыкнуть и не забывать, что он как-никак лорд, с манерами аристократа.
— Спасибо, — бросает ему, проходя мимо, и заклинанием сушит одежду и волосы.
Пока Забини обнимает Нарциссу, Гермиона стоит столбом и не знает, что делать. Драко проходит мимо, зачесывая уже сухие волосы назад.
— Блейз, ты бы сначала высушился! — говорит Драко и ждет, когда друг отойдет от матери. — Привет, мам…
— Не ругай Блейза, милый. Он просто соскучился по мне, правда? — она смеётся и обнимает теперь сына. Так крепко, будто боится, что больше он не придет.
— С днем рождения, мама, — он отклоняется и забирает из рук Тинки подарок. Эльф появилась рядом с ними секундой ранее.
Нарцисса принимает большую коробку, перемотанную серебряной плёнкой, и откладывает её на диван.
— Это потом, идёмте к столу! — обращается к сыну и Блейзу, как вдруг переводит взгляд на все еще стоящую у двери Гермиону. Она меняется, удивляется. — Гермиона? Ты тоже пришла?
И что ей ответить? Гермиона чувствует себя подавлено, ведь это Драко пригласил её, а не сама Нарцисса. Её сверток в руке тяжелеет, тянет к полу. Грейнджер еще вчера решила подарить миссис Малфой несколько своих пластинок, совершенно не задумавшись о том, что ей может не понравиться. Ведь Нарцисса Малфой и магловские вещи абсолютно не вяжутся в сознании. Она прочищает горло, пытается что-то придумать, сказать, как вдруг к ней подходит Драко и кладет на плечо руку, подталкивая вперед.
— Я её пригласил, чтобы нам было веселее, — звучит правдиво.
— Конечно, конечно, я не против! Только за! Гермиона, проходи, — женщина указывает рукой на кухню. И Гермиона мнется.
— Это вам, я выбирала на свой вкус, поэтому пойму, если вам не понравится…
Девушка вытягивает сверток вперед, скромно обернутый крафтовой бумагой. Совершенно не вписывающийся в этот дорогой интерьер. В эту атмосферу и в жизнь Малфоев. Гермионе вдруг стыдно. Она сделала это от души, совершенно позабыв о том, кому предназначался презент.
— Что ты, не стоило… — Нарцисса забирает подарок и кладет его рядом с подарком Драко. — К столу, прошу!
Буквально через полчаса Гермионе удается расслабить плечи. Обстановка за столом оказывается расслабляющей. Во многом благодаря Забини, который смешит Нарциссу историями и своими неудачами в любовных делах. Грейнджер редко смотрит на Малфоя. Он почти молчит и просто наблюдает за матерью, улыбаясь. Его любовь к ней ощущается в воздухе. Гермиона видит его по-другому. Совершенно с иной стороны.
— Гермиона, почему ты решила посвятить свою жизнь служению закону? — Нарцисса отрезает от лимонного пирога часть и сразу же кладет в тарелку Забини.
Грейнджер чувствует, как на неё устремились три пары глаз.
— Думаю, это кровь Гриффиндора во мне бурлит, — отшучивается она. Ей неловко. Как вообще можно говорить на эту тему в присутствии Нарциссы. — Прошу прощения, а где у вас уборная?
Грейнджер уверена, её сразу раскусили.
— Прямо по коридору, левая дверь, — отвечает за мать Драко.
Гермиона умывает холодной водой лицо. Ей сложно. Сложно быть здесь. В тысячу раз легче слушать свою бабушку, глотая её упрёки о своей личной жизни, чем отвечать Нарциссе, что в авроры она пошла, чтобы не допустить того, что было во время войны. А ведь они были на разных сторонах.
«Чёрт, соберись»
Она делает серию горячих вдохов и выдохов, натягивает на лицо улыбку и выходит. Смотрит по сторонам. Здесь правда красиво. Уютно. Продумана каждая мелочь. Хочется рассматривать и рассматривать.
Грейнджер останавливается у камина и замирает. На неё смотрят множество колдофотографий из рамок. На ней вся семья Малфой. Взгляд цепляется за одну небольшую фотографию, и ей даже приходится прищуриться, чтобы разглядеть её. На ней маленький Драко. Ему от силы годика три. И он,
обоже, верхом на единороге. Девушка прыскает в кулак и вздрагивает, когда эту самую фотографию берет в руки Нарцисса, подошедшая совсем незаметно.
— Я помню тот день, — улыбается женщина, отдавая в руки Гермионы рамку, чтобы лучше разглядеть сына на фото. — Я думаю, ни для кого не секрет, что единороги подпускают к себе только женщин. Видимо, это великолепное создание приняло Драко за красивую девочку.
Гермиона теперь уже смеётся увереннее. Это действительно забавно. Ведь на фото очаровательный ребенок с белыми волосами и ангельским личиком.
— Он здесь правда похож на девочку, — по-доброму говорит Грейнджер и ставит рамку обратно.
— Ох, а здесь мы на этих островах. Практически все лето проводили на Фарерах…
На фото Нарцисса с Люциусом машут куда-то вверх, туда, где в воздухе завис уже подросший Драко и болтает ногами на метле.
Гермионе необычно узнавать эту семью с другой стороны. Если не брать в расчет то, что Люциус и Драко позже стали Пожирателями, она помнила эту семью с вечной статной походкой, вздернутыми подбородками и надменными взглядами. Но смотря на эту коллекцию воспоминаний, семья казалась какой-то…
Настоящей.
Приземленной.
Обычной…
Нарцисса тянется за следующей фотографией, но замирает в миллиметрах от стекла рамки и лишь нежно касается её.
На ней Люциус.
Люциус смотрит на жену с восхищением и любовью.
Еще
живой Люциус.
— Как думаешь, ему было больно? — режет вопросом своей внутренней болью.
И Гермионе хочется отгрызть себе язык, но буквы складываются в нужные слова:
— Гарри говорил, что это быстрее, чем засыпать…
Женщина мнется. Хмурит брови и вздыхает.
— Хорошо… это хорошо…
И их молчание вымученное. Болезненное для каждой. Они потеряли на войне близких, и обе знали это отвратительное чувство, носящее в себе смерть.
— Я не хотела тебя смутить, когда спрашивала про твою работу, — несмело начинает Нарцисса. — Я знаю, что Драко поселил меня здесь из-за того что творится в мире, как бы он ни пытался скрыть от меня информацию, до меня доходит все. От меня мало пользы, я порой забываю множество вещей и думаю в прошедшем времени, а когда вспоминаю все, то становится невыносимо больно.
— Мне жаль, — Гермиона поворачивается к ней лицом.
И ей правда жаль. Они все были заложниками ситуации, а у Нарциссы вообще не было выбора и даже палочки…
— В этом нет твоей вины, Гермиона… просто… Пожалуйста, защити его… У меня остался лишь один он. Я знаю, что это твоя работа, но пожалуйста…
—
Я не считаю Драко работой!
Вот и все.
Вот Гермиона и ответила на все вопросы, которые пыталась сжечь в своем сознании.
Драко не работа.
Она признала это вслух. И этот тяжелый камень свалился с её плеч.
Именно сейчас, будто именно в этой точке текущего времени, это нужно было сказать. Обновить правду, которая так давно родилась. Признаться и пустить все на самотек. Пусть будет. Пусть рядом, пускает корни и разрастается.
Остаток вечера проходит очень хорошо. Все устроились в гостиной, включили граммофон с пластинками от Гермионы и посвятили себя разговорам. Обсуждали все вокруг, обходя острые темы, касающиеся войны, Люциуса и других ненужных воспоминаний в их компании. Они были просто людьми.
Настоящими.
Приземленными.
Обычными.
***
Уже вечером Гермиона стоит на балконе своей спальни. Дышит, дышит воздухом, которого не хватает в её лёгких.
«Драко не просто работа».
Хочется ей того или нет, но потребность в нем увеличилась. Хочется видеть его именно таким, каким он ей открылся. Новым. Честным. Интересным.
В дверь стучат. И на пороге появляется Малфой.
Наверное, она сходит с ума. Вселенная исполняет ее желания.
Боже.
— Зачем ты стучишь, это ведь твой дом, — Гермиона подходит к раскрытой балконной двери и облокачивается на ее раму, старается не выдавать себя и свой огонь внутри.
Малфой оглядывает спальню и направляется к ней.
— У меня есть манеры, Гермиона.
«Гермиона».
Так непривычно. Без яда в голосе и надменного тона. Малфой делает сейчас ошибку, она точно в этом уверена. Потому что он подходит к ней почти вплотную и встает напротив, заняв собой другой край проема.
Они стоят разделенные жалкими двадцатью сантиметрами. Косят на друг друга взгляды.
— Спасибо тебе за сегодня, — почти тихо.
Гермиона видит, как трудно ему даются такие фразы.
— Нарцисса чувствовала себя сегодня хорошо, — добавляет он.
И Грейнджер от чего-то вдруг вспоминает ту колдофотографию. Улыбается и отводит взгляд в сторону, чтобы совсем не рассмеяться.
— Что такое?
— Знаешь, если бы сейчас тебя увидели единороги, то вряд ли подпустили бы к себе, — и этого достаточно, чтобы не сдерживая себя начать смеяться. Гермиона хохочет, видит, как Драко еле сдерживается: кусает губы, давя на них улыбку, и в конце концов сдается.
Они ломают между друг другом заборы, которые разделяли их. Все правила и устои.
Все в топку.
Сжечь дотла.
Все с чистого листа.
Гермиона еще мелко смеется, но останавливается, когда Малфой достает из кармана сигареты.
Она думает, что он хочет добить ее этим, но молчит. Молчит и смотрит. Совершенно не стесняясь этого.
Господи.
Между ними вообще ничего, и эти сантиметры кажутся миллиметрами. Малфой прикуривает, сузив глаза, смотря прямо сквозь нее, в самую душу.
У Грейнджер перехватывает дыхание. Прямо как в песнях — сжимает на уровне ребер, что-то там выкручивает, ломает, стискивает. Она проталкивает вдох в глотку и чувствует, какой у этих сигарет вкус.
Горький.
Такой же, как он…
Малфой дьявол. Она уверена, он нарочно это делает так… Нарочно смотрит и не разрывает контакт. Ждет, когда она первая сдастся в его собственный ад.
И Гермиона сдаётся.
Драко медленно,
боже, медленно наклоняется вперед к ее лицу.
— Нравится, — и это даже не вопрос. Это его утверждение. Хриплое. Влажное утверждение.
Грейнджер закрывает глаза и несется навстречу.
Туда, где нужно.
Туда, где можно.
Ещё чуть-чуть.
Грейнджер останавливает столб дыма прямо в жалких миллиметрах от его губ. Она раскрывает глаза и умирает от его ухмылки.
— Тебе нужно отдохнуть от своей
работы, — едко подчеркивая последнее слово, Драко распрямляется. Тушит сигарету о стену и, не глядя на нее, идет к выходу. — Спокойной ночи.
Дверь закрывается.
Как и капкан на её шее.
Блять.
«Ты не просто работа» — так и не озвучено…
***
Драко с самого раннего утра в министерстве. Сидит, как зверь загнанный, в этом зачарованном круге. Вертит в руках посох.
Все попытки известных ему заклинаний призыва оказались провальными. Ничего не выходило. Он был в отчаянии.
Малфой почти воет от того, что все остановилось на одной точке, когда он почти у цели. Он столько прошел, чтобы вот так обломаться. Хоть в голову каждому лезь, чтобы найти разгадку!
«В голову лезть…»
Драко чувствует нечто знакомое внутри себя. Это какая-то искра догадки. Почти в зародыше. Он выдыхает и распрямляется, поднимается с места и идет в центр.
— Салазар, хоть бы удалось! — говорит в пустоту.
Он ставит перед собой посох, схватившись за него одной рукой, а второй, там, где тусклая татуировка метки Темного Лорда, зависает в воздухе. Прямо у ручки артефакта.
— Просто, блять, получись!
Драко смотрит на стеклянный шар. Режет взглядом. И в какой-то момент, произносит:
— Легилименс, — на выдохе, и в следующий миг прикладывает метку к ручке посоха.
В сознании мгновенно появляется яркий образ женщины, закутанной в мантию, на ее голове капюшон. Она заходит в какой-то старый дом и после стягивает с головы ткань, обнажая лицо.
Малфой выныривает из этого видения и просто дышит. С перебоями. Сердце не унимается, потому что он ее помнил. Помнил эту женщину, как одну из Пожирателей.
Мерлин.
Ему удалось.
Ему хочется курить, но он подходит к столу и берет свою палочку, касается своей метки на шее и через несколько секунд видит перед собой Грейнджер. Она настороженно оглядывается по сторонам и идет к нему.
— Драко, что случилось? — в голосе волнение.
— Поттера сюда! — голос хрипнет, и он, откашливаясь, коротко добавляет: — Срочно!
Гермионе не нужно уточнять. Она посылает патронус Гарри.
Честно говоря, ему бы хотелось, чтобы ее здесь не было. Наверное, впервые. Голова идет кругом, и Грейнджер только усугубляет положение.
Потому что так случилось.
Теперь в его жизни есть она:
«Я не считаю Драко работой», — сворованное невзначай. Подслушанное и неожиданное.
Драко слышал их разговор с Нарциссой с самой первой секунды. Спрятавшись за стеной, как какой-то маленький мальчик. Но ему было жизненно необходимо слышать разговор матери. Чтобы успеть, если ее сознание вновь омрачится больным прошлым.
Страшнее было слышать не только то, с каким отчаянием Нарцисса спрашивала у Гермионы о том, больно ли было его отцу, но и то, с каким усердием она держала себя в руках. Малфой был благодарен за это Грейнджер.
Но не благодарен за ее ложь:
«Драко не работа»
То, как она это скрывала от него, привело его в ярость. Кто из них учился на факультете, где славилась храбрость? Тогда почему она этим не пользовалась. Умалчивала. Будто игралась с ним.
Он отомстил. Вчера на балконе. Дал понять ее ошибку.
Только честность.
Сначала так…
Поттер появляется очень быстро, почти бежит к ним.
— Что такое, Малфой?
Он встает рядом с Гермионой и ждет ответа, так же, как и она.
— Я, кажется, нашел, — начинает он и вновь идет в центр. — Используй на мне легилименцию. Увидишь то, что вижу я.
Гарри понимает сразу, напрягается и подходит ближе к нему вытягивая палочку вперед.
Они произносят одинаковое заклинание почти хором. Вновь та же женщина. Вновь тот же дом, только теперь она сидит на диване и что-то читает.
Малфой разрывает видение и смотрит на Поттера. Тот, округлив глаза, что-то думает. Переваривает все то, что увидел.
— Ты ее знаешь?
— Одна
«из», я могу призвать видения, касающиеся только Пожирателей, — и будто хочет доказать это, вытягивает предплечье с меткой вперед.
— Понял.
Хлопок аппарации, и Драко вновь остается с Грейнджер, которая так и стоит в шоке, ничего не понимая.
— Что произош…
Гермиона не успевает договорить, как перед ними появляется Поттер, толкает темную фигуру женщины на пол и целится в нее палочкой. Грейнджер вторит его движениям, и по залу разносится отвратительный звук, похожий на сигнализацию.
В следующий миг один за другим аппарируют авроры первого уровня прямо в круг, окружая Пожирателя.
Смысл ситуации доходит до каждого в зале суда сразу же.
У Малфоя получилось.
Жатва началась.
Прямо там Поттер устраивает собрание. Объясняет всем аврорам, что он будет смотреть через легилименцию видения Малфоя и сразу же аппарировать туда. Нельзя ждать ни минуты. Им нужно действовать неожиданно.
Гарри был связующим. Он единственный, кто умел пользоваться заклинанием Легилименции. И поэтому после того, как он выходил из сознания Драко, авроры аппарировали с Гарри, он их направлял.
Это было похоже на кошмар.
К вечеру зал суда превратился в какую-то конюшню. На полу была грязь, кровь. Пожиратели пытались сопротивляться, убегая от авроров. Но по итогу все равно попадались.
Как только их переносили в зал суда, то сковывали цепями и отправляли в клетки, находящиеся прямо под этим помещением. Прямо там, где когда-то был сам Малфой, ожидая своей участи.
Было отвратительно.
Отвратительно видеть вновь эти лица. У Драко сильно болела голова от такого количества легилименции. Силы были на исходе. Уже к ночи он даже не стоял, а сидел на стуле, делая все то же самое.
Малфой пытается потянуться меткой к ручке посоха, но его дрожащую руку перехватывают холодные пальцы.
— Достаточно! — голос Гермионы грубый. Настойчивый. — Ты такими темпами убьешь себя!
Она все время была здесь. Стояла позади него. Просто рядом…
Драко хочет что-то сказать, но его перебивают.
— Только не говори, что ты волнуешься за этого
выродка!
Его голос он знал прекрасно. Тот самый аврор, что бесил его в лифте, когда они втроем столкнулись однажды.
Драко устало кладет посох на пол и просто расплавляется в кресле, вытягивая ноги вперед. Он был выжат, как лимон.
Хлопок аппарации, и крики глушат то, что хотел еще добавить Толиус.
Гарри вернулся вместе с двумя аврорами, которые держат сейчас брыкающегося мужчину. Кандалы появляются на его теле мгновенно, и сковывают Пожирателя.
— Ублюдок! — шипит он глядя на Малфоя. — Они знают, что ты делаешь! Предатель! Они придут за тобой!
Гарри накладывает на него Силенцио, и того ставят в клетку, опуская её вниз.
Отвратительно ужасно…
Малфой буквально чувствует, как все на него смотрят. Как же это его раздражает. Но сил сказать что-то вообще не находится.
— Приступай! — рявкает Толиус.
Но Гермиона загораживает его собой.
— На сегодня закончим, Гарри тоже устал! — она кивает другу, и тот соглашается с ней.
Грейнджер кладет на плечо Драко руку и поднимает злостный взгляд на аврора.
—
Выродок здесь только ты, Толиус!
Хлопок, и они исчезают.
Малфой открывает глаза и понимает, что лежит в своей спальне. Сколько прошло времени — он не знает. Ему было плохо. Его тошнило. Он цепляет взглядом фигуру на другом конце комнаты и задает ей вопрос:
— Сколько мы сегодня поймали?
— Одиннадцать, — отвечает Грейнджер и идет к нему.
Она изламывает брови и просто смотрит на него. В её взгляде Малфой находит нечто напоминающее заботу. Чувствует, как она в него впитывается. В его жизнь, в его вены, течёт в крови… Как он ей нужен тоже чувствует. Смотрит, смотрит,
блять, смотрит!
Прошивает, гнёт, топит, как котят.
— Ты не просто моя работа, Драко!
И это пиздец. Самый лучший пиздец в его долбанной чёрной, как краска, жизни.
Гермиона в нём, ровно настолько, сколько он в ней.
Пополам.
Гори всё к чёртовой матери!
Он для неё не просто работа…
