Пепел к пеплу

За три недели до Рождества дворец, как и столицу, начинают украшать к празднику. В городе открываются многочисленные ярмарки, киоски и сувенирные магазины, катки ежедневно заполнены детьми, подростками и людьми старшего поколения. В преддверии праздника люди на какое-то время забывают о тревожных мыслях, свободное время проводят на огромных площадях, заставленных лавочками и павильонами. Азраэль приказывает украсить и другие города, но любимому, тому, в котором располагается её дворец, уделяет больше внимания. Утро правительницы начинается по обыкновению рано, попросту перетекает из ночи. На улице совсем темно, но фонари исправно освещают весь двор, и Азраэль коротко осматривает площадь перед воротами, будто ищет какие-то изменения. Она отказывается от завтрака, но просит себе чай и запирается в кабинете. После ночи, проведённой без сна, нет желания делать ничего. Документы лежат на аккуратном столе высокими стопками, не дают забыть о своём существовании. Девушка некоторое время борется с собственной совестью, но быстро проигрывает и притягивает к себе бумаги. Чувствует, как листы шуршат от её касаний, без интереса оглядывает бумаги. Дни её пролетают одинаково: просыпается рано, долго работает, прерываясь, если не забывает, на еду, и лишь вечером освобождается. Раньше время, когда солнце уже клонится к закату, Азраэль посвящала лишь себе, изредка же проводила его с Шедим. В последнее время правительница правилам, ею придуманным, изменяет: с наступлением темноты, что с приходом зимы не заставляет себя ждать, покидает дворец и выбирается в разбитый во дворе парк. Самаэль по негласному договору становится постоянным спутником её прогулок. Они в зависимости от настроения Азраэль обсуждают разное: в какой-то день это касается того, что происходит сейчас, в какой-то девушка Самаэля о его прошлом спрашивает. О себе почти не говорит, и юноша не настаивает: не хочет давить, но, когда Азраэль спрашивает, о своей жизни охотно рассказывает. Вчерашняя их прогулка и становится причиной того, что Азраэль не высыпается. Она в покои возвращается слишком поздно, затем вспоминает о незавершённых делах и тоскливо вздыхает, когда совсем немного разбирается с отчётами, а часы уже говорят о том, что наступило шесть часов утра. Утреннюю тишину нарушает мелодия в коридоре. Она возникает резко и так же неожиданно стихает, но короткого отрывка хватает для того, чтобы правительница узнала произведение, часто исполняемое музыкантами на официальных приёмах и балах. Девушка находит на ощупь телефон, после непродолжительных поисков включает ту же мелодию и на время откладывает дела, позволяет себе утопать в воспоминаниях слишком далёких и вместе с этим сладостно мучительных. На записи звук совсем не тот, что звучал в живом исполнении. Она поднимается из-за стола, выходит на середину комнаты и бросает взгляд в небольшое зеркало, закреплённое на стене, повторяет неловко и скомкано, будто больше смеясь над собой, те движения танца, что всплывают в памяти. «Давно уж я не танцевала, — она хмурится, раздражается этим фактом. — А ведь официально я принцесса. Но к чему мне танцы?» Мелодия продолжает переливаться, и Азраэль не останавливается. Больше ради собственной забавы, чем действительно наслаждается действием. Наконец в воздухе застывает тишина, и одновременно с этим застывает правительница, жёстким взглядом, в котором недоумение собственным поведением мешается с недовольством, осматривает своё отражение. — Если и танцевать, — заключает она, — то с тем, кто танцевать умеет. Как жаль, что сейчас всё совсем не так, как раньше. Отец часто устраивал приёмы. Голову на миг озаряет хитрая мысль. Она кажется какой-то слишком уж глупой, но Азраэль хватается за неё, убеждает себя в том, что плохого в её идее ничего нет, и быстрым шагом добирается до двери. Отдаёт приказ охранникам, но просит не будить, если окажется, что юноша спит. Проходят долгие десять минут, прежде чем в коридоре вновь раздаются шаги. Дверь приоткрывается, в комнату тенью скользит фигура и замирает в проходе. Азраэль осматривает чужое лицо, сопоставляет со скоростью и понимает, что, по крайней мере, на её совести не будет чужой потревоженный сон. — Вызывали, моя госпожа? — мягко интересуется Самаэль. Вместо ответа девушка включает ту же мелодию, возвращается на середину комнаты и слегка склоняет голову вправо. Улыбается с прищуром, внимательно за чужой реакцией следит и не двигается, лишь произносит: — Ты сможешь станцевать со мной, Самаэль? Самаэль лишь сейчас замечает, что она произносит его имя иначе. Не ставит твёрдое ударение на последний слог, как остальные, а слегка растягивает первый. Недоумение сменяется весёлой улыбкой, которая быстро пропадает с лица, но блеском оседает в глазах. Самаэль приближается, оставляет между ними расстояние ровно такое, какого требуют правила приличия, и склоняется в неглубоком поклоне. — Разрешите пригласить Вас на танец, госпожа Азраэль? Ни обстановка, ни одежда — совсем одинаковая, обычная форма, — не создают нужной атмосферы. Её создают сами танцоры. Девушка вслушивается в спокойную мелодию, созданную из тоски и тихой печали, позволяет, как тому и подобает, вести себя в танце. Самаэль же бережными движениями сохраняет чужой покой, приносит щемящее душу своей непривычностью успокоение. В движениях Азраэль резкость, опасность, и с ними так приятно контрастирует спокойная уверенность юноши. Стоит песне окончиться, они замирают близко друг к другу, не двигаются и взглядами не встречаются. Азраэль тихо втягивает в себя воздух, не отступает, следит за тем, как размеренно вздымается чужая грудь. Девушка чувствует, как пальцы Самаэля переплетаются с её, поворачивает голову и внимательно прослеживает, как её собственная ладонь оказывается поднята. От чужой кожи, сухой и нежной, распространяется тепло. Самаэль едва склоняется, губами прижимается к холодным пальцам и не сразу осознаёт, что уже несколько секунд, выдохнув воздух, не делает новый вдох. Он ощущает, как бьётся в бешеном темпе сердце в груди, отстраняется, будто пытается себя успокоить, внешне эмоций не выдаёт, остаётся непроницаемо спокойным. Дверь резко раскрывается, посетитель, торопясь, не успевает постучать. Магия рассеивается. Вместо Азраэль, нежной и даже робкой, возвращается властная и жёсткая правительница. Она вскидывает голову, делает шаг назад, мягко высвобождая кисть, и гневно кривит тонкие губы. Лёгким кивком разрешает солдату говорить. — Госпожа Азраэль, — он склоняется в поклоне, виновато прячет глаза, — принцесса Асмодей вернулась. — Наконец-то, — шепчет Азраэль. Правительница проносится по коридорам быстрым шагом, заметно торопясь. Стражи едва успевают распахнуть перед ней двери, и девушка пулей вылетает на крыльцо. Чувствует, как в лицо бьёт морозный воздух, останавливается и прикрывает глаза, втягивает в себя свежесть, коей наполнена улица, распахивает веки, находя взглядом знакомую фигуру, и мягко улыбается. Асмодей стоит спиной к крыльцу, спорит оживлённо и эмоционально с мужчиной рядом. Самаэль, который тенью замирает за плечом правительницы, с удивлением узнаёт в собеседнике принцессы Мастему. Слов не разобрать, но девочка явно спор выигрывает, разворачивается с видом победителя и гордо, с поистине королевской грацией поднимается по ступеням. — Моя госпожа, — принцесса замирает на верхней ступеньке, делает изящный реверанс. Короткий смешок Азраэль служит ей ответом. Правительница совсем не стесняется солдат, которые могут её увидеть, притягивает к себе сестру и оставляет на макушке лёгкий поцелуй. Асмодей выворачивается из чужих объятий, делает небольшой шаг в сторону и с некоторой придиркой рассматривает незнакомого ей юношу. Самаэль чувствует себя неуютно перед оценивающим взглядом, но не отступает и глаз не уводит. Удивляется, когда принцесса протягивает ладонь для рукопожатия и произносит: — Привет, меня зовут Асмодей, — коротко представляется девочка. Азраэль насмешливо улыбается, но не прерывает странное знакомство, и это даёт некоторую уверенность в том, что всё идёт так, как надо. Самаэль обхватывает тонкие пальцы, осторожно сжимает их, согревая горячим касанием, и отвечает ей в тон: — Здравствуй, Асмодей. Меня зовут Самаэль. Выходит настолько одинаково, что Азраэль не удерживается от смеха. Асмодей тоже улыбается, и её улыбка беззаботная, детская. Самаэль отчего-то вспоминает, как всего один раз точно так же, с ребячливой непосредственностью, улыбалась Азраэль. Всего раз, во время очередной их прогулки, но от мимолётного воспоминания становится тепло. — Я рада, что ты вернулась, маленькая принцесса, — признаётся Азраэль. — Идём, я провожу тебя. Отдохнёшь и придёшь ко мне. За время твоего отсутствия совсем ничего не изменилось, так что дорогу ко мне ты найдёшь. Асмодей соглашается, подхватывает сестру под правую руку и вместе с ней круто заворачивает к двери. Правительница мимолётно переплетает пальцы с пальцами Самаэля, оборачивается к нему и одними губами произносит: «Спасибо за танец». Юноша скользит подушечками чуть выше, оглаживает тонкое запястье и точно так же губами отвечает: «Для Вас, моя госпожа». «Не забывай о том, зачем ты здесь» — всплывает в памяти напутствие, сказанное Мастемой перед его отъездом, и Самаэль удивляется тому, как недавно это было. Прошло лишь два месяца, но кажется, что несколько лет. Брат кивает юноше в знак приветствия и, когда тот спускается по ступеням, предупреждает: — Госпожа Азраэль не любит, когда у крыльца машины. Я сейчас перепаркуюсь, подождёшь меня? — Подожду, — соглашается Самаэль, осматривает осунувшееся лицо, глаза, которые в тусклом утреннем свете становятся тёмно-синими. — Так это и было твоё задание? Как всё прошло? — Ей как будто не шестнадцать, а двенадцать! — неожиданно зло отзывается Мастема. — Носился за ней два месяца, и пришлось бы ещё больше, если бы ей в голову не пришло вернуться домой. — И откуда в тебе столько негатива? — всплескивает руками Самаэль. — Ладно, убирай машину и возвращайся. Я побуду с тобой немного, но потом у меня дела.

***

Несколько последующих дней проходят по обычному распорядку, с разницей лишь в том, что Азраэль то и дело отвлекается от работы. По утрам Асмодей ненадолго выбирается во двор, но в одиночестве ей быстро наскучивают прогулки и зимние, давно знакомые пейзажи. Потому время, проведённое на улице, с каждым разом всё сокращается, а его место занимают визиты в кабинет сестры, растягивающиеся с утра до позднего вечера. В один из таких дней Асмодей изменяет правилам, установленным ею, — пропадает в огромном дворце и до трёх часов дня не появляется в кабинете, а появившись, не удивляется тому, что Азраэль не одна. Девочка садится на стул напротив Азраэль, так, чтобы их разделяли лишь стол и стопки бумаг, и выжидающим взглядом смотрит на сестру. Долгая минута для того, чтобы убедиться, что Азраэль продолжит невозмутимо работать, и протяжное: — Я хочу в город. — Я не смогу поехать с тобой, — предупреждает Азраэль, не отводя глаз от экрана ноутбука, поправляет тонкую оправу очков. — Если ты пообещаешь, что будешь хорошо себя вести, то можешь ехать, но не одна. — Только не с Мастемой! — умоляюще вскрикивает девочка. — Пожалей и меня, и его. Позади раздаётся приглушённый смех. Азраэль реагирует на него лишь на миг, не поворачивает голову, но зрачки съезжают в сторону, затем возвращаются к строкам в мониторе. Асмодей не сразу догадывается, что следующая фраза обращена не к ней: — Хочешь вызваться? — Мой брат бывает весьма… — Самаэль ведёт рукой в воздухе, пытается подобрать нужное слово, но вместо этого выходит многозначительное молчание. — В общем, я понимаю причину этого нежелания. Если позволите, моя госпожа, я бы отправился в столицу. — Езжайте, — разрешает Азраэль, — я всё равно не освобожусь раньше ночи. Асмодей, пожалуйста, без глупостей. — Почему только я без глупостей? — возмущается принцесса. — От Самаэля я никаких глупостей и не жду, — обозначает правительница и взмахивает рукой. — Всё, идите, пока я не передумала. В коридоре спутники ненадолго разминаются — Асмодей предупреждает, что ей надо собраться, и быстро уносится в свою комнату. Заметно торопится, будто бы думает, что Азраэль в самом деле может передумать. Уже через полчаса она в жёлтом платье, едва прикрывающем острые колени, выбегает на крыльцо. Пока девочка спускается по ступеням, поправляет длинные рукава белого пальто, на неодобрительный взгляд Самаэля не реагирует, и тогда он уточняет: — Не будет слишком холодно? Всё же зима. — Я не замёрзну, — машет головой Асмодей. — А что, я плохо выгляжу? — Вы что-то путаете, Ваше Высочество, я этого не говорил, — легко улыбается Самаэль и открывает для принцессы дверь автомобиля. С девочкой оказывается неожиданно легко. Она не ставит никаких различий между ними, просит обходиться без церемоний, и к концу пути Самаэль сам не замечает, как ловко и непринуждённо у него получается обращаться к Асмодей как к старой подруге. Они разговаривают едва ли не впервые, но Самаэль не понимает причины злости собственного брата и делает себе пометку разобраться в этом позже. Так, как с Асмодей, у него не выходит общаться ни с кем во дворце. Солдаты мало сближаются друг с другом, часто отсутствуют, и их редкое присутствие делает дружбу попросту невозможной. Отношения с братом всегда были холодные и отчуждённые, а Азраэль, несмотря на её расположение, остаётся правительницей и госпожой. Асмодей же подкупает своей искренностью и непосредственностью. Зимняя столица выглядит волшебно, так, как если бы она внезапно перенеслась в сказку. Уже темнеет, и от того магия становится отчётливее, заметнее, витает в воздухе. Огромное количество фонарей, свисающих с высоты, разнообразные запахи и ароматы, заполнившие собой всю главную площадь Одиума. На огромном пространстве установлены ларьки и магазинчики, и огромные скопления людей снуют от края к краю. Над маской, предусмотрительно надетой Асмодей, сияют её восхищённые глаза. Не только лишь город, но и каждый житель в нём готовится к празднику. Самаэль с девочкой вливаются в толпу, остаются рядом, стараясь не потерять друг друга, но торопятся осмотреть всё, приготовленное к празднованию. Самаэль, ни разу не находившийся в столице в преддверии Рождества, удивляется не меньше, чем Асмодей. Несколько часов спутники тратят на то, чтобы осмотреть каждый киоск, а по окончанию усаживаются на заснеженную скамейку в отдалении и синхронно тянут из трубочек горячий кофе. Напиток разливается внутри, согревает тело, и пальцы Асмодей, удерживающие стаканчик, перестают мёрзнуть, вместо этого почти горят. Приходится быстро-быстро перебирать пальцами вверх и вниз. — Как здорово! — обессиленно выдыхает Асмодей, и юноша соглашается с ней кивком головы. — Почаще бы так выбираться. Но будет тяжело. — Почему? — откликается Самаэль. Вместо ответа Асмодей смешно дёргает подбородком, обращая внимание на маску, спущенную для того, чтобы можно было пить. — Будет не очень хорошо, если меня узнают, не люблю лишнее внимание. Азраэль только поэтому не стала отправлять с нами никого. — А где ты жила раньше? — интересуется юноша, втягивает напиток через трубочку. — В Экситиуме, — рассказывает Асмодей, — там хорошо, но страна всё же чужая. Ты был там когда-нибудь? Ничего, если не был, Азраэль время от времени летает туда, так что ещё побываешь. Усталый зевок прерывает её речь. Девочка откидывается на спинку скамейки, прикрывает глаза и отставляет от себя пустой стаканчик. Организм, вымотанный после стольких впечатлений, требует отдыха, но его не получает. Самаэль поднимается, выбрасывает оба стакана в мусорный бак и ласково касается плеча принцессы. — Идём, здесь спать точно не надо. Во дворец удаётся вернуться ночью. Асмодей сонно шагает от машины, на крыльце встречает сестру, и та отряхивает от снега волосы девочки. Хлопья без остановки срываются с неба, кружат в воздухе и ласково опускаются вниз. Азраэль не мучает принцессу расспросами, видит, что та едва стоит на ногах, и коротко желает спокойной ночи. Самаэль поднимается вслед за спутницей, но держится на расстоянии. Когда он достигает верхней ступени, Асмодей уже скрывается за тяжёлыми дверьми, а Азраэль, проводив её взглядом, разворачивается к юноше и ласково ему улыбается. Переводит взгляд с лица вверх, делает шаг навстречу и тем же движением, что раньше, убирает с волос снег. — Спасибо, что побыл с ней. Во дворце все гораздо старше неё, ей сложно найти себе друзей. — Мне не сложно. Асмодей — прекрасный ребёнок, — признаёт Самаэль, и Азраэль соглашается с ним наклоном головы. Вспоминается танец, прикосновение сухих губ к пальцам. С того времени они не оставались наедине, а сейчас вокруг никого, лишь уютная темнота. Она разбавлена светом фонарей, но сойти с крыльца, ступить чуть в сторону, в тень деревьев, и даже случайные свидетели будут исключены. Азраэль склоняет голову к плечу и негромко продолжает: — И спасибо, — на миг замолкает, — что ты со мной. Казалось, что будет трудно. Но слова вырываются легко, быстро, но отчётливо. Так, чтобы можно было разобрать каждую эмоцию. Искренняя благодарность, признательность, лёгкое смущение. Самаэль коротко кланяется. — Как можно иначе, моя госпожа? — Можно, — грустно усмехается Азраэль. — Вдруг и ты когда-то уйдёшь? Но я рада, что сейчас ты здесь. — Мне проводить Вас? — осторожно уточняет юноша. — Не знаю, Самаэль, — пожимает плечами правительница, юноша вновь обращает внимание на то, как она произносит имя, — я хочу немного пройтись, но ты иди отдыхать. Спорить не хочется, навязывать своё присутствие тоже. Самаэль кивает, принимая ответ, входит в тёплый дворец и по лестницам направляется в свою комнату. Дверь плотно закрыта, но, стоит ей отвориться, юноша первым делом обращает внимание на включённый свет. Не уютный и приглушённый, как любит Самаэль, а яркий настолько, что глазам становится больно. — Что ты здесь делаешь? — невольно вырывается у него, стоит сделать шаг внутрь. Чужое присутствие в комнате ощущается до того явно, что раздражает. Передвинутая чашка на столе, книги в стопке лежат не в том порядке, что раньше. Вместо полюбившегося сладкого аромата резкий мужской парфюм. По нему Самаэль узнаёт о визите брата ещё до того, как замечает его фигуру, скромно примостившуюся в кресле в углу. — Ты мне не рад? — вскидывает брови Мастема. — Мы почти не виделись со дня, когда я вернулся. Я хотел узнать, как твои дела. Как тебе дворец? Вопрос явно не о том, нравится ли Самаэлю здание. Юноша сбрасывает с плеч пальто, распускает волосы и откладывает резинку на угол стола. Делает глоток недопитого чая, остывшего ещё утром, ведёт плечом и неопределённо отвечает: — Ничего, нормально. Госпожа Азраэль хорошо ко мне отнеслась. — Я видел, ты вернулся откуда-то с Асмодей? — Просто гуляли, — сухо отзывается Самаэль. — Ты зря плохо к ней относишься, очень милая девочка. Давай поговорим завтра, ладно? Через несколько секунд комната опустевает. Юноша ложится прямо на заправленную кровать, ощущает, как под пальцами перекатываются ворсинки пледа. Всё хорошее настроение, оставшееся после поездки в столицу, мгновенно испаряется. Несмотря на усталость, в сон совсем не клонит.