Пепел к пеплу

Высокая женщина, выглядящая гораздо моложе своих лет, медленно ступает по лестнице. Одной рукой изящно придерживается за перила, пальцами другой убирает светлые волосы с лица и поправляет небрежным касанием алые розы, вплетённые в её причёску. Редкие солдаты и советники Азраэль, встречающиеся на пути необычной гостьи, вежливо приветствуют ту и провожают долгими взглядами, но не узнают в женщине ни одной из частых посетителей госпожи. Во дворце многое меняется с того времени, как женщина была в нём в последний раз. Она хорошо помнит расположение комнат таким, какое оно было ранее, но сейчас с удивлением понимает, что многое переменилось. В просторных залах и коридорах сложно узнать те помещения, обстановкой которых занималась она лично. Новая хозяйка дворца постаралась того, чтобы изжить любую память о старых владельцах, и ей это удалось. По пути женщины почти не встречаются люди, и скоро она жалеет, что изначально не обратилась с просьбой о помощи к тем, кого успела встретить. Одиннадцать лет назад кабинета у Азраэль ещё не было, а рассчитывать на то, что гостья сможет угадать, какое помещение выбрала для себя новая правительница, не приходилось. Не так хорошо она знала вкусы Азраэль, хотя в одном была уверена точно: девушка ни за что не выберет кабинет, принадлежащий прошлой госпоже. Гостья едва не сталкивается с юношей, который неожиданно показывается из-за угла, отступает на шаг и окидывает того беглым взглядом. Его оказывается достаточно для того, чтобы заметить в чертах лица нечто знакомое, едва уловимое. Ей уже доводилось видеть этот мрачный взгляд, на дне которого плещется вежливый холод. Женщина ориентируется первой, улыбается и сладко произносит: — Вы не подскажете мне, где я могу найти госпожу Азраэль? Самаэля от мягкого взгляда едва ли не передёргивает. Он ощущает себя так, словно идёт прямиком в ловушку, а сил на сопротивление давно не осталось. Отступает, повторяя движение собеседницы, и коротко произносит: — Дело в том, что госпожа Азраэль недавно удалилась со своей советницей, и я не могу знать о её местонахождении. Если позволите, я провожу Вас в зал ожидания. — Если Вас не затруднит, — её голос сгущает воздух вокруг, — не могли бы Вы показать мне, где находится кабинет Её Высочества? Уверяю Вас, она будет совершенно не против, если я подожду её там. Видите ли, мы очень давно не виделись, и лишь сейчас у меня появилась возможность посетить дворец. «А ещё что?» — проносится в голове возмущённое, совершенно не соответствующее воспитанию Самаэля, но вслух он говорит иное: — Прошу простить, госпожа, но я не думаю, что кому бы то ни было позволено посещать кабинет госпожи Азраэль, пока её самой нет, — отрубает юноша и видит, как тень неудовольствия показывается на чужом лице. — Впрочем, госпожа Нахема могла бы дать разрешение. — Не нужно, — твёрдо отвечает гостья, и Самаэль, ожидающий того, что с Нахемой связываться она не захочет, давит усмешку. — Проводите меня в Музыкальный зал, пожалуйста. Самаэль, раздражённый собственным воспитанием и привитыми манерами, посетительнице не отказывает. Он старательно игнорирует и ощупывающий взгляд, и ласковые интонации. Пока они молча направляются в Музыкальный зал, юноша ловит служанку и просит немедленно разыскать Азраэль. Его спутница лишь снисходительно наблюдает за вежливым диалогом, но не встревает и терпеливо ждёт несколько коротких секунд, прежде чем они вновь продолжают путь. Шагают неторопливо, словно на прогулке, но даже дежурными фразами не обмениваются, только лишь изучают друг друга. Лицо, походку, взгляд, скупые эмоции, проявляющиеся разве что в движении уголков губ. — Могу я попросить Вас? — начинает гостья, стоит им застыть у двери, скрывающей за собой зал с инструментами. — Наверняка госпожа Азраэль освободится нескоро, может быть, Вы могли бы составить мне компанию? Разумеется, если у Вас нет других дел. Другие дела, которые, несомненно, есть, приходится отложить. Самаэль искренне надеется, что Асмодей не слишком обидится на его отсутствие, одаривает собеседницу очаровательной улыбкой и пропускает вперёд. Она не внушает доверия, и оттого оставлять её одну совсем не хочется. Как и оставаться с ней, на самом-то деле. Женщина медленно приближается к пианино, улыбается чуть надменно, когда на секунду чувствует на себе внимательный взгляд, и приподнимает крышку инструмента. Поправляет длинный рукав красного наряда, струящегося до самого пола, и наигрывает незамысловатую мелодию, когда видит удивление в серых глазах. — Вам известна эта мелодия? — женщина склоняет голову к плечу. — Ничего удивительного. Наверняка её Вам исполняла моя дочь. — Ваша дочь, госпожа? — Самаэль внезапно догадывается и не успевает даже подумать о том, что лучше бы его догадка оказалась ошибкой, как собеседница кивает: — Моя дочь, госпожа Азраэль, — при виде смеси самых различных эмоций на лице бывшая правительница не сдерживает смеха. — Вы так удивлены. Неужели мы совсем не похожи? Пожалуй, мне стоит представиться? Моё имя Белиал. Самаэль быстро справляется с эмоциями. На месте удивления остаётся беспокойство о том, как Азраэль примет появление во дворце её матери. Юноша, стоит поймать себя на мысли, что он думает о чувствах Азраэль, теряется и быстро переключает внимание на беседу: — Ваше имя мне хорошо известно, но связать его и Ваш образ сразу не вышло. — Так уж и хорошо известно? — Белиал в притворном удивлении вскидывает брови. — Наверняка моя дочь много раз говорила обо мне. И очень мало хорошего, правда? — Ничего, — уточняет. — Ничего хорошего. — О, я знаю, я знаю, — от одного инструмента Белиал медленно движется к другому, не желая надолго останавливаться. — Азраэль искренне верит в то, что я плохо к ней отношусь. Скажите мне, разве может родитель желать зла своему ребёнку? Но эта глупая девочка свято придерживается позиции того, что я ей враг. Ответ она получить не успевает. В коридоре раздаётся неразборчивая речь, интонациями напоминающая короткий несерьёзный спор, и на мгновение дверь приоткрывается. Пропускает внутрь Азраэль, а после вновь закрывается, огораживая помещение от остального мира. — Что за спешка, Самаэль? — весёлый голос девушки вмиг становится жёстким и глухим. — Что ты здесь делаешь? Вопрос этот обращён не к юноше. Мать и дочь замирают друг напротив друга, с лёгкостью узнают друг друга по истечении одиннадцати лет, пускай на месте Азраэль вместо нескладного серьёзного подростка стоит молодая величественная девушка, правительница огромной страны. — Я вернулась в свой дом, — ласково произносит Белиал. — Разве тебе не нужна моя помощь? — Да нет, не нужна, — равнодушно откликается Азраэль. — Ты забыла, что у тебя нет дома? По крайней мере, в этой стране. Ещё раз объявишься на территории дворца — тебя не спасёт даже заступничество Совета. — Кстати, — оборачивается Белиал, будто не слышала последнего, — Вас зовут Самаэль? Я-то думала, отчего Вы мне так знакомы? Вы очень похожи на свою мать, госпожу Левиафан. На Самаэля одновременно наваливаются внезапное признание бывшей правительницы, звучащее отголоском разочарования в собственной семье, и жёсткий взгляд Азраэль. Не разочарованный и не осуждающий, но выжидающий. Не сразу становится понятно, что она чувствует, но по искре тепла, мелькнувшей на миг, Самаэль догадывается, что та в нём не сомневается. — Самаэль, прошу тебя, позови госпожу Шедим. Пускай проводит гостью, — дальше интонация вновь меняется, становится холоднее. — Второй раз предупреждать не буду. Увижу тебя ещё раз — следующий приговор, который я подпишу, будет твоим. Самаэль открывает дверь, передаёт приказ Шедим, и они с Белиал удаляются к выходу. Азраэль высчитывает время: не десять секунд, даже не двадцать, почти минуту. Лишь тогда, когда может быть твёрдо уверена, что из коридора её слышно не будет, подаётся эмоциям — подхватывает подсвечник и обрушивает его на клавиши пианино, которых касалась Белиал. Инструмент издаёт неприятный жалобный звук. Ладони слабо подрагивают. Поддавшись вспышке ярости, Азраэль громко втягивает в себя воздух, захлопывает крышку и опирается на неё руками. Под кожей выступают зелёными линиями сосуды. Сосредоточившись на ощущениях, прислушавшись к себе, девушка не слышит звука приближающихся шагов и не ожидает мягкого прикосновения. Не одёргивает ладони, когда их осторожно массируют сильные пальцы. Самаэль бережно усаживает правительницу в кресло, перенесённое в зал по её приказу совсем недавно. Опускается на колено перед Азраэль, продолжает гладить холодную кожу и рассматривает лицо, угадывая, как за спокойствием прячется сдерживаемая злость. Очень важным кажется спросить: — Ты правда убила бы её? — Ты неправильно задаёшь вопрос, — едко усмехается правительница. — Могла бы я её убить? Легко, собственноручно. Убила бы я её сейчас? Мне её смерть не даст ничего кроме осуждения со своей же стороны. Я хотела её убить. Хотела! — вскрикивает и тут же продолжает спокойно, только ещё тише, едва разборчиво: — Но месть мне ничего не дала бы. Я отказалась от мести. Скажи мне, Самаэль, почему прощение тоже ничего не даёт? Стало бы мне легче, если бы я её убила? Потому что от того, что я сохранила ей жизнь, легче не становится. Самаэль сплетает свои пальцы с чужими, тут же ощущая, как вцепляется Азраэль в него с бессильной яростью, граничащей с открытой беззащитностью. Она будто ищет хоть кого-то, кто даст ей возможность удержать в душе хрупкое равновесие. — Сейчас ты уже ничего не исправишь, — юноша второй ладонью нежно ведёт по жёстким волосам. — Ответь сама себе, стало бы тебе легче, если бы ты подписала своими руками смертный приговор ещё одному человеку. — Я устала, — признаётся внезапно девушка, опускает голову, но из-под осторожных прикосновений не уходит. — Я не хочу казнить людей. Я не хочу, чтобы с моим именем связывали тиранию и деспотизм. Но знаешь, что обидно? Что из всех людей в этой проклятой стране то, что мне всего этого не хочется, понимает лишь она! Меня понимает лишь она. — Это не так, — негромко, но уверенно произносит Самаэль. — Я не могу говорить за других, но я понимаю, что ты не такая, какой тебя видят остальные. Не просто попытка успокоить Азраэль. Признание не только ей, но и самому себе. Сформировавшееся осознание и свалившееся вслед за этим чувство разочарования. В собственной слепоте, в упёртости семьи. — Спасибо, — впервые с момента своего прихода тепло улыбается девушка. — Я хочу немного побыть одна. Ступай к себе.

***

Просторное помещение скромной церкви гулким эхом отзывается на чеканный шаг. Звук этот поднимается ввысь и застывает под потолком, расписанным религиозными сюжетами искусным мастером. Одинокая посетительница вскидывает голову, прищурившись, разглядывает давно изученные мотивы и в строгой тишине ждёт, когда появится её старый друг. Медленные и осторожные шаги не сразу оказываются услышаны задумавшейся девушкой. Она торопливо разворачивается, подхватывает под руку старика в простой чёрной рясе и заботливо помогает ему опуститься на скамью неподалёку, после чего занимает место рядом. Вглядывается в яркие голубые глаза, полные жизни, несмотря на древний облик мужчины, и улыбается, услышав знакомый голос: — Давно Вы не заглядывали к нам, госпожа Азраэль. Желаете исповедоваться? Азраэль накрывает ладонью холодные сморщенные пальцы, уводит взгляд, блуждает им по стенам и отвечает: — Непростые времена настают в нашей стране. Что до исповеди — не желаю. Кающемуся необходимо простить всех тех, кто причинил ему обиды. Я же в силу своего малодушия на это не способна. Позвольте мне узнать, как Ваши дела? Смею предположить, Вы снова отвергнете любое моё предложение о помощи? Старый священник добродушно усмехается, не уводит взгляда от резких черт лица, глубоко посаженных глаз и плотно сжатых губ. Пускай их встречи и происходят редко, с каждым разом Азраэль всё больше перестаёт походить на старую себя. Но сейчас есть в её голосе что-то, что словно свежей морской ветер нарушает привычный хмурый и жёсткий облик. — К чему такому старику, как я, менять свою жизнь? Господь подарил мне долгие годы, наполненные светлой радостью, и ни о чём более я мечтать не смею. Каждый день я возношу молитвы за Вас и страну, вверенную в Ваши руки свыше. — Разве может быть власть вверена свыше такому человеку, как я? — хмуро усмехается Азраэль. — Если все свои поступки я совершаю по велению Господа, остаётся только удивляться его жестокой воле. Старик медленно поднимается. Азраэль внимательно следит за его движениями и, не желая прощаться, всё же следует примеру. Понимает, что настало время расставаться, склоняется и касается обветренными губами сухих фаланг пальцев, выпрямляется и ловит взгляд, наполненный отцовской лаской. — Откройте своё сердце если не для любви, то хотя бы для дружбы, госпожа Азраэль, — советует старый священник напоследок. — Разве можно навести порядок в целой стране до тех пор, пока в вашей душе бушуют непонимание и непринятие? Девушка провожает долгим взглядом удаляющуюся фигуру, некоторое время не двигается с места, оставаясь в одиночестве среди множества пустых лавок. Наконец она судорожно вздыхает, медленным шагом покидает помещение и, выйдя на крыльцо, невольно отступает обратно. Весна выдаётся хмурой и неприветливой. Небо заволакивают тёмные тучи, через которые не в силах пробиться тусклые лучи солнца, и начинает накрапывать моросящий дождь. Частые капли ударяются о землю, стучат по крышам автомобилей, припаркованных неподалёку. На улице не остаётся никого, кроме верной Шедим, которую дождь, кажется, нисколько не пугает. — Домой? — интересуется женщина без особой надежды, будто ей абсолютно без разницы, каким будет следующий пункт назначения. Азраэль пожимает плечами — не соглашается, но и не исключает такую возможность. Проверяет в карманах пальто телефон, достаёт его и недолго что-то ищет. Приподнимает уголки губ, стоит ей заметить уведомление от Асмодей, листает другие сообщения и задерживает взгляд лишь на одном. Удовлетворённо усмехается и нажимает кнопку блокировки. — Кажется, в последнее время активизируется оппозиция? Они становятся всё смелее, это даже похвально. Я слышала, — Азраэль наблюдает за тем, как капли дождя разбиваются о деревянное крыльцо, — одну из оппозиционных партий сейчас возглавляет Астарот. Шедим вскидывает брови, пытается прочесть чужую реакцию по скупым эмоциям и оказывается сбита с толку. Азраэль не выглядит недовольной новостями, произнесёнными ею, хотя об Астароте они обе наслышаны, а правительница даже знакома с ним лично. Один из верных сторонников Белиал, остававшийся преданным ей до самого конца и отчего-то помилованный Азраэль. Его возвращение спустя десять лет порядком удивляет. — Прикажешь Нахеме разобраться? — уточняет Шедим, сама не знает, какой реакции ждёт, но Азраэль её вновь удивляет: — Ни к чему. Лучше я мирно дам им возможность высказывать своё мнение, чем они пойдут получать эту возможность силой. Разве что наблюдайте за их деятельностью время от времени. Свобода свободой, но вседозволенности допускать нельзя, — твёрдо заключает правительница. Азраэль спускается по окрашенным ступеням, морщится, когда выходит из-под навеса, но не успевает привыкнуть к холодным каплям, как вновь оказывается в тепле. Освобождается от тёплого пальто, оставаясь в лёгкой рубашке, поворачивает ключ зажигания и встраивается между автомобилей. В салоне тихо играет классическая музыка, предстоит долгая дорога, и Шедим почти сразу незаметно для самой себя проваливается в сон. Женщина опирается о стекло, наблюдает за тем, как скатываются с обратной стороны дождевые капли, словно устраивают соревнование, стараются добраться до конца окна раньше соперников. Смыкает ненадолго веки и, как это часто случается с ней в дороге, мгновенно погружается в глубокий сон. Азраэль прислушивается к размеренному дыханию, на мгновение уводит взгляд от дороги и снисходительно улыбается, понимая, что её спутница уже заснула. Девушка делает музыку немного тише, давит в себе зевок и надеется, что до дома удастся добраться без задержек. Асмодей уже дважды интересуется тем, как скоро вернётся сестра, и, судя по периодичности сообщений, стоит ожидать очередного вопроса в ближайшие минуты. На светофоре, пока машины долго стоят, Азраэль, дожидаясь окончания отсчёта, разворачивается и протягивает руку на заднее сиденье. Достаёт мягкий сложенный плед, осознавая, что промокший кардиган упрямую подругу не согреет, и бережно накрывает Шедим. К радости Азраэль, она не просыпается, лишь тень беспокойства падает на усталое лицо, а веки на миг вздрагивают. Женщина, будто точно рассчитывает время, просыпается как раз в тот момент, когда автомобиль минует ворота. Азраэль видит шевеление сбоку, делает вид, словно не замечает возникшей на мгновение неловкости. Шедим, которая часто засыпает в дороге, каждый раз после пробуждения создаёт своим стеснением короткую сцену смущения. Для Азраэль остаётся загадкой, испытывает ли она дискомфорт от того, что позволяет правительнице видеть себя в момент уязвимости, или дело в другом. — Послушай, Шедим, — начинает девушка, и от прежней её беспечности не остаётся и следа, — ты ведь и сама понимаешь, что сейчас лишь затишье перед бурей, правда? Шедим хмурится, и былая её сонливость мигом испаряется. Женщина оттягивает момент ответа, уверенная в том, что Азраэль он и не требуется, но та упрямо молчит, и Шедим несмело кивает. Её будущий разговор уже начинает тревожить. — В общем-то, ничего хорошего из этого не выйдет. Я оттягиваю волнения, но лучше это всё произойдёт при мне, чем при другом правителе, — Азраэль невесело усмехается. — Но я хотела поговорить о тебе. Хватит расплачиваться за ошибки прошлого, которые совершены даже не тобой. — Не думаешь же ты, что я на твоей стороне лишь из чувства долга? — осторожно интересуется женщина. — Не думаю, — соглашается Азраэль. — Но рано или поздно протесты, волнения и попытки свержения власти начнутся. И я должна буду сделать всё, чтобы предотвратить жертвы настолько, насколько это возможно. Я не хочу вновь видеть в твоих глазах разочарование. Либо принимай наконец, кому ты служишь, либо уходи сейчас. Я не буду осуждать твой выбор. Шедим не успевает ответить. Она вздрагивает от хлопка двери, провожает растерянным взглядом удаляющуюся фигуру и давит в себе порыв догнать Азраэль, когда видит, как к той быстро приближается Асмодей и ныряет в объятия сестры. Правительница что-то спрашивает у сестры, отвечает на её торопливый рассказ солнечной улыбкой и кивает приблизившейся Нахеме. — Либо уходи сейчас, — эхом повторяет Шедим. — А вдруг в самом деле возьму и уйду? Что ты такое предлагаешь? — Расскажешь мне, как твои дела, принцесса? — интересуется Азраэль снаружи. — Конечно, расскажу! — с готовностью соглашается Асмодей. — А где Самаэль? Я думала, что он с тобой. — Не со мной. Наверное, с Мастемой? Не расстраивайся, принцесса, ему тоже нужно проводить время с семьёй, — мягко произносит девушка. — А мы разве не его семья? — невозмутимо интересуется Асмодей. Азраэль вскидывает голову. Шедим всё так же не выходит из машины, Нахема останавливается достаточно далеко и, судя по её скучающему виду, диалога не слышит. Тогда правительница наклоняется к сестре и совсем тихо говорит ей: — Мне очень хотелось бы, чтобы и нас с тобой он мог назвать своей семьёй, — и продолжает заговорщицким шёпотом. — Только не говори никому, хорошо? Особенно ему. Это будет наш секрет. — Хорошо, — серьёзно кивает Асмодей. — Пойдём уже, я тебе столько всего расскажу! Азраэль на крыльце достаёт из кармана телефон для того, чтобы проверить время. У неё в запасе есть ещё час до того, как придётся вернуться к работе, и правительница распоряжается накрыть ужин на закрытой лоджии. Асмодей этому совершенно не препятствует, но себе просит только десерт. Вскоре сёстры остаются наедине друг с другом и едой, и Асмодей выливает на старшую принцессу подробности прошедшего дня.