***
Два дня назад. После того, как Гвидион превратил шайку лесных разбойников вместе с их главарём в мулов, Клодия, Этра и Камилла, а также сам волшебник отправились на ярмарку. Получив разрешение от короля Лориана III на место для продажи породистых мулов, они вчетвером установили большой шатёр. Животных привязали к коновязи и стали продавать их за шесть гиней. Приходили к девушкам богатые дворяне, интересовались их товаром и зажиточные крестьяне, фермеры. А троица подруг продавала не только мулов, но и шкуры животных, которых убивали разбойники на охоте. Многие молодые люди подходили к девушкам и спрашивали не замужем ли они. Этра, Клодия и Камилла понравились молодым солдатам и храбрым рыцарям. И девушки отвечали, что они свободны, но выйдут только за тех, кто так же силён, отважен и мужественен, как мужчина, который пришёл спасать их добрую подругу и сестрицу. Те удивлённо моргали с разинутыми ртами и спрашивали о том, кто этот герой. Клодия же, разведя руки, говорила, что они и сами не знают его имени, но непременно спросят при встрече. Позже, распродав весь свой товар, подруги поделили поровну заработанные деньги между собой. Гвидион же отказался от денег, сказав, что они ему не нужны. И девушки купили на деньги себе по новой одежде и обуви. После, они пошли искать счастья, разойдясь в разные стороны.***
Просыпаясь в собственном родном доме, я почувствовала теплое дыхание сверху и увидела перед собой грудь. Грудь любимого мужчины, лежавшего лицом ко мне. Моя голова покоилась на его правой, вытянутой вперёд, руке, устроившись как на подушке. «Интересно, а она не затекла?» Осторожно сняв с себя левую руку спящего Элазара, обнимавшую и согревавшую меня всю ночь, я поднялась в кровати, свесила ноги, откинув одеяло. Потом, оделась, одновременно чувствуя в своём животе уже не такую острую боль, какая была в наш первый раз. Одевшись и, обувшись, я тихо прошла к двери, вышла из спальни и, прокравшись на цыпочках к двери дома, вышла на улицу. Снаружи ещё царила благостная прохлада, далеко за горами на небо медленно поднималось солнце. Его яркие тёплые лучи разгоняли утреннюю дымку. Вокруг тишина и спокойствие, не слышны в деревне перезвоны колоколов. Только солнце взошло и лучи озарили собой всю округу, как раздались петушиные звонкие крики. «Сейчас вся деревня начнёт просыпаться, — подумала я, повернувшись в сторону хлева. — Пойду-ка навещу моих девочек, — решила, идя в припрыжку, — и с мальчиком поздороваюсь». Подойдя к хлеву, открыла дверь и зашла внутрь. А там всё чисто, всё прибрано. На деревянном полу ни следа от фекалий. В кормушках сено и овёс, в вёдрах чистая вода, выпитая до половины. Я подошла к Донне и Марти́н; увидев меня, мои дорогие бурёнки радостно промычали. — Доброе утро, мои хорошие, — я погладила обеих по макушкам их голов. — Я тоже рада видеть вас снова. Как же сильно я скучала без вас. Марти́н ласково лизнула мою ладонь своим длинным шершавым языком. А Донна мягко боднула меня. Потом я услышала негромкое лошадиное ржание. Где-то сзади стояла моя ненаглядная красавица Эппл, и Расти рядом с ней. Выпрямившись, я повернулась к ним и, мягко улыбнувшись, погладила лошадей по их мордам, потрепала чёлки грив. Те прикрыли большие чёрные глаза от удовольствия и благодарно фыркнули, топнув передними ногами. Я слышала и понимала то, что они мне говорили на своих языках. Коровы мычали, лошади ржали и фыркали. Но говорили все о том, как им меня не хватало. Лошади — новые жители хлева; они рассказали, как общались с Донной и Марти́н, о том, что поздравили будущую мамашу. — Какие вы у меня славные, дружные, — похвалила я всех. А потом, обратилась к коню моего мужчины. — А ты, Расти, береги Эппл. Жизни своей не жалей ради неё. Ты — её друг и старший брат. На выходе из хлева меня резко подхватили за талию, потянули куда-то в сторону. Я развернулась, вся возмущённая, и увидела Элазара. Он, такой счастливый, такой умиротворённый и расслабленный, обнимал меня сильными руками, глядя мне в глаза нежным взглядом. Откинувшись, я заметила, как поднялись уголки его губ. — Любимый, — промолвила я, кладя руки на его плечи. — Куда ты ушла в такую рань? — прохрипел он, ещё не промочив горла прохладной кипячёной водой из чайника, и одарил меня поцелуями в щёки и лоб. — Я чуть не сошёл с ума, когда обнаружил, что тебя нет рядом. — Прости, Элазар, — я убрала руки с его плеч, приложила их к его крепкой груди и уткнулась в неё лицом, — я не хотела тебя будить. Ты так сладко спал. Но, знаешь? — и взглянула ему в глаза. — Что? — тот нахмурился и сжал губы. — Ведёшь себя, как маленький, а давно взрослый. — Извини, Эйрин, — Элазар, выпустив меня из объятий, развёл руки в стороны, пожал плечами, — ничего не могу поделать с собой. И, не хочу потерять тебя, ещё раз. — Не потеряешь, — я игриво щёлкнула ему по кончику прямого носа с едва заметной горбинкой, — обещаю. Элазар поморгал пару раз, не ожидав от меня того, что я сделала. Затем, взгляд его стал проще, он отошёл от меня в сторонку, скрестил руки на груди и взглянул куда-то далеко за забор моего двора. — В чём дело? — встревожилась я. — Кайра скоро выйдет из дома, — сообщил Элазар, вздохнув, как бы смиряясь с фактом, что моя знакомая может помешать нам обняться и соединиться в поцелуе. — Понятно… Что ж, пожалуй, надо заняться более насущным делом. Потянувшись, я зевнула и, хрустнув костями пальцев рук, я бодро зашагала обратно в дом. Мой мужчина последовал за мной. Зайдя в сени, я взяла коромысло с вёдрами, вышла с ними из сеней и пошла к речке за водой. А там гляжу: все наши мужчины от мала до велика, по лодкам рассевшись, уже рыбачат, сбросив в реку наживки на крючках. Мгновение, и один из рыбаков резво дёрнул удочку вверх, и после этого у него на крючке повисла большая и жирная ку́мжа. Мужчина радостно опустил удочку, снял рыбу с крючка и бросил её в ведро. — Здравствуй, Кейдн! — окликнула я, подойдя к берегу. — О, доброго утра, малышка Эйрин! — откликнулся тот. — Слышал, ты вернулась вчера поздним вечером, — он снова бросил наживку с червяком в реку. — Да, вернулась, — подтвердила, хихикнув, — и не одна. — А с кем, если не секрет? — поинтересовался Лукас, надевая своего червяка на крючок. — Поделишься с нами его именем? Я поделюсь свежей рыбой. — Жених мой, — сказала я, снимая с плеч коромысло, и поставила вёдра на землю. — Вы с ним скоро познакомитесь, — подмигнула и, опустив ведро в реку, зачерпнула воду из неё. То же самое я сделала и с вторым ведром. — И думаю, он вам понравится, как понравился мне. — Ну-ну, — произнёс Лукас, вскинул удочку и забросил леску с наживкой в воду. На обратной дороге я встретила Дороти — дочь Годрика и Сюзанны. Она была моей ровесницей, и девушкой замужней с двумя очаровательными ребятишками. Муж Дороти тоже, на сколько я помнила, служил в армии. К счастью её родителей, моей подруге очень повезло с тем, что муж первым успел провести с ней ночь. И господин, который владел нашей деревней, не смог затребовать права первой ночи. Элазар знал о таком обычае господ, потому решил сразу лишить этого человека такой возможности, на случай, если тот узнает о нашей свадьбе. Много лет назад сыновья предыдущего владельца нашей деревни лишили девственности двух наших девушек, очень огорчив их женихов. Последние были недовольны этим. Сами девушки сильно горевали. Ведь они хранили свою девственность для любимых мужчин, за которых вышли замуж. «Только глянь, как она похорошела!» — подивилась я, хлопнув несколько раз ресницами, и при встрече с радостной улыбкой помахала Дороти рукой, приветствуя ту, с кем подружилась три года назад. Годрик тогда помогал мне сиротке всем, чем только мог, и заодно познакомил меня со своей дочкой. Девушка помахала мне в ответ, светясь от счастья. Она подошла ко мне, я осторожно сняла с плеча коромысло и поставила вёдра с водой на землю, а затем, мы по-дружески обняли друг друга. — Милая подружка, — Дороти выпустила меня из объятий, отстранилась, — как ты, Эйрин? Я несколько дней беспокоилась о тебе, переживала. — Всё хорошо, что хорошо кончается, — успокоила я подругу, теперь со скепсисом осматривавшую меня с головы до ног. — Я в полном порядке. Ну, а ты как? Как здоровье твоей матушки и Руадхана с Кэйлой? — Не жалуются, — коротко ответила моя давняя подруга. — А как у тебя дела на личном фронте? — тот час поинтересовалась она. — Я тоже слышала, что вернулась ты не одна. «Скольким ещё успел этот старик рассказать обо мне?» — я почувствовала, как кровь прилила к лицу, и мои щёки вспыхнули от смущения. К счастью, я смущалась уже не так заметно при воспоминаниях о моём мужчине. «Я же просила Годрика пока никому не говорить!» — Похоже, теперь весь народ в деревне знает, — я тяжело вздохнула, вжавшись в плечи, и мне искренне захотелось стукнуть этого старого ба аккурат по темечку. Но, не могла я позволить себе этого, не хотела потерять дружбу с Дороти. — Что же скрывать, все уже знают… Да, милая сестричка, я пришла с мужчиной своей мечты. И мы с ним любим друг друга. — Заранее поздравляю, — Дороти заключила меня в свои объятия и расцеловала в щёки, которые приняли свой прежний цвет, когда кровь с лица отхлынула. — Наконец-то ты нашла себе хорошего человека, — отрывисто заключила девушка. — Когда свадьба? — последовал новый вопрос, когда она отстранилась. — Мы ещё не решили, — призналась я, — нам нужно время. — Понимаю, — подруга мягко улыбнулась. — Ну-с, не буду задерживать. Наверняка у тебя дома дел невпроворот. — Да, здесь ты права. До осени надо многое успеть сделать. Простившись с Дороти, я подняла коромысло с вёдрами с земли, устроила на плече и пошла по дороге к дому. Между тем солнце приближалось к центру небосвода, что означало приближение зенита. Днём наступит жара. Высоко над крышами чёрными стрелками летали ласточки, принося птенцам еду. Из домов на улицу и во двор выбежали дети, всем им было от пяти до шести лет. Наши мальчики с семи лет начинали учиться рыбалке у своих отцов и дедов, их даже учили мастерству изготовления рыболовных сетей. А девочки продолжали играть с тряпичными куклами. Как я раннее говорила, деревня у нас маленькая. По всей территории разбросано не больше ста строений, включая хозяйственные постройки. И в деревне жило много пожилых, мало молодых людей и довольно много ребятишек. Многие юноши, которым недавно исполнилось по четырнадцать, уходили воевать наравне с юношами из дворянских и аристократических семей. Сёстры, матери, бабушки, дедушки, братья с трудом прощались с новобранцами, не желая отпускать их на войну. Я шла по краю проезжей части, и по дороге вокруг меня весело резвилась малышня, играя в салки. А потом, я встретила Кайру, которая, по-видимому, возвращалась домой в свою деревню. У неё с собой была одна корзина, а голову с жидкой копной каштановых волос, заплетённых в косу, прикрывал от палящего солнца платок. — Уже уходишь? — с грустью спросила я. — Да, — Кайра с нежностью взглянула на меня погрустневшую, — мне пора домой. Раз с тобой теперь всё хорошо, и ты больше не одна, я решила, что я здесь не нужна. И потом, — она прикоснулась к моей левой щеке, будто знала, что мои глаза сейчас нальются слезами. — У меня тоже есть семья. Но ты не горюй, моя милая. Мы с тобой ещё обязательно встретимся. Ведь я обещала. Помнишь? — Конечно помню, — сказала я, шмыгнув носом. Не хотела расставаться, даже на несколько дней. — Скоро, Лугнасад. Кайра ласково обняла меня, как мать обняла бы своё дитя, утешая, и похлопала по спине. После, она выпустила меня из своих объятий, отстранилась, простилась и пошла к воротам своей дорогой. Я постояла немного, провожая добрую женщину взглядом, и мысленно одернула себя, напомнив про вчерашнее обещание Кайры встретиться на сборе ягод. Затем, я пошла домой, там меня ждали дела. Тем временем солнце уже стояло в зените. Многие, кого я встретила на обратном пути, желали мне доброго дня и поздравляли с возвращением. Я кивала моим односельчанам, махала им рукой, свободной от коромысла, здоровалась при встрече, справлялась о здоровье. Всё со всеми было хорошо. Когда я зашла в сени, а затем и в сам дом, открыв дверь, то увидела, что Элазар что-то делал без моего ведома. Перед ним на полу лежали доски разной длины, несколько гвоздей, пила, молоток, рубанок и два длинных толстых каната. Инструментами этими пользовался когда-то мой отец, а до него — мой дед. Элазар сидел на низеньком стульчике в позе мыслителя и что-то решал. — Я пришла, — сообщила ему, подходя к лохани, чтобы поставить возле неё ведро с водой. — Чем занимаешься? — Хочу смастерить качели для наших будущих детей, — со вздохом ответил тот, посмотрев на меня. — У нас во дворе растёт высокий и крепкий дуб. На одно из его ветвей и будут висеть качели. — Понятно, — я поняла, что Элазар по-настоящему имеет на меня большие и далеко идущие планы, затем, поставила ведро рядом с лоханью. Он также сказал, что хочет смастерить для сына, который обязательно будет, игрушечную лошадь-качалку или каталку, ещё деревянный меч. Тогда я задумалась, коварно прищурила глаза, усмехнувшись слегка и, садясь на скамейку, спросила: — А если у нас первой родится девочка? — Будет моей принцессой, — ответил Элазар, подойдя ко мне. — И я сделаю для неё самый настоящий игрушечный замок с его жителями и прочими вещами… Но, для начала я хотел бы познакомить тебя с моими родителями. Ты не возражаешь? — он взял мои руки в свои и, сделав мне щенячьи глазки, заглянул мне в глаза. — Я подумаю, — сказала я, как отрезала и отняла у него свои руки. — Однако мы сейчас должны пойти к фермеру, — вспомнив об этом, сама напомнила ему, — если ты успел забыть. — Я помню, — в голосе Элазара я уловила нотку лёгкой обиды. Однако мужчина не подал виду. Он встал со стульчика, выпрямился, стряхнул пыль. Воин держался спокойно, напустив на себя абсолютную невозмутимость. Встав, капитан протянул мне руку с открытой ладонью и слегка наклонил голову в бок. Я взялась за его руку, вложив свою ладонь в его. А потом, мы вместе вышли из дома, заперли дверь на замок, ключ взяли с собой и пошли к Джозефу, держась за руки.