***
— Здравствуйте, Адам. — сказал Никита, когда вошёл на территорию убежища всех бомжей. Здесь была особая атмосфера, особенно когда все бездомные располагались то тут, то там, устроив ночлег. Солнце уже, наверное, касалось горизонта, хотя были видны лишь краски и оттенки на небе. Давид обратил свой взор вверх, облаков там стало заметно больше, чем несколько минут назад, когда они переходили дорогу. Неужели Демон и правда может напасть? Облака эти были какими-то тёмными, на них с трудом ложился красный свет, они как будто были тяжёлыми. — Здарова, парень! — Ева возле него зашевелила хвостом, поднялась и негромко гавкнула. Старик сидел на старом потрёпанном кресле над каким-то навесом и закидывал обрывки газеты в бочку. Должно быть, хочет развести костёр, как стемнеет. — Какими судьбами ты снова здесь? — Я бы хотел вас кое о чём предупредить. — голос его был серьёзным, Давид даже на секунду оторвался от поглаживания Евы по голове. — Вы рассказывали, что вам пригодился мой оберег. — Да, знаешь, я тогда так перепугался, что на всю жизнь его запомнил! — Верю. — он усмехнулся. — Я бы хотел вас предостеречь и защитить это место. Но для этого мне нужна ваша помощь. — голос его всё равно звучал глубоко и сосредоточенно. — А ты даже повзрослел как-то… — Адам осмотрел его: симпатичный, весь в чёрном, сдвинутые к переносице брови, не сильно сжатые кулаки. От этого парня прямо веяло уверенностью. — Конечно помогу! — Я рад. Смотрите, мне нужно, чтобы вы ночью сожгли вот это, когда начнётся сильный дождь. — Никита достал из целлофанового пакета свёрток. Давид вспомнил, что на бумаге Никита нарисовал какой-то круг, насыпал в середину красную пыль и завернул. И всё это он делал на ходу, должно быть, очень опытен в своей сфере. — Да?.. Ну хорошо… Они отошли в сторонку. Давид с нескрываемым сожалением смотрел на тех, кто был вокруг, пока закатные краски всё темнели, а на открытые волосы падали совсем мелкие частицы воды. Парень не знал, при каких обстоятельствах Никита познакомился с Адамом, и даже предположить было сложно. Тот был сложным и загадочным, как частный детектив он не мог предположить даже его мыслей, чего уж говорить про действия. Грязь под ногами липла к подошвам, оба пытались идти аккуратно, но бороться с этим было бесполезно. Никита приподнял целлофановый пакет и повернулся к Давиду. — У нас очень мало времени, слушай меня внимательно… — Так, ага. — Нам нужно промотать эту нить вокруг этого места. — В руках у парня оказался конец от мотка внушительных размеров. Эта солёная нить оказалась довольно толстой для своего названия, была шероховатой. В руках у Никиты вся эта пакля смотрелась как куча проводов и огромный кусок сахарной ваты вместе. — Давай, начнём отсюда. — Хорошо, а как её… просто класть? — они пошли в сторону входа на пустырь. Вокруг песка и грязи был забор из каких-то блоков, и вход тут был один — со стороны дороги через мусорные баки, откуда как из вулкана катились мешки. Никита поднял одну из досок так смело, будто она не была грязной с обеих сторон. — Клади, и кончик засунь под вон тот камень. — Какой? А, вот он, вижу… — Давид сделал, потом они постепенно отходили вправо. Думая о том, как много времени у них уходит на пару метров, о том, что, оказывается, пустырь не такой уж и маленький, Давид начинал всё больше волноваться. Он осознал замысел, эта нить будет защитой от Демона, а та красная пыль — нападением, и никак не хотел подводить, но… Спина уже болела. — Давид, давай быстрее! Работа экзорцистом не такая чистая бывает, пошевеливайся! — Да не могу, тут колючки! Они колются больно. Давай сам тогда! — На держи. — Никита всучил ему моток в руки, на которых пальцы были в мелких порезах, и присел на корточки, начиная умело управляться с кустами. Не было даже видно того, что он их касается! Давид был немного поражён и заворожён. Когда концом занимался Берг, дело двинулось быстрее, и через пару десятков минут они закончили. Давид протянул огромные ножницы из пакета, его руки дрожали — начался дождь, и они уже сильно промокли, некогда раскалённая одежда сейчас с неприятным холодом липла к телу. От чего-то он не мог отойти или пожаловаться на всё это, наверное, это потому, что он не справился один раз и пытается как будто завоевать второй шанс. — Готово. Мы успели вовремя. — Никита поднялся и взял пакет с земли, туда уже налилось много воды, но несмотря на это он перевернул его и раскрыл. — Она же из соли, разве она не должна растворяться в воде? — он опустил моток внутрь. — Это волшебная соль, Давид, она не растворяется.***
Никита был особенным. Когда он был маленьким, когда его ноги не доставали до травы и с лёгкостью могли поднять на самую высокую ветку большого дерева, когда ему было не страшно переходить большую лужу в резиновых сапогах, он был особенным. С давних пор, казалось, с самого рождения знал, что при свете солнца ему ничего не угрожает. Он смотрел на высокой вершине на небесную сахарную вату и мечтал её попробовать, дома остывал борщ со сметаной и тикали большие страшные часы. Днём весь мир был его, он был непоседой с жаждой чего-то и любопытством, прущим через край. На лице его светилась улыбка, даже когда ветер согнал с его головы капюшон огромного дождевика с мордой собаки, а холодные круглые капли летели прямо в лицо. Это было днём… А когда солнце скрывалось за горизонтом, ему мерещилось всякое. Он не мог спать в комнате один, он порой не спал вовсе, даже когда глаза слипались сами собой, а рядом успокаивающе горела свеча. Ему снились кошмары, и он часто говорил, что эти кошмары происходят наяву. Страшные лица, страшные звери, страшные звуки сопровождали луну на небе и вой ветра под крышей. Он много плакал, спал всегда беспокойно. Он много плакал, в четыре года имел синяки под глазами. Он много плакал и обожал день. Вся его жизнь делилась на день и ночь. Родители его любили, водили по врачам, но мальчик был замкнут в страхе, уставал от бесконечных вопросов, не понимал, почему тени до сих пор приходят. Ему мерещилось всякое. Однажды он увидел мёртвую соседку, поливающую цветы у себя в саду. Однажды он увидел длинную тень, следующую за какой-то собакой. Однажды, он увидел летучую мышь на небе, оставляющую за собой какой-то светящийся след. Однажды он понял, что никому больше так не мерещится. Однажды он решил, что будет скрывать свои проблемы, что будет игнорировать то, что ему мерещится. Однажды он проспал всю ночь, а утром сделал родителям кофе и получил расслабленную улыбку матери, когда сказал, что никто его не тревожил. Это было незадолго до того, как Никита уехал учиться. Жизнь общажная давалась ему легче, чем домашняя. Там никто не спрашивал, как ему спалось, там он впервые проиграл в карты желание, там он рассказывал страшные истории и слышал смех, там он был на настоящей дискотеке, там он выучился на «менеджера по туризму», там он обрёл мечту быть режиссёром. Однажды он устроился на работу. В тот день последняя экскурсия затянулась, на город уже опустилась ночь. Он расслышал где-то в дали истошный крик, но не обратил на него внимания, просто облокотился руками на перила, разделяющие его и волнистый Днепр. Он вспомнил, как с таким же настроением смотрел на знаменитые раздвижные мосты, на далёкий Финский залив. Там было холодно и ветрено. Он поправил микрофон, который был у него на воротнике и подключенный к динамику на бедре. За сегодня он даже не устал, хотя горло немного саднило, нужно было идти, сдать всё оборудование и жилет. Однако его взгляд зацепился за фигуру, которая шла вниз по лестнице прямо к воде. Там проход был закрыт цепью, совсем недавно сюда причалила лодочка, которая плавала на другой берег. Нигде на ней свет не горел. Человек перешагнул цепь и стал озираться по сторонам, Никита пригнулся, спрятавшись за толстыми перилами, и надеялся, что его не было видно оттуда. Он стал медленно идти в сторону лодочки и зашёл на борт. Послышались тихие голоса. Никита поспешил свалить, чтобы не влипнуть в чужие дела. Кто же знал, что он — магнит для чужих дел. Позже, он сразу узнал этого незнакомца среди людей, пришедших на экскурсию. И потом узнавал его ещё много раз. Он делал вид, что не замечает, продолжал рассказывать. Игнорировал всё, что могло казаться кому-то важным и требующим внимания, но ему это было не нужно. У него было особое видение на вещи. Он был особенным. Однажды Никита в одном из шкафов обнаружил огромный тёмно-красныц плащ с капюшоном, в котором был тот незнакомец, и записку. Парень положил жилет и аппаратуру, взял бумажку. Это была как будто визитка, на одной её стороне был нарисован глаз с огоньком в зрачке, а с другой стороны оказался странный язык. Что было написано там — непонятно. Даже интернет не смог ему помочь. Так же были ещё какие-то цифры. Никите потребовался почти час, чтобы понять, что это. Он провёл его в кафе через дорогу, даже поесть успел. Это были координаты. Карты говорили, что это где-то на середине реки, добраться туда можно только на лодках, как те, что ходят туда-сюда. Они считались самым низом для работы экскурсовода у него на работе, хотя Никита так не считал. Он вошёл на пристань, накинул плащ и зашагал вниз по лестнице, к воде, где стояла лодочка.***
Никита вдруг вспомнил что-то. Кажется, все эти красные мантии он уже встречал. Парень обратился к внутреннему себе, чтобы понять, правильно он думает или нет. Это как... заглянуть в Астрал и получить мысли того, кто там был с начала создания мира. Кажется, и правда где-то встречал... Под поличным подждём чертил круг на земле, писал короткие слова из рун, вся его одежда была уже грязной и противной, но его уверенность была непоколебима. Давид грелся у костра в бочке рядом с Адамом. Никита сел на колени в середину круга, смотрел в небо и пытался разглядеть в каплях воды силуэт Демона. Он должен когда-нибудь здесь появиться, почему-то уверен, что именно этой ночью у него получится его поймать. Сам парень сидел под проливным дождём, что бил в лицо и заставлял щуриться. В линии на земле заливалась вода, но это было не важно, в Астрале, как в параллельном мире, этот круг цел и невредим. Там вода никогда недостаёт до земли. — Никита, а тебе точно нужно там сидеть?! — Давид прокричал сквозь начинающуюся бурю. Стена из воды хлестала по грязи, парень даже представить не мог, как это неприятно — быть под таким дождём. — Всё нормально! Мне нельзя уходить из круга! — парень лицом почувствовал изменение ветра. — Он где-то рядом! Я его слышу! Никита доверял Давиду, это был самый надёжный человек в его жизни, поэтому он стал бормотать себе под нос: — Verba adiuvabunt me vincere. Fortitudinem meam verba declarabunt. Verba nocere non possunt. Verba elementorum unita sunt. — он повторял. Поднимался страшный ветер за пределами пустыря, там кружилось всё. В одно мгновение они оказались как будто внутри урагана, где было совершенно спокойно, в то время как вокруг центра бушевал хаос. Никита был к Давиду спиной, и тот не мог увидеть светящихся белых глаз. Парень ежился от холода и случайно коснулся рукой бочки — та обожгла его кожу, но не смогла заставить оторвать глаз от происходящего. Было очень страшно, Ева чувствовала чьё-то присутствие и лаяла, пока Адам пытался удержать её рядом. Парень даже слова сказать не мог, он вжимался в стул и всё больше боялся, почувствовав странное дежавю. Для Никиты мир замедлился, почти остановился. Он видел, как медленно плывут вниз капли дождя, как вокруг летают обломки и мусор. Это было почти романтично и очень красиво. «Этой ночью всё закончится» — подумал Никита, когда увидел, как чёрные капли обухом упали на круг и на него вместе с дождём, и сам тоже упал. Под несколько истошных криков.