В конце января погода становится излишне тёплой для зимы: несколько дней идут непрекращающиеся ливни, которые оставляют после себя огромные лужи; следом приходят крепкие февральские морозы, и весь город становится сплошным катком, радующим детей. Взрослые же, отнюдь, такому положению дел не слишком радуются.
Двор постепенно очищают ото льда, делая его безопасным для людей, и в тех редких местах, куда ещё не добрались руки слуг, прямо по садовым дорожкам катается на скользящих ботинках Асмодей, выписывая ловкие пируэты. Она чувствует на себе пристальный взгляд, мягкий, но тревожный, и вскидывает голову. Замечает в окне знакомый силуэт, радостно машет рукой, и сестра без энтузиазма повторяет её движение.
Азраэль провожает удаляющуюся фигуру взглядом, оборачивается и медленной поступью проходит вглубь комнаты. Она, несмотря на проблемы, что никуда не исчезают, остаётся в приподнятом настроении. Азраэль, тихо напевая мелодию, пальцами отбивает ритм на поверхности стола и разглядывает собственное отражение в зеркало. Раскрытый ноутбук услужливо вещает последние новости, пока Азраэль хмурится, замечая несвойственную ей раньше бледность. Под глазами не исчезают тени, делая без того глубоко посаженные глаза визуально ещё глубже.
Во рту оседает металлический привкус. В следующую секунду из носа вытекает тонкая струйка крови, скользит по губам и срывается к подбородку, словно стремясь коснуться пола, прежде чем будет поймана холодными пальцами. Азраэль ладонью зажимает нос, замедляя кровотечение, круто разворачивается на месте и принимает услужливо поданный платок.
Пока девушка останавливает кровь, Самаэль влажной салфеткой тщательно вытирает чужую ладонь. Он отправляет использованную ткань в мусорное ведро, точным движением останавливает поток новостей на ноутбуке и возвращается к зеркалу, от которого не двигается в сторону Азраэль. На тишину она предсказуемо реагирует:
— Я ведь слушаю, — беззлобно хмурится, всматриваясь в чужое отражение.
— Вам нужно больше отдыхать, госпожа, — отвечает Самаэль. — Я понимаю Вашу ответственность, но ничем не лучше, если Вы вымотаетесь настолько, что вовсе не сможете работать.
— Чем я сейчас, по-твоему, занимаюсь, если не отдыхаю? — Азраэль мягко улыбается отражению, возвращается к столу и усаживается на стул, бросает тоскливый взгляд на бумаги. — Обычно ты не заходишь ко мне так рано. Что-то случилось?
Самаэль качает головой — приходит не потому, что этому есть причина, а потому что рядом с Азраэль легко и спокойно. Она позволяет остаться, радуется чужому присутствию, с ней удаётся чувствовать себя так, как никогда не удавалось дома. Юноша хочет ответить хотя бы что-то, но не успевает: в коридоре раздаётся шум, и неразборчивый разговор быстро прерывается, стоит стражникам открыть двери.
Они давно не виделись. Настолько давно, что юноша едва ли не забыл мрачный взгляд, полный холодной усталости, и голос, пропитанный ядом. Женщина входит быстрым шагом, закрывает за собою двери и не сразу оборачивается лицом к присутствующим. Даёт короткую передышку себе и мгновение Азраэль, чтобы оправиться от неожиданности.
Шедим игнорирует присутствие Самаэля, даже не смотрит в его сторону. Проходит к столу, бросает быстрый взгляд на салфетки, внимательно осматривает бледное лицо Азраэль и беспокойно кусает собственные губы. Девушка делает шаг вперёд, затем отступает назад и замирает не в силах определить необходимую дистанцию.
— Снова ложишься спать в два, а встаёшь в четыре, Азраэль? — первой же фразой выражает недовольство Шедим. — Интересно, на какое время тебя хватит?
— Если ты решила вернуться исключительно для того, чтобы отчитывать меня, то не стоило, — бросает Азраэль.
Они замолкают. Сталкиваются твёрдыми взглядами, хмурятся обе: Азраэль жёстко, Шедим с тревогой. Несколько долгих секунд они даже не двигаются, глаз не уводят, прежде чем Шедим первой сдаётся, опускается голову, тихо произнеся:
— Прости. Ты и сама понимаешь, почему мне нужно было уехать.
— Сейчас понимаю, — кивает, соглашается, — а тогда, когда ты была нужна мне, не понимала.
— Я не должна была ничего тебе объяснять, — женщина смотрит исподлобья. — Ты бы пощадила тех, кто несёт угрозу твоему драгоценному государству лишь потому, что я тебе так сказала?
Азраэль рывком поднимается, шагает к окну, за которым раскинулась столица. Долго смотрит на дома и улицы, сокрытые снегом, нервно крутит в пальцах ручку и чувствует, как медленно и сильно бьётся сердце в груди. Вмиг становится неуютно и холодно. Она замечает, как пальцы начинают подрагивать, оборачивается, откидывает ручку на стол. Вместе с резким звуком звучит её раздражённый голос:
—Я не прощу никого, кто несёт угрозу моему драгоценному государству, но я бы хотя бы понимала причины твоих поступков, а не терялась в догадках. Я не должна искать среди тех, кого собираюсь казнить, твоих друзей! Мне казалось, что пример твоей семьи чему-то тебя научил, — девушка переводит дыхание и продолжает медленнее: — Мне стоило бы после этого перестать доверять тебе, но я всё это время сидела и ждала, пока ты вернёшься, потому что я, возможно, ошибаюсь, но продолжаю ценить тебя. Возвращайся к своей работе, Шедим, занимайся документами. Всё, что касается государственных преступлений, никогда не было твоей заботой.
— Спасибо, мудрая и могущественная госпожа Азраэль! — огрызается Шедим, вихрем проносится по кабинету и громко хлопает дверью, не замечая, как от внезапного звука вздрагивает Азраэль.
Рядом раздаются тихие шаги, Азраэль только сейчас вспоминает о том, что у непродолжительного диалога был свидетель. Позволяет приблизиться, вглядывается в серые глаза, быстро осматривает лицо, на котором давно лежит тень усталости, и задумчиво тянет:
— Так что ты хотел? — совершенно спокойно интересуется она.
— Вы злитесь на госпожу Шедим или на себя? — Самаэль будто чужого вопроса не слышит.
— И на неё, и на себя, — признаётся она нехотя. — Не забивай себе этим голову.
Пальцы девушки, ледяные и подрагивающие, соприкасаются с горячими и держащимися твёрдо ладонями. Дышать становится легче, будто с груди падает тяжёлый ком, который давил на лёгкие и заставлял сердце раз за разом выдавать сильные удары в попытке доставить кислород к самым отдалённым клеткам тела. Азраэль безропотно смотрит, как юноша осторожно массирует её кисти, мягкими движениями снимая былое беспокойство, и не показывает собственной реакции. Не отталкивает, но и навстречу не идёт.
— К чему Ваше благосклонное отношение ко мне, если Вы не позволяете ни заботиться о Вас, ни переживать?
— Ты сам видишь, какие у меня сейчас отношения с теми, кого я когда-то подпустила к себе слишком близко. «Мудрая и могущественная госпожа Азраэль», — передразнивает она с горечью, что прячет за слабой улыбкой.
— Но ведь не все, кто окружают Вас, одинаковы, верно? — Самаэль не отрывает глаз от выступающих на ладонях сосудов, мягко ведёт по ним подушечками пальцев.
— Кто может дать мне гарантию, что те, кто вчера были рядом, не пойдут сегодня против меня? Умирать, когда нет тех, кто мог бы возглавить страну, такое себе достижение, не находишь?
— Госпожа Азраэль, — девушка слышит в чужих словах мягкий укор и улыбается, на мгновение забывая о проблемах, что крутились в голове до этого, — я ведь говорю о ваших чувствах, отделимых от государства.
— Разве у такого человека, как я, есть право думать о себе? — правительница склоняет голову к плечу и тихо смеётся.
Тёплые пальцы скользят по ледяной ладони, срываются ниже и осторожным касанием обхватывают запястье там, где его не касается закатанный рукав тонкой рубашки. Самаэль на поставленный вопрос не отвечает, лишь повторяет на коже рисунок, нанесённый голубыми венами, улавливает учащённый пульс. Бережно тянет чужую руку вверх, едва уловимо дотрагивается губами до тыльной стороны ладони и не успевает поднять голову, как вздрагивает от аккуратного прикосновения к собственным волосам.
Азраэль шагает навстречу с какой-то нерешительностью, раздумывает и мысленно все аргументы взвешивает. Оставляет долгий, полный невысказанной нежности поцелуй на тёмных волосах, и тихо выдыхает, не отстраняясь. От ощущения чужого тепла, резко контрастирующего с её холодом, становится легче.
— Вам лучше, госпожа? — заботливо интересуется юноша.
В ответ лёгкий кивок. Азраэль не уверена, остался ли он замеченным, а потому решает произнести вслух:
— Пожалуй, — она отклоняется слегка в сторону. — Спасибо.
Двери с грохотом распахиваются. В покои врывается Асмодей, отряхивает с коротких волос капли воды, оставшиеся после того, как растаяли снежинки, откидывает на стол запотевшие из-за резкого перепада температуры очки и, путаясь в длинной куртке, бросается на сестру с объятиями. Холод от чужого тела возвращает недавнюю дрожь, но Азраэль не отстраняется.
— Сегодня не шёл снег, — Азраэль задумчиво стряхивает последние капельки воды с мягких волос. — Признавайся, сколько раз ты успела упасть?
— Два! — принцесса улыбается с гордостью. — Шедим снова обидела тебя, да? Видела её уже, ходит мрачная как грозовая туча. Хочешь, я с ней поговорю?
Правительница с облегчением смеётся, словно присутствие сестры, обладающей детской непосредственностью, снимает с плеч груз ответственности. Ласково треплет Асмодей по волосам, целует быстро в макушку и обходит вокруг, направляясь к рабочему столу. Касается тонкой квадратной оправы чужих очков, поднимает их и неторопливым движением протирает прежде чем вернуть обладательнице.
— Ладно уж, мой доблестный рыцарь, со злым драконом я справлюсь как-нибудь сама, — она склоняет голову. — Ты за Самаэлем? У нас ещё дела.
— Очень срочные? — недовольно вздыхает Асмодей. — Видела я ваши дела, когда зашла!
— Ничего ты не видела, — с той же интонацией отвечает юноша. — Я закончу и найду тебя, хорошо?
Девочка соглашается, не выглядит так, будто хоть сколько-то расстроена. Скоро покидает кабинет, но предупреждает, что будет ждать в библиотеке. Самаэль лишь после того, как она уходит, запоздало интересуется:
— Так какие у нас дела, моя госпожа? — уголки губ приподнимаются в хитрой улыбке: не удаётся припомнить ни одного приказа, отданного правительницей.
— Очень срочные, — передразнивает сестру Азраэль. — Не хочу сейчас быть одна, побудешь со мной немного?
***
Темнеет рано, и вечером начинает идти снег. Он осыпается влажными хлопьями, и Асмодей, которая настойчиво лепит снежок, быстро отбрасывает затею до лучших времен, прячет замёрзшие ладони в широкие карманы. Она подавляет зевок, недолго ковыряет мелкие кусочки льда мыском ботинка, а затем беззаботно усаживается прямо на крыльцо дворца. Вокруг ни души, но даже наличие людей не волновало бы её.
Горящие фонари приветливо освещают заснеженный двор, волшебным светом окутывают снежинки, которые резкими порывами ветра срываются с крыши и кружатся в воздухе. Главные ворота медленно разъезжаются в стороны, впускают несколько машин, следующих друг за другом, и заинтересованная Асмодей вглядывается в фигуры, стараясь рассмотреть прибывших. Из-за белых мушек попытки остаются без результата.
Сзади раздаются торопливые шаги. Девочка поворачивает голову и, прищурившись, стараясь уберечь глаза от снега, с любопытством глядит на женщину, спускающуюся по ступенькам. Шедим приветствует принцессу кивком, ловит такой же жест в ответ и замирает на нижних ступеням. С привычным для неё недовольством, распространяющимся, пожалуй, на весь мир, смотрит вперёд.
Асмодей поднимается, путается в слоях собственной одежды в попытке отряхнуть куртку от налипшего снега. Шедим недолго наблюдает за тщетными попытками, поднимается чуть выше и, развернув спиной к себе тонкую фигуру, тщательно закутанную в стремлении избежать холода, резкими движениями избавляет ту от редких снежинок. В большинстве своём они путаются в шарфе, но остаются и на пальто.
— Спасибо! — с улыбкой принимает помощь Асмодей.
Тонкую тишину зимнего вечера прерывает скрежет колес по мокрому снегу, и к крыльцу бесшумно подъезжает автомобиль. Из машины выбирается мужчина, недолго о чём-то говорит с сопровождающими его людьми до того, как направиться ко дворцу. Асмодей неловко переминается с ноги на ногу, косится на Шедим, но та, заранее предупреждённая о визите, волнения не высказывает. Не высказывает она и радости, мыслями находясь в утренней ссоре с Азраэль.
— Госпожа Шедим, — генерал кивает, склоняется в неглубоком поклоне, адресованном принцессе. — Рад встрече, Ваше Высочество.
— Добрый вечер, господин Ваалвериф, — произносят встречающие одновременно, после чего Шедим хмуро продолжает: — Госпожа Азраэль ожидает Вас.
***
Вечером музыкальный зал по обыкновению пустует. Азраэль небрежным движением поправляет прядь, что выбивается из-за уха, тонкими пальцами выводит причудливый узор по крышке пианино. Нетерпеливо бьёт пальцами, как будто ждёт чего-то уже очень давно. Время ощущает спешку, желание окончить дела скорее и нарочно тянется медленнее обычного.
Правительница хмурится, со странной ей самой ностальгией проводит по лакированному дереву ногтями, боясь поцарапать покрытие. Откидывает медленно крышку, нерешительно касается клавиш и прислушивается к звуку, что издаёт инструмент, воспроизводит короткий отрывок старой мелодии и, улыбаясь своим мыслям, испуганно вздрагивает от громкого звука хлопнувшей двери. Возникает ощущение, словно её застали за чем-то незаконным.
— Прошу простить за столь поздний визит, госпожа Азраэль, — генерал отвешивает почтительный поклон, выпрямляется и переводит взгляд за спину правительницы. — Вашему отцу очень нравилась эта мелодия.
Девушка кивает, улыбается с нежностью. В мягком свете лампы её фигура теряет резкость и становится плавной и грациозной, как если бы из человека Азраэль превратилась в гибкую тень. Она закрывает крышку с тоской, отстранённо думает о том, что вряд ли вернётся сюда в ближайшее время. Возможно, не вернётся и вовсе.
— Моему отцу нравились многие вещи и больше всего, к сожалению, моя мать, — Азраэль устало выдыхает, шагает вглубь комнаты, словно стремится уйти из-под света, — Насколько мне известно, ситуация в стране стабилизируется. После случая последней казни новых вспышек недовольства не было. Что скажете, господин Ваалвериф?
— Вы абсолютно правы, госпожа Азраэль, — замечает Ваалвериф. — Смею Вас уверить, однако, что любое Ваше действие может привести к тому, что недовольство вспыхнет вновь.
Азраэль с интересом слушает чужие слова. Шагает к окну, недолго возится с ним и открывает, впускает в комнату морозный воздух. Вмиг становится холодно и неуютно, но свежо. Девушка оборачивается, прислоняется к подоконнику и ёжится от того, как пробирается под тонкую ткань рубашки резкий ветер.
— Всё было бы гораздо проще, если бы на настроение населения влияли исключительно мои действия, — проговаривает она жёстко. — Сейчас людям только дай повод и два-три лозунга покороче и попроще, что-то вроде: «Казним правителя-тирана», «Долой династию монстров». Ладно, последнее уже слишком, — усмехается Азраэль. — Но суть ясна. У меня есть определённые мысли по поводу ближайшего будущего, и они отнюдь меня не радуют. Если всё продолжится так же, как идёт сейчас, люди не захотят видеть в качестве правителя ни меня, ни Асмодей, ни кого-либо, кто может симпатизировать мне.
— Вы пригласили меня не для того, чтобы поделиться, простите мне мою грубость, весьма очевидным фактом, разве не так? — Ваалвериф подступает ближе, вглядывается в чужое лицо, озабоченное предстоящими заботами. — Полагаю, хотя бы какие-то мысли у Вас имеются.
— Вот уж оставила Белиал наследство! — выговаривает в сердцах Азраэль. — Разумеется, определённые мысли у меня есть, но говорить об этом слишком рано. Мне нужны люди, которым я могу доверять. Я опираюсь только на армию, но не могу ведь я до конца своей жизни решать любые проблемы применением силы?
Становится слишком холодно. Азраэль закрывает окно, ступает к креслу у стены и подхватывает оставленное там ранее пальто. Накидывает на плечи тёплую ткань, поправляет на ощупь воротник и, прикрыв ненадолго глаза, наслаждается едва уловимым запахом мелиссы. Руки, дрожащие то ли от холода, то ли от постоянного стресса, наконец-то замирают.
— Разве вокруг вас нет людей, которым вы могли бы доверять, госпожа? — Ваалвериф спрашивает с насмешкой, будто наперёд знает ответ.
— Почему же нет? — пожимает плечами Азраэль. — Есть один человек, которому я доверяю полностью.
— И это не Шедим и не Нахема, верно? — мужчина лукаво улыбается, внимательно следит за чужой реакцией, словно ждёт удивления, но получает лишь такую же улыбку в ответ.
— Не буду отрицать, вы правы. Не представляю, кем нужно быть, чтобы хоть сколько-то доверять Нахеме. Думаю, нет нужды говорить, что это и не Вы, как и не любой другой генерал моей армии, — девушка разводит руками в издёвке над собой. — Такой правительнице как я, получившей власть незаконным путём, очень сложно доверять тем, кто когда-то предал прошлого правителя.
Ваалвериф кивает, действительно понимает причины. Азраэль же, несмотря на сложное отношение к нему, как и к другим участникам событий десятилетней давности, умеет быть благодарной, однако на попытки вмешаться в государственные дела свыше дозволенного отвечает неизменно жёстким отказом.
Они разговаривают ещё около часа, после чего генерал спешно покидает дворец, торопясь вернуться в свой особняк. Он осторожно спускается по ступенькам крыльца, поскальзывается на последней и, бормоча шёпотом неразборчивые ругательства, вскидывает голову, всматривается наверх, туда, откуда чувствует на себе пристальный взгляд.
Правительница провожает мужчину внимательным взором. Кивает, когда они встречаются глазами, таким образом ещё раз прощается, следит за тем, как едва различимая фигура недолго стоит у машины, прежде чем Ваалвериф вместе с сопровождающими его солдатами покидает двор. Лишь после этого отстраняется от окна, шагает вглубь зала.
Аромат мелиссы практически не чувствуется. Он остаётся резким осадком на губах, которыми Азраэль, повернувшая голову для того, чтоб носом коснуться жёсткой ткани, практически дотрагивается до высокого воротника. Запах сладкий, с кислинкой, свежий, словно утренняя роса. Он тёплым морским ветром сдувает грядущие заботы.
«Вернуть бы, — решает она без особого на то желания. — Лучше даже сейчас».
Правительница ступает по пустым коридорам, как будто намеренно выбирает наименее людные. Стража перед её покоями расступается, раскрывает двери и с поклоном пропускает девушку внутрь, затем лишь переглядывается с недоумением. Часто несущие свой пост у комнат госпожи мужчины с лёгкостью догадываются, кому принадлежит пальто на плечах Азраэль.
Через долгие пятнадцать минут дверь в кабинет нерешительно приоткрывается. Мужчина, стоящий на посту, докладывает о посетителе, после слабого кивка правительницы скрывается в коридоре, занимает своё место и жестом пропускает внутрь Самаэля.
Азраэль не двигается и позы не меняет. Она располагается на диване, опирается о спинку и, закинув ногу на ногу, невидящим взглядом разглядывает что-то в стене. Прислушивается к неторопливым шагам, поворачивает голову лишь тогда, когда боковым зрением замечает застывшую фигуру, и кивком головы указывает на оставленное ею на спинке дивана пальто.
Они молчат. Не находят в себе ни сил, ни желания говорить. Только обмениваются взглядами, наполненными загадками, вопросами и ответами, усмешками и расположенном на самом дне, скрытым ото всех остальных недоверием. Самаэль опускается на диван подле девушки, мягким движением притягивает к себе чужую ладонь и уже смелее касается губами холодной кожи. Становится теплее.
