***
Джирайя, иногда слюнявя пальцы, перемахивал страницы одну за другой. То сдвигал седые брови, то вскидывал их, то хмурился, то цыкал. — Примеры неудачные, — подытожил он. Какаши, сидящий с противоположной стороны стола на приставленном боком стуле, только тогда отвел взгляд от окна, за которым стоял густой ватный туман. Такой же, как у него в голове все прошедшие выходные. — Из ваших же книг, — не подумав, проронил он. Джирайя несдержанно гоготнул, а потом отодвинул кипу бумаг в сторону и поставил локти на стол. Вскинул ладони в примирительном жесте: — Давайте так: насчет самой программы у меня сомнений не возникает. Знаю, что напишете ее в лучшем виде, — наслышан о ваших успехах от преподавателей. Но вот что касается материала… — Он поджал губы, силясь выразиться поделикатнее: — Не надо подгонять все под уже существующие стратегии и тактики общения, хорошо? Ну это, например, куда годится?.. Он вновь взялся за распечатанный список, чтобы зачитать что-то из текстов, которые Какаши планировал заложить в основу нейросети, а тот пока задумался на избитую тему: «Что я вообще здесь делаю?» Когда в начале прошлого учебного года студентов распределяли по научным руководителям, каждый учащийся получил по небольшой анкете, в которой, среди прочих, был и вопрос о хобби. Какаши без задней мысли отметил чтение и, надо думать, именно по этой причине его так ловко спихнули под надзор самого далекого от программирования человека в Конохе. «Сам справишься», — услышал тогда Какаши и спорить не стал, потому что знал: именно так все и будет. Он справится. И справится еще лучше без споров и недопониманий под покровительством кого-то вряд ли знающего свое дело так же хорошо, как он. Джирайя же оказался не в пример сговорчивым, хоть и не без причуд по своей, творческой части. Ему, как позже выяснилось, учебной нагрузки недоставало, вот и схватил кота в мешке. — Надо полагать, сложно будет доказать практическую ценность программы с заведомо неэффективным текстовым корпусом, — закончил свою тираду он. — С этим нужно что-то делать. — Я подумаю, — негромко отозвался Какаши. Пищи для размышлений у него и впрямь теперь появилось — замучаешься переваривать. Джирайя чуть расслабил ворот белой, очевидно тесной в груди рубашки, и взор его заметно смягчился: — Не думай, а дерзай. Старайся опираться на собственный опыт и ощущения при выборе. Прислушайся к себе, присмотрись к людям вокруг. Какаши часто заморгал, выражая молчаливое непонимание. Джирайя сдвинул бумаги к краю стола, наглядно демонстрируя их бесполезность. — Расшевелись! Ты парень молодой, да и лицом вышел. Устанавливай контакты, задавай вопросы, отслеживай реакции. Сравнивай. Пробуй. И тогда начнешь отделять зерна от плевел. Под конец консультации Какаши была предложена чашка чая, но он, весь уже в глубоких думах, вежливо отказался. Откланялся профессору и отправился своей дорогой — ну, почти отправился. Сразу за дверью кабинета его встретило самое настоящее броуновское движение. Шизуне с Цунаде, нагруженные большими контейнерами с пробирками, силились развернуться в узком пространстве приемной, и положение дел казалось плачевным: все, что они держали в руках, покосилось и опасно задребезжало. Какаши живо поспешил на помощь и забрал по ящику у каждой. — Уф-ф, спасибо! — Надув щеки, Шизуне возвела глаза к потолку и перехватила свою полегчавшую ношу поудобнее. — Туда! — Цунаде вскинула подбородок и тем самым указала направление движения — в сторону смежного с кабинетом Джирайи помещения. Насколько Какаши было известно, оно долгое время пустовало, а тут, оказывается, обзавелось обитателем. Он встретил их в полумраке — тонкий высокий силуэт прорисовался в свете настольной лампы. — Да-амы! — Мужчина развел руки в стороны и проплыл в центр комнаты, шурша длинными одеяниями, похожими на мантию или длинное кимоно. — О, и господа! — добавил, заметив третьего «носильщика». — Не стоило так утруждаться, Кабуто унес бы все после заседания. Увидев его вблизи, Какаши сразу признал в нем одного из участников церемонии открытия — это он стоял на сцене рядом с ректором. У него были желтоватые, по-змеиному раскосые глаза, на плечи ложились рваные концы темных волос. — Да вас разве дождешься, — пробурчала Цунаде, с грохотом опуская контейнеры на стол и побуждая остальных последовать ее примеру. — Час терпеть, а век жить... — Мужчина склонил голову к плечу, внимательнее присматриваясь к посетителям. — Твои студенты? — Ага. Моя — Шизуне, а пацана Джирайя мучает. — Цунаде достала ручку из прически, а затем — толстый белый журнал из-за пазухи. — Все, давай, записывай быстрее склянки под отчет. Он оставил пару размашистых росчерков на открытой странице, но в нетерпении протянутую ладонь коллеги проигнорировал. — Задержишься еще на пару минут? Я хотел бы обсудить регламент лабораторных опытов — в этом году меня тоже ждет работа с одним замечательным дарованием… — Шизуне, Какаши, свободны, — не дослушав, строго бросила Цунаде, на что ее студентка немедленно вытянулась в струнку. — До свидания, Цунаде-сенсей. — Она выверенно низко поклонилась обоим. — Орочимару-сенсей… Орочимару одарил ее любезно-снисходительным взглядом и тут же перевел его на Какаши. — До свидания, — пробормотал тот и, когда носок туфли Шизуне намекающе врезался в пятку его кроссовка, согнулся, повторяя ритуал вежливости. — Всего хорошего. — Странно вопросительная интонация Орочимару пронеслась из кабинета в открывшийся дверной проем не очень добрым попутным ветром. На этаже народу толкалось видимо-невидимо: как раз начался большой перерыв между занятиями. Какаши с Шизуне пошли вдоль линии высоких стендов с формулами и геометрическими фигурами на светодиодных экранах — молча и бочком, лишь бы ни с кем не столкнуться. И стоило им выбраться на более или менее свободное пространство, как той Шизуне, что оставалась кроткой и исполнительной в присутствии преподавателей, и след простыл: — Ну-у? Как успехи? — Она ребячливо пихнула Какаши плечом. — Нормально, — на выдохе проговорил он. — Правда, материал для практической части диссертации придется заново отбирать. Джирайя одобрил только десять примеров из ста… Шизуне так и притопнула от недовольства: — Да не об этом я! — И после запела сладенько: — А о том, что быстро ты, помнится, слинял от Асумы в пятницу… И не один… Какаши даже почувствовал, как темнеет лицом. Благо, маска на этот раз была при нем. Как и самообладание с горсткой находчивости: — Кстати о пятнице: брюки-то спасла? Бум. Шизуне понесло. Дальше можно было похвалить себя и отключиться. Краем уха выхватывать что-то отдаленное про лимитированную коллекцию, пятновыводитель за «пять. сотен. ре!» и вред пищевых красителей, но точно не вникать. Или вникать? Этого ведь ждал от него Джирайя?.. — …о-о, вспомнишь солнышко — вот и лучики! — это Какаши услышал крайне четко. Наверное, потому что и увидеть успел, Шизуне не обязательно было указывать пальцем. Метрах в десяти от них, у доски объявлений остановился Ирука. В руках он держал складной буклет и, кажется, внимательно в него вчитывался, судя по тому, как низко опустил голову. Мог их и не заметить. Все шансы были, не заголоси Шизуне его имя. «Да чтоб тебя», — одними губами произнес Какаши. Он планировал избегать встречи и вообще любого контакта. Хотел накопить достаточно пренебрежения, может, даже разозлиться, чтобы суметь не задерживать на нем взгляд дольше, чем на любом другом прохожем, но… «Привет!» — проартикулировал Ирука. Издалека не слышно было. Согнув бумажку большим и средним пальцем, он начал пробираться сквозь жужжащую толпу. Какаши, не зная, куда себя деть, тупо вперился в потрескавшееся изображение орла, пригнездившегося в бледно-розовых розах на его сером худи. Бесполезно: поравнявшись с ними, Ирука даже наклонился немного, ища зрительного контакта. — Как ваш первый учебный день? — Да чудесно просто! — Вездесущая натура Шизуне впервые на памяти Какаши пришлась к месту. — Занятий в этом семестре совсем немного, но зато работы с научными руководителями — у-у-у! Выше крыши! — вдохновенно тараторила она. — Со следующей недели еще опыты в лаборатории начнем… Дождаться не могу! — Она прервалась на протяжный вздох и вдруг опомнилась: — А ты-то как? Не спугнули мелкие? — Не такие уж они и мелкие — старшеклассники же, — с ноткой укоризны поправил Ирука, вновь расправляя пальцами скрипичный ключ на обложке буклета. — Мы с ними, можно сказать, на одной волне. Так что все в порядке, спасибо. — Сегодня больше не преподаешь? — Не-а. Собирался пойти поискать кафетерий да пообедать. Присоединитесь? Тут Какаши почувствовал на себе сразу два выжидающих взора. Что поделать: хотеть выглядеть незаметным и выглядеть незаметным — не одно и то же. — Я тороплюсь, — пробубнил он. — Пока. Не дожидаясь ничьей реакции, он прибавил шагу, взяв курс на лестничный пролет. Сжал зубы сильно и кулаки — вдвое сильнее, как если бы и впрямь переступал через себя, а не делал что-то уже вполне обыденное. Правила есть правила, и их Какаши никогда не нарушал. Даже если отчего-то вдруг тянуло.***
Неделя пролетела, хотя моментами казалось, что тянется выдохшейся жвачкой. Какаши запускал «Pretender» четырежды: три раза в дневную смену и один — в ночную, — и Спайси Дрим там ему пока больше не попадался. Умные алгоритмы приложения не ставили их в пару после того, как Какаши соскочил со смены. С Ирукой лицом к лицу он тоже не сталкивался, но и легче от этого не становилось. Досада и разочарование, которые, как он думал, давно уже смог в себе потопить, беспрерывно бурлили на уровне подсознания, то и дело всплывая приступами уныния. Иногда — очень не вовремя. — Может, оденешься? — протянул Какаши, не в силах уже терпеть мельтешение частых зеленых ромбиков на серых отцовских трусах. Сакумо Хатаке суетился у плиты, пританцовывая и одним только своим видом превращая любую здравую мысль в абсурд. — НЕ СЛЫШУ! — прогрохотал он, продолжая нещадно крошить лук в сковороду с завтраком. Какаши бессильно опустил локоть на стол, а подбородок — в ладонь. Повторить не потрудился: конечно, как тут что-то разберешь, если на всю квартиру разрывается радио, а слух подпорчен многолетним пользованием фонендоскопом. Дотянувшись до приемника, Сакумо немного убавил звук, но сам тише говорить не стал: — Солим каждый себе по вкусу?! — коротко глянув через плечо, вновь рявкнул он. — Угу, — промычал Какаши. — Не слышу! — Да-а, — он раздраженно пустил гласный звук по нисходящей. Сакумо показал ему большой палец и продолжил подпевать песне с радиостанции — то ли просто невпопад, то ли нарочно коверкая слова. Какаши не уставал поражаться его нескончаемо доброму расположению духа, хоть и списывал часто на показушно молодецкую удаль в своем присутствии. В Конохе у Сакумо началась новая жизнь. Заняв должность анестезиолога в городской больнице, куда принимали, естественно, только лучших из лучших, он наконец мог позволить себе все, чего не имел раньше. Но и вкалывать как проклятый не прекращал. Привык и не мог иначе, наотрез отказывался сбавить обороты. «Завяну, затухну, постарею», — так всегда говорил. И с последним Какаши точно поспорил бы. Сакумо удивительно хорошо сохранился для своих лет — тех, что прожил, и тех, что провел за нелегким делом в операционной. Он поддерживал завидную форму, был высоким и жилистым, точно как его сын. Какаши всегда смотрел на него как в искажающее в лучшую сторону зеркало: те же исчерна-серые глаза с природным налетом усталости, длинный нос и широкий рот. Разве что черты казались более мягкими, или, может, таким Сакумо делала более активная мимика… И с нею другие метки отличия — лучики морщин. — Налетай. — Сакумо приземлился на стул, энергично потер между собой ладони и вправду налетел на сготовленное. Какаши ел медленно и время от времени поглядывал на отца осуждающе, когда тот тряс перечницей и солонкой: ну зачем столько вбухивать? Быстро расправившись с половиной порции, Сакумо нащупал рядом с салфетницей рыжий крокодиловый футляр и вытащил из него за дужку очки-авиаторы — даже на вид дорогущие. Нацепил их на нос и, подхватив со свободного стула телефон, отставил его на далеко вытянутой руке — взялся что-то читать. — Когда купить успел? — удивился Какаши. — Что купить? — не понял Сакумо. — Очки. — А, это. Да, выписал вот себе недавно! Какаши поджал губы. Выписал… Так сказал, будто народ по старинке продолжает охотиться на свои хотелки в бумажных каталогах — какой там заказывать в онлайн-магазинах. Но если уж не придираться к словам, порой необдуманные приобретения отца его радовали. Он чувствовал себя к ним причастным, ведь больше не висел на родительской шее и не создавал дыр в бюджете. И что-что, а безделушки для души Сакумо заслужил. — Что, немодные? — Он поник и даже жевать стал медленнее. — Не знаю, — уклончиво ответил Какаши, снова возвращаясь к тому, что и так беспрестанно вертелось в голове: на шее он, может, и не висит, но какой ценой… Он коротко откашлялся, проглотив горелый на вкус кусок помидора: — Слушай, я спросить хотел… — Сделал вдох и еще раз подумал, прежде чем продолжить: нечасто они поднимали тему жизни до переезда в Коноху, так уж повелось. — Ага, давай, — подбодрил Сакумо. Какаши потеребил край салфетки и прижал указательным пальцем, решаясь: — Фамилия Умино тебе о чем-нибудь говорит? Сакумо наклонил подбородок и пристально воззрился на сына поверх оправ: — Ну… Были такие. — Были? — Какаши подгреб салфетку под ладонь и медленно сжал. — Да. Горнолыжники оба, угодили под лавину на нашем курорте. Доставили их поздно: он скончался почти сразу, а она еще лежала пару дней. Жаль их. Молодые совсем. Сакумо никогда не мешал работу с эмоциями, будь то гнев безысходности или как сейчас — сочувствие. Потому-то Какаши и задался вопросом: — Ты знал их? — Нет. Нет-нет, лично не знал. Встречал, может, но за руку не здоровался. А вот на похоронах был — ее подруга пригласила, из благодарности. Странная ситуация, на самом деле: их вообще мало кто пришел оплакивать. Слышал, что родственники с ее стороны были против брака, но чтоб настолько… — Сакумо цыкнул и неодобрительно мотнул головой. — Мальчишка их так рыдал — сердце разрывалось. Лет одиннадцать ему было, кажется. Как и тебе тогда. — Это вряд ли. Он младше. На четыре года. Какаши вдруг стало неуютно в стенах отцовского дома — он будто снова оказался на той облезлой автобусной остановке, где оставил тринадцатилетнего мальчишку с испуганными глазами и ушел, не оглядываясь. — Так ты его знаешь? — Сакумо вернулся к своей тарелке: поскреб её, собирая остатки в одну кучку. — Вроде того, — нехотя откликнулся Какаши. — Он учился в моей школе. И приехал в Коноху на семестр. — О, — звучно отхлебнув чай, Сакумо заулыбался, — значит, все у него хорошо сложилось… Рад слышать. Раньше казалось, что очень уж нелегкая его ждет судьба. Какаши долго невидяще смотрел на отца, прежде чем бросить замусоленную салфетку в свой почти нетронутый завтрак. Она плавно расправлялась, еле слышно шурша, а Сакумо ни с того ни с сего встрепенулся и подорвался с места: — Так, — он подошел вплотную и навис над сыном угрожающей тучей-диагностом, — а ну-ка глянь-ка на меня еще разок! Голова не кружится в последнее время? — Нет. — Серый весь… — продолжил, словно и не слыша. — Давай уже врачу покажемся, кровь на гемоглобин проверим? — Сам покажись, — проворчал Какаши. — Офтальмологу. Вдруг повезет, и он еще одни модные очки тебе выпишет. Сакумо несильно толкнул его в грудь: — Нельзя так со своим здоровьем. Маску-то хоть не забываешь носить? Осенние простуды самые опасные! — Не забываю. — Какаши сбросил его руку со щеки, когда он потрепал ее. — Да хватит! — Ой, ну простите-простите, недотрога… Не смог удержаться, такой ты красавец… — Черт, Сакумо, ну прекрати уже нести этот бред! — Какаши юрко увернулся от очередного проявления нежности, встал и принялся собирать грязную посуду. — …весь в отца! — не переставая умиленно улыбаться, закончил Сакумо.