langweilig

      — И всё равно твои способности круче, понял меня?       — Я с тобой не согласен, милый, многие считают их жуткими.       — Больше идиотов слушай, они просто не понимают, насколько это красиво.       Эти несерьёзные препирательства длились уже достаточно долго. Эрика забавляло детское упрямство, с которым Питер пытался его переубедить: он очаровательно поджимал губы и вздыхал на каждый его ответ, после с почти капризной интонацией отвечая. Никто особенно не помнил, с чего всё началось, продолжали они скорее из развлечения.       — То, как ты пытаешься переубедить меня в чём бы то ни было, просто очаровательно, ты прелесть, — Эрик ласково улыбается, повернув голову, а Питер надувает губы.       — Потому что ты не прав и знаешь это. И вообще, всё, отстань, — быстрым движением он сползает ниже на постели и, задрав чужую футболку, прячет под ней голову. Притирается щекой к коже живота и довольно мурчит, — я в домике.       — Ну куда ты, дурной, — мужчина улыбается и осторожно гладит Питера по голове. — На что тебе этот домик сдался? — тот ёрзает и тихо бормочет:       — Это вместо одеялка, — Питер обнимает его за талию и прижимается губами к коже. Эрик вздыхает: мальчик совершенно точно помнит, что подобное под запретом. Не потому, что мужчина «бука», а потому, что живот оказался весьма чувствительной зоной, и подобное едва ли не смущало. Впрочем, просить Питера так не делать, всё равно, что говорить стене перестать быть стеной: абсолютно бесполезно и бессмысленно, – парень знает, что это приятно, и не считает это аргументом для отказа. Вот и сейчас Эрик чувствует едва ощутимые прикосновения, он вздыхает и прикрывает глаза. — А ещё тут интересно.       — Я вижу. Хорошее занятие ты себе нашёл, — Питер тихо хмыкает, и Эрик уверен, что он улыбается. Ни на секунду не останавливаясь, парень продолжает оставлять лёгкие короткие поцелуи, сдвигаясь по миллиметру. Эрик довольно выдыхает и замирает, но в тот же момент всё исчезает, и Питер уже сидит рядом, невинно улыбаясь.       — Ну я же тебе не мешал, ведьмочка моя? Уверен, что нет.       — Мне так нравится, когда ты называешь меня ведьмочкой или говоришь про магию. Ничего такого же нет, — Эрик поворачивает голову и неторопливым движением поправляет взъерошенные серебристые волосы. Питер ластится к руке, и на его губах расцветает нежная улыбка. Он оглаживает чужую щёку и мягко говорит:       — Я так не умею, значит, ты особенный. А то, как ты это делаешь, похоже на магию. Ну знаешь, — его ладонь плавно скользит вниз по чужому плечу, и Питер берёт Эрика за руку, — это не видно физически, но изменения происходят, чем не магия? — он целует его пальцы, а мужчина в ответ гладит его по щеке. Питер ласково улыбается и слегка задумчиво на него смотрит.       Он ощущает желание вновь почувствовать это: изменение пространства, магнитные колебания, – Эрик говорит, он чувствует это, потому что частично получил его способности. Где-то в душе Питер с замиранием сердца ждёт, пока что-нибудь «приклеится» к его рукам, Эрик обещал. Тогда он станет ещё более похожим на него, а он так этого хочет. Питер пожимает губы, быстро смаргивая, и вздыхает, ощутив щемящую нежность в груди.       — А ты можешь, — он подбирается, с надеждой смотря в чужие глаза, и молчит, неожиданно замявшись, — ну...       — Да? Я слушаю тебя, — Эрик мягко поглаживает его ладонь, и Питер робко улыбается.       — Поколдуешь? — он замирает и ждёт ответа, ощущая, как и без того медленное течение времени, всё более замедляется. Он всегда волнуется: вдруг ему откажут? Невероятно тонко он относится к комфорту Эрика и старается сделать всё наилучшим образом. Поэтому сейчас он напряжённо смотрит в лицо напротив, прикусив губу и теребя пальцами штанину. Эрик улыбается уголками губ и хлопает ладонью рядом с собой, тихо говоря:       — Ложись поближе, — Питер несдержанно выдыхает и тут же оказывается рядом, укладывая голову на чужое плечо. — Я предполагаю, тебя больше впечатляет магнитное поле и огромные пласты металла, которые я сворачиваю в бараний рог, но опыт проводится в домашних условиях, так что... — мужчина поднимает руку, приманивая из ящика стола иглы, которые остаются висеть в воздухе, — что есть, — Питер притихает в предвкушении, неотрывно смотря на них, — Итак? Ваши пожелания? — не дождавшись ответа, Эрик лениво шевелит несколькими пальцами, заставляя иглы вальсировать и кружиться в хаотичной последовательности. Питер судорожно вздыхает и подаётся чуть вперёд. Мужчина мягко улыбается, наблюдая за ним, и иглы, выстроившись в ровный ряд, оборачивают круг, — Мне взять что-нибудь ещё?       — Если хочешь, — парень прикусывает губу, стараясь сдержать рвущийся наружу восторженный возглас, и тянет руку к иглам, с восхищением на них смотря. Он чувствует себя так по-детски, словно в сказке, ощущает едва заметное покалывание в кончиках пальцев и так сильно хочет прикоснуться к чему-то настолько особенному. Питер по-настоящему обожает способности Эрика, считает их волшебством, о чём не стесняется говорить ему, вызывая снисходительно-умилительную реакцию и очередную порцию ленивых споров.       — Какое у тебя интересное выражение лица, — мужчина мягко смеётся и добавляет к иглам крупные ножницы, которые несколько раз смыкаются, рассекая воздух. — Почти как в ту самую встречу. Восхищения столько же, — Эрику невероятно нравится, когда Питер выражает свою любовь к его способностям; всю его жизнь их считают жуткими, ужасными, и это отношение переносится и на самого Эрика. Своим наивным обожанием Питер сглаживает это: он может долго-долго рассказывать о своих ощущениях от нахождения рядом в моменты использования, упивается описаниями о столь эффектной встрече в Египте. Эрику не просто нравится, когда он говорит об этом, он совершенно необъяснимым образом начинает плавиться «как мороженка», со слов Питера. Мужчину умиляет, что человек, также имеющий мутацию, чьи способности выходят за рамки нормального и физически возможного, называет металлокинез магией. И это восприятие невероятно окунает в любовь.       — Это так прекрасно, — пропустив часть слов мимо ушей, шепчет Питер и неотрывно смотрит на чарующе поблёскивающие в полумраке иглы. Он чувствует себя так легко и словно во сне. Его восхищение волнами растекается вокруг, заставляя сердце упиваться благодарностью. Эрик смотрит на него, не глядя изменяя положение иголок, и запоминает каждую черту, ставшую вдруг такой детской.       — Ох, детка, видел бы ты себя. Вот уж кто самый прекрасный, — Питер рассеянно наклоняет голову в его сторону, всё ещё смотря перед собой. Мужчина недолго молчит и говорит, словно для себя. — Знаешь, это так странно. Для меня привлекательно, что тебе нравлюсь я и то, что я делаю, — парень протягивает руку и едва слышно, вероятно, сам не заметив этого, просит «Можно?». Одна из игл приближается к его пальцу и на грани ощутимости укалывает, заставляя Питера хихикнуть и притянуть руку назад. Он плавно переводит взгляд Эрика и нежно улыбается:       — Спасибо, па.       — Не за что, милый, — мужчина переводит взгляд и вновь шевелит пальцами. — Смотри-ка, твоё имя. Не знал, что их у меня так много, — последнее он бормочет себе под нос, но Питер и так не обращает никакого внимания. Его взгляд прикован к тускло поблёскивающему металлом слову, и парень тихо и счастливо смеётся, чувствуя, как увлажняются глаза.       — Я люблю тебя, — Эрик выдыхает, вытягивая руку и укладывая на ладонь все предметы.       — Я тоже тебя люблю, — он отбрасывает их в сторону и не глядя отправляет на места. — Ты единственное, что я хочу держать в руках, — Питер спускает голову на его грудь и берёт за руку.       — Спасибо тебе, — парень оставляет несколько поцелуев на ладони, — это было незабываемо, будто в сказке побывал, — мягко усмехается, качнув головой. — Опять я со своими сказками. Как маленький, ну правда.       — Доиграешься, буду на ночь читать, — с шутливой угрозой в голосе бормочет Эрик, перебирая серебряные пряди. Питер пожимает плечами, смотря перед собой:       — Я был бы не против.       — Тогда выбирай.       — А? — парень рассеянно вскидывается. Он окончательно расплылся от чудесности происходящего и даже ощутил порыв заснуть. — Извини, я немного...не тут.       — Тебе пора спать, любовь моя. — Эрик оглаживает его щёку, стирая одинокую слезу. — Ну что ты, чего здесь плакать? Всё ведь хорошо, — он обнимает парня за плечи и целует в висок.       — Всё так прекрасно, — со вздохом Питер прижимается ближе, и прикрывает глаза. Он немного молчит, погрузившись в теплоту ощущений. — Один из тех моментов, когда хочешь, чтобы он не кончался, — он коротко зевает и окончательно устраивается на чужой груди, обняв. — Наверное, правильно будет сейчас уснуть и унести это с собой в ночь, — мужчина целует его в макушку и кивает. Питер так быстро засыпает, что ответы ему в такие моменты не нужны.       — Сладких снов, милый.       — Сладких снов, па, — едва слышно выдыхает он в ответ, почти уснув. Эрик улыбается, чувствуя его спокойное дыхание, и натягивает на него одеяло, стараясь не потревожить. В его руках сейчас самое дорогое в его жизни. Человек, понимающий и принимающий таким, какой он есть, со всеми недостатками и минусами, и искренне любящий в нём всё. В такие моменты Эрик думает, что, вероятно, всё в его жизни стоило того, чтобы получать этот восхищённый взгляд, слышать искренние нежные слова, ощущать ласку и заботу. Стоило того, чтобы найти своё счастье в этом временами неугомонном мальчишке с озорной улыбкой и самыми красивыми глазами. Он засыпает, чтобы утром проснуться и вновь увидеть радостно блестящие глаза и услышать любимое «Доброе утро, па».