Место девочки — в политике

Орион Блэк

      И вот, всего лишь в двадцать два Орион остался один-одинёшенек. Вальбурга пыталась пережить траур в гордом одиночестве, Алайна уехала продолжать своё ученичество в Америку к отцу и Кассиопее, а Виктория…       Практически сразу после свадьбы она просто перестала ему писать без всяких объяснений причин.       — А чего ты хотел? — закатил глаза Альфард, когда Орион решил узнать у него на одном из семейных ужинов в сорок девятом, как поживают Лестрейнджи. — Это же Детлеф. Ещё бы он позволил бывшему любовнику его жены написывать ей. По-моему, вполне разумное решение. Я бы тоже так поступил, будь у меня жена…       Регулус, игравший в гляделки с вечно недовольной им Ирмой, оживился моментально.       — Так ты у нас тоже ревнивец, золотко? — хмыкнул он, блеснув тёмными блэковскими глазами. — Тогда понятно, почему ты выбрал в спутницы жизни привидение маленькой девочки! Боишься конкуренции за её сердечко?       Ирма посмотрела на Регулуса особенно убийственно. Она ненавидела всё, связанное с привидением, которое Альфард призвал ещё в школе. Лорд Сириус возвёл очи к потолку. Остальные же предпочли рассмеяться.       — Конечно, боюсь! Я ж не такой распутник как ты, дядя! Предпочитаю стабильность! — поддержал шутку Альфард, чуть округлив глаза. — И ах, как же хорошо иметь привидение, которое способно узнать любые тайны невесты и пресечь неверность на корню… — голос Ала стал мечтательным. — Надеюсь, Оливии сладко спится в Индии… Ну ничего… Скоро снова станет совсем не сладко.       Сириус прикрыл глаза рукой — видимо, надеялся, что никто не заметит приступа нервного тика. Ведь до очередного скандала с бывшей невестой Ала, Оливией Хорнби, оставалось всего пара дней, и старый патриарх предчувствовал его печёнкой.       После того ужина Орион перестал пытаться связаться с Викки и принял её решение с достоинством. Лишь обменивался поздравительными открытками да выведывал о её делах через Альфарда — тот приятельствовал с Детлефом через Реддла.       Так Орион узнал, что спустя всего год после свадьбы у Викки родился первенец, Рудольфус. А в конце пятьдесят третьего, когда Орион после смерти Сириуса занимался исключительно карьерой и почти забыл о романтических приключениях, о рождении второго.       — Эй, Орион! — Ал окликнул его со второго этажа в холле Блэк-мэнора, когда он возвращался с работы. — Благую весть тебе несу я!       Орион нахмурился, поднимаясь по ступеням. Он прекрасно знал, что не всякую весть, которую Ал считает благой, можно таковой называть.       Длинные волосы Альфарда, не собранные, как обычно, в хвост, висели вниз кудрявой гривой. Он был ужасно похож на Вальбургу, даже его серые глаза блестели похожей безуминкой.       — У Виктории снова сын! И знаешь, как она его назвала? — голос Ала стал насмешливым. — Рабастан! Ах, кажется, кто-то до сих пор не пережил свою школьную любовь и у тебя всё ещё есть шанс!       Орион остановился, как вкопанный, прямо на лестнице.       — Ты что, — не своим голосом выдохнул он, — гороскоп ей составил?..       — Ага, — протянул тёмный маг и зажмурился, словно кот. — Там такой замечательный Юпитер, грех было не воспользоваться! А вообще я просто решил размяться и побесить немного Детлефа… Вот бы ещё взглянуть на его лицо, когда он поймёт, что у сына-то, оказывается, вовсе не древнегерманское, а звёздное имя!       Ему явно было смешно со своей каверзы, но вот Ориону смеяться совсем не хотелось. Чем больше он узнавал о Детлефе, тем меньше у него оставалось иллюзий по поводу того, кем же был слизеринский принц номер два.       Семья Лестрейнджей до сих пор носилась с идеями Гриндевальда и всеми силами пыталась включить их в повестку "Изумрудных". И некоторое время у них даже получалось, ведь лорд Лестрейндж, дед Детлефа, возглавлял партию…       Это была проблема номер один.       К счастью, их позиции на политической арене изменились даже раньше, чем пал Гриндевальд, и виной тому — Сигнус Блэк-старший, в своё время уехавший за кумиром покорять Европу.       В сорок первом он, полностью разочаровавшись в идеях Гриндевальда, перешёл на сторону Конфедерации, организовал мощную шпионскую сеть и начал вести подрывную деятельность. Его вклад в победу был огромен. Но, к сожалению, через два года он был раскрыт, вступил в неравный поединок с Гриндевальдом и его прихвостнями и погиб, сумев при этом прихватить с собой многих бывших соратников. В их числе оказался и Радерих Лестрейндж, отец Детлефа.       С тех пор британская ветвь Лестрейнджей находилась в упадке. Из наследников мужской линии у них остался только Детлеф, перед которым теперь стояла непосильная задача восстановить род.       И это была вторая проблема.       А третья заключалась в том, что Детлеф никогда не был против пути, намеченного для него дедом и довольно радикально настроенной матерью… Так что теперь вся эта миссия лежала ещё и на плечах Виктории.       Орион помнил её яркой. На метле, с высоким хвостом на голове, бьющую битой по бладжеру. Но с тех пор прошло уже почти пять лет, и он сомневался, что увидит когда-нибудь эту девушку снова.       Вот только уже через три недели Орион понял, что Альфард не просто шутил. Да и это полу-звёздное имя тоже возникло не просто так — это был крик о помощи в небеса.       И небеса его услышали.       После замужества Виктории, Орион всего несколько раз видел её на приёмах. Спрашивал взглядом, можно ли подойти, но каждый раз получал отказ: извиняющуюся улыбку и лёгкое покачивание головы… Но в этот раз Лестрейнджи сами пришли на Рождество в Блэк-мэнор, а значит, и пространства для манёвра у Ориона было гораздо больше.       Убедившись, что Детлеф завяз в компании Вальбурги, Альфарда и Сигнуса, Орион нашёл взглядом Викки. В этот раз она не стала отказываться, и они тихо улизнули в сад.       Впервые за долгое время он взял её за руку и аппарировал в теплицы Мариуса, дяди-сквиба Вальбурги, где тот развлекал себя выращиванием разных гибридов растений, магических и не очень. Вряд ли Марс — так он сокращал своё имя, — этим вечером вернулся бы туда. Ведь сегодня в Блэк-мэноре не протолкнуться, и он определённо будет изображать из себя французского родственника Блэков, а может, даже бастарда своего знаменитого отца, чтобы соблазнить кого-нибудь…       Викки изменилась, но не так, чтобы Орион совсем уж не узнал прежнюю Викторию Найтингейл. Они прошли вглубь теплиц, чтобы их не было заметно с улицы. Магические светильники, вкопанные в землю, светили мягким жёлтым светом. Викки робко улыбнулась, увидев огромную клумбу белых орхидей — это был её любимый цветок.       Да и она сама была, словно орхидея — хрупкая, утончённая. Даже две беременности и недавние роды не повлияли на это. Только взгляд стал совсем иным, и жемчуга теперь висели удушливой нитью поверх белого платья, скрывающего её от шеи до самых пят.       Они долго смотрели друг на друга, словно пытались вспомнить, кем они были. Пытались понять, кем стали… А потом Викки тихо сказала:       — Орион, я так больше не могу.       Они сели на узкую скамейку — единственную в теплице, ужасно простую и совсем не подходящую для гостей.       И Викки начала рассказ — о своём браке с Детлефом и что с ним пошло не так.       А не так всё пошло почти с самого начала.       Со дня свадьбы они прожили душа в душу чуть меньше полугода. Красивые жесты, дорогие подарки и сумасшедшие свидания, на которые они сбегали из-под строгого надзора матушки Лестрейндж… Викки угораздило забеременеть ещё до свадьбы, но даже это не стало для них помехой. Она смотрела лишь на него, а он — на неё.       А потом любовная горячка схлынула, и Викки вспомнила, что она не только леди Лестрейндж, но и просто Виктория, у которой есть собственная жизнь и привязанности — подруги, семья, увлечения… Вот только Детлефа, как оказалось, такой расклад совершенно не устроил.       И если прекращение переписки с Орионом ей показалось довольно логичным требованием, то вот всё остальное…       — Мы выбирали вещи для нашего первенца на Косой, когда он впервые устроил скандал прилюдно, — тихо рассказывала она. — Детлеф, в принципе, всегда был вспыльчивым и предъявлял ко мне высокие требования. Всегда злился, когда у меня не получалось им соответствовать. Он частенько высказывал мне в нелестных выражениях, что я совсем не умею вести себя при его друзьях, постоянно говорю всякую чушь невпопад и вообще его позорю. Но до того момента такие разговоры никогда не выходили за пределы нашей спальни. А тут…       Она поджала губы.       — Он как с цепи сорвался из-за какой-то ерунды! Я долго не могла определиться с выбором вещей для Руди. Как вдруг он взорвался! Орал на всю аллею о том, какая плохая из меня выйдет мать, если я даже сейчас не понимаю, что нужно нашему сыну! О том, что мне должно быть стыдно носить фамилию Лестрейндж, если я унижаю нашего ребенка покупками по скидке… А потом громко хлопнул дверью и ушёл. А люди всё смотрели, смотрели на меня… Мне было так стыдно! За то, что он это устроил. За то, что я вывела его из себя. И меня тошнило от взглядов, от его поведения — и от себя самой, от всей моей жизни.       Викки перевела дух и потёрла виски.       — А после рождения Рудольфуса всё стало только хуже. Вернее, поначалу мне показалось, что всё, наоборот, наладилось: я с головой ушла в материнство, а Детлеф — он же замечательный отец! — всегда помогал мне и много времени проводил с Руди. Он даже практически перестал придираться ко мне по любому поводу…       Губы её печально скривились.       — А потом я вдруг осознала… Не сразу. Ведь Детлеф был таким нежным и заботливым… Но после его заботы у меня никого не осталось: ни подруг, ни семьи. Он забрал у меня всё.       Она посмотрела на Ориона.       — Я говорила: "Я сбегаю с девчонками за мороженным?", а он мне отвечал: "Это с которыми? С той, у которой муж изменяет? И с той, что красится, словно жаба? Хорошую же ты компанию выбрала, любимая! Может, не надо? Давай я лучше сделаю пикник в саду… Проведём время вместе — только ты, я и Руди…" — и я каждый раз соглашалась с ним и его планами. Не моими. И с его мнением о моих подругах, всегда плохих и бесчестных… Которые медленно, но верно, стали исчезать. Ведь он умнее, знает лучше, и так искренне заботится обо мне!       А ещё Детлеф оказался ревнивцем в самом ужасном роде. Виктория уже пять лет не оставалась наедине ни с одним мужчиной, даже с родственником… Ни с кем, кроме Альфарда — только ему Детлеф доверял. Даже Риддлу, который вроде как его лучший друг, не было позволено находиться с ней тет-а-тет.       Викки и сама не горела желанием подходить к мужчинам: даже в переполненной зале, на банкете, стоило ей только оказаться в метре от кого-то мужского пола — молча, не пытаясь завязать диалог, — истерика Детлефа позже была ей обеспечена…       Орион сидел онемевший, не в силах поверить, что во всём и всегда идеальный Детлеф, первый красавец Хогвартса и мечта всех девушек, способен был сказать Викки, — его Викки! — нечто подобное.       "Я видел, что ты флиртуешь! Не лги мне! Ты всегда только и делаешь, что лжёшь!"       "Ты леди Лестрейндж, а не шлюха! Хватит одеваться, как продажная девка!"       "О, теперь ты плачешь! Какого Мордреда ты всё так принимаешь близко к сердцу? Или погоди-ка! Я понял! Так это у нас теперь я во всём виноват… Ну, чего молчишь, продолжай! Пусть Руди видит, как ты выставляешь меня чудовищем!"       Викки уткнулась носом в плечо Ориона и всхлипнула. Слёзы на её щеках блестели, как удушливый жемчуг вокруг шеи.       Он обнял её, и они сидели так, казалось, целую вечность, пока Виктория вновь не собралась с силами, чтобы продолжить свой рассказ.       — Но Детлеф ужасно ошибся в выборе дуэньи. Именно Альфард всё это время не сдавался и убеждал меня, что происходящее в нашем браке — неправильно. Он практически стал голосом моего разума, и если бы не он, думаю, я давно бы чокнулась в попытках договориться с Детлефом… Стала бы безвольной, совершенно растоптанной им. Несущественной. Такой, какой я всегда боялась стать.       Викки подняла глаза к потолку. Орион невесомо гладил её руку, пытаясь хоть как-то утешить — но разве ж это было возможно?..       — Но как будто одного Детлефа мне было мало, на сцене всегда незримо присутствовала мадам Лестрейндж… О, ты даже не представляешь, насколько она проросла в наши отношения.       Голос Викки упал до шёпота, и Орион услышал в нём змеиные нотки.       — Вначале я думала, что мы союзницы: она ведь подруга моей матушки… Она казалась такой мудрой и рассудительной. Но это оказалось лишь фасадом. На деле, она считала, что идеальная леди Лестрейндж должна провести всю свою жизнь за стенами мэнора, воспитывая многочисленных наследников, что сделают её род вновь великим. А в качестве развлечения леди достаточно заниматься вышивкой — пока не ослепнет, — Викки скрипнула зубами; глаза её сверкали. — Прогулки с подружками по Косой? Рождественский ужин в Ранкорн-мэноре? Домашний матч по квиддичу с братьями? Что за вздор, милая. Руди такой неспокойный ребёнок, ему нужно как можно больше времени проводить с матерью, чтобы вырасти сильным волшебником…       Викки закатила глаза.       — И, конечно же, они до безумия боялись, что стоит мне выйти наружу, как я тут же найду себе любовника… Или вернусь к прежнему. К тебе.       Стеклянный потолок не просто блестел от магических светильников, он будто плавился от ненависти в её взгляде.       — Зато теперь я хорошо понимаю, почему они с моей мамой подруги. Потому что им совершенно плевать на всех, кроме них самих и их драгоценных наследников! Хорошо, что хоть моя собственная мать, несмотря на все её недостатки, не стала оправдывать Детлефа, когда он…       Она проглотила окончание фразы, но кулаки Ориона сами собой сжались, предчувствуя продолжение.       — Он что?..       Викки вцепилась в его руку, словно боялась, что он прямо сейчас сорвётся из теплицы и пойдёт выяснять к Детлефу, как именно и сколько раз тот обидел её.       — Тише-тише, всё в порядке, — прошептала она, хотя её собственный голос дрожал. — Всё не так уж и плохо. К тому же, это ведь не только он виноват…       Она осеклась, словно услышала себя со стороны. И горько рассмеялась.       — Вот ведь шутка, — Викки крепко вцепилась в пальцы Ориона, будто он стал её компасом. — Только что радовалась, что мама его не защищала, а теперь сама пытаюсь оправдать…       Она долго молчала и смотрела на орхидеи, словно они могли помочь ей принять правильное решение. Её взгляд вновь ожесточился.       — Он ударил меня, — Орион заскрипел зубами. — На глазах у Руди. Беременную Рабастаном, на последнем месяце. Тогда-то я и поняла, что хватит. Альфард прав — ты бы никогда так не сделал ни в одной из вселенных, ни под каким проклятьем. И раз Детлеф идёт на поводу у проклятья, позволяет ему управлять собой… Если он столь малодушен, что не посмеет встать на колени, то это сделаю я!       Орион смотрел на неё во все глаза. А она покачала головой и тихо выдохнула, пытаясь успокоиться. Потом взглянула на него из-под ресниц и грустно улыбнулась.        — Ты же знаешь, как они работают. Нельзя проклясть тех, кто по-настоящему любит и сопротивляется. Нельзя разбудить разрушительные порывы, которых нет…       Наконец, ошеломленный разум Ориона зацепился за знакомое слово и его сердце нехорошо ёкнуло.       — Какое проклятье?..       В этот раз Викки смотрела на него спокойно, словно этот факт значил для неё гораздо меньше, чем всё сказанное ранее. Но он видел, что это не так — наоборот, они подошли к самому главному.       — Да, ты всё верно понял, — горько усмехнулась она. — Помнишь, ты поздравил меня полгода назад с Днём Рождения? Наши отношения с Детлефом и до этого балансировали на грани, но именно после того дня всё рухнуло в бездну. Я долго не могла понять, сделал ли ты это специально, или тобой просто воспользовались… Но сейчас это не имеет никакого значения. Я сдаюсь, а он победил. Я так больше не могу.       В её карие глазах сверкнуло отчаяние, с которым люди прыгают с обрыва.       — Именно на твоей открытке было проклятие, Орион. Нас проклял Регулус.