По следу орла

Мария сидела на парапете в гавани и смотрела на приходящие и уходящие корабли. Прошло две недели после событий в архиве, но для девушки это будто случилось вчера. Да, она узнала правду про тамплиеров; да, она приняла эту самую правду; да, она помогла сокрушить зло и вернуть свободу жителям Кипра. Но облегчение так и не приходило. Мария глубоко вздохнула и поджала ноги, обняв их руками: не так то и легко вырвать из себя живой кусок и жить дальше как ни в чем не бывало. Путь покаяния праведен, но ухабист. Подул легкий ветерок, лаская выбившиеся из аккуратного пучка пряди. Девушка подставила ему свое лицо. Мария Торпе - боец, она обязательно переживет это, только нужно немного времени. Надо сказать, что всю это время она не сидела сложа руки. Орден тамплиеров был разбит, но отдельные группы и отряды, потерявшие связь с командирами и не имеющие возможность покинуть остров, рыскали по окрестностям. И как раз их отловом занималась Мария вместе с Александром. Маркос и Варнава разгребали все последствия правления тамплиеров в Кирении, также выискивая таких "потеряшек". Так что, работы хватало всем. В том числе и Альтаиру… Мария уткнулась носом в колени. Осознание своих истинных чувств к ассасину принесло в и без того разнузданную жизнь девушки полное смятение. На своем пути она встречала много мужчин, красивых и уродливых, высоких и низких, умных и кретинов, отважных и слабаков, выдающихся личностей и полных ничтожеств. Проклятье, она даже замужем побывать успела! Но никто, ни один мужчина, не был и малость похож на Альтаира. Когда-то девушка зареклась влюбляться и открывать свое сердце кому-либо, но это было давно и почти неправда. Ассасин не просто открыл ее сердце, он ворвался в него, лавиной снося все на своем пути. Трудно сказать, когда все началось: в Масиафе (Мария была уверенна, что бревна скинул именно Альтаир); в Иерусалиме на похоронах Мажд-Аддина; в Акре на балконе замка; на корабле, когда Альтаир перевязывал ее раны на руках; в Лимассоле, когда он принес пахлаву; на корабле, плывущем Кирению, когда они разделили свои кошмары на двоих; в Кирении, когда ассасин ворвался в Сент-Илларион; в архиве, где они сражались плечом к плечу. Точка отсчета затерялась в суете прожитых дней, и теперь Марии хотелось одного - просто быть рядом с ним. Это и приносило радость, и бесило одновременно, потому что Мария полностью потеряла контроль над своими чувствами. Она никогда никого не любила по-настоящему, и теперь новое чувство накрывало ее с головой. А что же Альтаир? Он был как всегда таким уважительным и внимательным, что аж зубы сводило. Мария была новичком в любви, но она прекрасно осознавала, что ассасин чувствует к ней тоже самое, но он почему-то не делал первый шаг, будто давая возможность оправиться от всех пережитых эмоций. Эх, если б он только знал, как девушке отчаянно хотелось его "особого" внимания! Но делать первый шаг было невыносимо, а ждать его от Альтаира придется долго, скорее всего… "Гребаный дурак", — выругалась про себя Мария. На самом же деле, она не считала Альтаира ни гребаным, ни уж тем более дураком. Просто ругань помогала хоть немного выплеснуть кипевшие в ней эмоции. "Что ж поделать, у каждого воина свой путь", — усмехнулась про себя Мария и встав побрела домой.

***

Когда Мария вернулась в убежище, там толпилась куча народу. Александр что-то кричал, размахивая руками, в то время как пятеро мужчин, перекрикивая своего предводителя, пытались ему что-то донести, а бедный Аркас безуспешно пытался вставить свое слово в перепалку. Еще около семи человек стояло рядом, просто молча наблюдая за происходящим. Мария огляделась по сторонам: Альтаира здесь не было. Вдруг девушку кто-то взял за локоть; она вздрогнула, резко повернулась и увидела перед собой капитана Андроника Атерния. — Συγγνώμη Μαρία, δεν ήθελα να σε τρομάξω, [Прости, Мария, я не хотел тебя напугать,] — спокойным голосом сказал капитан. — Τι να κάνετε! Χαίρομαι πολύ που σε βλέπω, [Что вы! Я очень рада вас видеть,] — с улыбкой ответила Мария; ей на самом деле было приятно встретиться с мужчиной. — Ήρθα σε σένα ως αγγελιοφόρος, [Я приехал к тебе в качестве посыльного,] — смешливо сказал Атерний. — Με την άδειά σας, θα παραμερίσουμε. [С твоего позволения мы отойдем в сторону.] Мария молча кивнула. Капитан отвел ее в другую часть комнаты, где было намного тише. Мария взглянула на стену и увидела огромный гобелен, изображавший битву Давида и Голиафа. Правда, почему-то Голиаф вышел какой-то кривой, а меч в руках Давида был больше него самого. "Боже, кто соткал такое уродство?" — подумала Мария, рассматривая это "произведение искусства". — Η Αθηνά σας στέλνει τους χαιρετισμούς της από την Κερύνεια. Μου είπε να σου πω ότι δεν μπορεί ποτέ να ξεχάσει τα χασίς σου, [Тебе Афина шлет большой привет из Кирении. Она просила передать, что никогда не сможет забыть твои картофельные оладьи,] — начал говорить капитан, пока Мария покрывалась густой краской стыда о воспоминания о ее кулинарном "шедевре". — Και... ξέρεις, με την Αθηνά συζητήσαμε και αποφασίσαμε να σου κάνουμε ένα δώρο, [И… знаешь, мы с Афиной посовещались и решили сделать тебе подарок,] — сказал Андроник, протягивая Марии приличного размера коробку. — Από εδώ και πέρα, σας ανήκει. [Отныне, это принадлежит тебе.] — Θεέ μου, δεν έπρεπε να μπεις σε τέτοιο μπελά, [Боги, вам не стоило так утруждаться,] — начала тараторить, открывая коробку. — Ω! [Ах!] Внутри лежало платье. Прекрасное платье из синего бархата с золотой оторочкой и объемными рукавами-фонариками. Скромное, но в тоже время роскошное, с вырезом-лодочкой, кокетливо оголявшим плечи. Это было платье, достойное самой утонченной королевы, а уж никак ни девушки-воина с мальчишеской фигурой. — Κύριε, αυτό είναι ένα πολύ ακριβό δώρο! Απλώς δεν μπορώ να το δεχτώ! [Господин, это очень дорогой подарок! Я просто не могу его принять!] — воскликнула Мария, поднимая удивленный взгляд на капитана. — Αυτό το φόρεμα ανήκε κάποτε στην Αγνιά, έπρεπε να το φορέσει μια μέρα στον γάμο της... [Это платье когда-то принадлежало Агнии, она должна была однажды одеть на свою свадьбу…] — Σε αυτή την περίπτωση, δεν έχω ηθικό δικαίωμα να τον πάρω μακριά! Δεν μου αξίζουν ούτε τα μανίκια αυτού του φορέματος! [В таком случае, у меня нет никакого морального права забирать его! Я не достойна даже рукава этого платья!] — Αγαπητή Μαρία, [Милая Мария,] — горько усмехнулся Атерний, смотря на девушку с отеческой нежностью. — Εμπιστευτείτε έναν άνθρωπο που είναι σοφός και έμπειρος. Πάνω σε αυτή τη γη θα υπάρχει πάντα κάποιος για τον οποίο αξίζεις περισσότερο από όλο τον κόσμο. Και κάτι ακόμα... χαρίστε σε δύο ηλικιωμένους λίγη χαρά φορώντας το στον γάμο σας. [Поверь умудренному опытом мужчине. На этой земле всегда всегда найдется тот, для которого ты стоишь гораздо больше целого мира. И еще… подари двум старикам радость, надев его на свою свадьбу.] На глаза Марии накатились слезы. Она широко улыбнулась и кинулась на шею мужчине, крепко обняв его, словно маленькая дочка обнимает своего отца. Настоящего отца, которого у Марии никогда не было. Андроник обнял девушку в ответ. — Περίμενε, είπες "ο γάμος μου"? [Погодите, вы сказали на "твою свадьбу"?] — удивленно спросила Мария, отстраняясь от мужчины. — Λοιπον ναι, [Ну да,] — улыбнулся капитан. — Η Λέια και η Αθηνά διάβασαν περιουσίες σε κάρτες για να μάθουν τη μοίρα σας. Σου προέβλεψαν έναν υπέροχο γάμο, οπότε τώρα δεν μπορείς να ξεφύγεις. Θα ήταν άξιος γαμπρός, έτσι δεν είναι? [Лея и Афина гадали на картах, чтоб узнать твою судьбу. Тебе нагадали пышную свадьбу, так что теперь тебе не отвертеться. Был бы достойный жених, не так ли?] В этот момент очень жалела, что не умеет проваливаться сквозь землю; она даже думать не хотелось, что ее щеки имеют цвет спелого яблока. — Θεέ μου, ξέχασα τελείως! [Боже, совсем забыл!] — воскликнул капитан и полез в боковой карман, доставая два запечатанное письмо. — Η Λέια και ο Νικ μου ζήτησαν να σου πω. [Лея и Ника просили передать тебе.] — Σας ευχαριστώ, κύριε, [Благодарю, господин,] — со счастливой улыбкой сказала Мария. — Είσαι τόσο ευγενικός μαζί μου, δεν θα σας το ανταποδώσω ποτέ. [Вы так добры, мне никогда не расплатиться с вами всеми.] — Θα έρθει η ώρα, αγαπητή Μαίρη, και θα συνειδητοποιήσεις ότι η αληθινή καλοσύνη δεν απαιτεί πληρωμή, [Придет время, дорогая Мария, и ты пойдешь, что истинная доброта не требует оплаты,] — сказал Атерний, немного наклоняясь к девушке. — Με την άδειά σας θα πάρω την άδεια μου. Οι άνθρωποί μου με περιμένουν στο πλοίο. [С твоего позволения, я откланяюсь. Меня ждут мои люди на корабле.] Мария и капитан Андроник Атерний попрощались, и мужчина быстрым шагом направился к выходу. Девушка аккуратно положила коробку на небольшой столик и нетерпеливо раскрыла письмо. В него был еще вложен маленький рисунок, нарисованный Никой. Девчушка изобразила двух женщин-мечниц, высокую и низкую, которые держались за руки. На верху листочка была подпись: "Ника и Мария сражаются за свободу". Девушка широко улыбнулась: вот уж Лея поплачет с этой чертовкой, когда она вырастет. Затем Мария взяла в руки письмо и, не скрывая улыбки, начала читать; она даже не заметила, как опустело убежище.

Мария!

Я не умею писать и говорить так красиво, как ты и мамушка Афина, но зато я буду искренней с тобой. Не знаю, суждено ли нам еще когда-нибудь встретиться, поэтому я и решилась написать тебе, хоть мамушка и говорила, чтоб я не дурила тебе голову. Но подруги не могут друг друга дурить. А мы ведь подруги? Так вот, с тех пор, как я тобой познакомилась, я решила поменять свою жизнь. Ради Ники и себя. Мамушка отпустила меня и помогла устроиться горничной к одной доброй женщине. Я больше не продаю свое тело, а моя душа полностью принадлежит дочке. Я отправила ее в школу и внимательно слежу, чтоб она не крала. И да, Янниса я тоже забрала с собой. Воспитаю его, как родного сына. Чужих детей не бывает, верно? И еще. Я очень хочу, чтоб ты была счастлива. Я и мамушка Афина сделали расклад на твою судьбу и увидели много-много-много счастливых лет, пышную свадьбу и даже детей. Ладно, детей мы не увидели, но ведь они вытекают из факта свадьбы. Люби и будь любима! Если это предсказание сбудется, я буду самым счастливым человеком на земле! Спасибо тебе за все, что ты сделала! Я никогда тебя не забуду! Навеки твоя, Лея. P.S. Помни, что я сказала тебе в той кибитке. Не отказывай себе в этом. — Что интересного пишут? — тихий бархатный голос прошелестел прямо над ухом. Мария вздрогнула от неожиданности и обернулась. Перед ней стоял никто иной, как Альтаир ибн Ла-Ахад собственной персоной. Он был без привычного капюшона, и темные русые волосы торчали во все стороны. Девушка едва смогла себя сдержать, чтоб не запустить руку в его волосы. — Боже, что за привычка появляться из-за спины? — Мария снова надела маску, чтоб скрыть свои истинные чувства. — Сколько раз я просила так не делать? — Не припомню, чтоб ты просила меня о этом, — хитро улыбаясь ответил ассасин. — Мне кажется, или я слышу в твоем голосе раздражение? — Не кажется, — огрызнулась девушка; от аромата сандала кружилась голова. — Мне очень не нравится, когда из меня делают дурочку! — Не понимаю, о чем ты, — промурлыкал Альтаир, медленно приближаясь к Марии. — Все ты понимаешь! Полагаю, ты просто забыл упомянуть, что являешься новым повелителем ассасинов! — Мария подсознательно отступала назад к стене с гобеленом. — Я значит, все рассказала искренне, как перед святым отцом на исповеди, а ты даже не удосужился мне поведать об этом! — Вот ты о чем, — от нежного бархатного тона ассасина у девушки подкашивались ноги, но она не собиралась так просто капитулировать. — Не думал, что тебя это так заденет. — Не думал? А о том, что я выглядела полной идиоткой в Кирении, вещая Варнаве, что собираюсь соблазнять нового повелителя ассасинов, ты не думал? — Ничего не вижу плохого в соблазнении, — хитро улыбнулся Альтаир. — Иди ты к черту! — Мария уперлась спиной в стену. — Так и знай: я обиделась на тебя, и тебе еще предстоит заслужить мое прощение! — Прямо сейчас готов это сделать, — ответил Альтаир и склонился над девушкой, упершись одной рукой в стену рядом с головой Марии. Девушке показалось, что она забыла как надо дышать. Ее тело парализовало, а мысли быстро улетучились из головы. Все, что она могла сейчас делать, - смотреть в черные томные глаза мужчины, полностью утопая в них. — Я тебя терпеть не могу… — Врешь… — прошептал Альтаир, наклоняя голову, тем самым сокращая и без того крохотное расстояние между ними. — Вру… — Мария сдалась; ее крепость бесславно пала, так чего продолжать эту дурацкую игру. Была не была, и девушка потянулась к ассасину и едва коснулась своими губами его губ. И какого же было ее счастье, когда он ответил на поцелуй. Альтаир аккуратно приобнял Марию за талию, прижимая к себя. Лея была правда. Наслаждение от того, как мужчина касался ее тела, как ласково и нежно целовал, будто боясь спугнуть, нельзя было сравнить ни с чем на свете. Больше не было причин сдерживать свои чувства, и Мария обняла его за шею, пропуская его волосы между пальцев. Ассасин едва слышно выдохнул: он тоже, как и она, устал контролировать свой разум, чувства и желания. Теперь пришла пора дать им выход. Они оба это заслужили. И сладкого ощущения неги Марию выдернули приближающиеся голоса. Девушка успела среагировать в последний момент, отпрянув от Альтаира и уставившись в уродский гобелен на стене прежде, чем в помещение кто-нибудь зашел. — Αχ Μαρία, κι εσύ λατρεύεις αυτή την ταπετσαρία! [О, Мария, тебе тоже нравится этот гобелен!] — радостно сказал Александр, который, к величайшему счастью девушки, не понял, что только что происходило. — Ναι... Όμορφο... [Даа… Красиво…] — все что смогла выдавить она из себя, тупо смотря на этот дурацкий коврик; девушка не смотрела на Альтаира, но она чувствовала кожей его самодовольную ухмылку. Если бы она могла, то с радостью слилась бы воедино с треклятым гобеленом. — Κυρία Μαρία, [Госпожа Мария,] — вперед вышел Аркас и вежливо ей поклонился. — Η Νύχτα των Φώτων πλησιάζει και ο πρώτος χορός θα είναι ο Βόλτα. Θα μου έκανες την τιμή να χορέψεις μαζί μου? [Близится Ночь огней, и первым танцем будет вольта. Не окажешь мне честь танцевать со мной?] — Αρκά, δεν έχω χορέψει τόσο καιρό που... [Аркас, я так давно не танцевала, что…] — вдруг Мария осеклась и, широко улыбнувшись, продолжила. — Αυτή θα είναι η μεγαλύτερη χαρά μου. [Для меня это будет величайшей радостью.] После этого девушка сделала реверанс. Он чувствовала, с какой едва скрываемой враждебностью смотрел Альтаир на бедного, ни в чем не повинного Аркаса. "Чтож, милый мой повелитель ассасинов, это тебе месть за то, что заставил меня так долго ждать этого поцелуя", - ехидно думала Мария.