Двадцать пятый год

      Разбудили Олю чьи-то громкие шаги, казалось, будто где-то совсем рядом кто-то куда-то бежал. Она открыла глаза и оглядела тёмное помещение, дверь была заперта, окно всё ещё было заколочено, а возле него также лежали осколки разбитого стекла. В комнате никого не было. Через приколоченные доски не было видно, светло или нет, но по ощущениям это была глубокая ночь.       «Что это? Неужто мне уже мерещится?» — подумала Ольга. Всё её тело ныло от боли, а мысли смешались в какую-то кашу и вызывали боль ещё и в голове. Оля, с трудом, поднялась и села, прислонившись к стене. Она стала прислушиваться.       Шаги участились и стали ближе, но в один момент остановились. Через долю секунды дверь со скрипом отворилась, и в помещение, постукивая каблуками сапог, вошёл какой-то человек — это был не тот высокий крестьянин, но точно мужчина. Очертания его фигуры показались Оле довольно знакомыми, правда вот разобрать, кто это, она не смогла, ибо было темно как в комнате, так и в коридоре, и никакой, даже самый тусклый, свет не просачивался сквозь открытую дверь.       — Здесь есть кто-нибудь? — приглушённо произнёс мужчина. Голос его был низкий грубый, но ещё более знакомый, чем силуэт…       — Этого не может быть… — тихо, сквозь навернувшиеся на глаза слёзы, прошептала Оля. Она поняла сразу, кем был этот человек.       Князь Волконский замер на месте и стал прислушиваться. Уж не послышался ли ему этот неразборчивый шёпот?       — Olie, ты здесь? — громче спросил Волконский. — Или мне уже кажется… — тише и с разочарованием, добавил он.       — Я, я… Я здесь, — прошептала княжна, всхлипнув.       Князь взглядом отыскал дочь в полутьме и, подойдя к ней, аккуратно, но крепко, обнял её.       — Отец… Я, я была неправа, я знаю! — произнесла княжна, не контролируя слёз и не обращая внимания на сильную боль в спине. Оля сама не ожидала от себя, что так назовёт его, но этот человек показался ей самым родным на всём белом свете. Она осознала, как не ценила его и как на самом деле любит его.       — Что? Что они сделали с тобою? — с беспокойством, спросил Волконский.       — Ммм… Вы… Вы-секли. П-плетью, — ответив это, Оля прямо у него на руках потеряла сознание от боли, которая со вчерашнего дня не прошла, а отчего-то только усилилась.       Она не знала, что было дальше и куда отец понёс её. Очнулась Ольга уже дома, в своей родной комнате и на своей большой удобной кровати. Теперь уже точно была ночь — это было видно через плотные шторы; помещение освещалось несколькими свечами. Князь Волконский сидел в кресле рядом с Олей.       — Как ты себя чувствуешь? — сразу спросил он, увидев, что дочь пришла в себя.       — Ничего, явно лучше, чем было… Но у меня один вопрос, как же вы нашли меня, если отказались платить им?       — У меня был свой план… Но следует отдать должное крепостной Дарье, ибо она проследила за этими людьми и доложила нам.       — Дарье?.. Они не убили её? Что с ней сейчас? — взволнованно спросила Оля. Она совсем неожиданно вспомнила о служанке, которую подсознательно считала убитой, и как-то резко ей стало жаль её, что бы там ни было.       — Она отдыхает, ей сильно досталось… Завтра проведаешь её, — как-то нехотя ответил князь.       — А этот, как его… Тихон?       — Он тоже жив, ему досталось меньше, да и помощь ему быстрее оказали.       — Ну и слава Богу, что все живы, — первые за всю жизнь Олю так волновала судьба других людей.       — Главное, что с тобою теперь всё хорошо. Отдыхай. Спокойной ночи тебе, — с этими словами Сергей Григорьевич вышел, закрыв за собой дверь, и Оля вновь осталась одна, теперь уже только в своей комнате.       «Ну наконец-то эта история закончилась, все живы, пусть и не совсем здоровы, но, самое главное, что живы. Теперь и спать можно спокойно!» — это были её мысли перед тем, как она погрузилась в крепкий сладкий сон.       Проснулась княжна рано утром. Когда Оля открыла глаза, она сразу, дабы убедиться в том, что всё произошедшее ночью не сон, и её действительно спасли, внимательно оглядела пощение, в котором находилась. К счастью, всё оказалось явью, и Оля была сейчас в своей комнате в доме отца.       «Слава Богу, всё-таки не сон!» — подумала она, выдохнув с облегчением.       Оля встала с кровати и сдвинула шторы в сторону. Тёплые лучи весеннего солнца сразу же залили комнату светом. Княжна открыла створку окна и вдохнула свежий прохладный воздух. Что интересно, сейчас у неё совсем ничего не болело и было так небывало хорошо, что она даже решила выйти из комнаты и, накинув на себя лёгкий халат, направилась к двери. Открыв её, Оля увидела перед собой какую-то крестьянку, которую раньше никогда не видела. Она была среднего роста, чуть полноватая и темноволосая, глаза у неё были не то зелёные, не то серые, одним словом, серо-зелёные.       — Кто ты? — удивлённо спросила Оля.       — Аксинья я, крепостная, — поклонившись, быстро ответила она. Голос её был очень звонок и мягок, ещё более мягок, чем у Дарьи.       — А я тебя раньше не видела.       — Я с рождения, Ваше сиятельство, у князя в собственности, а в дом к себе господин меня недавно взял-с, раз с Дарьюшкой такое случилось-с…       — То есть ты тут, пока она не выздоровеет?       — Нет-с, я навсегда здесь — так Их сиятельство князь велел-с.       — Ладно, хорошо. Кстати, как она, Дарья?       Крестьянка тяжело вздохнула, покачала головой и тихо, даже как-то испуганно, ответила:       — Плохо, госпожа… Весьма.       — И где она сейчас?       — Я провожу-с вас, только вам нужно одеться-с. Какое платье принести-с вам?       — Ой, точно! Да любое, какое под руку попадёт, — ответила Оля. — Только чтоб без корсета! — добавила она и скрылась за дверью.       Через пару минут Аксинья принесла Оле зелёное закрытое платье, которое помогла надеть ей. Потом она привела княжну на первый этаж, в крестьянский уголок.       — Здесь, княжна, — крестьянка указала на старую деревянную дверь.       — Благодарю.       Оля прошла в маленькую, но весьма светлую, горницу и ужаснулась, увидев Дарью в таком состоянии. Бойкая крестьянка, которую она всегда привыкла видеть в движении и жизни и которая всегда справлялась со всем, сейчас, уложив свои худые руки вдоль тела, лежала на кровати с замотанной головой, глаза её были закрыты. Она тяжело дышала и была очень бледна, а ещё на её руках и лице были заметны царапины и кровоподтёки.       Княжна присела рядом и просидела около служанки минут пятнадцать. Она уже собралась уходить, как Дарья совсем неожиданно открыла свои синие глаза и, увидев княжну, болезненно улыбнулась.       — Ольга Сергеевна! Княжна! — с восторгом, произнесла Дарья. — Вас спасли! Слава Богу! — от радости она даже хотела чуть привстать, но Оля остановила её.       — Не вставай, тебе не нужно пока. Знаешь, я хочу сказать тебе спасибо, ибо, если бы не ты, я бы сейчас сидела не здесь… А в другом месте.       — Это мой долг, Ваше сиятельство, — взгляд крестьянки бросился на замотанные руки Оли. — Что у вас с руками? — испуганно спросила она.       — Ничего страшного, это ерунда. Ты-то как чувствуешь себя? Только честно давай!       — Нехорошо, но терпимо, Ваше сиятельство, голова только сильно болит-с, — ответила Дарья, тяжело вздохнув.       — Расскажи, как всё было, а то мне глаза завязали, и я ничего не видела.       — Эти люди схватили-с вас. Я пыталась вытащить-с вас. Потом они меня как раз и по голове ударили-с… Но я сознание не потеряла-с, — крестьянка резко остановилась, оттого что закашлялась.       Оля из рядом стоящего кувшина налила воды в стакан и подала ей.       — Благодарю-с вас, Ваше сиятельство, — она взяла стакан и выпила всю воду, а потом продолжила: — Потом я поняла-с, что смысла в этом нет и решила бежать-с, дабы может позвать-с на помощь кого-то. Они почти догнали-с меня, но там был-с обрыв небольшой, я прыгнула-с туда. Они думали, я разбилась-с, а я только руку сломала-с, и они ушли-с. А я за ними следила-с, а потом сообщила-с батюшке вашему.       — Понятно… Да ты настоящий герой, раз с такой раной ещё следила за ними и отцу сообщила потом.       — Да какой же я герой, я же говорю-с — это мой долг.       Оля, вздохнув, виновато опустила взгляд и заговорила, переведя тему:       — Знаешь, ты прости меня, что я с тобой так грубо раньше разговаривала, я знаю, я была не права.       — Ничего, княжна. Я на вас не в обиде, ибо есть-с помещики более жестокие, чем вы.       — Да, я знаю, я видела… Ладно, не буду тебя сильно загружать, у тебя и так голова болит, тебе отдыхать сейчас больше нужно.       — Благодарю-с вас. Я приступлю-с к делам, как встать смогу-с.       — Нет, ты не приступишь к делам, пока совсем не поправишься, ведь с это всё очень серьёзно. Поспи ещё пока, а я пойду, потом приду к тебе ещё.       Оля, больше не говоря ничего, вышла из комнаты.       — Ну как, Ваше сиятельство? — с надеждой, спросила Аксинья, которая всё это время стояла за дверью.       — Ай, да… Плохо! — княжна разочарованно махнула рукой. Теперь она поняла, почему и князь, и Аксинья ничего внятного о Дарье не говорили. — Скажи всем, кто её лечит, я приказала, чтобы за ней хорошо присматривали. А ещё ей бы, по-хорошему, обработать ссадины на руках и лице…       — Всё сделаем-с, Ольга Сергеевна, всё сообщу-с.       — Слушай, у меня тут вопрос такой… — неуверенно начала Оля, ибо думала над тем, стоит ли вообще спрашивать о таком. — А она жить-то будет?       Крестьянка на вопрос ответила не сразу, а только через минуту или около того:       — Не знаю-с, госпожа, но, думаю-с, что да, раз она жива до сих пор.       — А сколько ей лет?       — Двадцать четвёртый год, на два года старше меня.       — Двадцать три, значит… А есть у неё кто-нибудь? Ну там родные или муж может быть?       — Родных нет-с, мужа — тоже, но её любит-с Андрей, он тоже крепостной и здесь служит-с у князя. Он, как узнал-с, что она пропала-с вместе с вами, так места себе найти не мог-с. А потом так хотел-с увидеть её! Но его не пустили-с.       — Андрей… — Волконская ненадолго задумалась, пытаясь вспомнить, где же она слышала это имя. — Слышала о таком, — Оля вспомнила, как в тот вечер, в который она только попала сюда, Дарья в разговоре с князем упоминала какого-то Андрея, который тогда доставил Волконскому письмо от князя Трубецкого. — А она любит его?       — Любит-с, кажется.       — Ну тогда пусть его временно освободят от обязанностей, он с ней рядом побудет, может это как-то поможет ей.       «Что же, интересно, есть любовь? Я слышала, любовь творит чудеса, но как она это делает? Что она вообще из себя представляет?»       — Это, Ваше сиятельство, только князь решить может-с, — с грустью, ответила Аксинья.       — Князь, говоришь?.. Ммм… Ну я поговорю с ним, меня он точно послушает, тебе сразу скажу, если что, а пока свободна. Хотя постой, а ты не знаешь, где княгиня, у себя или нет?       — Здесь внизу.       Оля направилась в гостиную. Там на диване сидела Мария Николаевна в лёгком тёмно-синем платье, поверх него была накинута тёплая пуховая шаль. Княгиня вышивала по ткани. Ольга, тихо и осторожно, подошла к ней и присела рядом.       — Мария Николаевна, можно с вами поговорить? — вежливо спросила княжна.       — Слушаю тебя, — слегка равнодушно ответила княгиня, ни на секунду не отрываясь от своего дела.       — Я бы хотела перед вами извиниться за то, что грубила вам просто так. Я понимаю, вы можете злиться, но я была неправа и признаю это. Я не знаю, может быть поздно уже… Но я всё-таки хотела бы наладить с вами отношения.       — Я не держу зла на тебя, — Мария Николаевна, с улыбкой, взглянула на Олю. — А то, что ты осознала свою неправоту — это очень хорошо, это значит, что ты не плохой человек. И лучше поздно, чем никогда, — она отложила вышивку и повернулась к ней. — Как ты себя чувствуешь? Князь говорил, что они секли тебя плетью…       — Гораздо лучше. Со мной-то ничего, Дарья вот совсем плохо…       — Да, жаль её, конечно, но крестьян ведь много, а ты у князя одна дочь.       — Много, но каждый из них тоже человек… Да и я обязана ей, ведь именно она помогла вытащить меня оттуда.       — С нею всё будет хорошо, я отчего-то уверена в этом, — ответила Мария Николаевна, устало вздохнув и снова взяв свою вышивку.       — Ммм… Я пойду к себе, наверное, — Оля, поправив подол платья, встала с дивана.       — Ежели захочешь побеседовать или душу излить, приходи ко мне в любое время.       — Да, да, хорошо, обязательно, — ответила Оля и отправилась наверх, но перед тем, как идти к себе, она решила зайти к князю и поговорить с ним о Дарье и Андрее.       — Батюшка, могу ли я войти? — спросила Оля, приоткрыв дверь кабинета отца. Князь Волконский, в окружении кучи бумаг, сидел за столом и, явно погрузившись в своё дело, что-то быстро писал.       — Входи, — ответил он, не отрывая пера от листа. — Ты что-то хотела?       — Да… У меня к вам просьба есть.       — Какая просьба? Присаживайся пока, милая.       Княжна присела на кресло, что было недалеко от стола.       — Вы не могли бы на время, пока Дарья не выздоровеет, освободить от дел вашего крепостного Андрея, который тоже здесь служит.       — Какое отношение это имеет к делу?       — Это личное… Понимаете, они любят друг друга, и может быть, если он будет рядом с ней, она поправится быстрее. Да и вообще, я думаю, следовало бы их поженить, но это позже.       Князь отложил перо и задумался. После нескольких минут раздумий он вынес свой вердикт:       — Просьбу я твою выполню, коли ты так желаешь. Насчёт свадьбы ничего сказать не могу, подумаю над этим, когда время будет.       — Благодарю вас. Я могу идти?       — Ежели у тебя нет ещё каких-либо пожеланий, то да.       Оля, вышедши из кабинета, чуть не влепилась в Аксинью, которая неизвестно откуда взялась там сейчас.       — Ты преследуешь меня или что? — возмутилась княжна.       — Простите-с, Ваше сиятельство, — виновато заговорила она, предварительно поклонившись. — Марья Николаевна велела-с передать вам, дабы вы зашли-с к ней сейчас.       — Так я же только что разговаривала с ней… — Оля была весьма удивлена. — Случилось чего что-ли?       — Княгиня не сказала-с мне.       — Ну зайду, раз просит. Кстати, передай этому Андрею, что, пока Дарья не выздоровеет, он освобождён от всех обязанностей и может присматривать за ней.       — Как же? — крестьянка от радости и удивления расползлась в улыбке. — Нешто вы с Сергеем Григорьевичем договорились-с?       — А ты сомневалась во мне? Ладно, иди, занимайся своими делами.       Аксинья поклонилась и ушла.       «Интересно, что же этой княгине ещё надо от меня?» — с этой мыслью пошла Оля к Марии Николаевне. Её комната была недалеко от кабинета князя и идти долго не пришлось.       Оля осторожно постучала в дверь.       — Входите, — послышалось из-за двери.       Княжна вошла в комнату княгини, в которой никогда прежде не была. Комната была очень просторной, гораздо просторнее, чем её, и светлой. У стены стоял старый шкаф с книгами, в одном углу стояла большая кровать, а в другом, около фортепиано, стол. Мария Николаевна сидела за этим самым столом и держала в руках какую-то книгу.       — Это ваша комната? — спросила Оля, с любопытством, оглядывая всё вокруг.       — Вообще моя и князя, — ответила княгиня. — Правда Сергей Григорьевич здесь только спит и бывает редко, да и вообще он дома редко… — слегка разочарованно добавила она.       — Аксинья сказала мне, что вы меня звали.       — Да, я тебя звала. Я тебе ещё кое-что не сказала. Посмотри, — Мария рукой указала на большой книжный шкаф, — ежели захочешь что-то почитать, приходи и бери себе любую книгу. В гостиной тоже есть книги, но их там немного, здесь гораздо больше.       — А князь против не будет? — спросила Оля, а сама подумала: «Я и читать-то даже не люблю…»       — Отчего же? Я ведь уже сказала, что он здесь бывает редко.       — Ну… Хорошо. Я могу идти?       — Да, да, я и так тебя потревожила.       — Ничего страшного, — Оля вышла в коридор и направилась к себе.