Шан Цинхуа в последнее время становился все более нервным: запах Мобэй Цзюня, обычно и так резкий, стал просто невыносимым для его чуткого носа. Мускус и ледяной ветер обжигали его легкие и отдавались где-то глубоко внутри, там, где, вообще-то, отдаваться не должно было. Но отдавалось оно еще как, и тело предательски выпускало маленькие капли смазки, намекая на то, что еще чуть-чуть, и ему понадобится длинный ледяной хуй и не просто альфы, а Мобэя. Но... он был бетой, разве нет?

С прискорбием Цинхуа понял, что его жопа будет растерзана нефритовым столбом куда раньше, чем жопа его верного антифаната.

Когда Кавеху сказали о том, что ему нужно сменить место жительства, он сломался. Когда Аль-Хайтам нашел его и привел к себе домой, Кавех обрел нечто большее, чем просто крышу над головой.

Кавех лежал на том же месте, укрытый небольшим куполом из собравшихся со всей пустыни зеркал, которые отражали солнечные лучи, создавая жизненно необходимую тень. Однако он больше не был человеком. Он стал пустынным лисом.

– Боги, звучит как одна из тех глупых легенд про предыдущих архонтов, – фыркнул Кавех. – И ты серьезно это изучаешь? – А если я скажу, что знаю, где искать это подземелье? Аль-Хайтам не смеялся, не улыбался. Он был полностью серьезен. Кавех запнулся на мгновение, сжал губы и положил руку на плечо соседа. – Тогда один ты туда точно не пойдешь.