Пепел к пеплу

Солнце давно ушло за горизонт, и на небе мерцают бусинки звёзд. Весна становится всё могущественнее, и всё позднее день уступает свои права ночи, а яркое солнце сменяется тусклой луной, лишь отражающей свет горячей звезды. В саду из-под мёрзлой земли выбиваются первые цветы, а через открытое окно вместе с порывистым ветром в просторный кабинет изредка проскальзывают всяческие шорохи и шумы, делают бесполезные попытки разбавить тишину ночи. Нахема опирается предплечьями о подлокотник дивана, укладывает голову на руки и ненадолго прерывает свой рассказ. Следит из-под полуопущенных век за Азраэль, которая внимательно читает какой-то документ, удерживая его в правой руке, в пальцах левой крутит ручку. Стоит в комнате повиснуть тишине, как правительница тут же кидает вопросительный взгляд на Нахему, и та продолжает свой рассказ: — И вот, он говорит: «Моя богиня, Вы нежнее самых ласковых морских волн. Лишь прикажите, и я сию же секунду сделаю всё, чтобы Вы позволили мне хотя бы на мгновение коснуться этого тела, сотворённого самими богами». — И что же было дальше? — с любопытством спрашивает Азраэль и, поймав ехидную улыбку, тут же искривляет тонкие губы. — Нет, избавь меня от подробностей. Ты хотя бы знаешь его имя? Нахема выпрямляется грациозно, словно кошка, потягивается и поднимается с мягкого дивана. Она медленно приближается к столу, обходит кресло и замирает за спиной Азраэль. Правительница не оборачивается, но вздрагивает, когда сильные пальцы с непривычной для них мягкостью бережно убирают зелёные прядки за ухо. — Поверьте мне, госпожа Азраэль, в людях есть гораздо более интересные вещи, чем их имена. Быть может, Вы тоже поделитесь со мной определёнными подробностями? — ласково тянет женщина. Азраэль прикусывает кончик ручки, этим пытается скрыть лёгкую улыбку, озарившую её лицо. Всегда суровый взгляд, в котором отчего-то появляются озорные огоньки, от глаз Нахемы ускользает, но усмешку, за которой девушка пытается скрыть смущение, она ловит, за неё и хватается. — Нет никаких подробностей, — легко сообщает правительница. — А с чего бы тебя это интересует? — Принцесса Асмодей мне кое-что рассказала, — таинственно шепчет Нахема. Что рассказала Асмодей, так и остаётся тайной. Двери осторожно и неторопливо раскрываются, пропуская внутрь нежданного гостя. Все участники действа мгновенно теряются, и первым в себя приходит, на удивление, Самаэль: — Прошу простить меня, моя госпожа. Если позволите, я зайду позже, — произносит он с поклоном. — Не стоит, я уже ухожу, — Нахема движется вперёд, лишь у двери разворачивается и отвешивает лёгкий поклон. — Спокойной ночи, очаровательная госпожа Азраэль. Азраэль в который раз кидает тоскливый взгляд на документ, завершить чтение которого у неё из раза в раз не выходит. Стоило бы подписать и забыть, но исключительно сильное желание проверять и контролировать каждую деталь не позволяет относиться к своим обязанностям столь беспечно. И всё же, бумаги вновь приходится отложить до подходящего случая. Правительница кивком головы указывает на диван, где ещё недавно размещалась Нахема. Она впервые видит Самаэля по-настоящему домашним: свободные брюки, огромного размера футболка, но даже так всё в официальном чёрном цвете. Волосы, в последнее время всё чаще не стянутые резинкой, сейчас свободно лежат. Азраэль откидывается на спинку кресла, складывает на груди руки и спрашивает со смесью усталости и беспокойства: — Что-то случилось? — Просто беспокойные мысли, — раздумывает перед тем, как продолжить, — и дурные сны. Могу я не рассказывать? Азраэль давит в себе беспокойство одним резким выдохом и вопросов больше не задаёт. Согласно кивает, чувствует, как подступившая тревога сдавливает грудь настолько, что становится сложно дышать. Состояние столь привычное для неё, что почти незаметное и неудобств особенных не доставляет. Но желания работать отнюдь не прибавляется. Девушка разминает мышцы, которые затекают от долгого сидения, подавляет вырвавшийся зевок и шагает к одной из закрытых дверей. Та подаётся внутрь после мягкого нажатия на ручку, ещё через секунду Азраэль нажимает на выключатель, и мягкий свет заливает просторную комнату. Самаэль с любопытством заглядывает в спальню, и его глаза расширяются от удивления. Спальня правительницы выглядит ещё скромнее и минималистичнее, чем её кабинет. Широкая кровать, у которой размещён низкий столик, собранный диван с мягкой обшивкой и высокий, но узкий шкаф. Остальное же место пустует. Обладательница комнаты, кажется, и не старается сделать помещение уютным. Азраэль возвращается почти сразу, удерживает в руках изящную шкатулку из тёмного дерева. Ставит её на стол, опускается на диван напротив юноши и откидывает крышку. Лишь сейчас Самаэль замечает, что сбоку шкатулки торчит неприметный ключ. Девушка насмешливо улыбается, тщательно скрывая за лукавой улыбкой неловкость, и объясняет: — Я всё же её послушала. Очень красивая мелодия. Вдруг и тебе понравится? Две пары рук одновременно тянутся к шкатулке. Предсказуемо сталкиваются, и Азраэль хмурится от внезапности, пытается отдёрнуть ладони, но замирает, стоит ей почувствовать мягкую хватку горячих пальцев. Следит за тем, как подушечки чужих пальцев выписывают неведомые узоры на её запястьях, поднимает глаза и видит, как смягчается мрачное лицо. «Абсолютно никаких подробностей», — замечает едко Азраэль. Ей такие моменты, сколь редкими они не были бы, кажутся светлыми и чистыми. Невинными касаниями горячие пальцы не только греют бледные руки, испещрённые голубыми узорами вен, но и заставляют оттаивать лёд в мрачной душе Азраэль. Её собственная реакция пугает, и всё же ладони девушка не убирает, наслаждается ласковыми прикосновениями. Самаэль видит свои руки, обагрённые кровью Азраэль. Ему эта картина является и в снах, и наяву, ничего кроме ужаса не вселяет. Азраэль доверчиво ладони протягивает, юноша при мысли о том, что может ей навредить, внутренне содрогается. Ещё больше тревоги вселяет то, что выбора ему могут попросту не оставить. «Мастема обещал, что жизни Азраэль после переворота ничего угрожать не будет. Но мало ли бывало случаев, когда те, кто приходили к власти, убивали не только бывшего правителя, но и даже его семью, чтобы избежать возможного возвращения к власти законной династии? — юноша вновь мрачнеет, Азраэль мгновенно изменения в его лице замечает. — Значит, жизнь Асмодей тоже находится под угрозой. Отвратительнее ситуации и представить нельзя». Азраэль мягко высвобождает руки, делает это с большим нежеланием. Касается ключа, поворачивает его, и после характерного звука заведённого механизма по комнате разносится тихий звук, наполненный светлой печалью. Самаэль прислушивается к мелодии, сперва думает, что ошибается, но скоро эту мысль отметает. В памяти всплывают отдельные слова песни. — Разве это не колыбельная? — уточняет на всякий случай юноша. — Так ты её знаешь? Верно, колыбельная, — уголки губ слегка приподнимаются. — Мне часто пел её в детстве отец. Сама я давно её не слышала и настолько же давно не пела. — Сложно представить тебя, поющую колыбельную, — впервые за вечер лицо Самаэля озаряется улыбкой. Вместо ответа Азраэль усмехается, дожидается окончания мелодии. Она вновь заводит шкатулку, когда та умолкает, и не сразу начинает петь. Голос её, поначалу тихий и нерешительный, быстро приобретает силу, и уже к середине короткой песни звучит спокойно и уверенно. Во тьме горит одинокий фонарь, Он светится мерно и мягко. Он светом своим разгоняет печаль; Снежинки кружатся так странно. На небе мерцает одна лишь звезда И месяц сокрыт в одеяле. И ты покидаешь меня, как всегда, Мой ласковый друг и печальный. Как будто не слышишь ты мольбы мои, Улыбка твоя — лишь загадка. И молвят звёзды на ладонях твоих: «Ты будешь светить столь же ярко». Печальная мелодия заканчивается слишком быстро. Самаэль не знает, стоит ли просить продолжения, и заминается. В комнате повисает неловкое молчание, которое быстро оказывается разбавлено усмешкой Азраэль, после чего та легко произносит: — Пою я, само собой, так себе, но Асмодей не жаловалась. — Ты замечательно поёшь, — убеждённо говорит Самаэль. — Мне очень понравилось. Спасибо. От глубокого голоса, во время пения становящегося ниже, становится легче. Азраэль поднимается, подхватывает со стола шкатулку и направляется к спальне. Уже на пороге она оборачивается, окидывает взглядом, полным недоумения, Самаэля, осторожно зовёт: — Ты чего там ждёшь? Идём. Самаэль переступает порог, а уже откуда оценивает комнату иначе. На кровати пушистый плед, на окнах светлые шторы. Изнутри всё выглядит так, словно неуловимый уют спальни может оценить лишь её владелица. Юноша с удивлением осознаёт, что он тоже видит этот особенный уют. Азраэль опускает шкатулку на низкий столик и ладонью указывает на кровать. — Можешь остаться у меня, мне всё равно ещё надо работать. — Может, мне подождать тебя? — предлагает Самаэль и лишь после осознаёт, как это звучит, радуется, что Азраэль не оборачивается и не видит, как на щеках появляется румянец. — А вообще-то тебе будет удобно? Наверное, мне лучше пойти к себе. Правительница включает ночник у кровати, возвращается ко входу и гасит основной свет. Спальня погружается в полумрак, девушка качает головой и твёрже повторяет: — Мне нужно работать. А ты отдыхай, — и с понимающей улыбкой добавляет. — Можешь пойти к себе, если хочешь. Но вдруг здесь не будет кошмаров?

***

Неторопливые шаги гулким эхом разносятся по опустевшему коридору. Мужчина поправляет резким движением маску, обагрённую липкой кровью, крепче сжимает ремень опустевшего автомата и вздрагивает, когда со стороны доносится обессиленный стон. Нескольких секунд хватает для того, чтобы среди груды мёртвых тел найти ещё только лишь умирающего мужчину. Он зажимает рану, откуда сквозь пальцы продолжает мерным потоком вытекать кровь, и расширившимися от ужаса глазами следит за тем, как медленно приближается к нему солдат. — За что? — выдавливает из последних сил умирающий и делает бесполезную попытку отползти. — За что вы нас убиваете? Пальцы, которыми мужчина цепляется за пол, скользят в луже крови, и с приглушённым стуком тот падает. Поднимает к лицу ладони, окрашенные кровью, обладателя которой даже невозможно определить. В одной лишь небольшой комнате находятся ещё семь человек, совсем недавно испустившие дух. Убийцы в здание, где заседала одна из новообразовавшихся партий, ворвались вихрем, который невозможно было остановить. Выпустили первые автоматные очереди по охранникам, которые не ждали нападения и не успели среагировать, затем рванули дальше и мгновенно заняли все этажи. Все мужчины были мгновенно расстреляны прямо на месте, где стояли. За пятнадцать минут в трёхэтажном здании остался лишь один живой человек, который, даже осознавая свою беспомощность, безуспешно старался спастись. — Ничего личного, — усмехается солдат, — просто приказ. Не переживай, вам достался лучший вариант смерти из возможных. Ни к чему даже добивать тебя, и без того сдохнешь, как собака. — Будь проклят тот день, когда родилась Азраэль! — шепчет неразборчиво мужчина и затихает. Через десять минут все солдаты покидают здание, выволакивают за собой женщин. Совсем юная девушка, которой ещё не исполнилось и двадцати, выворачивается из рук крепкого мужчины, рвётся вперёд, но вмиг падает, подкошенная автоматной очередью. Солдат, что до этого вёл её, на мёртвое тело даже не обращает внимания и не сворачивает, когда девушка оказывается на его пути, лишь брезгливо переступает хрупкую фигуру. — Что делать с женщинами, капитан? — интересуется один из солдат. Мужчина, к которому был обращён вопрос, на ужасающие крики и мольбы о пощаде даже не оборачивается. Он наблюдает за тем, как в стороне собирается огромная толпа очевидцев, опирается о капот одной из многих машин, которые блокируют любой проход к погибшим, и кивает на канистры, размещённые неподалёку: — Сжечь. Не проходит и нескольких минут, как на площади образуется завал из тел, объятых пламенем. Все они погибают, когда в безуспешной попытке убежать от боли и сбросить с себя огонь женщины рвутся к выходу из мёртвого кольца и оказываются встречены очередями из автоматов. Запахи горящих одежды и тел образуют отвратительную смесь и проносятся над свидетелями жестокой расправы, как неоспоримое доказательство свершившегося. — Никто и никогда не посмеет переходить дорогу нашей правительнице! — разносится над площадью громкий вскрик. — Слава госпоже Азраэль!

***

Азраэль прислушивается к звукам, доносящимся в её кабинет снаружи. Вдалеке хлопают двери, раздаётся стук каблуков, следом за ним заливистый хохот Асмодей, и её старшая сестра беззлобно усмехается. Асмодей всю её жизнь остаётся единственным человеком, который абсолютно не способен вызвать гнев правительницы. В спину из открытых окон дует ласковый и тёплый ветер. Весна в кабинет приносит не только свежесть, но и тепло. Кажется, становится даже легче дышать, и Азраэль безуспешно пытается убедить себя, что перемены в её настроении связаны лишь с тем, что солнце приветливо заглядывает в окно косыми лучами. Нахема делает глоток горячего кофе, отставляет чашку в сторону и откидывается на спинку дивана. Рядом с ней располагается Шедим, а напротив, спиной к двери спальни, сидит Азраэль. Нахема и Шедим приходят к правительнице под предлогом того, что необходимо обсудить дела прошедшей ночи. На удивление ночью ничего не происходит, и потому женщины позволяют себе вести беседу ни о чём. — Доброе утро, Азраэль, — прерывает правительницу хриплый после сна мужской голос. До того, как обернуться, Азраэль видит, как меняются выражения лиц у её советниц. Нахема ехидно улыбается, устремив взгляд за спину правительницы. Шедим поджимает губы, но в её взгляде плещется бешенство. Азраэль прячет улыбку и обращает взор к Самаэлю. Он, растерянный больше остальных, так и остаётся в дверях спальни, одной рукой убирает волосы назад, вторую кладёт на ручку двери. — Доброе утро, — ласково произносит Азраэль. — Как тебе спалось? Она внимательным взглядом ощупывает лицо. Свежее от прохладной воды, но всё ещё с остатками недавнего сна. От усталости не остаётся и следа, и девушка удовлетворённо усмехается. Самаэль засыпает в одежде и в ней же предстаёт перед женщинами, рассеяно отвечает: — Хорошо, спасибо. — Присоединишься к нам? — предлагает Нахема. Шедим в беседу не вступает. На телефон поступает звонок, и женщина недолго слушает отчёт, с каждой секундой мрачнеет всё больше, а в конце попросту нажимает на красную кнопку и тяжело смотрит на Азраэль. Та теряет всю свою ребячливость и с плохим предчувствием ждёт, пока Шедим заговорит. — Разгром партийного дома, — коротко докладывает Шедим. — Восемьдесят погибших человек. Исполнители утверждали, что действуют от твоего имени.

***

Асмодей громко вздыхает. Она уводит грустный взгляд от книг, что беспорядочными стопками лежат на столе и даже на полу библиотеки у кресла, слегка поворачивает голову и тут же получает предупреждающий хлопок по плечу. — Ваше Высочество, если Вы будете шевелиться, причёска получится кривой, — с улыбкой замечает Нахема. — Почему она не подпускает меня, когда ей плохо? — тихо спрашивает девочка. Нахема обходит кресло, опускается на корточки перед принцессой и мимолётно осматривает свою работу. Поправляет выбившийся локон, цепляет к волосам последнюю заколку и наконец отвечает: — Вам ли не знать характер вашей сестры? Ей проще переживать сложности одной, чем делиться своими чувствами даже с самыми близкими. Прошу Вас, отнеситесь терпеливее. Вам не о чем беспокоиться, всё будет хорошо. Вы ведь верите мне? Спокойная интонация и мягкая улыбка Нахемы не оставляют иного варианта. Она способна расположить к себе любого человека и активно этим пользуется. Асмодей в ответ лишь кивает, не сразу, но уверенно, перенимая спокойствие своей собеседницы. Нахема вскоре уходит. Через короткое время двери библиотеки вновь тихо хлопают, и принцесса вскидывает голову, выглядывая через переплетение стеллажей приближающуюся фигуру. На лице девочки мелькает слабая улыбка, быстро сменившаяся озабоченным выражением, и всё же появление Самаэля её радует. За долгое время, что Асмодей проводит во дворце, они успевают подружиться. Сказываются общие интересы и близость возраста, потому как преобладающее население дворца уже перешагивает отметку в тридцать лет и у юной принцессы интереса не вызывает. Она порой даже позволяет себе безобидные шутки на тему возраста и внутренне очень гордится собой, когда её шутки веселят даже обычно серьёзную Азраэль. С Самаэлем девочке оказывается общаться легче всего. Она же для юноши оказывается неким островком доброты и искренности в круговороте противоречивых эмоций и мыслей. С Асмодей не нужно думать, как себя вести. С ней можно ожесточённо спорить, задорно смеяться и подшучивать над другими, долго играть в шахматы или другие настольные игры, когда не остаётся сил на любой другой вид деятельности. А ещё она, несмотря на свои простоту и детский характер, понимает порой гораздо больше, чем другие. — Слушай, — начинает принцесса нерешительно, — можешь ответить на один вопрос? Только честно. Самаэль занимает стул рядом и кивает. Его отчего-то очень нервирует это «только честно», ведь простая и понятная Асмодей время от времени становится очень непредсказуемой. — Что ты, — девочка запинается, — в общем, чувствуешь к Азраэль? Юноша в ответ усмехается, но задумывается. Вопрос, который не у многих вызвал бы сложности, его вновь возвращает к мыслям, от которых Самаэль старается вырваться. — Не знаю, — признаёт он наконец. — Не знаешь? — переспрашивает с изумлением девочка. — Но я думала, что вы друг другу нравитесь. Она очень хорошо к тебе относится, а ты смотришь на неё так… Совсем не так, как на других. Ты не подумай, пожалуйста, что я лезу не в своё дело. Я очень дорожу дружбой с тобой. Окончательно сбитая с толку собственными словами Асмодей замолкает. Гнетущая атмосфера мрачного ныне дворца сказывается на ней едва ли не больше всего, и с подавленным настроением у принцессы появляется порыв высказать свои мысли. Она сразу же жалеет о совершённом и в ожидании ответа нервно комкает в пальцах длинные рукава тёплой кофты. Освобождённый от тяжести стул скрипит. В следующий миг Самаэль опускается на корточки перед девочкой, в точности, как перед ним это сделала Нахема, и мягкий свет, падая на лицо юноши, открывает залегающие под глазами тени и выразительные глаза, в которых мрачная усталость разбавлена нежностью. — Не переживай, принцесса, я так не думаю. Просто мне сейчас сложно ответить на твой вопрос. Прекращай изматывать себя и отдохни хотя бы немного, хорошо? С Азраэль всё будет в порядке, тебе не нужно переживать за неё. Я позабочусь о ней. Обещаю, — уверенно заканчивает Самаэль. Асмодей робко и неуверенно соглашается. Она шумно втягивает в себя воздух, пропитанный запахом множества книг, пальцами прикрывает широкий зевок и радостно кивает на предложение Самаэля занять вечер прогулкой в саду. По обыкновению своему такое их времяпровождение всегда оказывается задорным и ребячливым, и остаётся лишь надеяться, что сейчас прогулка сможет на некоторое время отвлечь от беспокойных мыслей.