The Sun Still Rises | Солнце Всё Ещё Восходит

      — Как ты относишься ко всему, что произошло?              — Ты можешь произнести её имя, Би, — сказал Эндрю ухмыляясь.              Би мягко улыбнулась.       — Как ты относишься к тому, что случилось с Рене? — поправила она.              Эндрю рассмеялся. В начале большинства сеансов Би любила задавать базовые вопросы. Вопросы, которые Эндрю классифицировал как традиционные для её терапии, до тех пор, пока он основательно не начинал обрывать беседу, и её слова не начинали звучать более индивидуальными. Иногда он позволял ей задавать эти начальные вопросы. Сегодня он сказал:       — Рене не умерла, не так ли? Или до меня что-то не донесли.              — Необязательно умирать, чтобы кто-то начал беспокоиться.              — Знаешь, что беспокоит? Беспокойство без рационального объяснения. Люди называют это тревогой, Би. Или паранойей. Я знаю человека с запущенным случаем и того, и другого.              — Я бы не сказала, что беспокойство за Рене иррационально. Она была тяжело ранена, и её пришлось госпитализировать, — возразила Би.              — Да, да. А затем врач сказал, что рана незначительна. Едва ли царапина.              Би понимающе улыбнулась ему.       — Хочешь сказать, что волновался до того, как услышал заключение врача?              Эндрю рассмеялся. Би нравилось пытаться выжать из Эндрю все возможные эмоции, какие только получится. Подшучивая над ней, он коротал время.       — Нет, — ответил он. — Знаешь, я был не единственным, кто не волновался.              — Аарон или Кевин не ладят с…              — Не они, — отмахнулся от неё Эндрю. — Они люди.              — Не веришь, что ты человек?              Это было так похоже на Би — сосредоточиться на нём, в отличие от другого нечеловека, которого упомянул Эндрю. Был ли Эндрю человеком? Под действием лекарств он даже не чувствовал себя настоящим. Возможно, мозг — это компиляция машинных, разумных и органических частей всех форм и цветов. И они не подчинялись ему. Была ли автономия необходимым условием для человечности? Он предположил, что нет, поскольку философам нравился извечный вопрос о свободе воли.              — Ты веришь в свободу воли? — спросил Эндрю вместо того, чтобы ответить ей.              Уголки губ Би приподнялись. Ей нравились философские вопросы, и Эндрю предположил, что это потому, что философия человека многое раскрывает о нём самом.       — Да, — сказала она. — Хотя у меня не так много научных обоснований для этого.              — Значит, это вера, — ответил Эндрю. Рене понравился бы этот разговор. Обычно они вели подобные, когда были одеты в спортивную одежду. Сейчас она была бы в больничном халате. Или её выписали из больницы? — Философия так заявляет.              Улыбка Би стала шире.       — Полагаю, что так и есть. Ты веришь в свободу воли?              Эндрю ухмыльнулся.       — Я не религиозен.              — Что ты хочешь этим сказать?              Эндрю подозревал, что она уже знала. На некоторые вопросы не нужно отвечать: у них не было разгадок. В свободе воли нет правильного или неправильного, нет истин. Как можно верить в то, что не поддается проверке? Можно ли? Хотелось бы вы увидеть истины, которые невозможно проверить? Многие люди и в такое не верят. Забавно.              Время от времени Эндрю задавал Би лишние вопросы, на которые она уже знала ответы. Сегодня был не один из таких дней. Это был странный день со своеобразными настроениями, которые были не совсем хорошими, но всё ещё яркими, удушающими и красочными. Эндрю не назвал бы это плохим настроением. Это можно назвать лингвистической неправдой, но на самом деле оно является стандартным описанием. Это не было плохим настроением, просто менее презентабельное. Презентабельный. Эндрю рассмеялся при мысли о том, что его когда-нибудь сочтут таковым.              К Би был вопрос. Почему однажды утром человек просыпается довольным, а на следующее абсолютно несчастным? У Би, вероятно, был бы какой-нибудь правдоподобный ответ о текучести человеческих эмоций. Эндрю не нравились текучие ответы. Или эмоции.              — Эндрю, — сказала Би, когда он так и не ответил ей. — Я хотела бы задать тебе другой вопрос.              — Выкладывай, Би.              — Ты веришь, что можешь контролировать своё настоящее и будущее?              — И, соответственно, моё прошлое? — закончил Эндрю. Би виновато улыбнулась, потому что цель её вопроса была так очевидна. В этом она была глупа, пытаясь одурачить Эндрю тщательно продуманными вопросами, в которых угадывался более глубокий смысл. Эндрю всегда замечал, но она продолжала пытаться.              Эндрю улыбнулся и положил подбородок на колени. Он обдумал эти слова.       — Хм, это сложный вопрос, Би. Ты ищешь мельчайшие детали. Я думаю, я должен уметь контролировать себя, если никто другой не может.              Би кивнула.       — Я считаю, что это хорошая философия. Чувствуешь ли ты, что сейчас можешь контролировать себя?              Нет. Ответ был очевидным и моментально появился в его мозгу. Он загрохотал по кругу, как экси-мячик по полю. Нет, нет, нет, нет, цвета меняются с каждым отскоком. Эндрю засмеялся. Его мозг словно завибрировал от этого слова.       — Я думал, ты захочешь узнать о людях, которых я не могу контролировать, — сказал он.              — Ты хочешь поговорить о них? — Би сделала глоток своего чая. Он остывал, и она крепко обхватила кружку руками. Она никогда не красила ногти, но они всегда были подстрижены и ухожены. Её смуглые пухлые руки лениво двигались, когда она подняла чашку, чтобы сделать ещё глоток.              — Нет, — прощебетал Эндрю. Слово немного осело в его мозгу теперь, когда оно было произнесено. У него возникло внезапное желание повторять его снова и снова, просто чтобы узнать, каково оно на вкус. Но это Би была навязчивой, а не Эндрю.              — Тогда мы не будем говорить о них, — легко сказала Би. — И, как ты знаешь, мы не можем контролировать поведение других людей, только собственное. Что бы ни делали другие люди, это их вина.              Эндрю рассмеялся.       — Би, я уже давно перестал винить себя.              — Приятно слышать, — она сказала это небрежно, и Эндрю заподозрил, что она ему не поверила. Верование. Какое ужасное слово. Требовалось гораздо больше усилий, чтобы произнести его, в отличие от лжи, были или факта. Верование — это слово, в котором чаще двигаются губы, как будто само слово пытается убедить всех в своем значении.              Эндрю потянулся за своей чашкой горячего какао и залпом выпил всё, включая остатки порошка на дне. Отставив чашку, он ритмично постучал пальцами по голеням. Это движение напомнило ему о Ниле, и он остановил себя.              — Я сказала что-то, что тебя расстроило? — спросила Би. Она умела замечать. Раньше была лучшей в этом. — Прошу прощения, если так.              Эндрю усмехнулся.       — Я не расстроен. Я не расстраиваюсь.              — Тем не менее, я постараюсь изо всех сил не расстраивать тебя.              — О, Би. Ты и твои безнадежные случаи, — в этом она была похожа на Рене.              — Я не считаю тебя безнадежным случаем.              — Нет? — Эндрю ухмыльнулся. Улыбка ощущалась противной и вне его контроля. — Ты знаешь, кто безнадежен?              — Кто?              — Нил Джостен.              Выражение лица Би не изменилось. Она была во многом талантлива.       — Почему ты так говоришь?              — Ты с ним виделась, — сказал Эндрю со смехом. — Сама знаешь.              — Я не верю, что кто-то действительно безнадёжен.              — Мм, слишком идеалистична, чтобы быть прагматичной, — Нил Джостен воистину был безнадежным случаем. Он был одной ногой в собственной могиле и, похоже, совсем не собирался из неё вылезать. — Я заключил сделку, — выпалил Эндрю.              — С Нилом? — спросила Би.              — Дап, — он сделал акцент на «п». — Я удивлён, что он согласился.              — Правда? Почему это?              — Он мне не доверяет.              — А ты ему доверяешь? — Би сделала ещё глоток и поставила кружку.              — Нет, — Эндрю рассмеялся над таким глупым вопросом.              — А хочешь?              Ещё один глупый вопрос.       — Я никому не доверяю.              — Это не отвечает на вопрос.              — Это ответ, — сказал Эндрю. Это ответ, сказал Нил.              Би обдумывала это.       — Есть ли причина, по которой ты никому не доверяешь?              Эндрю откинулся назад и опустил ноги на пол.       — Никто не может сдержать своих обещаний, — ответил он.              — Ты надеешься, что Нил сдержит своё?              Ах. Иногда она действительно знала, где искать.       — Он не сдержит, — хмыкнул Эндрю.              — А что, если сможет?              — Статистическая аномалия, — Эндрю рассмеялся.              Выражение лица Би оставалось вежливым и сдержанным.       — Возвращаясь к нашей предыдущей теме, считаешь ли ты, что смог бы больше доверять людям, если бы был в силах их контролировать?              — Лучше не размышлять о невозможных «что, если», — упрекнул Эндрю.              — Тогда позволь мне изменить вопрос, — непринужденно сказала она. — Ты доверяешь себе?              Улыбка Эндрю не сходила с лица, несмотря на то что его разум не желал этого. Как бы он подошел к этому вопросу, будучи трезвым? Ответ был просто вне его досягаемости. Доверяешь ли ты себе? Что такое доверие, Би? Убеждённость? Вера? Доверяю ли я себе? Доверишь ли ты себе то, что не будешь открывать три раза дверь или мыть руки, пока они не начнут ощущаться правильно? Доверишь ли ты контроль над собой же? Доверишь ли ты себе то, что остановишься? Доверяю ли я себе? Эндрю даже не мог контролировать свое лицо или разум, который гудел и жужжал, прекратите это. А как же ответ не под лекарствами? Он едва мог вспомнить, каково это — быть абсолютно трезвым без тошноты и отчаянной потребности в сигаретах.              — Ты сегодня в отличной форме, Би, — сказал Эндрю. Его кожа зудела от желания закурить.              — Я полагаю, это более резкий вопрос, чем обычно, — согласилась она, затем подождала его ответа. У нее были бесконечные запасы терпения. Эндрю обычно ценил это в ней. Остальной мир так торопился.              — Что для тебя значит доверие? — спросил Эндрю, потому что они оба любили словесные игры.              Как и следовало ожидать, Би не расстроилась из-за его отказа отвечать.       — Доверять — значит верить в надежность чего-то или кого-то. Я верю, что моя машина довезёт меня утром на работу. Я верю, что мои друзья будут рядом, когда они мне понадобятся. Я верю, что смогу проснуться и выполнить свою работу в меру возможностей, — она сделала паузу, давая этим словам повиснуть в воздухе. Иногда Эндрю хотелось знать, чувствовала ли она осязаемость слов так же, как и он. Эти были приторно-сладкими. Возможно, ядовитыми и обманчивыми, а, может, просто самыми обычными. Это было невозможно узнать. — Что значит для тебя доверие? — выпалила она в ответ.              — Ничего.              Би опустила взгляд на свои колени, складывая руки в замок.       — Я бы хотела, чтобы доверие что-то значило, — сказала она. — Я бы хотела, чтобы ты нашёл вещи, если не людей, которым ты можешь доверять. Таким образом, мы сможем дать определение этому слову.              Эндрю взглянул на часы.       — Время, — хмыкнул он. — Наш сеанс окончен. Жаль. Я всегда могу доверять трём вещам: эти сеансы закончатся, солнце взойдёт, а люди умрут, — но не Рене. Не слишком глубоко, просто царапина.              Би встала вместе с ним, вежливо улыбаясь.       — Три вещи — это больше, чем ничего. Я с нетерпением жду, когда этот список пополнится.              — Оптимистка, как и всегда, — сказал Эндрю. — До встречи.              — До встречи, — согласилась она.              Он вышел из её кабинета, напевая себе под нос мелодию. Так же, как и слова, звуки тоже были осязаемы. Они грохотали в его груди, кажущиеся нереальными под ощущающейся далёкой нечеловеческой кожей. Эндрю усмехнулся себе под нос от вибрации в горле.              Ники ждал его в вестибюле, гримасничая над спортивным журналом.       — О, эй, Эндрю, — сказал он, едва подняв взгляд. — Клянусь богом, эти журналы созданы для геев, которые настолько глубоко залезли в шкаф, что даже не знают определения гомосексуальности. Посмотри, — он перевернул журнал, чтобы показать бодибилдера с накачанными мышцами, поднимающего тяжести. — Название статьи — «Как улучшилась моя личная жизнь после занятий бодибилдингом». И заметь: история была о гетеросексуальной паре, — Ники сделал неверящее лицо. — Быть такого не может. Ты видишь эту фотографию? Ты хочешь сказать, что он накачал эти мышцы, чтобы произвести впечатление на женщину? А потом обмазался маслом? Ага, конечно.              — Отдай это Кевину, — сказал Эндрю, проходя мимо него и шагая из здания. Ники последовал за ним, сворачивая журнал и засовывая его в карман.              — Боже мой, это отличная идея. Я бы поставил двадцать долларов на то, что он покраснеет, будет слишком долго пялиться, а потом скажет: «Ники, это отвратительно. Ты знаешь, как плохо было бы для этих спортсменов быть геями?» — голос Кевина был спародирован на октаву ниже и звучал как у человека из братства. Кевин в братстве. Эндрю хмыкнул над идеей о том, что помешанный на спорте Кевин сменит профессиональные выражения на «братан» и «чувак». Если бы такое случилось, Эндрю, возможно, пришлось бы расторгнуть их сделку и убить его самостоятельно. Ракеткой экси — ради поэзии. Он представил себе Кевина с поднятыми руками, говорящего: «братан, это была просто шутка», прежде чем ракетка сокрушится на его голову. Эндрю захихикал.              Ники казался довольным, думая, что его шутка была причиной веселья Эндрю. Он скользнул на водительское сиденье машины и включил зажигание. Эндрю сел на пассажирское место.              — Как Бетси? — спросил Ники.              Эндрю не ответил ему и продолжал напевать свою непонятную мелодию. Он поигрывал телефоном в кармане и подумывал отправить сообщение Нилу. Он подозревал, что Нил носил телефон только для экстренной связи с Алексом. Любые сообщения вызвали бы у него приступ тревожности. Он представил себе это. Кевин в спирали беспокойства превращался в тающую лужицу — неспособный и жалкий. Аарон превратился в нечто более бешеное и нелогичное. Ники обращался в обезумевшую наседку с неуместными и плохо отточенными материнскими навыками. Нил был кроликом, который бегал кругами, кругами, кругами, кругами. Иногда кролик становился умным и сообразительным.              Круги. 360 градусов, окружность, радиус, касательные, касательные, касательные…              Машина въехала на парковку стадиона, и мозг Эндрю словно повис в вибрирующей петле. Он выскочил из машины и зашагал к зданию.              Внутри Лисы уже были собраны, но бездельничали в комнате отдыха. Дэн пыталась загнать всех на разминку, но Кевин был отвлечён своей ракеткой, Аарон развлекался, наблюдая за стеной, а Нил — за Алексом. Алекс вообще не отвлекался. Он держал в руке связку ключей и не сводил глаз с Эндрю. Наблюдал, не Аргус Всевидящий, не пчела, но что? Вопрос, на который не нужно отвечать. Эндрю хмыкнул и отвёл взгляд.              — Бля, они вернулись, — пробормотал Сет. Обычно Рене приветствовала его, когда Эндрю возвращался на тренировки по средам. Эндрю улыбнулся Сету.              — О, я не нужен? Упс, я пойду тогда.              — Ты остаёшься на тренировку, — строго рявкнула Дэн.              — Я бы не хотел навязываться…              — Эндрю, — голос Дэн стал резким. — Ты не пропустишь тренировку. И никто не сбежит с разминки. Давайте, Лисы!              — Да, мэм! — вмешался Мэтт. Он был единственным, кто разделял её энтузиазм.              — Эй, кто-нибудь был у Рене? — спросил Ники. Дэн развела руками, очевидно, признавая, что её приказ о разминке был пропущен мимо ушей.              — Я навещал её вчера, — сказал Мэтт. — Она сейчас у Эбби, пока выздоравливает.              — Думаешь, она готова к визитам?              — От монстров? — сказал Сет, скривив губы. — Сомневаюсь.              — Сет, закрой пасть, — вмешалась Элисон. Не в защиту Ники, а из ненависти к Сету.              Ваймак вошел в гостиную, резко оборвав разговор.       — Сейчас время чаепития? Я плачу за электричество не ради того, чтобы вы в кружочке сплетнями обмениваться. Эндрю, Ники, идите переоденьтесь. Остальные, я ожидаю, что забег начнётся через шестьдесят секунд. Это значит, что нужно поднять задницы сейчас же… — его телефон зазвонил громко и пронзительно. Ваймак разразился длинной чередой ругательств, которые он оборвал на полпути, чтобы открыть свой телефон. — Сраный КРЭ уже несколько дней не даёт мне покоя, — пробормотал он, прежде чем отвернуться и поднести телефон к уху.              Эндрю последовал за Ники в раздевалку. В свете травмы Рене, он, вероятно, смог бы просидеть всю тренировку, не поднимая ракетку, и Ваймак не стал бы жаловаться и ныть по этому поводу. Или нет. Рене, почему ты должна заявлять, чтобы мы продолжали трудиться? У таких трагедий должны быть и светлые стороны. Светлая сторона, Би, я практически оптимист.              — Эндрю! — позвал Ваймак, когда тот прошёл всего несколько шагов в раздевалку. — Шевели булками сюда!              Ники бросил на Эндрю испуганный взгляд, но Эндрю только улыбнулся и пожал плечами.       — Да, тренер? — крикнул он, шагая обратно.              — Какого хрена мне звонят менты?              Эндрю невинно поднял руки.       — Не я! Спросите моего доппельгангера, — «не я», — маниакально подумал он. Не в этот раз. Аарон вопросительно уставился на Эндрю, так что это тоже не мог быть он. Эндрю представил себе давно потерянного тройняшку с каким-нибудь дурацким именем, вроде Адама. Разве это не было бы ёбаной шуткой.              Остальные Лисы всё ещё оставались на месте, так что они с любопытством топтались рядом. Нил стоял в стороне, держа Алекса за руку. Ни убегающие, ни зарывающиеся. Подслушивающие. Происхождение этого слова на английском было спрятано прямо в его звучании: стоять под карнизом дома, чтобы подслушать разговор. Где карниз? Извините, тренер, давайте перенесём этот разговор поближе к дверям, чтобы Лисам не пришлось прятаться.              — Ставлю двадцать баксов на то, что он кого-то убил, — пробормотал Сет Мэтту. Почти, подумал Эндрю с долей юмора.              — Сет, — тихо сказал Ваймак, прежде чем ответить позвонившему. — В чём проблема, офицер? Хиггинс, не так ли?              Хиггинс. Кабан. Кабиггинс. Кабан Хиггинс. Кабиггинс Хиггинс. Эндрю моргнул, в голове что-то неприятно пульсировало.       — Упс, это меня, — он протянул руку и выхватил телефон у Ваймака, прежде чем Ваймак продолжил бы какой-либо компрометирующий разговор. Он повернулся, чтобы уйти, ради разговора без зрителей, но Ваймак схватил его сзади за джерси.              На экране телефона мигало «0:32», время шло и цифры увеличивались. Номер был кодом штата Калифорния и незарегистрированным контактом. Кабан Хиггинс. «Возможно, это третий», — подумал Эндрю хихикнув. Он вернулся с ещё одним. Адам Миньярд. Или Доу. Или, может быть, что-то совсем новенькое.              Эндрю повернулся, чтобы посмотреть на Аарона, который широко раскрыл глаза и был совершенно сбит с толку. Что такое сожаление? Вбейте это слово в Интернете, и вы, возможно, найдёте фотографию Аарона Миньярда. Сожаление номер один: разговор с Кабаном Хиггинсом.              — Не заставляй его ждать, — проворчал Ваймак, всё ещё крепко держась рукой за джерси Эндрю сзади.              Эндрю поднёс телефон к уху. Движение было вялым, как будто его тело погрузили в ту же вязкую вибрирующую жидкость, что и мозг.       — Кабан Хиггинс, это действительно ты? — спросил он.              — Эндрю? — голос был мгновенно узнан. Глубокий резонанс, который был пронизан правоохранительными органами, и невыносимая нотка грубости. Это был голос человека, созданного для того, чтобы сурово разговаривать с мальчиками из группы риска. Эндрю, ты действительно мог бы чего-то добиться в своей жизни, на октаву ниже. Бас в хоре? Может быть, альт? Факты о местах в хоре: вообще никаких. Кому не похуй?              — Есть такое, — сказал Эндрю. — Я не фанат звонков с просьбой о помощи.              — Это не звонок с просьбой о помощи. У меня есть к тебе несколько вопросов.              — Мм. Нет, — Эндрю повесил трубку. Вещи, которым я доверяю, Би. Кнопка сброса на телефоне. Она всегда завершает вызов. Телефон зазвонил снова.              Эндрю вырвался из рук Ваймака, прежде чем ему станет слишком трудно дышать. Он отошёл к отдалённой стене, подальше от братьев Джостен. Хороший, видишь, Би? Игнорирую, ещё и прячу уродливые моменты от мини-Джостена.              Отвечая на телефонный звонок, он прикрыл его ладонью, чтобы не было слышно ни звука.              — Ты только что повесил трубку? — спросил Хиггинс, что показалось глупым вопросом. Телефон сам повесил трубку? Что ж, у тебя есть ответ. Хиггинс был печально известен глупыми вопросами.              — Нет, не я, — сказал Эндрю. — Может быть, третий я.              — Эндрю, нам нужно поговорить…              — Мм, нет, — Эндрю снова повесил трубку. Всё, что хотел сказать Хиггинс, не сулило ничего хорошего.              Телефон зазвонил снова. Звяк, звяк, звяк, звучит знакомо? Это звук мозга, который жужж жужж жужжит. Прежде чем Эндрю успел ответить, Нил выпрямился, всё ещё стоя в отдалении.              — Ваймак сказал бегать, — напомнил он. — Идём.              Лисы моргнули и повернулись к нему, сбитые с толку. Пошли искать карнизы?              — С каких пор ты, блять, капитан? — рявкнул Сет.              Взгляд Нила остановился на нём, отточенный и сосредоточенный. А вот и кролик. Который это? Настоящая версия?       — Ни с каких, но я не в восторге от односторонних телефонных разговоров. Если это то, что тебя заводит, тогда оставайся. Я ухожу, — он взял Алекса за руку и вышел из комнаты отдыха на корт. Телефон звонил уже седьмой раз.              Остальные Лисы виновато последовали за ним.       — С хуя ли вы все стали выполнять приказы ебучего новичка? — спросил Сет.              — Он прав, — сказала Дэн. — Мы здесь, чтобы потренироваться, так что вперёд.              Сет бросил на Эндрю презрительный взгляд, прежде чем неохотно последовать за остальными Лисами. Только Аарон и Ваймак остались, наблюдая за Эндрю. Звонки закончились и сменились на голосовую почту. Эндрю посмотрел на телефон, затем снова на значительно опустевшую комнату. Ещё один фрагмент головоломки.              Телефон зазвонил снова.              Эндрю ответил, на этот раз с аудиторией из двух человек вместо девяти.       — Что? — спросил Эндрю, чувствуя себя странно ясным, несмотря на свои красочные лекарства.              — Ты собираешься снова повесить трубку? — устало спросил Хиггинс. Эндрю отчётливо представил себе его лицо на другом конце провода. Его постоянные морщины стали бы ещё глубже, вдовий мыс сдвинулся ещё дальше, а губы сжались до невозможности. Эндрю представил, как бросает ему в лицо этот самый телефон. Или нож.              — В играх нет необходимости, — сказал Эндрю.              — Это ты… — вздохнул Хиггинс. — Отлично. Я звоню, потому что недавно было начато расследование в отношении одной из твоих бывших приёмных семей. Спиры, помнишь их? Поступило несколько жалоб на жестокое обращение в семье, и мы открыли…              — Кто жаловался? — перебил Эндрю. — В том доме больше не должно было быть детей. Жалоба означает, что они были, — это было почти комично. После разговора о доверии и вере ему позвонил Кабан Хиггинс. Что для тебя значит ирония, Би?              Хиггинс предсказуемо проигнорировал вопрос.       — Если ты дашь показания, мы сможем обеспечить правосудие для всех пострадавших детей. На данный момент мне просто нужно знать, на правильном ли я пути в этом расследовании. Просто ответь на один вопрос. Ричард Спир применял сексуальное насилие?              — Не спрашивай меня об этом, — прощебетал Эндрю.              — Эндрю…              — Хиггинс, — передразнил Эндрю. — Нет, спасибо, я уже запасся штруделями. И твои просьбы мне не нужны. Эй, эй. Хочешь что-нибудь услышать? Позвони мне ещё раз, и я убью тебя.              Эндрю сбросил звонок и посмотрел на экран, ожидая, что Хиггинс проигнорирует его требование и позвонит снова. Он досчитал до десяти, запинаясь и начиная заново. Каково определение времени? Бесконечный ход существования и событий. Люди говорят, что время нереально. Время очень реально: секунды, минуты, дни, годы буквально перед вами. Телефон молчал.              — Что это было? — спросил Ваймак, сведя брови.              Эндрю посмотрел на него снизу-вверх. Он напоминал фигурку из пластилиновой анимации, вылепленную с неуместной заботой на лице, все складки на его коже были немного более выраженными. Последним пластилиновым мультфильмом, который посмотрел Эндрю, был «Побег из курятника», объективно ужасный фильм. Ваймак в роли пластилиновой курицы. «Вперёд, вперёд, вперёд! Если самолет не будет построен вовремя, вы все будете записаны на марафон!»              Эндрю хихикнул себе под нос. Он представил себе Хиггинса в роли ещё одной пластилиновой курицы, и его смех стал громче, клокочущий и шипучий, прямо как и его мозг. О, это так нелепо и неудивительно, что единственное требование Эндрю было проигнорировано. Забавно. Что для тебя значит доверие? Ничего, Би. Поняла?              — Что происходит? — спросил Ники, выходя из раздевалки. — Что такого смешного?              — Ничего, ничего, — сказал Эндрю, смеясь над своими мыслями. — Не о чем переживать, — совсем не о чем. Ни ему, ни Ники, ни Аарону. Хотя, может быть, немного переживаний для Хиггинса с его ранней слепотой и глухотой.              Эндрю потянулся и прикрыл лицо руками. В глазах у него потемнело, отчего обострились другие чувства. Его смех отдавался в груди воздушным гулом. Ники утверждал, что не верит в Хелен Келлер (по крайней мере, в то, чего она достигла). Раньше он был известным сторонником теории заговора. Послушай, Ники, у нас есть ещё один! Только на этот раз никаких достижений, притворных или каких-либо других.              — Эндрю, почему тебе звонит полиция Оклэнда? — строго спросил Ваймак.              Эндрю предположил, что Ваймак беспокоился из-за возможного убийства. Это было бы не первое его, но оно могло бы стать первым, которое было плохо исполнено. Эндрю был достаточно осторожен, чтобы не допустить никаких зацепок, которые могли быть замечены Хелен Келлер из полиции Оклэнда.              Эндрю опустил руки, и Бог сказал: «Да будет свет», и стал свет. Бытие 1:3.       — Кабан просто хотел поболтать, — сказал Эндрю. — Вернуться в прошлое.              — Не лги мне.              — Я не лгу, тренер. Хиггинс немного похож на вас. Идеалист до мозга костей и с излишними иллюзиями. Он работал с программой ПАЛ Оклэнда, приучал плохих детей к спорту.              Ваймак посмотрел на него.       — И он позвонил, чтобы просто «пообщаться» с тобой, — сухо сказал он.              — Разве это не мило? Он помнит меня, — Аарон наблюдал за Эндрю, нахмурив брови. Эндрю махнул ему рукой и ухмыльнулся. — Я уверен, что он тебя тоже помнит. Хотя и не упоминал. Я думаю, у него есть любимчик, упс, — Эндрю пожал плечами.              — Эндрю, что происходит? — спросил Ники, как всегда, обеспокоенная мать-наседка.              Эндрю рассмеялся и снова пожал плечами. Он отбросил телефон в сторону, и тот с грохотом упал на пол, отскочив назад. Его трясло от необходимости что-то сделать — что угодно. Желательно подраться. Во время трезвости жажда насилия у Эндрю была бы тихой и едва сдерживаемой. Когда он был накачан лекарствами, она была прямо на поверхности, под кожей, как миллион блох, которые зарылись в щели под ногтями и ползли все дальше и дальше по его рукам.              — Увидимся завтра, — прощебетал Эндрю и направился к выходу.              — Куда, по-твоему, ты собрался? — потребовал ответа Ваймак.              Эндрю сделал паузу и указал на дверь.       — Вы… Тренер, только не говорите мне, что потеряли способность читать? На табличке написано «выход». Выход определяется как «путь наружу; особенно из зданий, комнат или транспортных средств’. Синонимы слова «выход»…              — Ладно, хватит болтать. Ты не уйдёшь прямо сейчас. У нас тренировка, и мне нужны ответы на вопросы.              Эндрю действительно был сыт по горло вопросами. Хиггинс и так задал слишком много. Он притворно кашлянул в локоть.       — Ой. О нет. Я заболеваю ужасной болезнью. Тренировку, к сожалению, придется продолжить без меня.              — Эндрю…              — Отпустите его, — прервал Ваймака Аарон. — Пожалуйста.              Эндрю ненавидел это слово. Само его звучание было кротким, рот растягивался в покорности, а гласные получались ровными и долгими. Пожалуйста. Режущий, несмотря на отсутствие буквы «р». «Пожалуйста» звучало так, как выглядели рты куриц из «Побега из курятника»: продолговато и широко.              Но это слово заставило Ваймака смягчиться, и он раздражённо всплеснул руками. Эндрю покинул здание прежде, чем Ники смог выразить свою обеспокоенность в третий раз.              У Эндрю не было привычки садиться за руль под действием лекарств, поэтому вместо этого он сел на бордюр возле стадиона и достал из кармана сигареты. Он зажёг одну и сунул её в рот, затягиваясь. В воздухе перед ним витал серый приятный дым, пахнущий как раз необходимой едкостью.              У него чесались руки подраться. Это была базовая потребность, которая заставляла его трястись точно так же, как Нил дергался и оглядывался на каждый выход.              Иногда Эндрю забавлялся, гадая, что суд скажет о его непрекращающемся насилии. Они назначили лекарства и сеансы терапии в надежде уменьшить его непостоянство. Загляни на денек в мой мозг. Что видишь? Можешь сосредоточиться? Где мысль, вот она, движется по кругу, я всё ещё чувствую желание насилия, ха, но оно закручивается, калейдоскоп, смерть в ярких красках.              Эндрю фыркнул от смеха и резко затянулся сигаретой.              Мы позаботимся о том, чтобы подобное больше не повторилось. Будь уверен, Эндрю, в этом доме больше не будет детей. Я верю тебе. Ты уверен, что это не было просто — Стоп. Сигарета выпала из его пальцев и тлела на бетоне. Эндрю всмотрелся в неё. Пепел всё ещё вспыхивал красным пламенем, и он подумал, не приложить ли к нему большой палец, чтобы узнать, каково оно на ощупь.              «Тебе нравится боль?» — однажды спросила его Би, когда он отпустил мазохистскую шутку.              Разве ты не знаешь, Би? Боль — это средство достижения цели.              Эндрю оставил сигарету тлеть и закурил другую. Ему не терпелось подраться, но его напарника выбили из игры, вывели из строя.              Когда сигарета была выкурена до конца, Эндрю встал и зашагал на стадион. Он мог сделать исключение из своего правила не садиться за руль. Он делал это раньше без каких-либо происшествий. Они случались только намеренно.              Лисы и Ваймак ошивались во внутренней части стадиона, поэтому Эндрю пробрался в раздевалку и стащил свои ключи. Вернувшись на парковку, он с наслаждением откинулся на кожаное водительское сиденье, прежде чем повернуть ключ в замке зажигания. Двигатель заурчал как гул, отдающийся в его груди.              Поездка до дома Эбби была короткой. Она жила достаточно близко к кампусу Пальметто, так что рассеянное вождение Эндрю не представляло особого риска. Эндрю заехал на пустую подъездную дорожку к её дому и выпрыгнул из машины, направляясь к двери. Потребовалось два стука, прежде чем она открылась.              — Эндрю, — испуганно сказала Эбби. Она заглянула ему через плечо. — Только не говори мне, что ты сам вёл.              — Без проблем, — ответил Эндрю, затем изобразил, как застёгивает губы. — Скажи, Рене дома?              Эбби устало вздохнула.       — Да.              — Замечательно, — Эндрю протиснулся мимо неё в знакомый дом. Исчезли все маленькие безделушки, которые ненадолго запечатлели в этом пространстве его, Аарона, Ники и Кевина присутствие. На смену им пришли частички Рене. Пузырёк с таблетками, предотвращающими инфекцию и облегчающими боль, рюкзак, украшенный различными брелоками ярких цветов и форм, ракетка в углу.       — Какая из спален? — спросил Эндрю.              — Первая слева, — спальня Аарона тогда, летом. Это было прискорбно. — Эндрю, — предупредила Эбби. — Без ненужных приставаний.              — О, Эбби. Мои приставания никогда не бывают ненужными.              Эбби только вздохнула. Эндрю прошёл по коридору к первой двери спальни слева. Эбби заранее установила замки после того, как разрешила Эндрю и его группке остаться на лето, но замки на этой двери не использовались сейчас. Чему я доверяю? Я не знаю, Би, но спроси Рене. Она могла бы дать тебе обширный список, начиная и заканчивая чем-нибудь нелепым вроде Бога.              Эндрю стукнул один раз и услышал, как Рене сказала:       — Войди.              Он шагнул внутрь. Его взор быстро просканировал комнату, прежде чем найти Рене. Она ничего не изменила в спальне, кроме сложенной возле кровати одежды, стакана воды на тумбочке и домашней работы на столе.              — Привет, Эндрю, — вежливо поздоровалась Рене. Его взгляд упал на неё. Она сидела, примостившись на краю кровати, осторожно обхватив себя одной рукой, но на её лице не было выражения боли. Тебе нравится боль, Рене? Что для тебя значит боль? Тсс. Даже если выражение её лица не выдавало боли, это было видно по её растрёпанным волосам и скованным движениям.              — Привет, Рене, — прощебетал Эндрю. — Как тебя балует колотая рана?              — Не так уж и плохо. Она хорошо заживает, — Рене посмотрела на него. — Разве ты не должен быть на тренировке?              Эндрю отмахнулся. Он подошел к столу и покопался в её домашнем задании. Она работала над эссе, которое назвала «Неоплатонизм и его Связь со Злом». Тема урока была «Конструирование зла».              — Зло не существует независимо, это отсутствие добра, — размышлял Эндрю, затем рассмеялся без видимой причины, за исключением того, что это было забавно (но не совсем). В прошлом году он посещал занятия по философии. Чушь, по большей части.              — Это точка зрения неоплатоников, — подтвердила Рене. — Я не совсем уверена, что согласна.              — Бог создал ваше зло, не так ли? Всё плохое имеет божественную цель? — Эндрю усмехнулся ей. У каждого страдания есть своя цель. Замолчи сейчас же.              Она не клюнула на приманку.       — Возможно. Или, возможно, мы сами создали свое зло.              — Должно быть, в морях целая армия, разбрызгивающая воду, чтобы вызвать цунами.              — Это, как правило, то место, где моя вера колеблется.              — Тсс, — со смехом шикнул Эндрю. — Бог может услышать твои сомнения.              Рене улыбнулась и пожала плечами.       — Религия без сомнений — это слепота.              — Прекрасная цитата. Тебе следует составить список. Это облегчило бы поиск эпитафии для твоего надгробия.              — Может быть, так и сделаю. Хотя я не планирую умирать в ближайшее время.              — Разве?              Рене поёрзала на кровати, прижимая руку ближе к туловищу. Таким образом, Рене существовала между двумя своими личностями. Не совсем Рене Уокер, но и не совсем её прошлое. Ей нужно было драться на ножах или кулаках, чтобы стать её прошлым. Нам обоим нужно насилие, не так ли? Извини, Би, эти кроссворды просто не подходят.              — Я справилась, — сказала Рене. — Но их было больше, чем я ожидала.              — Больше? — продолжал Эндрю. Это было целью приезда. Он не разговаривал с Рене с момента её госпитализации, но теории нуждались в подтверждении. Если он не мог бороться, он мог найти ответы.              Рене вздохнула.       — Я увидела, как Сет ушёл, поэтому пошла присмотреть за ним. Вокруг Элисон было слишком много свидетелей, чтобы существовал какой-либо риск. Возле мужского туалета стояли двое мужчин и обсуждали Рико. Я справилась с ними без проблем, но третий подкрался незаметно. Я не была готова. Должна была, но, возможно, мне не хватает подобной практики.              — С один на один так не получится, — сказал Эндрю с усмешкой. Как думаете, мы могли бы создать клонов? Повысить ставки на этих спаррингах. Будут ли у клона те же навыки владения ножом, что и у оригинала? Знаешь, я могу вспомнить еще одного Лиса, владеющего ножами и нуждающегося в практике.              — Дело было не в мастерстве. Я просто была недостаточно бдительна, — Рене опустила взгляд на свои колени. — А должна была.              — Да, тебе следовало бы, — сказал Эндрю. — Но что такое Рене Уокер? Девушка без ножей и без необходимости проявлять бдительность.              — В идеале, — согласилась Рене. — Но мир не идеален.              Эндрю был не в настроении для дальнейших философских бесед. Он спросил:       — Ты пырнула в ответ?              — Нет, — ответила Рене. — С первыми двумя это было не нужно. Рико, должно быть, предупредил их обо мне, потому что они отступили в ту же минуту, как я вмешалась. После атаки третьего они все сбежали.              — Сет увернулся от пули. Или от ножа. Жаль. Ты должна была позволить.              Взгляд Рене был предостерегающим, но она не высказала своего неодобрения.       — Едва ли он увернулся. Они дали ему наркотики, ты же знаешь. Элисон сказала, что нашла их у него в кармане после того, как меня увезла скорая.              Эндрю рассмеялся, потому что для Сета было бы совершенно неудивительно сдохнуть от передозировки. Типичный Лис, он представил, как глумятся ведущие. На этот раз план Рико был умным. Но не совсем.       — Сомневаюсь, что они доверили ему управление, — сказал Эндрю.              — Он бы принял, — тихо возразила Рене.              — Или их план состоял в том, чтобы протолкать наркотики ему в глотку, — сказал Эндрю. — Но, к сожалению, им помешали.              — Возможно. Хотя, я думаю, Рико понравилась идея о том, что мы будем выведены из строя нашими собственными слабостями.              — Неужели? — Эндрю рассмеялся, потому что Рико воистину был достаточно расстроен, чтобы желать именно этого. Что привело бы к концу Кевина? Экси. Аарона? Наркотики. Нила? Алекс. — Какая у тебя слабость?              — Я думаю, у него было из чего выбирать, — призналась Рене. — Я собрала некоторые под этим новым именем, но отказалась от других.              Эндрю промычал, чувствуя, как гулко звук отдаётся в груди. Желание подраться и почувствовать боль в конечностях и суставах не исчезло, на самом деле, оно бурлило и становилось всепоглощающим. День накопился под его кожей и превратился во что-то кислотное. Он представил, как он сочится из его пор, этот ядовитый сок. Если бы он дотронулся до своей руки, то его пальцы рефлекторно отдернулись липкими и обожжёнными. Кожа сильно зудела. Почему зудят укусы комаров? Комары впрыскивают в кожу слюну, которая запускает выработку гистамина иммунной системой. Почему сейчас зудит кожа? Плацебо.              — Ты не перестала драться, — заметил Эндрю. — Что думает об этом твой Бог?              — Мне хотелось бы думать, что он поймет мою потребность, — сказала Рене. — И я хотела бы надеяться, что когда-нибудь она пропадёт.              — Рассказываешь падре о своих тяжких грехах на исповеди? — хихикнул Эндрю.              — Это католицизм.              — Точно. Тогда пастору.              Рене рассмеялась.       — Нет.              — Стыд — ужасная эмоция для сокрытия, — отметил Эндрю. — Би, возможно, смогла бы помочь с этим.              — Или с признанием, — игриво добавила Рене.              — Именно так, — Эндрю рассмеялся, представив свою собственную исповедь. Простите меня, святой отец. Давайте начнем с грехов. У меня есть список. — Если ты признаешься в убийстве падре, он сообщит властям?              — Это гипотетический или серьёзный вопрос?              — И то, и другое.              Рене усмехнулась.       — Я не католичка, но предполагаю, что нет. Святая конфиденциальность и все такое.              — Я подумываю о переходе в другую веру.              — Правда? — спросила она.              — Нет, Рене. Как глупо. С чего ты взяла?              Рене усмехнулась и пожала плечами.       — Я рада, что ты навестил меня, Эндрю, — сказала она.              Эндрю рассмеялся. Смех брал начало в животе и поднимался вверх, словно желчь.       — Возможно, тебе стоит увеличить количество встреч с Би.              — Я не сумасшедшая, если мне нравится с тобой разговаривать.              — Разве?              Рене посмотрела на него и ничего не ответила.              Мысли Эндрю метались из стороны в сторону, ни на одной из них он не мог сфокусироваться, кроме Кабана Хиггинса. Постоянная потребность в насилии стала полностью окутывающей. Эндрю хотелось ударить стену, или человека, или, может быть, самого себя. Он согнул пальцы и рассмеялся от ощущения напряжения в суставах. Если бы он мог сосредоточиться достаточно сильно, то наверняка почувствовал бы каждый нерв, каждую вену, каждое сухожилие, даже костный мозг.              — Знаешь, Нил не очень-то любит подслушивать, — задумчиво произнёс Эндрю.              Рене склонила голову набок.       — К чему это?              — Мне позвонил старый знакомый. Милая беседа. Нил убежал прежде, чем смог что-либо услышать, и забрал с собой всех Лисов.              Взгляд Рене был понимающим.       — Он практически не лезет ни в чьи дела, если это его не касается. Он отличается от обычных новеньких Ваймака.              Эндрю напевал, потому что разве это не было правдой. Брат, множество секретов и лжи, сделка, ключ, лицо, шрамы (возможно), языки, Эндрю снова протянул звук, и вибрация в гортани высвободила часть его мыслей.              Затем был явный дискомфорт Нила по отношению к Рене. Определенно отличается от обычных новеньких Ваймака, а, Рене? Возможно, Нил усомнился в подвеске с крестом, возможно, он усомнился в её улыбках. Он был бы прав. Эндрю однажды был прав.              — Нил всё ещё боится тебя? — спросил Эндрю.              Рене вздохнула.       — Думаю, да. Алекс, похоже, тоже меня не любит, но, возможно, это потому, что Нил так ко мне относится.              — Какие ставки? — спросил Эндрю, хотя ему было всё равно. Нет?              — Ставки насчет Нила? Их много, — сказала она со смешком. — Хм, есть ставка на его ориентацию. Одна на то, с кем Алекс заговорит первым. Одна на то, сколько времени потребуется Нилу, чтобы оставить Алекса с одним из Лисов без присмотра. Один на… Я даже не знаю. Элисон, наверное, все их запомнила.              — На что ты ставишь?              — Подумываешь вступить в пул?              — Я не делаю ставки. Ограничиваю свои пороки курением и насилием.              Рене рассмеялась.       — Однажды ты поспорил со мной. И выиграл.              — И вправду. Разве я не такой щедрый, сохраняя твои будущие пенсионные накопления.              — Спасибо, — криво усмехнулась Рене. — Думаю, я могла бы обыграть тебя в нескольких спорах.              — Мм, — мозг Эндрю блуждал и возвращался к настоящему снова и снова. — Что предложишь?              Она задумалась.       — Как насчет того, чтобы сделать ставку на осенний банкет?              — Так неоригинально, — сказал Эндрю.              Рене пожала плечами.       — Старшекурсники уже делают ставки на то, кто кого приведёт. Есть пари на то, возьмет ли Нил Алекса с собой. Также стоит вопрос о том, наденет ли Нил костюм или что-нибудь из своего гардероба из семи футболок.              — Шесть.              Рене одарила его полуулыбкой.       — Сейчас семь, после выступления Кэти. Итак? На что ты хочешь поставить?              — В этом вся ты, — сказал Эндрю, невинно поднимая руки. — Печально известный игрок с будущим в Рино.              — Я просто балуюсь, — возразила она отмахиваясь. — Ладно. Ставлю двадцатку, что Элисон заставит Нила пройтись по магазинам ради костюма.              — Мм, нет. Это сделает Кевин.              — Кевин?              Эндрю рассмеялся.              — А Нил согласится? — спросила Рене.              — Нет, но всё равно пойдёт.              — Почему?              — Кто знает? — Эндрю снова рассмеялся. Хочешь знать, что знаю я? Попробуй угадать. — Никто не знает. Тайна, вот и всё.              — Я принимаю пари, — сказала Рене.              — Вот и все твои отложенные.              Рене рассмеялась. Она немного подвинулась, чтобы взять воду с прикроватной тумбочки, и сделала глоток. Движение заставило её поморщиться. Эндрю внезапно захотелось испытать ту же боль. Это могло быть прикосновение ножа к коже, удар костяшками пальцев о кирпичную стену, падение с крыши. Что-то, что он контролировал. Яркое и проясняющее.              Боль под действием лекарств была искажена. Раньше Эндрю находил, что это приносит облегчение — очеловечивает его, выводит что-то из-под кожи, позволяет контролировать. Теперь, как и страх, Эндрю находил боль почти забавной. Забавной? Забавной. Рене, зачем твой Бог сотворил боль? Чтобы предупредить нас о ранах. Зачем он сотворил боль? Ну, вот и «Уловка-22». Вот о каком Боге вы, люди, говорите — деревенщине, неуклюжем, неумелом, безмозглом, тщеславном, неотесанном олухе. По крайней мере, так говорит Джозеф Хеллер.              Эндрю оттолкнулся от стола Рене.       — Ну, мне пора. Дети закончат играть с палками с минуты на минуту. Не хотелось бы, чтобы они ждали.              — Конечно, — сказала Рене с весёлой улыбкой, боль прошла. — И не волнуйся, я исцелюсь в мгновение ока.              — Я не волновался, — произнёс Эндрю.              — Хорошо.              Эндрю не стал утруждать себя прощаниями и ушёл, не сказав ни слова, прошагав мимо Эбби на кухню. Снаружи небо заволакивали облака, которые были мутно-серыми и обещали осадки. Эндрю представил, как идёт дождь и смывает кислоту, которая, казалось, всё ещё сочилась из его пор. Вдалеке завыла сирена. Кабан Хиггинс, это ты? Привет, Лютер Хэммик. О, тише ты. Убирайся из моей головы. Нет, ты. Все вы? И эта ужасная штука. Рука Эндрю дёрнулась, и он ударил о кирпичную стену дома Эбби. Угол был неудобный, но от силы удалось рассечь кожу на двух костяшках пальцев. Указательный и средний.              Эндрю отвёл руку назад, чтобы осмотреть травмы. Алая кровь просачивалась сквозь кожу, меньше походя на лужицу, скорее, на влажную тряпку, которая оставляла мокрые пятна на столешницах и капала, когда ее держали над сливом. Эндрю прижал к ней большой палец и размазал вокруг. Боль не была заземляющей или проясняющей. Немая. Кровь, однако, была завораживающей. Эндрю почти ожидал, что она будет разноцветной.              Облака разразились дождём, похожим на туман. Эндрю посмотрел на серое небо. Сначала ваш Бог создаёт боль. Затем он плюёт на нас. Какой позор. Эндрю вытащил из кармана сигареты и закурил. Серый цвет не был приятным. Он вообще никаким не был.