Грязь. Вот что Казуаки Акаги ненавидит. Она везде. На земле, на пыльных, давно забытых полках, и, конечно же - в душЕ у каждого человека. Грязь везде, куда не посмотри. Но, у неё, есть ли у неё грязь?
Хильда понимает, что у неё рука не поднимется. Ударить — да, потрепать по липкой от крови макушке — тоже, но вот нацелить оружие с конкретным последующим намерением спустить чёртов курок — никогда, хотя, казалось бы, бешеных псов принято отстреливать. Гарма бы следовало утопить ещё в младенчестве, у него на лице порода видна — больная и жестокая, такие, как он, детей загрызают, играясь, и позвонки лапой выбивают с криком "ты водишь!".
Акира буквально самое чистое, что есть в его жизни. И это чистое хочется запятнать в приступе обиды или же прикоснуться, приложиться лбом, устами, веря, что очистишься, что с каждым вдохом, сорванным с губ своего непорочного божества, ты исторгнешь, замолишь всю грязь, сидящую в тебе годами, гнетущую калёной тяжестью возбуждения.
