***
Наступившей оттепели больше всех радуется Асмодей. Она не переживает из-за того, что остальные её восторгов не разделяют, попросту оставаясь равнодушными. Ранним утром принцесса почти бегом выбирается на улицу, отмахиваясь от служанок, что заботливо предлагают ей завтрак, и, воодушевлённая, едва успевает затормозить на крыльце, чтобы не врезаться в Шедим. Шедим же осматривает принцессу с привычным недовольством. Молча застёгивает чужое пальто на все пуговицы, исправляя небрежный вид, который, кажется, саму Асмодей нисколько не волнует. Отходит в сторону, пропускает принцессу вперёд, и, обернувшись, внимательно следит за тем, как девочка спускается по скользким ступеням. Шедим движется к перилам крыльца, опирается на них и, ёжась от холодного ветра, наблюдает за редкими солдатами, что в столь раннее время решаются по необходимости ли или из собственного желания покинуть пределы дворца. Радостная Асмодей резвится прямо перед крыльцом, лепит снежки и, не найдя себе жертву, бросается снежными комками в стену, грозясь ненароком разбить стекло. Единственная во дворце, кажется, кого гнев правительницы абсолютно не страшит. Женщина ощущает чужое присутствие раньше, чем слышит размеренные шаги. Азраэль не останавливается, проходит мимо, лишь бросает слабый кивок, будто бы даже не волнуется о том, останется ли он замеченным. Поправляет пальто, что время от времени норовит сползти, и спускается по ступеням, придерживаясь за перила. Самаэль тормозит у начала ступеней, обменивается с Шедим вежливыми кивками и наблюдает, щурясь от ярких лучей солнца, за развеселившейся Асмодей. Принцесса маленькими ладонями торопливо комкает снег, угрожающе посылает снаряды в сторону Азраэль, и промахи нисколько её настроения не портят. Она отряхивает ладони от снега, суёт их в карманы и, переминаясь, дожидается у подножия дворца сестру. Медленно и неторопливо, словно сонная после долгой зимы змея, ворота расходятся в стороны. Непрекращающейся очередью машины вползают во двор, вмиг существенно сокращая количество свободного места. Шедим, нахмурившись, следит за потоком автомобилей, чувствует на щеке вопросительный взгляд и, не поворачиваясь, неохотно бросает: — Нахема, — косится, следит внимательно за чужой реакцией и добавляет: — не моё дело, но я бы советовала тебе держаться от неё подальше. — Почему же? — Самаэль усмехается, разворачивается полностью к женщине, и та его движение повторяет. Она облизывает сухие губы, сразу же жалеет о своём действии, чувствуя, как на холоде она замерзают. Во рту появляется мерзкий привкус металла, Шедим же растягивает губы в жестокой насмешке, усиливает этим кровотечение и прямо объявляет: — Потому что Нахема любит всё красивое, — и мигом продолжает, — а Азраэль не любит делиться. — Неужели ревнуете, госпожа Шедим? — едко интересуется Самаэль. Воздух вмиг становится натянутым и густым. Они встречаются взглядами, полными мрачного равнодушия, где на самом дне плескается, словно остатки выдержанного вина, холодное презрение. Шедим отмирает, ласково улыбается и тихо произносит: — Было бы к кому, Самаэль. Неужели ты думаешь, что друг и советник для нашей госпожи важен меньше, чем, — она издевательски ухмыляется, — мальчик, который греет ей постель? — Я думаю, госпожа Азраэль сделала соответствующие выводы после того, как во время, когда ей нужно было хотя бы Ваше присутствие, Вас не было рядом. Шедим вмиг оказывается рядом. Сокращает и без того короткую дистанцию, взмахивает рукой, словно намеревается нанести удар, но застывает в такой позе, лишь шипит в бессильной злобе: — Не тебе меня судить. Ты ничего не знаешь. — С чего бы я не могу судить тебя, Шедим? — Самаэль следит за чужим движением, внешне остаётся спокойным. — Где ты была, когда госпожа в тебе нуждалась? Даже сейчас хватило пары слов, чтобы вывести тебя из себя. И после этого ты смеешь осуждать госпожу Азраэль за то, насколько гневно она относится к тем, кто предал собственное государство? — Пошёл вон, — зло выговаривает Шедим и неотрывно следит за тем, как юноша, в притворном удивлении разведя руками, быстро спускается по ступенькам и приближается к сёстрам. Те стоят рядом, тихо переговариваются и дожидаются, когда закончит двигаться цепь машин. За несколько секунд до того, как приблизиться к Асмодей, юноша наклоняется, подхватывает горсть снега и скатывает его в снежок. Самаэль бросает снежный ком в принцессу, с улыбкой отмечает, как тот попадает точно в цель, оставляя белый след на спине девочки, и Асмодей, в негодовании обернувшись, отвечает тем же. Азраэль с усмешкой наблюдает за развернувшейся шуточной борьбой, сама же в ней не участвует и от редких снежков, что по случайности направляются в её сторону, уклоняется. Из одного из автомобилей, что уже расположились во дворе, выбирается женщина, хмуро оглядывает нелюбимый дворец и медленной поступью направляется к Азраэль. -— Госпожа, рада встрече, — Нахема коротко кланяется. — Я полагаю, происходит что-то серьёзное? — Когда мы виделись в последний раз, ты не слишком любила обсуждать дела, едва мы только встретимся, — Азраэль прикрывает глаза, слегка поворачивает голову, подставляя лицо ласковым лучам солнца. — Неужели с тех пор прошло достаточно времени, чтобы ты изменилась? Ответить Нахема не успевает. Только она открывает рот, как из-за спины правительницы выныривает фигура, закутанная во множество слоёв одежды, распахивает руки для объятий и, поскользнувшись, бесформенной кучей валится на женщину, цепляясь за белое пальто. Колени неприятно ударяются о землю. — Нахема! — восторженно пищит Асмодей. — Я так скучала! — Я тоже очень скучала, Ваше Высочество, — Нахема помогает девочке подняться, с весёлым блеском в глазах смотрит на раскрасневшиеся щёки. Снег предупреждающе хрустит под лёгкими шагами. Азраэль, угадывающая приближение, не оборачивается, лишь приподнимает уголки губ в тёплой улыбке, которая не ускользает от внимательных взглядов остальных. Самаэль застывает за её плечом, бегло осматривает незнакомую женщину и чувствует себя неуютно под гнетущей тяжестью, что в чужих глазах скрывается за ласковой улыбкой. — Самаэль, — правительница слегка движет рукой, улавливает вежливый поклон сбоку и взмахивает ладонью. И Асмодей, и Самаэль её без слов понимают, тактично и быстро исчезают и вскоре продолжают схватку. Шедим недолго наблюдает за ними, возвращает внимание Азраэль и не сдвигается с места до тех пор, пока правительница вместе с Нахемой не оказываются рядом. Молча кивает в знак приветствия старой подруге и неохотно возвращается во дворец вместе с ними.***
До позднего вечера Азраэль, заперевшись в кабинете вместе с Шедим и Нахемой и вцепившись в них, не покидает рабочего места. Дважды их беспокоят слуги, на каждое предложение накрыть на стол получают отказ и в третий раз не предлагают. Поглощённые работой, женщины лишь радуются тому, что не нужно отвлекаться. Нахема покидает кабинет первой. Она, уставшая после долгой поездки, держится до последнего, часто потирает глаза и всё же на ночь не задерживается. Шедим остаётся ещё на некоторое время, пару раз нервно вздыхает, будто порывается что-то спросить, и всё же не спрашивает. Азраэль не давит, но время от времени кидает вопросительные взгляды в сторону советницы. Шедим сдаётся, так и не спрашивает, скомкано прощается и уходит. Отчего-то наваливается нестерпимая усталость, вместе с ней сонливость. Правительница опирается руками о стол, лишь так находит в себе силы подняться, обессиленно выдыхает и опускается обратно в кресло. Второй такой попытки не делает, дотягивается до оставленной ею пачки сигарет и вскоре делает глубокую затяжку. Легче как будто и не становится. Горький табачный дым, попадающий в лёгкие, лишь ускоряет сердце, без того отбивающее быстрый неровный ритм, и вслед за ним Азраэль отбивает чёткий звук короткими ногтями. Нервно вздыхает, тушит окурок прямо о край стола и, нахмурившись, следит за тем, как появляется чёрный круглый след на покрытии. Дверь, ведущая в коридор, быстро открывается, сразу же вновь захлопывается, стоит ей пропустить вошедшего. Девушка неохотно закрывает ноутбук, откидывается на спинку стула и выжидающе смотрит. — Моя госпожа? — разбавляет давящую тишину неоконченный вопрос. — Тебе не кажется, что пора перестать? — бросает в воздух вопрос Азраэль. Самаэль не понимает, о чём она. Видит следы усталости на лице, некую растерянность, так присущую ей вечерами. Она, находясь в кабинете, мысленно оказывается где-то далеко и отвечает рассеяно, иногда даже с опозданием. — Перестать что? — уточняет он. — Моя охрана уже не считает нужным предупреждать меня о твоём приходе, а ты всё ещё продолжаешь следовать правилам, в которых сейчас уж точно нет необходимости? — голос, слегка охрипший от сигарет и долгих разговоров, к концу фразы становится обычным, только слишком тихим. — В самом деле, не съем же я тебя, если ты будешь разговаривать со мной без «госпожа» через слово. Самаэль негромко смеётся. Только вернувшийся с улицы, оставляет пальто на спинке дивана, двигается ближе, садится у рабочего стола и изучающим взглядом скользит по комнате. Ищет возможные изменения и одновременно с этим собирается для разговора. — Значит, можно обращаться по имени? — И даже на «ты», — кивает Азраэль. — Очень непривычно, — отмечает Самаэль. — Скажи, Азраэль, тебе когда-нибудь приходилось совершать поступки, которые ты совершать не хочешь, ради близких тебе людей? Правительница находит в себе силы встать, шагает к большому окну, разминая мышцы, что успели затечь от долгого сидения. Самаэль не поднимается, но не уводит взгляда от собеседницы и чувствует, как внутрь проникает уже привычный запах горькой мяты. Дышать будто становится немного легче. — Пожалуй, ни разу? — Азраэль и сама звучит неуверенно, старается вспомнить. — Отец умер, когда мне было одиннадцать, Белиал сделала всё, чтоб взрастить во мне ненависть к ней, Асмодей никогда не ждала от меня ничего, что разнилось бы с моими собственными желаниями. Ты выбрал не самого удачного человека для того, чтобы задать этот вопрос. Если во мне и возникали какие-то противоречия, они всегда решались в сторону пользы для государства. Тебе бы обсудить это с Шедим. — У тебя есть то, чего ты боишься? — вопрос срывается с языка, и юноша сразу же жалеет о нём, но Азраэль лишь равнодушно пожимает плечами и отворачивается к ночному городу. Голос звучит сухо: — Естественно. Я очень боюсь ошибиться. Пока у власти была Белиал, я, как и Асмодей сейчас, была уверена, что есть абсолютно иной путь развития и что можно обойтись без этой жестокости и тирании. Но сейчас меня пугает то, что я могу стать такой же, как она. Азраэль замолкает, словно смущённая тем, что выдаёт собственные чувства. Переводит дыхание, возвращается к столу для того, чтобы после недолгих поисков зажигалки вновь втянуть в себя табачный дым. Он остаётся омерзительным привкусом во рту, но снимает появившееся напряжение. Стремясь перевести тему и одновременно с этим искренне интересуясь, задаёт встречный вопрос: — А чего боишься ты? — Может быть, разочаровать? — предполагает Самаэль. — Не разочароваться? — Если я разочаруюсь в ком-то, я попытаюсь понять, почему он поступил так, а не иначе, — объясняет юноша. — Если я разочарую кого-то, захочет ли он попытаться понять меня? Азраэль соглашается с его размышлениями. Спиной прислоняется к краю стола и оказывается совсем рядом с Самаэлем, смотрит на него сверху вниз. Между ними расстояние в несколько сантиметров, но вместе с тем преодолеть их тяжело. И всё же, длинные женские пальцы невесомо убирают с чужого лица мягкие пряди волос. — К чему ты завёл этот разговор? Что произошло? — Могу я не говорить? — спрашивает после непродолжительного молчания Самаэль и получает в ответ кивок. — Я пойду к себе, если ты не против. Правительница лишь машет рукой, даёт молчаливое позволение и не уводит глаз от удаляющейся фигуры. Быстрыми движениями крутит в пальцах ручку, поднятую со стола, с тихим стуком кладёт её обратно и окликает: — Самаэль, — девушка видит во взгляде немой вопрос, недолго думает и не решается, — ничего, ступай. Спокойной ночи. Обеспокоенное и искреннее «я переживаю за тебя» так и не срывается с губ, и тишину в коридоре нарушает короткий стук закрывающейся двери. Юноша недолго стоит на месте, держась за ручку двери, и раздумывает о том, стоит ли вернуться и уточнить, что хотела сказать Азраэль. Это кажется важным, но вместо этого он, качнув головой, отправляется к себе. Самаэль осторожно закрывает дверь в собственную комнату, разворачивается и в знак приветствия устало кивает брату. В груди расползается мерзкое ощущение тревожности, но юноша упрямо игнорирует это, опускается на край кровати и ждёт вопрос, заранее предугадывая его. Не ошибается. — Что ты думаешь о возвращении Нахемы? — Мне плевать, — отчего-то честно сообщает Самаэль. — Она меня не интересует. Мастема поднимается с кресла, неторопливо приближается и обхватывает ледяными пальцами чужой подбородок. Изучающим взглядом всматривается в серые глаза, словно ищет, за что зацепиться, и с долей облегчения выдыхает. Не находит ничего, кроме всеобъемлющей усталости. — Она должна тебя интересовать, — выделяет Мастема «должна», — Нахема производит впечатление простой и приветливой женщины, но она очень опасна. Ты можешь наплевать на Шедим, потому что сейчас, пожалуй, Азраэль доверяет тебе больше, чем ей, но не смей недооценивать Нахему. — Интересно, — в голосе сквозит откровенная насмешка, — какого мнения обо мне будет Азраэль, если я внезапно начну интересоваться этой её подружкой? — Я ведь не прошу тебя строить с ней какие-то романтические отношения. Просто пообщайся, присмотрись, подружись, — Мастема подступается к столу, выключает лампу и оставляет комнату в полумраке. — Постарайся не делать ничего, что может подорвать доверие Азраэль к тебе. Нам это сейчас совсем не на руку. Мужчина, считая диалог оконченным, направляется к выходу, чувствует, как тяжёлый взгляд буравит спину. Останавливается, когда слышит пренебрежительный выдох, и ждёт колкость, которую сразу же получает. — Каково тебе, брат, жить с тем, что завтра ты предашь человека, который вчера вытащил тебя и твою семью едва ли не со дна? — Гораздо более интересно, что будет чувствовать Азраэль, когда узнает, что ты сблизился с ней лишь ради того, чтобы впоследствии предать? Она ведь наверняка уверена, что ты действительно что-то к ней чувствуешь. И я очень надеюсь, что она ошибается, — последнее звучит почти угрозой. — В следующий раз думай прежде чем что-то болтать. Нас могут услышать. Мастема покидает чужую комнату, не дожидаясь ответа, который, он уверен, и не последует. Сразу же направляется к себе и не слышит, как за закрытой дверью раздаётся приглушённый звук разбивающегося стекла. Самаэль опускается перед множеством осколков, что ещё секунду назад были целым зеркалом, поднимает самый большой кусок и, удерживая его за неровный край, рассматривает собственное отражение. Юноша не сразу понимает, почему силуэт в зеркале, видимый только из-за света, что попадает в тёмную комнату через окно, расплывается. Лишь через некоторое время замечает, что ладони заходятся в мелкой частой дрожи. Из груди вырывается глубокое дыхание, оставаясь последствием мимолётной вспышки ярости. До самого утра уснуть не получается. Самаэль не слишком и старается, вместо этого располагается в кресле и пытается направить в нужное русло мысли, что раз за разом разбегаются в стороны. Неубранное стекло остаётся лежать на полу, отображая в себе холодный и безжизненный свет фонарей. Тихий стук в дверь и вовсе нарушает ход мыслей, заставляет вздрогнуть и подняться. Самаэль раскрывает дверь, щурится от яркого света, что вмиг пробирается в комнату, и с удивлением принимает конверт из рук хорошо знакомого ему солдата, сегодняшней ночью охраняющего комнаты Азраэль. «Приходил твой брат, сказал, что у вас дома трудности и вам нужно вернуться на какое-то время. Само собой, я разрешила. Надеюсь, ничего серьёзного не произошло, и вы быстро со всем разберётесь. Если захочешь попрощаться перед отъездом, то заходи. В любом случае, постарайся вернуться скорее… Неловко это говорить, но мне будет тебя не хватать. Хорошей дороги. Береги себя». «Зачем было ходить к ней ночью? — раздражённо думает Самаэль. — Она и без того почти не отдыхает». Юноша пробегает взглядом по буквам, написанным знакомым почерком, перечитывает дважды и искренне улыбается впервые за ночь. Убирает конверт в ящик стола, туда, где хранится первое письмо Азраэль, о чём-то размышляет и всё же покидает комнату. Попрощаться действительно стоило бы.