Место девочки — в политике

Орион Блэк

      Оставить Лестрейнджей на ночь в Блэк-мэноре казалось невыполнимой миссией, но Альфард с ней справился — когда он хотел, то мог быть дьявольски очаровательным.       — Тебе самому-то не надоело детям сопли утирать? — коварно подкатился он к Детлефу, когда большая часть гостей разошлась и они все вместе прогуливались в заснеженном саду. — Давно выходной себе устраивал? А ты, Викс?.. Ты небось из пелёнок и не выкапываешься? Может, стоит иногда делать так?..       Он схватил Детлефа за плечи и с демоническим хохотом утянул его в ближайший сугроб. Лестрейндж был выше Альфарда на голову, но против тёмного мага разница в росте и весе ему не помогла… И потому с совсем не нордическим писком Детлеф ухнул в снег.       Вальбурга, которую Орион впервые за долгое время обнимал, — пусть и стратегически, уменьшая ревнивые порывы Лестрейнджа в сторону Викки, — заливисто рассмеялась, но тут же затихла. Скорбь по Сириусу будто заставляла её испытывать стыд за любое радостное чувство… Так что Орион, украдкой вздохнув, последовал примеру кузена — лишь бы только она продолжила смеяться.       Оставшийся в окружении Друэллы и Виктории Сигнус пару мгновений хлопал глазами, а затем его губы растянулись в хитрющей улыбке, и он, схватив девушек за руки, с улюлюканием утянул их в общее веселье.       — Сигну-у-ус! — возмущенно заверещала Друэлла, чьи золотистые локоны в беспорядке разметались по снегу. — Ну ладно Альфард, он же дурак-дураком! Но ты-то куда!       Сигнус показал ей язык, и она, сверкнув бесовскими серыми глазами, довольно подставила шейку под его поцелуй.       А Викки, упав в снег, распростёрла по нему руки и восторженно выдохнула невесомое облачко пара в прозрачное небо, которое сегодня щеголяло в ожерелье из бесконечного количества звёзд, празднуя одновременно и Рождество, и новолуние.       — О, Моргана, Ал! — рассмеялся Детлеф. — Ты как что натворишь, а мне думать — то ли тебя придушить, то ли расцеловать!       Весь напряжённый, словно струна, Лестрейндж впервые за вечер расслабился. Но Альфарду этого было мало. Он сел в позу лотоса прямо в разворошённом сугробе и надул губы.       — Ой нет, прости, моё сердце занято! Однако я слышал, у тебя очень красивая жена… Так что целуй её!       Теперь писк издала уже Викки: повинуясь одному лишь желанию Альфарда, она взмыла в воздух и замерла в полуметре от снежной поверхности.       — И это знаменитая загонщица Виктория, в девичестве Найтингейл, что воздух рассекает, словно рыба воду? — фыркнул он, взглядом левитируя Викки в сторону Детлефа. — Не верю-у-уй-И-И!       На последнем слове он взвизгнул так пронзительно, что на голову превзошёл вокальные данные супругов Лестрейндж. Виктория, дотянувшись до сугроба, мстительно запустила снежком в Ала! Да ещё так точно, что холодный гостинец угодил прямо под ворот мантии в обход согревающих чар!       Конечно же, Альфард сразу потерял концентрацию, и Викки рухнула вниз… Однако готовый к такому повороту событий Детлеф ловко проскользил по снегу и подхватил супругу в могучие объятья.       — И-и-и ловец Слизерина ловит золотой снитч! Это победа! — хихикал Альфард, выковыривая льдинки из-под воротника. — Правда, он охотник, но ради такого снитча грех не сменить роль на поле!       Детлеф снова рассмеялся, но в его глазах застыла грусть. Орион видел, как ему хотелось поцеловать Викки, — ведь она была такая милая, раскрасневшаяся… Но он так этого не сделал, лишь бережно обнял её.       Проклятье Регулуса уже глубоко проросло в них, и простой любовью и нежностью эту проблему решить было нельзя.       Конечно же за действиями Альфарда скрывалось второе дно. Уговорить Лестрейнджа остаться в Блэк-мэноре было единственным способом вытащить Викторию к Регулусу, потому что Детлеф никогда не отпустил бы супругу к своему врагу, да ещё и в компании Ориона. В Блэк-мэноре всё это осуществить было гораздо проще: нужно просто украсть Викки, пока её супруг видит десятый сон — не совсем естественный, — и не может контролировать её передвижения.       В отличие от Ликориса, четвёртый год проводившего все праздники во Франции, Регулус всегда праздновал Рождество в гордом одиночестве. Блэк-мэнор и его помпезные торжества с фейерверками и реками шампанского он демонстративно игнорировал. Ну, или просто хотел, чтобы все так думали.       Орион написал ему вечером о своём утреннем визите через домовиков, получил согласие… Но всё равно оставил Викки в коридоре, прежде чем войти в гостиную.       Дядя возлежал на диване в неглиже: в домашнем чёрном халате, распахнутом на широкой волосатой груди, с бокалом вина в руке… Явно пытался прийти в себя после вчерашнего.       Под "вчерашним" явно предполагалась оргия, потому что Орион хоть и старался не смотреть по углам, но даже беглый взгляд цеплялся за порванные чулки на алом диване и четыре комплекта женского нижнего белья под кофейным столиком, правда, не полных. Но пропажа нашлась быстро. Кружевной бюстгальтер, наплевав на конспирацию, вызывающе свисал с картины одного из достопочтенных предков прямо над головой Регулуса. Предок, смотревший на бюстгальтер с ностальгической нежностью во взгляде, кажется, был не против.       — А, это ты, — зевнул дядя, допивая свой завтрак. — Зови уже, хочу разобраться с вами до того, как взойдёт солнце.       На самом деле, женщины, с которыми спал Регулус, были той ещё загадкой. Ибо за сорок семь лет его жизни в связях с ним никто пока ещё не признавался, даже слухов никаких не было. Хотя, возможно, никому просто не хотелось получить от бывшего любовника какое-нибудь особенно противное проклятие в спину…       — Причешись хоть, — закатил глаза Орион. — И, может, лучше в кабинет?       Дядя лишь фыркнул.       — Не доросла ещё твоя девочка до того уровня, чтобы я ради неё не только поднимался в шесть утра после Рождества, но ещё и прихорашивался, не говоря уж про кабинет… Так что зови, — он посмотрел на наручные часы. — Секунды тают, душа моя ты грешная.       Орион не стал спорить — он знал дядю слишком хорошо. И, когда они вместе с бледной от зелья бодрости Викки вернулись в гостиную, он никогда бы не принял эту комнату за обитель разврата. Только бюстгальтер на картине всё так же вызывающе смотрел на гостей.       Халат дяди, словно оборотень, перекинулся в идеально сидевшую на нём чёрную мантию, в которой он был похож на поджарую борзую, учуявшую дичь. Схожесть усиливал острый прямой нос с хищно трепетавшими ноздрями. В волнистой, коротко остриженной шевелюре каждый волос прильнул к соседней волосинке. Идеальность его образа портил только презрительный, колючий холод в угольных глазах, к которому Орион совсем не привык.       Он и не думал, что хоть кто-нибудь посмотрит однажды на его блистательную Викки таким взглядом.       — Здравствуй, Виктория, — мурлыкнул дядя и потянулся к резному кофейному столику. — Как жизнь?       Викки вздрогнула. А Регулус, как ни в чём не бывало, наклонился к сырной тарелке, появившейся по его едва оформившемуся желанию. Нормальные люди обычно оттеняют сыром вкус вина, но дядя предпочитал раздельное питание.       Охотясь за кубиком сыра шпажкой, зажатой в правой руке, Регулус небрежно взмахнул левой. Перед ним из воздуха выпрыгнуло алое кресло и с глухим стуком упало толстыми ножками на чёрный ковёр. Орион был уверен: будь ножки чуть подлиннее, оно бы обязательно ещё и поклонилось, а то и упало на колени, показывая гостье правила хорошего тона в этом доме. Ну, по крайней мере, как их понимал дядя.       — Присаживайся, — тем же беззаботным тоном предложил Регулус Викки. Затем его взгляд упал на Ориона. — А ты, дорогуша, подожди-ка за дверью…       Орион закатил глаза и достал палочку. Напротив дяди упало ещё одно кресло.       — Защитничек, значит, — ухмыльнулся Регулус. — Ну-ну, посмотрим, как ты разочаруешься, когда твоя маленькая соловушка запоёт свою песню…       Орион уже шагнул к креслу, игнорируя насмешливый взгляд дяди, как ледяной голос из-за спины заставил его застыть.       — А может, ему стоит разочароваться в тебе? — в голосе Викки, осмелевшей из-за поддержки Ориона, звенел гнев. — Это ты всё испортил! Ты! — её губы дрожали. — Мордредов сучий ублюдок, чтоб тебя фестралы трахали! Как же я тебя ненавижу!       "Что ты творишь?!" — захотелось закричать Ориону во весь голос, и гостиная будто бы ответила эхом на этот безмолвный вопль. Они же договаривались! Регулус — чёртов провокатор, у него язык как помело. Нельзя провоцировать, нельзя реагировать на подначки. Но куда там… Столько лет прошло. Он и забыл, как Викки обожает лезть на рожон, не думая о последствиях.       Регулус, кажется, очень давно не слышал таких искренних эпитетов в свою сторону. Он задумчиво дожевал сыр и улыбнулся.       — Какая интересная идея… Спасибо за подсказку, обязательно попробую!       Голос его прозвучал весело, но Ориона это не обмануло. Он только и успел шагнуть обратно к Викки, когда Регулус поднял на дерзкую гостью взгляд.       С её губ сорвался лишь негромкий стон, а затем Викки, покачнувшись, начала заваливаться назад. Орион подхватил её, не дав осесть на пол. Об ощущениях от насильственной легилименции он знал не понаслышке — это было похоже на стадо носорогов, пробежавших по тебе туда и обратно… А потом ещё разочек — для закрепления результата.       — Ох ничего себе! Как замечательно получилось! — восторженно воскликнул Регулус, проигнорировав осуждающий взгляд племянника, и невозмутимо потянулся сразу за всей тарелкой. — Последствия превзошли все мои самые смелые фантазии… — он кивнул на кресло. — Садитесь скорее, детки-конфетки, хочу взглянуть поближе.       Орион послушно подхватил дрожащую Викторию за талию и усадил в кресло, пока дядя в быстром темпе жевал свой нехитрый завтрак. Задачка созданного им проклятья теперь его интересовала гораздо сильнее, чем словесные попытки поиздеваться над гостьей.       Орион не пытался ничего спрашивать у дяди — бесполезно. Детали работы Регулуса всегда были строго конфиденциальны и касались только его, клиентов и жертв… Так что Орион мог находиться в этой комнате только потому, что Виктория хотела этого. Но стоило бы ей лишь пожелать остаться с тёмным магом наедине для приватного разговора, и он вылетел бы из гостинной, как пробка из шампанского.       Он надеялся, что ему удастся узнать, что же такого натворили Детлеф и Виктория, что по их души пришёл один из самых страшных тёмных магов этого мира… Маг, который никогда не проклинал людей из прихоти и стоил баснословно дорого.       Какой грех стоил столь пристального внимания Регулуса?..       Как только сырная тарелка оказалась пуста, дядя опустил её на стол и произнёс вслух:       — Низзли, монокль.       Он не запрещал своей эльфийке появляться перед гостями, как этого требовал Арктурус от эльфов Блэк-мэнора, но она сама всегда была довольно стеснительной… И потому Орион немало удивился, когда Низзли явилась во плоти.       С последнего раза, когда он её видел, она сильно изменилась. Регулус проводил над ней ритуалы — пытался сделать более миловидной и закрепить эти изменения, чтобы её потомство желали иметь все магические дома. У Низзли были восхитительно огромные голубые глаза, тонкая бледная кожа без единой морщинки и очень милые ручки с ямочками, словно у маленького ребёнка… Теперь ещё и нос стал гораздо короче, разрез глаз заострился, как у кошки, а на длинных подвижных ушах появились очаровательные кисточки.       — Да, хозяин… — поклонилась она, и на столе вместо тарелки возник монокль. — Но…       Она замялась и подняла глаза на гостей. Встретила восторженный взгляд Ориона… И залилась краской.       — Не мямли, милая, — протянул Регулус. — Я понимаю, что тебе не терпелось похвастаться своей новой неотразимой внешностью, но ты что, не видишь что ли? Хозяин Ри уже занят!       Он с притворным осуждением посмотрел на Ориона:       — И ты! Как тебе не стыдно смущать ребёнка! Ей же даже ста нет!       Красная, словно маков цвет, Низзли заулыбалась, мгновенно вернув себе уверенность, и перевела взгляд на бюстгальтер на картине.       — Хозяин… Дело в том, что хозяйка сказала…       Орион чуть не упал вместе с креслом. Хозяйкой Низзли могла назвать либо кого-то из дома Блэк, — что очень вряд ли, ведь все они сейчас сладко спали в Блэк-мэноре, — либо женщину Регулуса… Что было тем ещё сюрпризом, ибо в семье Регулус гордо носил клеймо холостяка и распутника. Да и четыре комплекта белья, исчезнувших из-под кофейного столика, намекали всё-таки на оргию, а не на серьёзные долгие отношения, которые признаёт даже домовой эльф!       Но дядю, кажется, совсем не смутило, что Низзли так бесхитростно раскрыла его тайну. Он поднял голову к потолку, и его голос начал будто ввинчиваться в виски. Орион узнал заклинание, позволяющее общаться сквозь стены.       — Если хозяйке так некомфортно, что я использую её исподнее, как инсталляцию, она всегда может провалиться от стыда сквозь пол прямо мне на руки! И сама отобрать свой предмет гардероба у дедули! Ибо я не хочу обижать прадедушку, у него такое слабое сердце… Было когда-то.       Дедуля на картине отчаянно закивал и потер воображаемое сердце, а сверху что-то глухо бухнуло, будто некто возмущённо уронил стол. Регулус мечтательно заулыбался… Но уже через секунду потряс головой, и Низзли, вновь поклонившись, растаяла в воздухе.       Дядя потянулся за моноклем, игнорируя вопросительный взгляд Ориона. Викки же не впечатлил ни эльф, ни любовные перипетии тёмного мага — она, скрестив руки на груди, смотрела в одну единственную точку на полу. Очевидно, до сих пор не пришла в себя после насильственной легилименции.       Дядя, провернув деления на монокле, принялся рассматривать Викки. Стекляшка светилась то золотом, то серебром, когда Регулус менял настройки. И, судя по кровожадному блеску в тёмных глазах, дядю приводило в восторг дело рук его.       — Ох, какие же вы идиоты, — довольно выдохнул он, когда закончил и бросил монокль обратно на стол. — Сколько вы мне дали власти над собой…       Виктория закусила губу, явно стараясь не сказать что-нибудь ещё едкое.       — Итак, — продолжил Регулус, по-хозяйски откидываясь на спинку алого дивана. — Думаю, ты свой маленький грешок не только искупила, но и перевыполнила задуманную мной программу… Дай-ка минутку, а то даже не знаю, что мне с тобой делать дальше…       — Снять проклятье? — вытолкнула из себя Виктория, стараясь не смотреть на Регулуса.       — Глупость какая, — фыркнул он, и в глазах его опять блеснул презрительный холодок. — Пока ты — супруга Детлефа, тебе придётся помучиться вместе с ним. Или ты не давала клятву быть с ним и в горе, и в радости?       Викки закрыла лицо руками, и Орион вдруг понял, что она на грани истерики.       — Почему я? — в голосе её звенело отчаяние пополам с гневом. — Почему я так мучаюсь, а он нет? Это ведь он виноват, не я…       Регулус смотрел на неё безразлично, словно его совсем не трогала её боль.       — Если тебя это утешит, то ещё как мучается. Просто не показывает этого, — он щёлкнул пальцами, и в воздухе зависла кружка с чем-то горячим. — Если проклятье так замечательно проросло в тебя, представляю, насколько оно захватило его… Он расплачивается за каждое дурное слово в твою сторону, за каждый дурной поступок… Думаю, за эти полгода у него должна была появиться какая-нибудь новая привычка, — например, резать себя, — ведь ему жизненно необходимо куда-то девать ненависть к себе и гнев… — он отхлебнул из кружки. — Ты ведь замечала у него свежие ссадины или порезы, не так ли? Или, может быть, он убивает животных?..       Регулус улыбнулся уголком губы, когда заметил, как Виктория снова уронила взгляд в пол. Орион нахмурился.       — А ещё, соловушка, не хочешь ли нам всё-таки спеть? — с лёгкой, едва заметной угрозой выдохнул он. — Мне не нравится быть единственным злодеем в этой комнате. К тому же Альфард несомненно поведал тебе, что Орион может стать очень важен, если ты хочешь самостоятельно снять проклятье с себя и своего старшего сына…       И соловушка, с отчаянием посмотрев на Ориона, запела.