Октябрьские сказки

Ведьма смотрит на неизвестно для чего сохраненный доспех. Ведьма смеется. Ведьма плачет. Когда-то сказал: – На всё ради тебя пойду. – И на костер? – И на костер. Ведьма, никогда не умевшая любить – не дано это ведьмам – с наслаждением, скрываемым даже от самой себя, пожинала плоды чужой любви. Смеялась, делая вид, что не верит – подстегивала доказать любовь. И с затаенным страхом готовилась засмеяться презрительно, когда его терпение закончится; бросить какое-нибудь гадкое заклятие вслед, когда он отвернется. Когда отвернется… Он не отвернулся. Голос давно почившей бабушки в голове шептал: воспользуйся. Таково проклятье ведьм – слышать всех Одаренных рода. Благо, Одаренных было мало – иначе все ведьмы поголовно сходили бы с ума. Впрочем, она не могла зарекаться, что сама с ума не сошла, хоть голос и был всего один – бабушки. Она воспользовалась. Воспользовалась безоглядной верностью. Воспользовалась жгучим желанием эту верность доказать, которое сама же намеренно разжигала, как позже другие разжигали для нее костер, подбрасывая поленья злых слов. Воспользовалась фанатичной готовностью рыцаря пойти за нее на смерть, умело взращённой из чистейшего чувства. Воспользовалась его любовью – как ни убеждай себя, а это была именно любовь. Она наложила чары, которые не под силу было бы снять и самой могущественной из ведьм. Магия, подкрепленная доброй волей, неподвластна никому. Даже ей самой, хвати ей великодушия передумать. Да откуда у ведьмы взяться великодушию? Они ведь так гордятся, что лишены человеческих слабостей. И в тот роковой день, когда она, разоблаченная, взошла на костер, он оказался в огне вместо нее. Она не помогла бы, даже если бы хотела – нужно было выбираться с поля боя, куда перенесла ее древняя магия вместо оказавшегося в костре рыцаря, да не привлекать к себе внимания. Она слышала мыслями его последние слова – тихие и ласковые, до боли светлые: – Я тебя прощаю. Ночью она пробралась-таки к кострищу. Найденный там оплавленный доспех восстановила, очистила от копоти и зачем-то хранила. Иногда даже говорила с ним – не задумываясь, а после пугаясь самой себя. Да, она сама позволила глупым смертным узреть свою магию и обвинить себя в ворожбе. И шла на костер, спрятав горькую усмешку за спутанными волосами. Зная, что гореть будет не она. Да – были все же случаи, когда ведьмы любили. И любви они боялись сильнее огня. Ибо лучше уж не любить никогда, чем видеть, как дряхлеет и иссыхает рядом с тобой некогда прекрасный и могучий муж, когда тебе предстоит вечность скитаний, еще более одиноких и холодных после изведанной капли тепла, до тех пор, пока сама Сила не позовет тебя за Край. Милосерднее было подарить возлюбленному смерть в огне, счастливую в осознании, что своею жизнью он выкупает ее жизнь. Милосерднее к себе – и к нему. Ведьма смотрит на неизвестно для чего сохраненный доспех. Ведьма смеется. Ведьма плачет.