[По]пытки

У Анны трогательно-ангельские кудряшки и неожиданно твердый взгляд наивно распахнутых глаз. Она стоит на пороге кабинета Ирины, взволнованно ломая пальцы, а решимости у нее на лице — хоть сейчас в бой.       — Я пришла поговорить о Сереже.       — Простите? Ирина вздергивает бровь, неловко чиркая ручкой по бумаге — на белом листе расползается рваная полоса. И где-то глубоко внутри что-то также расползается и трещит по швам от по-женски нелогичного, но более чем явственного предчувствия. Ирина не понимает отчаянно. Или не желает понимать, даже догадываться. Зачем эта женщина здесь, что ей нужно, и почему Глухарева, ее Глухарева, она вот так запросто называет Сережей — словно у нее есть полное право на это и на Сергея в принципе. Анна без приглашения усаживается на свободный стул.       — Мы любим друг друга. И хотим пожениться. А еще у нас будет ребенок, — обрушивает правду с размаху. Вроде бы даже с каким-то сочувствием. Ирина бессмысленно смотрит на чистый лист прямо перед собой. Вспоминает вдруг. Свое шутливо-обиженное «Глухарев, может, ты передумал?», когда Сергей явился к ней за полночь и, скроив виноватую мину, пообещал, что подать заявление они смогут и в любой другой день. А вот его драгоценный Антошин, снова вляпавшийся куда-то, подождать ну никак не может, мысленно закончила тогда Ира, получив в ответ на свой вопрос задорно-возмущенное «Не дождешься» и радостное заверение, что она будет самой красивой невестой на свете. Как можно так врать? Как можно столь умело играть две роли сразу и даже не сбиться? Как можно, приходя к ней из постели другой женщины, так легко что-то обещать и говорить о каких-то чувствах? Разве такое возможно вообще?       — А почему же мне Сережа, — в охрипшем голосе стынет лед, — сам ничего не расскажет? Анна тихо выдыхает с видом мудрой, все понимающей и все прощающей мученицы.       — Он вас просто жалеет. Не решается. Вы должны его отпустить! — добавляет с внезапным напором. И инстинктивно вдруг прикладывает ладонь к животу. У Ирины все каменеет внутри. Застывает, жестоко мертвея. Она знает отлично этот жест. Она ведь тоже когда-то была в таком положении. В положении брошенной, обманутой, преданной матери-одиночки. А теперь она просто — обманутая и преданная.       — От меня вы чего хотите? — Слова с трудом проталкиваются сквозь возникший в горле горячий комок.       — Отпустите его, — с нажимом твердит Анна свою мантру честной любовницы. — Отпустите. Он сам не уйдет. Боится вас ранить, будет тянуть до последнего… Но он вас не любит, не любит!.. — И бог весть, кого она сейчас пытается убедить: Ирину или саму себя.       — Уходите, — неестественно спокойным, совершенно начальственным голосом обрывает Ирина. Несколько мгновений неотрывно смотрят друг другу в глаза. В глазах Ирины — ничего, кроме беспросветной безжизненной черноты. Это уже не пустыня. Пепелище, в котором нет и не может остаться хоть что-то живое. Все уничтожено. Выжжено дотла без остатка. Ирина выжжена тоже.