***
— Вот уж место твоя Азраэль выбрала для свидания, — усмехается Мастема, стоит ему притормозить у выстроившихся у ворот машин. Аккуратные холмики могил не придают радости общей обстановке. Вход на кладбище охраняется солдатами Азраэль, машины занимают практически всю свободную площадь, и всё же немного места остаётся. Кладбищенский воздух по обыкновению остаётся спёртым и густым, тяжело проникающим в лёгкие. Дверь одного из автомобилей, находящихся у выезда, спешно распахивается. Асмодей неловко выбирается на улицу, озирается по сторонам и приветливо машет рукой, стоит ей заметить приближающуюся одинокую фигуру. Самаэль на ходу накидывает пальто, устало улыбается девочке, которой, кажется, по силам самый пасмурный день сделать ярче, и едва успевает распахнуть руки для крепких объятий, коими его тут же одаривает нетерпеливая подруга. — Здравствуй, принцесса, — юноша отстраняется не сразу, немного отступает и осторожным движением поправляет выбившиеся из чужой причёски пряди. — Где твоя сестра? — И ведь никто не скажет: «Асмодей, милая, я так скучал, обещаю больше никогда не расставаться на такое долгое время», — с шутливым недовольством закатывает глаза девочка. — Пойдём, я провожу тебя. Они недолго ступают по лужам, что остаются на земле следами прошедшей зимы. Асмодей резво перемещается по сухим местам, которые встречаются островками, жалеет о том, что выбрала для поездки совсем лёгкую обувь, и не скрывает завистливых вздохов в сторону Самаэля, которому в тяжёлых ботинках нет нужды выбирать себе чистый путь. Как только среди частых могил удаётся рассмотреть одинокую фигуру, принцесса в спешке разворачивается к выходу и одним лишь взглядом желает удачи. Удаляется, ругая под нос саму себя и собственный выбор одежды, и её негромкие причитания ещё недолго слышны в тишине, которую не решается нарушать даже ветер, обычно не заботящийся о сохранности покоя. Азраэль слышит чужие шаги задолго до того, как Самаэль приближается к могиле. Она, не поставленная в известность сестрой, безошибочно угадывает того, кто нарушает её одиночество, и потому не оборачивается, когда поступь затихает. Недолго молчит, пребывая в раздумьях, но затем всё же первой нарушает тишину: — С возвращением. Самаэль улыбается, впервые за долгое время услышав мягкий голос, замирает за спиной правительницы и недолго разглядывает могильную плиту. Скользит взглядом по выбитым имени и дате, быстро что-то прикидывает в уме, и беспокойная тень падает на лицо, на котором до этого была улыбка. Ровно шестнадцать лет. — Твой отец? — спрашивает зачем-то и тихо выдыхает, когда ловит заторможенный кивок. — Мне тогда только исполнилось одиннадцать, — вспоминает Азраэль отрешённо. — Отец впервые разрешил мне присутствовать на балу, и я, само собой, пыталась увидеть всё, что только могла увидеть. Куча впечатлений, праздник в мою честь, аристократы, что смотрели по-доброму на любопытную принцессу. Я была безумно счастлива и сразу же, как покинула бал, отправилась к отцу для того, чтобы рассказать обо всём, что происходило, ведь он весь вечер не появлялся на празднике. И, вломившись без предупреждения в его кабинет, я нашла его мёртвым. Азраэль внезапно зло чему-то усмехается, будто за этой усмешкой прячет собственную боль. Выуживает сигарету, подносит её к губам дрожащими от напряжения пальцами и едко бросает: — Подарок на день рождения от любимой мамочки, — фраза будто забирает все силы, потому что дальше голос звучит тихо, со смиренной печалью. — Она ведь даже не скрывала этого. Когда она ставила свою подпись на документе, подтверждающем её отречение от престола, она рассказывала мне о том, как наблюдала за отцом, пребывающим в предсмертных конвульсиях от яда. Самаэль не чувствует, что девушке нужны его слова. Он лишь становится ближе и бережно смыкает пальцы на тонком плече, едва ли защищённом от холода лёгкой тканью пальто. Правительница на молчаливый жест поддержки с благодарностью кивает. — Постоянно я гружу тебя своими проблемами, — Азраэль оборачивается, улыбается без прежней разбитости в лице. — Может, расскажешь что-то? Как дела дома? — Всё хорошо, ничего особенного, — Самаэль при упоминании дома возвращается к тревожным размышлениям и торопится перевести тему. — Значит, у тебя сегодня день рождения? — Асмодей не отличается оригинальностью, — девушка улыбается, и её взор даже светлеет при упоминании о сестре. — Она всегда дарит мне музыкальные шкатулки. Стыдно признаться, но я так и не нашла времени прослушать шкатулку, которую она подарила мне на Рождество. Это ведь особенный подарок. Её нельзя послушать в любой момент. — Ты хотела бы оригинальный подарок? — интересуется Самаэль. — Во-первых, — нравоучительно начинает Азраэль, — я уже давно не отмечаю дни рождения, и подарки мне из-за этого не дарят. Во-вторых, попробуй удивить подарком правительницу Одиума. — И что же будет, если удивлю? Девушка распахивает глаза в изумлении, насмешливо улыбается, даже с какой-то снисходительностью, и благосклонно принимает вызов. Заинтересованно склоняет голову набок и выжидающе смотрит, словно и вправду ждёт чего-то необычного. Самаэль мысленно проклинает собственную самоуверенность, что может многого стоить, но всё же делает шаг вперёд и замирает ненадолго, будто даёт им обоим время. Отступить. Передумать. Отказаться. Азраэль же чужим эмоциям лишь беззлобно усмехается. Не двигается ни вперёд, ни назад. Юноша склоняет голову, долгим взглядом ведёт по бледной коже, созвездию родинок, дрожащим ресницам, тёмные глаза из-под которых так внимательно смотрят в ожидании. Горячей ладонью осторожно касается холодной щеки, увереннее проводит подушечками пальцев по мягкой коже и, будто бы дразнит, тянет время, убирает ласковым движением с лица зелёные волосы. Сломать Азраэль вряд ли представляется возможным, но он не хочет и пробовать. Боится ошибиться, обидеть или оттолкнуть, а потому каждое своё движение делает мягче, нежнее, бережнее. Самаэль опускает руку на тонкую талию, стремится сократить и без того ничтожное расстояние между ними. Вновь ловит чужой взгляд, ожидающий и ободряющий, смыкает веки и бережно касается губами губ. Невесомо, совсем осторожно, не углубляет поцелуй, оставляет его лишь долгим, но невинным касанием. И медленно отстраняется. — Предположим, это действительно было неожиданно, — улыбается Азраэль с неким смущением. — Мне таких подарков никогда не делали. — То, что это неожиданно, ещё не значит, что тебе понравилось. — Мне… — начинает Азраэль и, стушевавшись, перебивает саму себя. — Я не буду произносить это вслух. — А шёпотом? — весело предлагает Самаэль, старается шуткой отвлечь девушку, чтобы продлить тёплые объятия. — Обычно ты понимаешь меня без слов, что мешает в этот раз? — удивляется правительница. — Я провела тут много времени, пора возвращаться.***
Шедим опирается о перила балкона и расслаблено наблюдает за слугами, расчищающими двор. Резкий ветер не пробирается под шерстяной кардиган, и потому ничто не прогоняет женщину в тепло дворца. На скрип двери, означающий, что её одиночество будет нарушено, женщина поначалу просто не реагирует. Затем разворачивается, усаживается на перила, обхватив ногами балку, и нелюбезно интересуется: — Что нужно? — Я просто хочу поговорить, — пожимает плечами Самаэль, приближается и застывает у другого края перил. — Мне кое-что любопытно. Шедим усмехается со слабым удивлением и прикрывает глаза. Прислушивается к тому, как выигрывает свои мелодии ветер, пытается разобрать слова, изредка доносящиеся со двора, и молчит, словно намеревается полностью игнорировать присутствие юноши. После длительного молчания всё же неохотно разрешает: — Говори. — Скажи мне, Шедим, как человек твоих взглядов может быть так сильно предан госпоже Азраэль? Женщина сразу не отвечает. Спрыгивает с перил, и Самаэль на секунду даже допускает мысль, что та попросту уйдёт, но она лишь разворачивается и вновь возвращает внимание суетящимся во дворе людям. Молчит, раздумывает, стоит ли вопрос вообще ответа. — Изначально у меня не было другого варианта, кроме как служить ей. А потом, — она разводит руками, — получилось так, что мы сблизились. Азраэль из тех людей, сближение с которыми меняет взгляды на многие вещи. В первую очередь, на неё саму. Я ценю и уважаю её, как человека, но не могу соглашаться с её взглядами, как со взглядами правителя. Самаэль короткую откровенность не комментирует, но начинает лучше понимать собеседницу. Считает диалог завершённым, а потому вздрагивает, когда Шедим внезапно продолжает — не собственную мысль, но разговор в целом: — Я понимаю, почему она обратила внимание на тебя: хорошая семья, хорошие данные. Понимаю, почему выделила тебя из толпы остальных: ты, скажем, удачно попался ей во время, когда ей нужно было выплеснуть на кого-то собственные переживания, и при этом не осудил её. И всё равно не хочу принимать то, что у неё может быть кто-то, кто может стать ей ближе меня. И одновременно с этим хочу, чтобы был такой человек, просто потому что я сама не могу даже поддержать её. Я не намерена играть с тобой в дружбу, но, если ты не будешь попадаться мне на глаза лишний раз, не буду приставать к Азраэль с тем, как ты меня раздражаешь. Поэтому исчезни. Она произносит всё это ровным голосом, и становится непонятно — либо действительно сдерживает собственные эмоции, либо смирилась и свыклась. — Ты во многом неправа, — не спорит, но делится своими мыслями Самаэль. — И в том, что недооцениваешь себя, и в том, что не видишь наши с госпожой отношения глубже, чем то, что ей нужна просто поддержка. Она редко делится своими переживаниями даже со мной, если тебя это успокоит. Шедим не отвечает. Самаэль не видит надобности лезть глубже в чужую душу, скомкано прощается и покидает балкон. На выходе оборачивается, взглядом окидывает ровную спину, в положении которой читается солдатская выправка, и уже через мгновение хлопает дверью с обратной стороны.***
Встреча, однако, происходит гораздо раньше, чем хотелось бы. В огромном зале то и дело эхом отлетают от стен мощные удары крепких тел о маты и приглушённые вскрики. Среди борющихся изредка мелькает Нахема, откровенно развлекается, глядя на тренировки, и своим присутствием напрягает солдат. Ещё больше напрягают её замечания, колеблющиеся от скупого «неплохо» до жёсткого и даже обидного «плохо». Самаэль после очередного броска ощущает, как на мгновение темнеет в глазах. Когда пелена опадает, вместо соперника над ним нависает Шедим, придирчиво осматривает юношу и с сожалением признаётся: — Я думала, всё гораздо хуже, — и следом, не останавливаясь. — Где Азраэль? То, что Шедим произносит её имя так легко, без церемоний, означает, что рядом никого нет, и это позволяет Самаэлю ответить ей в тон: — Откуда мне знать? Я тут тренируюсь, чтобы тебя впечатлить! — Шедим слабо усмехается шутке. — Если её нет у себя, то скорее всего у Асмодей или в саду. Ещё можешь поискать в библиотеке. — Милая Шедим! — Нахема смеётся, глядя, как вздрагивает от громкого оклика подруга. — Не составишь нам компанию в тренировке? — Не имею желания, — бормочет женщина и, обернувшись, чтобы уйти, едва не сталкивается с Азраэль. Правительница молча кивает вместо приветствия, ласково улыбается и мягко касается пальцами чужого плеча, придерживая. Поправляет сбившийся кардиган, делает шаг в сторону и предостерегающе произносит: — Тебе следует быть осторожнее, Шедим. Ты искала меня? — Да, — быстро соглашается. — Поможешь мне с одним делом? Азраэль вновь кивает, шагает вперёд, и Шедим вынуждено движется вслед за ней. Она и впрямь задерживаться среди тренирующихся солдат не хочет, однако желание Азраэль остаться заставляет отказаться от собственных интересов в пользу чужих. Они ступают между солдатами, которые почтительно расступаются перед правительницей и не сгибаются в поклонах лишь по её приказу. Медленно, словно будучи на прогулке, приближаются к Нахеме, когда та велит оставить тренировку. Сохраняя небольшую дистанцию, Азраэль, не высказывая интереса, спрашивает: — Почему же меня на свои тренировки не зовёшь? Неужели я не справлюсь? — в голосе за недовольством прячется ребячливость. — Боюсь, моя госпожа, — женщина скромно улыбается, — мне придётся очень постараться для того, чтобы найти Вам достойного соперника. — Чего же тут стараться? — весело спрашивает Азраэль. Нахема склоняет голову, будто бы лишь по необходимости повинуется приказу, не имея на то желания. Взмахивает рукой, и остальные подчиняются её жесту, угадывая невысказанное желание, расступаются в стороны, но далеко не расходятся, в любопытстве желающие взглянуть на поединок. Самаэль в числе прочих отходит назад, но остаётся в первых рядах и пугается, услышав рядом хриплый голос: — Что думаешь? — Шедим сопровождает вопрос усмешкой. — Кто выиграет? Самаэль обводит взглядом двух солдат, занимающих позиции, и жалеет о том, что раньше практически их навыков не видел. Окидывает оценивающим взглядом расслабленную Нахему и Азраэль, уже получающую удовольствие от будущего поединка, и косится на замершую рядом женщину: — Это вопрос с подвохом? — и не успевает получить ответ. Отточенные навыки Азраэль, если подумать, нигде ей не были необходимы. Изначально тренировки были лишь забавой для маленькой принцессы, после стали необходимостью для будущей правительницы, но умения эти больше подошли бы для солдат, вынужденных прямо служить государству, а не для девушки, что тратила едва ли не всё своё свободное время на документы, доносы, отчёты и указы. Никакого сигнала. Две девушки просто движутся одновременно навстречу друг другу, настолько быстро, что неуловимо для остальных сокращают дистанцию. Нахема яркая, грациозная и плавная, и ей не хватает лишь огненно-рыжих волос для того, чтобы превратиться в лисицу. Азраэль открытая и честная в бою. Они обе сливаются — две противоположности, а бой превращают в танец. Бой не выходит за рамки тренировки, но противницы друг друга не жалеют. Это становится окончательно понятно после того, как Нахема, изловчившись, резким движением опрокидывает Азраэль на пол. Едва заносит кулак для удара, как соперница дёргается в сторону, перекручивается и, уперевшись одной ногой в пол, ударяет второй. Блок Нахемы почти опаздывает: она едва не пропускает удар. Как по команде соперницы поднимаются. Оставляют дистанцию в несколько шагов, шагают по окружности, цепкими взглядами высматривают слабости друг друга. Вновь сходятся, и Азраэль делает то, что она чуть ниже, преимуществом: подныривает, ударяет раскрытыми ладонями одновременно в солнечное сплетение и лицо, но удар, который должен был прийти выше, выходит смазанным. Удар в солнечное сплетение приходится на вдохе, Нахема теряет концентрацию и уже не уклоняется, когда последний удар сбивает её с ног. Азраэль успевает ухватиться за жёсткую ткань, подхватывает соперницу у пола и осторожно опускает на твёрдую поверхность. С лёгким беспокойством осматривает лицо Нахемы, пока та приходит в себя после удара, и не сразу с наигранным разочарованием тянет: — Теряешь хватку. Могла бы сказать, если у тебя сегодня нет настроения. — В следующий раз буду стараться больше, — обещает Нахема и осторожно поднимается с помощью правительницы. Азраэль и Шедим покидают помещение, тихо переговариваясь между собой, и вскоре солдаты тоже начинают расходиться. Самаэль заканчивает тренировку одним из последних. У себя в комнатах долго стоит под прохладной водой душа, промакивает волосы полотенцем, затем быстро одевается. Боль в теле, уже привычная после многих тренировок, почти не ощущается, а усталость становится приятной, и юноша решает недолго пройтись по дворцу. В коридоре Самаэль сталкивается с незнакомой женщиной. Та поправляет светлые локоны, изучающим взглядом блуждает по широким лестницам и дорогим картинами. Завидев Самаэля, она маняще улыбается, склоняет голову набок, и выглядит это слишком знакомо. Времени же на размышления гостья не оставляет: — Вы не подскажете мне, где я могу найти госпожу Азраэль?