Эйрин, дитя сидов

      Вид, в котором бравый солдат вернулся ко мне, меня шокировал. Я была в бешенстве и злилась на тех, кто так изранил Элазара. К счастью, раны были не серьёзными. Потому я выбросила из головы мысли о мести этим выродкам. Вместо этого просто решила сосредоточиться на лечении ножевых ранений капитана Найквиста.       Мужчина спокойно отдыхал, лёжа на койке. Его голова смотрела прямо в потолок, местами затеняемый занавесями. Руки покоятся на его торсе. Грудь медленно поднимается и опускается. Когда я говорила с Элазаром я чувствовала слабый запах эля из его рта. Но не обратила внимания и не сделала ему строгих замечаний, понимая, что только так он мог заглушить боль, чтобы добраться до госпиталя.       Вечерело. Когда в зале стемнело, мы зажгли свечи на каждом столе возле каждой койки. Я закончила готовить заживляющий отвар, которым собиралась обработать порезы и наложить на них свежую траву с повязками. Закончив отвар, я вытерла пот со лба рукавом. После, смочила в отваре чистую тряпку.       — Элазар, проснись, — я аккуратно потрясла мужчину за его левое плечо. — Милый, открой глаза. Мне нужно полечить твои раны, чтобы они не начали гноиться.       Он неторопливо открыл глаза, повернулся на левый бок и, поднявшись, сел на кровати.       — Сколько я спал? — спросил капитан, медленно поморгав.       — Довольно долго с тех пор, как явился, — я посмотрела ему в глаза. — За это время я успела приготовить отвар для промывания… Итак, сэр, прошу вас раздеться, оставив только то, что под штанами, — и скрестила руки на груди.       Элазар молча снял с себя истерзанную и перепачканную в крови и грязи рубаху. После неё, он избавился от брюк и сапогов с высокими голенищами. Теперь на нём осталось лишь брэ, длиной выше колен. Одобрительно хмыкнув, я взяла с небольшой лоханки с отваром смоченную тряпку, выжала, встала со стула и подошла к сидящему мужчине. Потом, я попросила его повернуться ко мне боком, чтобы я могла промыть раны его рёбрах и крепких мышцах рук. Он повернулся сначала левым боком. На нём были видны пять длинных и, к счастью, неглубоких порезов. Последние за три часа покрылись затвердевшей кровяной корочкой. Было такое впечатление, будто моего мужчину слегка так исполосовал огромный кот.       — Подними руку, Элазар. Сейчас будем промывать эти царапины и накладывать швы.       — А ты умеешь? — капитан сомнительно приподнял бровь, поднимая левую руку.       — Конечно, — фыркнула я, начиная промывать порезы и запричитала: — Я, в конце концов, не дворянка, не умеющая шить и делать многие вещи по дому.       — Госпожа Эйрин, я закончила на сегодня, — сообщила мне, подошедшая Изольда. — И вы тоже не задерживайтесь до поздна.       — Хорошо. Доброй ночи, Изольда.       — Вам тоже.       Поклонившись, девушка оставила нас наедине. Другие врачи, которыми были монахи с сёстрами милосердия, тоже ушли. И во всём госпитале остались только мы с Элазаром, да больные спящие солдаты.       — Кхе, да уж, — согласился капитан второго рыцарского развед. отряда. — Мне повезло, что моей женой станет не какая-то богатенькая неумёха, — и негромко хохотнул.       — Давай, правый бок покажи, — нервно цыкнув, приказала я моему жениху. Он, вмиг скиснув, повернулся ко мне правым боком. Увиденное там привело меня в не меньший ужас, но я, уже привыкшая, только и произнесла: — Кошмар.       На правом боку Элазара красовался огромный синяк. Тяжело вздохнув, я смочила тряпку в отваре ещё раз. Выжав тряпку, я промыла ею этот синяк. Кажется, кто-то из воров, что напали на капитана, хотел сломать ему рёбра. Но, к счастью, они оказались крепче ноги того несчастного. Я тихонько про себя позлорадствовала. Промыв бок с синяком, взяла из плошки лопаточку с зелёной пахучей кашицей, которую приготовила из той же таволги. Затем, налепила эту кашицу к синяку, размазала по всей площади и приложила к ней чистый лоскут ткани.       — Подержи-ка это, пока я буду сдирать кровяные корки и накладывать швы.       — Хорошо, — Элазар придержал лоскут правой рукой и вновь повернулся ко мне левым боком.       Руки у меня уже были чистыми, так что я занялась тем, что сначала осторожно содрала кровяные корки с порезов. А после, подержала в кипятке иголку с ниткой. Через несколько минут я начала накладывать швы, как учила тому меня моя матушка, когда я была маленькой девочкой.       Она ухаживала за моим отцом, который так же, как и Элазар, возвращался домой с ножевыми ранениями и большим количеством синяков на теле. Я внимательно смотрела, как она это делает и всё запоминала.       Я начала накладывать на порезы маленькие аккуратные швы. Стежок за стежком, протаскивая горячую иголку с ниткой через оба края раны, связывая концы нитки друг с другом так, чтобы свести края вместе. Таким же методом я наложила швы и на руках и ногах солдата, спокойно сидевшего на месте. Только в случае с ногами, то сначала пришлось обрить всю растительность на них. Закончив с этим, я взяла с подноса моток чистых стерильных бинтов и перевязала торс мужчины, чтобы лоскут ткани с целебной кашицей держался на месте синяка, пока последний не заживёт.       Так я и провозилась почти до поздна с моим болезным. А потом устала и села рядом с ним, который с этими швами стал похож на тряпичную куклу, над которой страшно издевалась нерадивая девчонка. Однако от этого Элазар не перестал быть моим капитаном. Я всё равно его любила.       Мужчина повернул ко мне голову, прижал к себе, обняв за талию, позволив мне прильнуть к его гранитной груди. От него исходил жар и желание заняться любовью. Не сейчас, и не здесь. Я, чуточку отстранившись, помотала головой, говоря ему об этом. Элазар всё понял без слов. Он встал с койки и оделся. После, я почувствовала, как меня подняли сильные руки, подложив мою спину и ноги под себя.       Дальше было то, что мы всё-таки занялись любовью, добравшись до моей комнаты. А по дороге туда капитан целовал меня, не отрывая своих губ от моих. Правда, ему пришлось отрывать их, но лишь на миг, чтобы хотя бы под ноги взглянуть.       Подойдя к двери, Элазар пинком открыл её и зашёл в комнату вместе со мной на руках. Потом, он помог мне раздеться до сорочки и, уложив в постель, сам разделся до наготы, лёг возле меня и накрыл нас одеялом. И сразу последовал жадный, настойчивый и требовательный поцелуй, на который усталой мне пришлось ответить любимому мужчине.       «Он что, всерьёз решил меня до полного изнеможения вымотать? — задала этот вопрос я самой себе. — Хотя, думаю, что капитан просто хотел таким образом вознаградить за заботу, — и тут почувствовала, как его руки забрались мне под сорочку и, обнаружив мои груди, по-хозяйски обхватили их пальцами. — Нет, я бы не отказалась и от простого сна без занятия любовью. Но, если он хочет любить, то пусть. Грех жаловаться на чувства солдата, который купил мне наверняка что-то очень дорогостоящее».       — Люблю тебя, — выдохнул Элазар прямо в рот, оторвавшись от моих губ.       Слова — это всего лишь слова, а вот действия важнее.       Руки солдата всё ещё сжимали мои груди и согревали своим жаром. Я ничего не сказала в ответ; лишь ласково улыбнулась, зарываясь пальцами в его чёрные волнистые волосы, и обхватила ногами его ягодицы, прижимая его пах к своему. А Найквист снова всё понял без слов.       Меня тотчас начали покрывать горячими жалящими поцелуями, доставляя неописуемое наслаждение. Следом за ними я ощутила, как капитан мягко вошёл в меня, погрузившись до самого конца. А потом, были тягучие щадящие толчки, завершившиеся тем, что внутри меня всё вновь переменилось. И перед закрытыми глазами ярко вспыхнули и засверкали сотни звёзд, которые быстро потускнели и погасли.       Уставший солдат повалился на бок возле меня и обнял за живот, в который посадил очень много семени. Я лежала и спала, взяв его за ту руку, которой он меня обнимал. Боги. Как же хорошо, приятно и тепло мне с ним было. Открыв глаза, я поднесла руку любимого мужчины к губам и нежно поцеловала её тыльную сторону. Ту, что не грубела от почти постоянного держания эфеса меча.       Проснувшись рано утром с первыми лучами солнца, я обнаружила, что Элазара не было. И решила, что он опять куда-то ушёл ни свет, ни заря, ничего не сказав перед уходом. А одеваясь и, прохаживаясь по комнате, заметила на столе записку, придавленную ступкой. Я подошла к столу, взяла записку и, прочитав её, поняла, что была не права.       «Он не забыл», — облегчённо вздохнула я.       Капитан Найквист просил прощения, что не успел показать мне то, что он купил для меня. И Элазар передаёт мне послание от Седрика. Он говорил, чтобы я не переутомлялась и что это вредно для здоровья. А ещё оказывается Бронвин написала мне письмо. Элазар предполагал, что в нём могло быть написано что-то важное. И сказал, что вернётся из города к вечеру, также сказав, чтобы я отдохнула. А дальше капитан пообещал, что непременно покажет мне то, что он купил, как только приедет.        «Странно это, — подумала я, прочитав записку. — Обычно Элазар всегда молчалив».       Затем, я взяла свёрток бумаги, лежавший рядом с запиской, развязала верёвку, развернула свёрток и прочитала. Бронвин в письме надеялась, что со мной всё хорошо. Она говорила, что с Донной и Марти́н тоже всё в порядке. Однако Марти́н становится всё не легче. Она стала вести себя куда беспокойнее, чем раньше. Бронвин радовалась тому, что доктор О’Деорайн подсобил добрым советом. Ещё она надеялась, что я всё ещё помню про Лугнасад и сказала, что они все будут ждать нас двоих на праздник. В том числе и Кайра. Она недавно приходила, меня спрашивала.       После прочтения таких вот писем, от жениха и от женщины, готовой стать мне близкой подругой, я мечтательно задумалась. Мир полон не только плохих, но и хороших людей, действительно хороших.       «Скоро я стану женой храбрейшего из мужчин, — опять же мечтательно улыбнулась я самой себе. — Он не побоялся вступить в неравный бой с бандой воров. Выжил, несмотря на шрамы, полученные в бою, и вернулся ко мне. Интересно, что такое Элазар тогда купил для меня?»       У капитана, который из-за одной необычной травницы временно прекратил руководить отрядом, был своеобразный отпуск, которого ему оплачивали высшие чины королевской армии. Всего Элазару, по его словам, за службу платили достаточно щедро для наёмного солдата. Кроме того, отец моего мужчины — дворянин, а значит другие деньги он получал от него. Деньги нужны воинам для много чего.       Выйдя из раздумий, я решила выйти в сад, что рос и цвёл между женским и мужским общежитием, чтобы последовать совету Седрика — отдохнуть и отвлечься от забот. Покинув свою комнату, я закрыла за собой дверь и, спустившись на первый этаж, вышла из общежития. На улице стояла солнечная погода. Ветер, летавший высоко под небом и крышами бывшего монастыря, гнал нерасторопные облака на восток. Из города послышался перезвон колоколов. Они отзвенели девять часов утра.       Ольха с началом осени, растущая в саду, уже сбрасывала свои зелёные листья. Они медленно, кружась, летели вниз и ложились на землю.       Я села на скамейку под навесом из дерева и насладилась тишиной и спокойствием вокруг. Эту приятную тишину нарушали только шум ветра, шорох листвы в кронах деревьев и чириканье воробьёв, сидевших на ветвях. Благодать. И вот так отдыхая, я закрыла глаза и представила в каком платье буду выходить замуж. Осталось не так много времени до того дня, когда мы с капитаном Найквистом поженимся и станем мужем и женой. Через несколько дней после нашей свадьбы — праздник Лугнасад. За два-три дня до нужно будет пойти в лес за ягодами, а потом, замесить тесто и приготовить пирог. Открыла глаза, глубоко вдохнула, выдохнула.       «Этим пирогом я угощу всех, кто мне дорог», — решила я, наблюдая за облаками, что так неохотно плыли. Некоторые из них были меньше других по размеру и, соединяясь друг с другом, становились больше и заслоняли собой солнце.       Наотдыхавшись, встала со скамейки, подошла к ольхе, продолжавшей терять свои листья. Прислонилась к дереву, поросшему трутовиками, ухом прильнув к нему и прислушалась. Несмотря на кажущуюся молчаливость дерева, я всё-таки различила на каком-то уровне его очень тихий голос.       «Дитя, — шептала ольха, — не печалься обо мне. — Я улыбнулась отклику. — К началу Остары я снова зацвету, а позже и мои листья появятся».       Отстранившись, я хихикнула, затем и вовсе рассмеялась в голос, кружась вокруг ольхи вприпрыжку, весело раскачивая руки. Я радовалась и была счастлива. Прежде не знала, что могла вот так говорить с деревьями.