Место девочки — в политике

Орион Блэк

      Доркас отвернулась от Ориона и носком ботинка пнула корзинку для пикника.       — Покорми же нас, о, великая скатерть-самобранка!       Корзинка недовольно всхрапнула, но выплюнула из себя клетчатый красный плед. Игриво взмахнув уголками, тот распластался у ног наставницы. Следом за ним из-под крышки высунулись любопытные продукты, а последним выскользнул нож. Торжественно воспарив над крышей, он замер и вопросительно покачался из стороны в сторону.       Доркас плюхнулась на плед, стянув с себя пальто — оставаться в нём было бы жарковато. Оказалось, что они одеты с ней чуть ли не одинаково — в брюки и рубашки, разве что её рубашка оказалась по-слизерински зелёной, а у Ориона — чёрной.       Повинуясь бессловесному желанию, к наставнице степенно подплыла бутыль с йогуртом, а в её руки прыгнула фарфоровая чашка. Бутыль с чашкой чопорно раскланялись, и йогурт полился внутрь. Выскочившая следом за ними десертная ложечка явно не получала уроков этикета: она сделала в воздухе тройной тулуп и дерзко спикировала прямо в йогурт. Можно было не сомневаться — на языке столовых приборов она как минимум показала ножу язык. Одинокий и уязвлённый в самое серебряное нутро, нож поник и опал обратно, кружась, словно пожухлый лист.       Орион, скинув пальто, тоже присел на плед и молча отломил кусочек шоколадки, что ему вручила Доркас. Как ни странно, вместе с шоколадом начало таять и противное ощущение в животе.       "Словно дементора встретил…" — мелькнула печальная мысль.       — Если честно, мы не знаем, что такое аномалии, — голос Доркас вырвал его из мыслей. — Сбой реальности? Следствие нашего вмешательства в поток времени? Или что-то ещё, вообще не относящееся ни к живым существам, ни к магии? — она беззаботно пожала плечами, словно говорила о чём-то совершенно тривиальном. — Орден Невыразимцев существует со времён подписания Статута о Секретности, маховики изобрели немногим позже. Но, хотя мы и прыгаем во времени вот уже двести пятьдесят лет как, природа аномалий всё ещё остаётся величайшей тайной, над которой бьются наши лучшие умы…       Наставница облизнула ложечку и задумчиво покачала ей, будто пытаясь зачерпнуть низкие тучи над головой. Орион встрепенулся: Доркас впервые без экивоков ответила на вопрос, касающийся теории времени. Упускать момент было нельзя, и потому он немедленно завалил её лавиной вопросов:       — А ты знаешь, откуда взялись маховики? Кто и для каких целей их создал? И кто делает сейчас? — Орион нервно облизнул губы. — Я не только не слышал никогда об этом, но даже не встречал упоминаний в книгах. Это ведь секрет? И ты, несомненно, знаешь его?       В груди возникло почти болезненное возбуждение. Орион поймал себя на том, что смотрит на наставницу, словно Моисей на горящий куст. Но, к его разочарованию, Доркас лишь лукаво улыбнулась.       — Мне, несомненно, лестно, что ты так высоко оцениваешь мои профессиональные навыки. Но увы, я занимаю не настолько высокую должность. И вообще, я и сама была бы не прочь узнать ответы на твои вопросы…       Наставница дала щелбан корзинке, и та, покряхтев, разродилась связкой бананов. Ногти Доркас удлинились, превратившись в острые когти, и она принялась препарировать бедные фрукты и выкладывать на огромном блюде солнышко из кругляшей.       Орион фыркнул. Милое развлечение.       — Я сикарий рода Блэк, и моя основная работа — находиться с вами в постоянном контакте, заставлять вас следовать правилам. Но так как я не убиваю Блэков каждые выходные, а Регулус в силу наших отношений не так уж часто пытается взбрыкнуть, приходится заниматься ещё чем-то, чтобы не помереть со скуки, — её улыбка стала мечтательно-кровожадной. — Вот потому-то я и выбрала обучать неоперённых неофитов. Экзамены — лучшее лекарство от скуки. Особенно когда ты преподаватель!       У бананового солнышка на блюде прорезались вампирские клыки.       — Так что и на своей второй должности я всего лишь рядовой сотрудник, — Доркас закончила живописную картину и, немного полюбовавшись, нанизала несколько кругляшей на острый коготь. — Когда ты сдашь экзамен, мы станем равны. И, скорее всего, тебя отправят под опеку моей начальницы. Так что готовься: будешь до самой пенсии гонять со мной чаи на обеденном перерыве, выслушивая невероятные истории о тупости школяров и тёмных магов…       Орион, ловко поймав вылетевшую из корзинки вилку, молча принялся за нарезанные бананы. Ему совершенно не хотелось невзначай прервать внезапный поток откровений.       — У меня очень узкая специализация: и как у сикария, и как у путешественника, и как у… пророка, — Доркас поморщилась. — Я, конечно, всё равно могла бы стремиться выше, но знаешь, это совсем не то, чего мне хочется. Я уже навоевалась, и лишняя ответственность мне ни к чему. Хочу покоя, — когти наставницы снова стали пальцами. — К тому же, чтобы стать начальником, в принципе не требуется чего-то экстраординарного. Любой достаточно амбициозный человек может подняться выше — нужно просто к этому стремиться. Вот, например, твоя будущая начальница, — она тепло улыбнулась. — Она заняла этот пост в твоём возрасте, и никакой недостаток опыта не помешал ей успешно мной командовать!       Доркас мечтательно вздохнула и, запихнув в себя пару ложек йогурта, с наслаждением прикрыла глаза. Пока она витала в фантазиях, Орион тоже потыкал пальцем в корзинку. Она почти по-человечески вздохнула, и вышколенные столовые приборы немедленно оформили ему кусок запечённой курицы, да так, что многим ресторанам и не снилось.       Орион уже слизывал с губ остатки сытного обеда, когда Доркас, наконец, вернулась из мира грёз.       — В общем, нет во мне ничего особенного. Я такая же, как и все.       Она произнесла эти слова с таким удовольствием, будто стремилась к обычной жизни долгие годы. Впрочем, наверное, так и было — дочь Элладоры Блэк с рождения обречена на судьбу, далёкую от обыденности.       Ориону захотелось пошутить, что обычные люди не превращаются в драконов и не режут бананы голыми руками… Но промолчал. Слишком уж непривычно умиротворённой и счастливой выглядела Доркас.       — Так что там с котом? — спросил Орион, шурша очередной шоколадкой.       Доркас придвинулась поближе и протянула Ориону кружку с чаем. Тот благодарно кивнул.       — На самом деле, хочу сказать: нам повезло. Аномалии довольно редки — в среднем путешественник за тридцать лет встречает всего одну. А таких классических, по которым учебники писать можно, за всю историю наблюдений вообще по пальцам пересчитать можно. Идеальное кольцо, занимающее всего час, да ещё и с настолько дружелюбной атмосферой… Вот уж воистину — новичкам везёт!       Она цокнула языком.       — Думаю, ты был недалёк от истины, когда подумал, что все эти люди на площади — наши с тобой темпоральные версии… Уверена, что половина из них — на самом деле невыразимцы, собравшиеся со всего мира, чтобы поглазеть на это чудо.       Глаза Ориона полезли на лоб. Доркас хихикнула.       — Скажу тебе по секрету, среди квэзиторов ходит немало гипотез о происхождении аномалий. Но, боюсь, если я попробую рассказать хотя бы одну, то наш обед плавно перетечёт в ужин. Поэтому просто думай об аномалии как о материальном воплощении естественного для путешествий во времени парадокса причины и следствия.       Лекторские нотки прорезались в голосе Доркас настолько внезапно, что Орион аж вздрогнул. Он мог поклясться, что уже когда-то их слышал.       А не был ли кто-то из его преподавателей в первые годы в Ордене одной из личин Доркас?..       — В сущности, ввиду однопоточности времени, во время прыжка нам приходится вклиниваться в уже свершившиеся события, что ведёт к искажению привычных нам вероятностных соотношений. В обычном мире редко можно встретить стопроцентную вероятность, здесь же они — повсеместно. Любое свершившееся событие — абсолютно. Даже этот разговор по отношению к тому времени, из которого мы прибыли, уже случился.       Орион почувствовал, что засыпает. Кажется, его мозг, ошарашенный количеством сегодняшних впечатлений, хотел баиньки, а не разбираться в хитросплетениях теории времени.       — К слову, это создаёт забавную философскую дилемму, — Доркас продолжала лекцию как ни в чём не бывало, в порыве вдохновения совершенно не замечая, что её единственный слушатель отчаянно клюёт носом. — Если все твои действия предопределены, то где же свобода воли? Наш ли выбор создаёт историю, или это Время принимает решения за нас? Кто мы — хозяева собственной судьбы или послушные рабы маховиков?..       Доркас, наконец, посмотрела на него.       — Эй! Не спать!       Орион встряхнулся. Смутное ощущение, что он уже слышал раньше этот тон, усилилось. Но он никак не мог понять — где?       — Хорошо, ма-а-амочка, — протянул он, зевнув. — Но тебе стоит прекратить изображать доктора наук. В отличие от тебя, у меня перерыва в беготне по Пиккадили не было. Так что если хочешь продолжать лекцию, попробуй вариант для одиннадцатилеток — это сейчас максимум моих аналитических способностей. Ибо не знаю, как там насчёт маховиков, но своих тел мы точно рабы!       Доркас хихикнула. В её глазах запрыгали бесенята. Она по-кошачьи грациозно потянулась, придвинулась и внезапно растянулась на коленях не ожидавшего такой подлости Ориона. Её волосы почти моментально превратились в шикарные блэковские кудряшки, захватившие, казалось, всё вокруг…       Орион оцепенел.       В этот раз Доркас сменила обличие радикально. Сердце забилось быстро-быстро, прогнав любой намёк на сон. Орион сразу понял: это и есть настоящее лицо дочери Элладоры, — вернее, Кастора Блэка.       — Десять очков Слизерину, — томно усмехнулась Доркас, обнажив ровные и, казалось, ослепительно белые на фоне смуглой кожи зубы. — Моя мама была темнокожей. Маглокровка, рождённая рабыней незадолго до его отмены в конце прошлого века — так что угадай с первого раза, как именно она попала к этому беспринципному ублюдку.       Орион не знал, что и сказать. К тому же его волновал вопрос посложнее: как вообще реагировать на такое резкое сокращение дистанции между ними? Вчера, значит, Доркас его убила, а сегодня ластится?.. Удивительная наглость. Истинно регулусовская! А противоречит она сама себе прямо как Альфард: только вчера обещала, что ничегошеньки не расскажет о прошлом — а теперь заливается аки птица феникс…       Доркас начала задумчиво наматывать кудряшку на палец, и все мысли Ориона тут же магическим образом улетучились. Что ни говори, но полукровки, как она, чаще всего просто дьявольски красивы.       Доркас выглядела юной, почти вчерашней школьницей. С тоненькой шейкой, по которой хотелось невесомо провести кончиками пальцев. С огромными непроглядными безднами глаз — ещё одной фамильной чертой Блэков. А вот широкие брови, нос и полные губы, которые, наверно, можно целовать бесконечно — это явно черты матери… Наверное, она тоже была невероятно красивой.       — Орион… — сладко выдохнула она. — Ты меня балуешь…       И вот тут-то он понял, что дифирамбы её внешности запел не просто так. Эта коварная сука его околдовала!       Орион резко попытался поднять окклюментные щиты — но куда там! Легилименция Доркас ощущалась, как нежные пальцы, невесомыми прикосновениями вызывающие мурашки удовольствия. Её сила была совсем не в напористости, а в мягкости, ненавязчивости. Она, смеясь, убеждала его, что сопротивляться совсем не надо — и он не мог противостоять. Не хотел противостоять.       Это было крайне пугающе — и абсолютно непреодолимо. Пожалуй, Орион никогда в жизни ещё не встречал настолько сильного легилимента. Кажется, она была даже сильнее Регулуса!       — Зачем ты это делаешь? — Орион с неудовольствием отметил, что его голос дрогнул. — А как же лекция?       — Лекция? Какая лекция?..       Доркас медленно перевернулась со спины на бок. Её рука скользнула вверх по груди Ориона, и нежные пальцы коснулись его подбородка. Желание поцеловать их мучительно забилось в висках, но он лишь крепче сжал зубы.       — Зачем ты сопротивляешься? Не ты ли только что хотел остаться рабом своего тела? Мне эта идея очень понравилась… — вкрадчиво прошептала она. — Ведь ты совершенно не хочешь меня слушать. Так что придётся мне на практике объяснить, зачем нужно закрывать голову в путешествии во времени. Чтобы ты накрепко запомнил: не все встреченные тобой создания окажутся безобидными котиками…       Напор усилился, Орион почти задыхался. В один момент наставница-Доркас превратилась в самую-прекрасную-женщину-Доркас, ради одной улыбки которой он был готов на всё.       Теперь стало кристально ясно, с кем именно соревновался Регулус в безжалостности своих преподавательских методов.       — Кстати, о Регулусе, — наставница, придвинувшись ещё ближе, обняла залившегося краской Ориона за талию. — Именно он мне подсказал, что ты такой злой и колючий становишься, когда тебя слишком долго не обнимают. Сказал, что тебе очень-очень надо чувствовать себя любимым, или всё — начинаешь бросаться на людей. Знаешь, в этом мы с тобой так похожи…       Ориону захотелось провалиться сквозь крышу. Ну, Регулус!       — Работает?..       "А ты не чувствуешь?!!" — забилась в голове паническая мысль.       Ответом ему был игривый смешок. Пуговицы на рубашке под чарами Доркас выскользнули из петель, и изящные пальчики скользнули по животу, пояснице и спине, вызывая желание отнюдь не родственной близости. Орион от греха подальше отставил чай.       — Ого, ничего себе, — на мгновение Доркас сбилась и начала ощупывать его совсем не изящно. — Вот это тело! Регулус даже после самых удачных ритуалов таким не был!       Орион запрокинул голову и зажмурился. Он совершенно не знал, как нужно останавливать лапающих его людей — ни разу не приходилось ещё. Но его испуг и отторжение были настолько сильными, что даже легилименция Доркас дала трещину.       — Что такое? — в её голосе слышалась насмешка и совсем чуть-чуть — обеспокоенность. — Это из-за Регулуса?       Орион кивнул, не открывая глаз. На всякий случай — несколько раз. Доркас переливчато рассмеялась, уткнувшись носом в его живот. А потом, играясь, слегка прикусила кожу на рельефном прессе. Однако и ментальное давление стало значительно меньше. Орион искренне понадеялся, что она его поняла, и рискнул приоткрыть один глаз. И вздрогнул.       — Но ведь ты сам сказал: метаморф — это такие возможности…       Кудри Доркас укоротились. Утратив блэковскую мглу, они напитались благородным золотом. Нежные губы стали жёстче, приобрели высокомерный изгиб, а глаза окрасились в цвет неба. Орион поскорее зажмурился вновь и постарался не думать и даже не дышать. Но это не помогло — белый мел словно выжигал черты этого проклятого лица на внутренней стороне век.       Кажется, Доркас ненавидела, когда ей отказывали. Прямо как Регулус.       А ещё она оказалась такой же мстительной…       Её руки на спине стали широкими, властными. Мужскими. А голос обрёл низкие, бархатистые нотки.       — Подумай, сколько всего ты можешь сделать со мной — своим врагом. Или что могу сделать я, — когда этот голос звучал с таким искушающим придыханием, Ориону хотелось только одного — убежать. — Разве тебе не хочется сломать меня? Растоптать? Отомстить? Просто представь…       Она (он?) прикоснулась к безвольной руке Ориона, и положила её на свою голову. Кудри оказались невероятно мягкими, как и тогда, в зале переговоров.       — Ты сможешь поквитаться за всё, сказанное этими губами. Я буду умолять тебя — но ты будешь беспощаден. Снова сожмёшь эти волосы вот так, до боли, а потом расстегнёшь пуговицу на брюках и насильно насадишь мой рот на…       Орион никогда бы не подумал, что начнёт отбиваться от кого-то, кто так беззастенчиво предлагает ему отсосать! Вот только он не учёл, что Доркас — сикарий, а в теле Детлефа она выше его на полголовы и тяжелее килограммов на пятнадцать. И даже тёмная сила Блэков не способна помочь против такого же Блэка.       Наставница с лёгкостью скрутила его, уронила на колени и воткнула носом в плед. Единственное, что осталось Ориону — это возмущённо пыхтеть. Казалось, Доркас весит не меньше тонны.       Но внезапно её пальцы снова стали меняться. Они сузились, удлинились, а кожа на них стала тонкой, словно пергаментной. Широкие ладони же, наоборот, знакомо огрубели — такие шрамы и ожоги от ежедневных упражнений всегда были у учеников тёмных магов. Когда Орион учился у Регулуса, руки у него были точно такие же. И сейчас он прекрасно знал, кому эти руки принадлежат.       Как же хорошо, что он не видит ещё и его чёрных высокомерных глаз…       — Со спины? — Орион вздрогнул от того, как сладко, оказывается, мог звучать этот змеиный шёпот. — Интересный выбор. Правда, мне казалось, что ты всё же сам предпочёл бы вести…       Доркас наклонилась ближе, и глаза Ориона широко распахнулись от изумления. Вместо привычной полыни, — горького запаха тёмной магии, — его носа коснулся аромат роз. Такой нежный и невесомый, он прозвучал надменной шуткой, самым подлым ударом на свете. Этот ублюдок не должен был пахнуть как Вальбурга! У него нет на это никакого права!       Но это же всего лишь фантазия безумного метаморфа, разве не так?..       — Да… — тихий стон из этих уст заставил Ориона покрыться мурашками. — Тебе больше подходит вести, Орион. Схвати меня руками за грудки! У тебя получится ничуть не хуже Альфарда. Ударь меня со всей силы о стену, вымести всю злость, всю ревность! И покажи мне, наконец, кто тут хозяин… Мой хозяин.       Последнее слово и прерывистый вздох заставили Ориона крепко сжать зубы, чтобы сдержать стон. Ему нестерпимо захотелось повернуться, и…       Жаркий мокрый шёпот щекотал его горящее ухо и шею:        — Я буду смотреть на тебя с искренней яростью, когда твоя рука медленно расстегнёт ремень на моих брюках… Но я лгу. Всегда лгу. Хочу видеть твои глаза, Орион, когда твои пальцы сожмутся на моём… твёрдом…       О, он прекрасно чувствовал эту твёрдость!       Орион постарался сосредоточиться на каждой мышце, пытаясь не дать и шанса заинтересованному шевелению в брюках. Нет-нет, только не из-за этого голоса. Ни в коем случае. Никогда.       Где-то в глубине души ему остро захотелось услышать, как именно продолжится эта смутная фантазия. Однако его мучитель был профессионалом и прекрасно знал, когда нужно остановиться.       Орион вздрогнул, когда жёсткие пальцы, сжимавшие его кисти, стали мягче и нежнее. Этим рукам не нужна была сила, чтобы держать его.       — Что-то ты подозрительно молчалив, дорогой кузен. Неужто тебе действительно нужен проводник в мир удовольствий? Коль так, то я к твоим услугам! — резкий и звонкий голос заставил шерсть на загривке Ориона встать дыбом.       На него нахлынуло пугающее осознание: этим тонким, изящным пальцам он позволит совершенно всё, что бы они ни пожелали. Голосу, такому знакомому и родному, достаточно лишь приказать…       Орион и сам не понял, когда успел выгнуться, прижимаясь спиной к худому горячему телу.       — Ого, каким ты стал послушным, малыш Ри! — острый кончик языка выжигал рабское клеймо на шее. — Правда, обычно я предпочитаю гораздо более строптивых и яростных лжецов. Но ты такой горячий. Так что если хорошенько попросишь своим славным глубоким ртом, то, так уж и быть, я снизойду и до тебя…       От смеха, подобного перезвону колокольчиков на ветру, снова бросило в унизительный жар. Он попытался дёрнуться, но тонкие пальцы налились сталью.       — Куда это ты собрался, малыш Ри? — шёпот Альфарда заставил всё в Орионе восстать.       Он сдавленно застонал, когда пальцы властно сжали его член сквозь ткань брюк, и непроизвольно дёрнул бёдрами, толкаясь в узкую ладонь. Если бы в горле не образовалась пустыня, Орион бы уже умолял… о чём-нибудь.       — Нет, нет… — донеслось будто издалека.       — Да, Орион, — возбуждённо прошелестел Ал в заклеймённую острым языком шею. — Да.