***
Ситуация на Кипре сложилась сложнее, чем Мария предполагала. Исаак Комнин, сводный брат византийского императора Мануила I и самопровозглашенный император Кипра, вел беспорядочную жизнь и вскоре оказался по уши в долгах. Тут ему на помощь пришел орден тамплиеров, предложивший кругленькую сумму взамен на использование острова в качестве базы. И все шло как по маслу: Комнин тратил деньги на многочисленных любовниц и лошадей (Марию часто занимала мысль, на кой ему столько конюшен, если он живет на острове), а Бушар строил архив и укреплял власть ордена на Кипре. Но все чуть не пошло прахом, когда император Исаак взял в плен невесту и сестру английского короля Ричарда I после кораблекрушения, в целях потребовать выкуп за них. Арман Бушар узнал об этот слишком поздно, когда Ричард І в ярости плыл к берегам Кипра. А поскольку Комнин мог превзойти короля Ричарда разве что в умении опустошать винные погреба, остров был взят английскими войсками без особых усилий. Мария не без удовольствия представляла, в какой ярости был Арман Бушар, когда на его глазах тамплиеры теряли власть на Кипре. Благо, оказалось, что Ричарду Кипр был нужен так же сильно, как и лошади пятая нога, поэтому Бушар смог выкупить остров за кругленькую сумму. Англичане отправились воевать в Святую землю, а тамплиеры смогли вернуть контроль над Кипром с наименьшими потерями. Ну, если не считать потерями опустевшие запасы серебра в сокровищнице ордена, которые нужно как-то восполнять. На киприотов наложили новые налоги, что вызвало недовольство, а вскоре начали появляться первые очаги восстания. И вот теперь Мария сидела в одном из тайных убежищ повстанцев в Лимассоле, размышляя о своем положении и придумывая, что можно предпринять. Если быть честным, то нахождение в плену представлялось Марии чем-то страшным, позорным. Она слышала множество историй про жестокое обращение сарацин по отношению к пленным крестоносцам. Особенно будоражила кровь история, когда целому отряду были отрублены кисти рук, чтоб они больше никогда не подняли свои мечи против Саладина. Не сказать, что сами крестоносцы были большими гуманистами по отношению к пленным, особенно в этом отличился Рено де Шатильон, которому Саладин лично отрубил голову. Тип был так себе, ведь косвенно именно по его вине пал Иерусалим, из-за его глупых и жестоких набегов на сарацинские деревни и торговые караваны. В общем, все были хороши, но с Марией все было по-другому. Первым делом после того, как они добрались до убежища повстанцев, девушке развязали руки, накормили и напоили. После этого девчушка-служанка отвела ее в баню, где Мария впервые за долгое время смогла нормально помыться и смыть с себя всю грязь. И конечно же ей дали чистую одежду. Не жизнь, а сказка, если не считать того, что потом Марию посадили за решетку, но даже камера была чистой и можно даже сказать уютной, особенно если сравнивать с каютой на корабле. Вполне сносно, чтоб набраться сил. Ла-Ахад рассказал Александру о цели своего прибытия, и тот воспринял это очень даже воодушевленно, ведь теперь на стороне повстанцев будет сражаться закаленный в боях воин. Это был выгодный для всех союз: ассасин получит архив, а Александр с другими повстанцами выгонит тамплиеров с Кипра и вернет остров его жителям. Но когда ассасин поведал, что притащил с собой Марию в качестве приманки для тамплиеров, Александр воспринял это неоднозначно. С одной стороны, мужчина не сомневался в том, что у Ла-Ахада был какой-то четкий замысловатый план по свержению Армана Бушара, но с другой стороны он не доверял женщине, которая еще и по совместительству была не последним тамплиером (на самом же деле сейчас у Марии было столько же прав в ордене, сколько у горничной, выносящей ночные горшки, но кому нужна эта правда, не так ли?). Александр не доверял Марии, однако получив заверения Ла-Ахада в том, что она необходима, согласился присматривать за ней. Дни текли один за другим, ассасин уходил рано утром и возвращался либо после заката, либо со звоном колоколов, которые сообщали, что в городе произошло очередное вероломное убийство. Ничего удивительного, ибо где появляется Альтаир ибн Ла-Ахад, там рекой льется кровь. Но каждый раз когда он находился рядом с Марией, он будто бы смягчался, обретал человеческий облик. И саму девушку, на удивление, не напрягало присутствие ассасина, она даже чувствовала непонятную легкость рядом с ним. Они могли за день не обмолвиться ни словом, лишь обменяться взглядами. Кто понимает твое молчание, тому не нужны слова. И сейчас Мария сидела на деревянной скамейке, обняв руками ноги и внимательно наблюдала за Ла-Ахадом, который только зашел в убежище с каким-то свертком в руках. Александр куда-то ушел рано утром, служанка недавно убежала на рынок, и теперь они были вдвоем. Ассасин повернулся к Марии, почувствовав на себе ее взгляд, и девушка поспешно отвернулась, чтоб скрыть появившийся румянец на щеках. Мужчина подошел к камере, открыл дверь и зашел внутрь. Он сел на солому напротив Марии и теперь внимательно изучал ее взглядом. — Чего тебе? — буркнула девушка. — Ты же из благородной семьи, а здороваться так и не научилась, — с легкой усмешкой сказал ассасин, скинул с себя капюшон и растрепал руками отросшие волосы. Впервые Мария увидела Ла-Ахада без капюшона и была удивлена до глубины души. Раньше ассасины, прикрывающие свое лицо капюшоном, представлялись ей похожими на короля Балдуина IV Иерусалимского, болевшего проказой и посему носившего маску на лице. Но напротив нее сидел вовсе не калека, а молодой привлекательный мужчина. У него была смуглая обветренная кожа, густые темно-русые волосы с легким рыжим отливом и черные глаза, что аж не было видно зрачков. Через всю правую щеку и край губы шел большой старый шрам, который однако совсем не портил мужчину. Но больше всего привлекал Марию его живой пытливый взгляд с горящими искорками, и от того, как ассасин смотрел на девушку, ей хотелось слиться со стенкой, чтоб скрыть смущение и вязкий ком внизу живота. Сердце Марии было подобно выжженной пустыне, но даже в самом жарком и засушливом месте может пойти животворящий дождь… — С чего ты взял, что у меня благородное происхождение? Может я из семьи крестьян? — Мария старалась смотреть на ассасина как-можно более спокойно. — В таком случае, ты первая крестьянка, говорящая на четырех языках, обученная грамоте и военному искусству, — с веселой улыбкой ответил мужчина, смотря на Марию с такой теплотой, что ей стало неловко грубить ему. — И да, это тебе. — Что это? — девушка взяла протянутый ей сверток. —Посмотри. Мария развернула бумажный сверток и вдохнула приятный запах пряностей и свежей выпечки. Это была настоящая пахлава, которую она впервые попробовала в Иерусалиме на приеме у Мажд-Аддина и с тех пор полюбила ее всей душой. Но откуда ассасин мог знать об этом? — С чего такая доброта? — спросила Мария, с трудом перебарывая желание съесть кусочек. — Я не встречал человека, которому не нравилась пахлава, — ответил Ла-Ахад, улыбаясь по-детски искренне. — Во всяком случае, я люблю ее всей душой. — Твоя правда, — сказала Мария, беря в рот кусочек и закрывая глаза от удовольствия. — Но что-то мне скажется, что это больше похоже на подкуп. — Отчасти, — рассмеялся Ла-Ахад; Мария тоже невольно улыбалась, чувствуя, как все треволнения, царившие внутри, усмиряются. — Расскажи все, что ты знаешь о Фредрике Рыжем. — А, вот ты и раскрыл свой истинный облик, — воскликнула Мария и тыкнула пальцем в сторону Ла-Ахада. — Ничего я тебе не скажу, даже за эту вкусную пахлаву. — Понравилась? — с довольной улыбкой спросил Ла-Ахад. — Ты знаешь, что я все равно доберусь до Фредрика, просто с большим количеством информации можно избежать лишних жертв. — Ну, он рыцарь, очень властный, твердый и жестокий человек. Брал участие в обороне Иерусалима. Ну, у него рыжие волосы и борода, поэтому и прозвали рыжим. Сибранд называл его медноголовым. Чья бы корова мычала… — Мария облизала пальцы, доев последний кусок пахлавы и перевела взгляд на ассасина. — Это все, что знаю. — Не густо. — Ну, прости, — сказала лукаво девушка. — А ты, видно ждал, что я тебе расскажу и про Фредрика, и про архив, и про Бушара, и про Святой Грааль… Мария осеклась на полуслове, заметив, как изменился в лице Ла-Ахад. Он мигом помрачнел и нахмурился. Искры во взгляде ассасина потухли, оставив после себя лишь зияющую пустоту черных глаз. Было видно, что он всеми силами пытался скрыть, что девушка задела его, но это было выше его сил. Мария почувствовала, как вокруг появились неуловимые призраки прошлого ассасина и окружили их со всех сторон. Их было так же много, как и ее. Впервые ее боль прошлого встретилась с равной по силе. Повисло неловкое молчание. Казалось, что Мария вот-вот начнет задыхаться. Невыносимую тишину разорвал голос только что пришедшего в убежище Александра. — Altair! Ο Bouchard θα φτάσει στη Λεμεσό οποιαδήποτε μέρα τώρα! [Альтаир! Бушар со дня на день прибудет в Лимассол!] — почти кричал мужчина, но увидев молча сидящую напротив друг друга пару, удивленно замер на месте. Ассасин вздрогнул, будто вынырнул из транса. Он быстро встал, отряхнулся и направился к дверям камеры. Он остановился в дверном проеме и слегка повернув голову к Марии, сказал: — Спасибо за информацию. Ла-Ахад ушел, оставив Марию одну с тяжелыми мыслями и дерущей душу совестью.***
"Значит, Бушар в Лимассоле", - Мария прокручивала эту мысль из раза в раз. Это был ее шанс встретиться с великим магистром и объяснить все: что она верно служила Роберу де Сабле, что готова отдать жизнь за орден, что не имеет никакого отношения к Альтаиру ибн Ла-Ахаду и братству ассасинов, что никогда не предавала идеи тамплиеров. Для этого нужно выбраться из убежища повстанцев и любыми способами попасть к Арману Бушару. И хоть сейчас он наверняка рассержен из-за убийства Фредрика Рыжего, но другой возможности может и не выпасть. "Вот бы случилось что-нибудь, что отвлекло повстанцев и позволило мне сбежать!" - Мария мысленно обратилась ко всем богам, которых знала, и кажется, те ее услышали. За все время нахождения Марии в убежище, ее камеру ни разу не закрыли, так как она не предпринимала попыток сбежать. Раньше это казалось невозможным, ведь за ней в любом случае кто-нибудь присматривал, но сейчас, кажется выдалась возможность, так как на убежище повстанцев напали тамплиеры, каким-то образом узнавшие о нем. Началась суматоха, драка, затем пожар - никто не вспомнил о Марии в тот момент. И вот теперь девушка неслась со всех ног по улицам города в сторону своей иллюзорной свободы.***
Толпа людей стекалась по улицам Лимассола в сторону городской площади около собора. Мария решила, что великого магистра тамплиеров можно найти именно там. И она не ошиблась. Арман Бушар стоял на ступеньках собора в окружении своей свиты. Мария начала протискиваться через толпу. — Подлое убийство потрясло весь орден! Фредрик Рыжий мертв! — громким, хриплым голосом великий магистр выступал с обращением к киприотам; люди стояли с каменными выражениями лиц. — Он верно служил народу Кипра, и какова же его награда? Удар кинжала! Кто из вас выдаст мне преступника? Все собравшиеся молчали. Бушар начинал багроветь от ярости. Мария уже почти протиснулась к ступенькам собора. — Трусы! Вы не оставили мне выбора. С этого момента и до окончания следствия мои люди могут использовать все средства для поиска убийцы. Начиная от обысков в домах и заканчивая пытками. Может это развяжет вам языки? — Арман Бушар! — закричала Мария, наконец добравшись до магистра; все собравшиеся на площади уставились на нее. Бушар предстал перед девушкой ровно таким, каким она его себе представляла: высокий, крепкого телосложения, одетый в рыцарские доспехи, с властным хриплым голосом. Этот человек одним своим видом внушал страх, под силой его голоса хотелось невольно упасть ниц. Человек страшный снаружи, и еще более страшный внутри. Среди свиты Мария узнала своего давнего друга Родерика. Это внушило ей сил и уверенности, ведь теперь с ней была ее поддержка, человек, на которого можно положиться. — Кто это? — грозно сказал Бушар и, увидев перед собой Марию, наигранно улыбнулся. — О, леди Халлатан! Какая честь видеть вас здесь! Марию будто прошибло током от обращения «леди Халлатан», но собрав всю свою волю в кулак она как можно более хладнокровно ответила: — Магистр, на Кипр прибыл ассасин. Это он убил Фредрика Рыжего! Мне удалось сбежать от него, но он где-то рядом! — странное чувство начало зудеть внутри, но Мария уперто игнорировала его. — Ты уже второй раз чудесным образом освобождаешься из плена, не так ли, Мария? — Бушар спустился вниз по ступенькам и подошел впритык к девушке; он был выше ее на несколько голов. — Сначала, когда убили де Сабле, теперь здесь… — Я не сообщница ассасинов, магистр! — Мария почувствовала, как ком подошел к горлу. — Прошу, милорд, выслушайте меня… — Де Сабле был слабаком, — перебил Марию Бушар. — семидесятое правило ордена тамплиеров запрещает общаться с женщинами, ибо благодаря женщинам дьявол плетет самые прочные сети! Де Сабле забыл об этом и поплатился жизнью! — Я не предавала ни орден, ни магистра де Сабле! Я всеми силами помогала ордену, я столько сделала для укрепления его позиций на Святой земле! — ком в горле подошел так близко, что Мария едва могла говорить без дрожи в голосе. — Родерик, ты был все время рядом, ты можешь подтвердить мои слова! — Не смеши меня, женщина! О чем с тобой может говорить герой Акры, придумавший план захвата города и героически открывший ворота? — насмешливо спросил Бушар. Мария смотрела на Родерика, но тот молча уставился в пол. Осознание того, что ее предал самый близкий друг, начало просачиваться в сознание. — Это не справедливо! — крикнула Мария собрав все свои оставшиеся силы. — Ты меня утомила, леди Халлатан. Вот что я скажу: ты обвиняешься в подлой измене ордену тамплиеров и якшании с ассасинами. За эти злодеяния я приговариваю тебя к смерти посредством отрубания головы. Это мой прощальный подарок тебе за то, что ты развлекала Робера де Сабле. Стража, сопроводите ее в темницу! — Бушар махнул рукой в сторону Марии и ее тут же со всех сторон окружили стражники. Мария почувствовала, как земля ушла из под ног и последние силы оставили ее. Она рухнула на колени и стражники ее буквально потащили под руки в тюрьму. Время остановилось для девушки, и лишь где-то далеко, возможно, в самом отдаленном уголке сознания ей послышался знакомый клекот орла, поющего панихиду за ее загубленной судьбой.