Пепел к пеплу

Горячая вода, что льётся из душа, больно бьёт по покрасневшей, уже обожжённой коже. Азраэль подставляется под сильные струи, прикрывает глаза и вскидывает голову, позволяя пене стекать с волос. Девушка нащупывает пальцами регулятор температуры, резко сдвигает его в сторону, и в следующую секунду разгорячённое тело обдаёт ледяным потоком. Должного облегчения контрастный душ не приносит. Коже действительно становится легче, когда на смену горячей воде приходит холодная, но душевное успокоение не наступает. Сердце заходится от резкой перемены температур, дыхание на миг сбивается, но после возвращается в тот же ритм, что и до этого. «На что я надеялась? Как будто это хоть когда-то помогает», — Азраэль не открывает глаза, прислушивается к шуму воды, и мысли её который раз за день возвращаются к Шедим. Думать о ней не хочется. Искать в её поведении и их ссоре свою вину или винить её — мысли всё равно сводятся к тому, что им друг друга не понять. А если и понять, то понимания слишком мало для того, чтобы что-то изменить. Девушка медленно, без особого желания, но с осознанием необходимости выбирается из-под воды, промокает волосы полотенцем. Вместо привычной солдатской формы она надевает свободную рубашку и лёгкие брюки. Зеркало запотевает от горячей воды, и вместо своего отражения Азраэль видит лишь расплывчатое пятно. Покои её состоят из нескольких комнат и в целом очень похожи на обычную квартиру. Поздним вечером вместо основного света Азраэль включает несколько ламп, и их приглушённый свет выдёргивает кабинет из темноты, погружают в уютный полумрак. При таком освещении работать легче: усталые глаза не напрягаются от ярких лучей. Правительница опускается в кресло за рабочий стол и успевает лишь подтянуть к себе бумаги, как солдат из-за дверей докладывает о прибытии гостя. — Чем обязана столь позднему визиту, генерал? — без интереса спрашивает девушка, когда мужчина занимает место напротив. — Рад встрече, госпожа Азраэль, — действительно ли мужчина рад, остаётся неясным. — Прошу простить, что беспокою Вас в такое время, однако, как Вам должно быть известно, государственные дела отлагательств не требуют. — Раз уж государственные дела не требуют отлагательств, чем размениваться на любезности, перейдём к делу, — усмешка выходит кривой. На злость попросту не остаётся сил, но даже в противном случае этот визит не вызвал бы у неё агрессии. Мокрые волосы касаются плеч, несколько холодных капель срываются под рубашку и скатываются до ключиц. — Со всех концов Одиума доходят тревожные вести. Люди узнают о казнях, недовольство нарастает. Сейчас я говорю не только об обычных гражданах, — короткая заминка, почти незаметная. — Вашу власть готовы критиковать даже аристократы. — Что-то конкретное, господин Ваалвериф? — спрашивает Азраэль, мужчина в ответ улыбается и качает головой. — Я не занимаюсь доносами, да и пока доносить нечего. Но завтра встреча с командующими армией Одиума, — напоминает он. Азраэль успевает забыть, теперь вспоминает, и настроение работать пропадает вовсе. Она откидывается на спинку кресла, извлекает из упаковки длинную сигарету, и по комнате разносится аромат дорогого табака. Крепкий, стойкий запах без примесей давно пропитывает не только кабинет или одежду правительницы, но и её саму. Она пододвигает к себе массивную пепельницу, и Ваалвериф, опустив глаза, замечает на ней отколотый угол. — Катились бы они все, — раздражённо отзывается девушка, — кроме Вас, само собой. Завтра снова выслушивать их пожелания, хотя по сути дерзкие требования. И как только хватает наглости? Риторический вопрос остаётся без ответа. Сигарета подходит к концу, но ни одного слова собеседники так и не произносят. Ваалвериф осматривает кабинет, застывший в неизменном состоянии, – сколько бы он ни посещал правительницу, в её покоях всё одинаково: чашка на столе, пепельница в углу, букет красных цветов на подоконнике; по стенам высокие книжные шкафы. Азраэль в это же время пребывает в своих мыслях, но вместе с тем, как тушит остаток сигареты о толстое стекло, произносит: — Спасибо за Ваш визит, господин Ваалвериф. Я услышала Ваши опасения. Мужчина прощается молча, одним лишь поклоном. Азраэль долго смотрит в закрытую дверь, пододвигает к себе чашку и поднимает тяжёлый узорчатый графин. Вода льётся струёй, мягко ударяется о дно, но правительница вместо того, чтобы сделать глоток, отставляет от себя чашку. Едва ли не впервые в жизни место злости занимает какая-то детская обида, и Азраэль совсем не знает, что ей делать. «При Белиал никто не жаловался, а тут всем внезапно плохо жить стало, — посещает голову язвительная мысль. — Вернуть бы им старые порядки!» Хочется сделать хотя бы что-то, чтобы выместить накопившиеся эмоции, и девушка рукой опрокидывает графин. Он ударяется о пол, разлетается мелкими стёклами, а выплеснувшаяся вода растекается по ковру. Не хочется видеть вовсе никого, тем более звать слуг, потому Азраэль, успев пожалеть о внезапном решении, поднимется со стула и опускается на корточки, ловкими пальцами собирает крупные осколки. Один из кусков стекла острым углом впивается в палец, но Азраэль не чувствует боли и замечает рану лишь тогда, когда кровь капает на пол. Становится совсем погано. Оставаться во дворце не хочется, но и деться некуда, потому Азраэль выбирает единственное место, где можно затеряться хотя бы на короткое время. Ночь выдаётся звёздная. Светила мерцают на небе, переливаются и будто бы подмигивают. Крошечные на столь далёком расстоянии, они расплываются и смешиваются с чернотой неба. Азраэль сидит на лавке в саду, откинувшись на спинку и уперевшись локтем в поднятое колено, считает знакомые созвездия. Они всплывают в памяти с давних уроков астрономии, а чистое небо не скрывает бледные точки за тучами. — Доброй ночи, моя госпожа. Девушка успевает среагировать ещё до того, как говорящий заканчивает речь. Поднимается, круто разворачивается вправо, туда, откуда слышен голос, и запоздало удивляется тому, что не услышала приближения человека. Выхваченный ею лёгкий кинжал замирает на уровне бледной шеи. Руки, ещё недавно подрагивающие, коснувшись оружия, находят долгожданное спокойствие. — Что за привычка подкрадываться незаметно к вооружённым людям? — строго спрашивает она. Азраэль лезвие от чужой шеи не убирает, но и касаться оголённой кожи самой себе запрещает. Между концом кинжала и телом остаётся несколько сантиметров. Она намеренно не смотрит в глаза, но бросает короткий взгляд на тонкие губы и видит, как они растягиваются в мягкой улыбке. — А если я подкрадываюсь с добрыми намерениями, госпожа? — шутливо интересуется Самаэль. Девушка незаметно для себя чужое настроение перенимает, улыбается и оружие убирает. На вопрос пожимает плечами, но отвечает: — Во-первых, зачем красться, если не со злым умыслом? Во-вторых, представь, как будет жаль, если ты ничего плохого не хотел, а тебя случайно убили, — и тему меняет: — Что ты здесь делаешь, да ещё и ночью? — Не выходит уснуть, решил пройтись. Вы здесь по той же причине? — В принципе, да, — не отрицает Азраэль, но объяснять не спешит. — Сегодня спокойная ночь, очень чистое небо. В последние дни редко такое бывает. Ты умеешь находить созвездия? Самаэль в ответ качает головой, но совсем не ждёт того, что Азраэль, уставившись на небо, вскоре укажет рукой почти в центр. Юноша ещё на мгновение задерживает взгляд на её профиле, и лишь после прослеживает за пальцами. — Смотри, проще всего найти Большую Медведицу. Теперь, если провести линию от второй звезды хвоста, — пальцами она указывает направление, — там будет Малая Медведица. И можно провести ещё дальше, тогда найдёшь Кассиопею. Она немного похожа на цифру три, но внизу угол не тот. Слушать Азраэль оказывается приятно. Абсолютно тихая ночь и мягкий, даже ласковый голос. Она показывает созвездия, рисует в воздухе очертания, и Самаэль переводит глаза с бескрайнего неба на тонкие пальцы, затем возвращает обратно. По её подсказкам звёзды из беспорядочных скоплений превращаются в замысловатые рисунки, небо становится полотном художника. — Вот так, — вздыхает она, когда короткий урок подходит к концу, задумывается, что-то вспоминает. — Ещё в созвездии Кассиопеи находятся туманности, которые называют «Душа» и «Сердце». Но это так, просто интересно. — Душа и сердце? — переспрашивает Самаэль. — Очень красиво. Спасибо Вам за этот рассказ, моя госпожа. — Если ещё раз встретимся вот так ночью, то вспомню и расскажу что-то ещё, — обещает Азраэль. — Удивительное дело, как раз перед твоим появлением вспоминала нашу прошлую встречу. — Надеюсь, не с сожалением, — наигранно пугается Самаэль, и девушка весело смеётся. — Конечно нет, что за глупости? — возмущается она. — Я могла бы жалеть о том, в каком виде предстала тогда, но не о том, что мы с тобой встретились. Звучит очень неоднозначно. Азраэль осознаёт это уже после того, как говорит, чувствует, как на лице расползается широкая улыбка, и усилием воли возвращает себе серьёзный вид. Даже слегка хмурится, больше для вида, и Самаэль понимает причину этого. Он отворачивает лицо, подставляет хмурому взгляду профиль и удивляется тому, что чужие слова вызывают в нём ту же реакцию, ту же улыбку, но ему приходится приложить больше усилий для того, чтобы скрыть её. Азраэль поднимает руку, касается необыкновенно мягких волос. Стряхивает с них снег, выбирает мелкие еловые хвоинки. Подставляет свету фонарей тёмные пряди, заплетённые в низкий хвост, отливающие под холодным освещением сединой. Самаэль слегка наклоняет голову, так, чтобы этого не было заметно, но действовать стало удобнее. Девушка движение замечает, не комментирует. — Уже поздно, а завтра тяжёлый день, — скомкано произносит она. — Пора возвращаться. Ты останешься или проводишь меня? — Буду рад составить Вам компанию, — почтительно отзывается Самаэль. Думать ни о чём не хочется, говорить тем более. Будто специально, лишь дождавшись их возвращения, начинает дуть сильный порывистый ветер. Азраэль чувствует себя неуютно, тело пробивает мелкая дрожь, и она слегка ускоряет шаг. Снег на ступенях крыльца глухо скрипит под шагами, отстранённо правительница думает о том, что не помешало бы почистить лестницу. Сразу на входе во дворец они прощаются, Самаэль уходит в крыло, где находятся его покои. Девушка ненадолго остаётся у окна, ловит чужой поклон, провожает взглядом удаляющуюся фигуру. Она глазами находит Луну, которой на чистом небе нет преград, чтоб отражать солнечный свет. Возвращаются мысли, которые ненадолго получилось выкинуть из головы, в смятении Азраэль вздыхает прерывисто и не отрывает взгляда от спутника Земли. — Ты тоже хороша лишь тогда, когда видят одну твою сторону, правда?

***

Утро во дворце начинается беспокойно: хлопают нестройным хором двери, по широким коридорам снуют многочисленные слуги, проверяют, всё ли готово к прибытию важных гостей. Они получают порой противоречивые замечания и указания, путаются, но задания свои выполняют достойно. И всё же, несмотря на то что слуги стремятся выполнять работу тихо, не беспокоить солдат и иных гостей, ни у кого уснуть не получается. Дворец готовится к приёму командующих армией Одиума. Последний визит, случившийся год назад, окончился неприятно для всех, и разъярённую правительницу смогла успокоить лишь Шедим. Азраэль надолго отказалась даже думать о том, чтобы принимать пятерых генералов, и с каждым разом всё язвительнее вспоминала о произошедшем, но недавно неожиданно согласилась на очередной запрос. Меньше всех волнуется Азраэль. Ей интересна причина настойчивости, по которой пятеро генералов раз за разом предлагали провести встречу, и лишь интерес заставляет её сменить гнев на милости. Ночь проходит без сна, но предвкушение отбивает всякое желание спать. Её режим, окончательно испорченный, выдают лишь тёмные тени под глазами. Фигура правительницы в кои-то веки избавлена от военной формы. Тело угловатое, будто застывшее в подростковом возрасте, обтянуто в длинное закрытое платье серого цвета. Кинжал на поясе справа, слева с плеча на изящной цепочке свисает небольшой флакон. Наряд, сделанный дворцовыми портными, поднимает настроение и при первой примерке, и сейчас. «Яд и кинжал, — она внутренне усмехается. — Вот уж символы, достойные доброй правительницы». В дверь раздаётся негромкий стук, охраняющий её солдат извещает о том, что приготовления закончены, и гости прибыли. Азраэль выжидает короткую паузу, пальцами охватывает рукоять оружия и чувствует, как появившееся волнение вмиг сходит на нет. Так, словно его и не было. Она проносится по коридорам вихрем, пугающим в своём спокойствии: быстрый и широкий шаг, удары каблуков отдаются гулким эхом. Двое слуг встречаются на пути Азраэль, низко кланяются ей, и уже после того, как она пройдёт мимо, выпрямляются, смотрят вслед. Кроме них в коридоре нет никого. — Злится ведь, — вздыхает юноша. — Обычно госпожа Азраэль такой не бывает. — Ага, — девушка саркастично кивает. — Сегодня она добрая и хорошая, а завтра вернётся Нахема, и мы насмотримся на их доброту. — Нас это не касается и не коснётся, — заканчивает разговор её собеседник, разворачивается в сторону, откуда явилась Азраэль, и отшатывается в испуге. Жёсткий взгляд Самаэля постепенно становится спокойнее, балансирует на грани безразличия и лёгкого интереса. Он улыбается и чуть склоняется вперёд, взглядом гипнотизирует двух людей едва ли младше себя. — Вас что же, не учили не обсуждать такие вещи? Что подумает госпожа Азраэль, если узнает? — Так это, — первой отмирает девушка, сглатывает и пятится, — мы просим прощения, господин. Мы раньше никогда… — Вот и в будущем никогда, — отрезает Самаэль. — Ступайте, и чтобы такого не повторилось. Азраэль не тормозит перед дверьми зала. Стражники предусмотрительно расступаются в стороны, кланяются и тянут на себя двери, чтобы пропустить внутрь правительницу. Через миг после того, как она переступает порог, двери позади захлопываются. — Никогда такого не было, и вот опять, — она саркастично, с долей жестокости улыбается, пока шагает к своему месту. — Чем обязана столь неожиданному и неприятному визиту? Азраэль занимает место во главе стола, опускается на самый край стула, готовая в любой момент подняться. Ловит синхронные поклоны и отвечает на них снисходительным кивком, даже не старается, чтоб окружающие могли его заметить. Ждёт, пока пятеро мужчин опустятся на стулья, и без интереса изучает напряжённые лица. Лишь один из них остаётся спокоен, он же и обращается к Азраэль: — Рады видеть Вас в добром здравии, госпожа Азраэль, — негромко приветствует Ваалвериф. — Нас всех беспокоит то, какая ситуация разворачивается ныне в Одиуме, и мы лишь желаем убедиться, что Вы осознаёте то, куда это может зайти. Сегодня возмущения одиночны, завтра же возмущённых людей станет целая толпа. Сегодня Вы казните нескольких людей, завтра та же толпа, простите мне мою откровенность, казнит Вас сама. — Я не хуже вас осведомлена о том, что происходит в моей стране, — выделяет предпоследнее слово Азраэль. — Я знаю, что мои методы вас не устраивают, но из раза в раз это — всё, к чему мы приходим. Если у вас есть какие-то мысли или предложения, я с удовольствием их выслушаю. Если нет, то я не вижу смысла вашего визита. Особенно в такое трудное для страны время, когда необходимо постоянно контролировать происходящее. Все присутствующие замолкают. Один из генералов сдержанно откашливается и холодно обращается к Азраэль: — Госпожа Азраэль, мы оказали Вам содействие в получении власти потому, что Вы обещали отменить порядки, установленные… Предыдущей правительницей. — Да ну? — делано удивляется Азраэль. — А я уж подумала, это потому, что я была единственной законной наследницей Одиума! Но нет, оказалось, чтобы выполнять ваши желания. Порядки, установленные Белиал, были отменены давно. Смертная казнь остаётся наказанием за единственное преступление — государственную измену. При предыдущей правительнице расстрелять могли за недостаточно почтительный взгляд, и при этом Вы хотите сравнить меня с ней? Жёсткий монолог напоминает Азраэль о том, что и после этого раза ничего не изменится. Попытаться переубедить закалённых людей, твёрдых в своих убеждениях, всё равно, что попытаться переубедить её. Бессмысленно и бесполезно. Но даже так она делает эту попытку, а после, понимая, что та ни к чему не приведёт, злится на себя же. За то, что допустила иные мысли, поверила в свой дар убеждения. — Госпожа Азраэль, — вновь обращает на себя внимание Ваалвериф, — у меня есть определённые мысли, однако, прежде чем я их выскажу, позвольте мне вернуться к вопросу наследования престола. Я думаю, что объявить Вашей наследницей госпожу Шедим — идея неудачная. — Обоснуйте? — предлагает Азраэль. — Правящая династия прервётся, это вызовет неудовольствие Главных семей, каждая из которых считает себя достойным кандидатом на троне. К тому же, репутация госпожи Шедим среди аристократов не самая удачная. Её любят граждане, но любви граждан будет недостаточно, если в борьбу включатся Ваши же приближённые, — предостерегает мужчина. — Согласна, — мрачный кивок, — но вам должно быть понятно, я думаю, почему я не хочу передавать власть принцессе Асмодей. — Но сейчас Вашей сестре именно столько лет, сколько было Вам, когда Вы пришли к власти, — напоминает Ваалвериф. — Именно поэтому, — подчёркивает правительница, — я не хочу, чтобы она принимала власть. Тем более, в таком возрасте. Азраэль поднимает стакан с деревянной поверхности стола, делает небольшой глоток. Прохладная вода с приятным послевкусием задерживается в полости рта, снимает сонливость, накатившую так внезапно и неудачно. Девушка отставляет от себя стакан, два раза ударяет короткими ногтями по стеклу и решает: — Всё же, давайте вернёмся к делам. Господин Ваалвериф, для начала мне хотелось бы выслушать Вас. До самого позднего вечера продолжается встреча. Азраэль стремится обсудить как можно больше деталей для того, чтобы максимально оттянуть следующий визит генералов, и никто не выражает протеста. Потому, когда дверь громко хлопает, и в зале остаётся одна только правительница, она даже не сразу верит глухой тишине. Ждёт, что сейчас кто-то вернётся, потревожит её и продолжит говорить разными голосами, но в коридоре не слышно ни звука. «Всё прошло так мирно, даже удивительно, — с удовольствием отмечает Азраэль, откидывается на спинку кресла и впервые за день расслабляется. — Шедим гордилась бы мною, если бы видела». Сознание услужливо, с каким-то мазохистическим удовольствием подбрасывает картину их последней встречи. Вспоминается и ссора, и то, как Шедим молча покидает дворец, и то, что она до сих пор не вернулась и на звонки не отвечает. Солдаты докладывают, что та остаётся в своей резиденции и погружается в работу. «Больно надо», — раздражается Азраэль, не хочет признавать, что надо как раз «больно». Девушка подавляет зевок как раз в тот момент, когда в дверь раздаётся осторожный стук. Служанка аккуратно заглядывает внутрь, спрашивает, накрывать ли ужин, но в ответ Азраэль отрицательно качает головой. Ужасно хочется спать, и это чувство перекрывает возможный голод.