***
Дверь подаётся вперёд от лёгкого касания. Оказывается достаточно лишь нажать на ручку, устремив её вниз, и Самаэль на мгновение задумывается о всевозможных ловушках, что могли бы быть размещены в комнате. Весьма услужливо память подбрасывает в сознание целую книгу о подобных изобретениях, где всё начиналось от милейших ниточек на уровне ног, а заканчивалось жуткими медвежьими капканами. Книга, к слову, была из дворцовой библиотеки, и ею юноша заинтересовался едва ли не сразу после прибытия. Вполне вероятно, что зря. На проверку никаких капканов в комнате Мастемы не оказывается. Всё выглядит так, словно мужчина лишь уехал из дворца на несколько дней, намереваясь уже скоро вернуться. Окна занавешены плотными шторами, постель заправлена без единой складки, и последнее в совокупности с идеальным порядком на столе подтверждает то, что владелец комнаты — солдат. На углу стола оказывается чашка с недопитым чаем, и это единственное, что выбивается из общей картины безукоризненного порядка. — Что, интересно, я рассчитываю здесь найти? — задаётся вопросом Самаэль и опускается на край кровати. — Но, судя по всему, в эту комнату никто не входил. Даже слуги, иначе точно не оставили бы чашку. Что-то кажется не так. Немного времени требуется юноше на то, чтобы осознать, что же его смущает, после чего тот возвращается к столу и внимательно оглядывает напиток в чашке на предмет плесени. Когда не обнаруживает ничего, хотя бы отдалённо напоминающее зелёные островки, плавающие на поверхности, подносит посуду к лицу и вдыхает аромат. — Или же, — на секунду он задумывается, — сюда совсем недавно заходил кто-то ещё. Не так уж это и важно, в конце концов. Сомневаюсь, что в этой комнате возможно было найти что-то действительно стоящее. Тебя это наверняка разочаровало, Нахема. Мысли постепенно возвращаются к исходному, и размышления утекают в сторону того, зачем в комнату брата пришёл Самаэль. Ответ не появляется, оставляя вместо лёгкого решения дополнительные раздумья, коими уже забита вся голова. Юноша отставляет чашку, смотрит чуть в сторону, постепенно перемещая взор к середине стола, и, наткнувшись взглядом на фотографию, замирает. — Отец предатель, — напоминает себе Самаэль. — Конечно, братец, так ты и считал. Потому его и нет на нашей семейной фотографии. Наверное, и меня с удовольствием вырезал бы отсюда. Пальцы с силой впиваются в рамку, едва ли не ломают тонкое дерево, пока внимательный взгляд серых глаз скользит с одного лица на другое, а оттуда на третье. Самаэль придерживает рамку второй рукой, и под жёсткой хваткой угрожающе трещит стекло. Юноша откидывает рамку в сторону за миг до того, как стекло развалилось бы прямо в руках, изранив бледную кожу. Предмет с силой ударяется о стену, рассыпается на несколько крупных деревянных частей и множество мелких осколков, под которыми остаётся лежать фотография. Самаэль, даже не обернувшись на громкий звук, быстрым шагом выходит в коридор, оказавшийся почти пустым. — Кто-то посещал комнату последние три дня? — спрашивает Самаэль у служанки, которая покорно замирает рядом. — Не знаю, господин. Прикажете узнать? — опустив взгляд в пол, спрашивает девушка. — Не нужно, — качает головой юноша. — Просто найди ключ и закрой комнату.***
— Рад видеть Вас в добром здравии, госпожа Азраэль. Голос поначалу сливается с журчанием воды, что непрерывно выплёскивается из фонтана и разбивается о каменную поверхность. Потому Азраэль не сразу находит в себе силы оторваться от завораживающего зрелища, недолго не меняет позы, но не заставляет ждать дольше положенного. Разворачивается и слегка наклоняет голову, приветствуя жестом. — Приятно слышать, господин Саллос. Надеюсь, Вы ещё не успели пожалеть о том, что приняли моё приглашение? — губы её расползаются в шутливой усмешке. Азраэль огибает фонтан, устремляясь к одной из узкий аллей, тянущихся далеко вглубь сада к высокой узорчатой беседке. Мужчина принимает её немое приглашение, высказанное всего лишь взглядом, степенным шагом нагоняет правительницу и позволяет себе ответную усмешку: — Разве можно пожалеть о возвращении домой, которого довелось ждать столько лет? Единственное, что тревожит моё сердце, это будущее Одиума, однако меня не оставляет уверенность в том, что Вы, госпожа, приведёте эту страну к лучшему. Девушка склоняет голову к плечу, и выражение её лица на миг становится таким, что совсем не ясно: то ли она потешается над чужими словами, то ли воспринимает их слишком серьёзно, а потому и слишком болезненно. В следующую же секунду она возвращает себе мягкую улыбку и продолжает беседу, явно наслаждаясь присутствием мужчины: — Отрадно слышать, что Вы придерживаетесь такой позиции, однако это не совсем то, о чём я хотела поговорить. Пока у меня есть время, мне хотелось бы уделить внимание Вашему положению. За время своей службы Вы заслужили доверие многих, но ещё более важно то, что Вы заслужили доверие моего отца. Ещё до Вашего возвращения я изучала Ваши последние проекты. — Вы желаете осуществить мои проекты, госпожа? — осторожно уточняет Саллос. — Верно, — кивает Азраэль. — Я разделяю многие Ваши идеи. Более того, мне и самой много раньше хотелось взяться за подобного рода разработки, однако слишком большой срок у меня ушёл на то, чтобы доказать иным то, что я полноправный правитель, а не их марионетка. Я отобрала для Вас те реформы, которые, мне кажется, необходимо осуществить в первую очередь. Это при условии, разумеется, что Вы согласитесь принимать участие в этом. — Я не смею отказывать Вам, госпожа Азраэль, и не только лишь из чувства долга, но и из-за собственных чувств, — с волнением произносит Саллос. — Многое из того, что планировалось мною, не было осуществлено из-за смерти Вашего отца. Власть захватила Белиал, и никому уже не было дела до будущего Одиума. В других странах, которые мне довелось посетить, многие говорят о Вас, и, признаться честно, не все эти речи выставляют Вас в хорошем свете. Однако сейчас, когда я имею честь находиться рядом с Вами, я твёрдо уверен в том, что Ваш отец воспитал достойную наследницу. Азраэль со светлой печалью улыбается чужим словам. Убирает за ухо выбившуюся прядь волос, обращает взгляд к беседке, к которой собеседники уже успели приблизиться достаточно для того, чтобы рассмотреть находящихся внутри людей, и девушка хмурится. Не успевает определить то, какие эмоции она испытывает, как Саллос негромко зовёт её: — Госпожа Азраэль. — Не нужно, — взмахивает рукой правительница. — Знаю, что Вы желаете сказать, а потому, прошу Вас, давайте обойдёмся без этого. Я и без того уже пошла на уступки. — Как пожелаете, — учтиво произносит мужчина и не сдерживает вздоха. — Годы, проведённые в разлуке, или же расстояние тому причиной, но мы с детьми стали друг для друга уже почти чужими людьми. — В самом деле? — переспрашивает Азраэль. — Возможно, я ошибаюсь, но мне так не показалось. Самаэль всегда очень тепло отзывался о Вас. И он так радовался Вашему возвращению. А теперь у Вас есть время для того, чтобы наверстать упущенное. Азраэль мысленно возвращается к тому, что произошло недавней ночью в подвале дворца, и решает вовсе не упоминать о Мастеме. Коротко прощается с Саллосом, и тот, быстро угадывая желание правительницы остаться одной, не настаивает на продолжении прогулки. Удаляется к выходу из сада, туда, откуда собеседники только что пришли, и не видит, как Азраэль опускается на лавку неподалёку. Девушке с её места хорошо видна беседка. Правительница опирается локтем о подлокотник, подпирает голову и без видимого интереса наблюдает за тем, как движутся фигуры. Без очков в тонкой оправе, от которых Азраэль зачастую отказывается, не удаётся различить выражение лиц и возможные движения губ, потому что всё, находящееся вдали, неприятно, пускай и привычно, расплывается. Однако Азраэль хорошо видит сестру, которая порой не сдерживается и взмахивает руками в приступе эмоций, и неразлучную с ней, но гораздо более сдержанную Вельзевул. На Самаэля Азраэль подчёркнуто не смотрит. Не удивляется его присутствию, хорошо осведомлённая об их с принцессой дружбе, и не надеется остаться незамеченной. Первой, к её изумлению, её замечает Асмодей, едва ли не впервые оказавшись внимательнее друзей. Яростно машет рукой, приглашая сестру присоединиться, но Азраэль лишь качает головой и слабо улыбается, надеясь, что девочка разглядит её улыбку. Асмодей выбирается из беседки и, придерживая длинную юбку тонкими пальцами, торопливо бежит к сестре, словно боится, что та сбежит. Между ними остаётся ровно три шага, когда принцесса резко тормозит. Брошенная Азраэль фраза возводит непроходимую стену: — Я хочу, чтобы ты вернулась в Экситиум. — Что? — тихо переспрашивает Асмодей. — Почему? — Потому что во владениях госпожи Кетев Мерири сейчас безопаснее всего, — мягко объясняет Азраэль. — Я тоже не хочу расставаться, но мне будет спокойнее, если ты какое-то время побудешь там. До момента, когда я всё улажу в Одиуме. Потом ты сможешь вернуться сюда. Асмодей сокращает оставшееся расстояние медленно, тяжёлым шагом, опускается на лавку и задумывается. На её лице отображается внутренняя борьба, где на ринге сражаются уже взрослое осознание и всё ещё подростковое, даже, возможно, детское желание спорить и возмущаться, настаивать на своём. — Хорошо, — печально соглашается Асмодей. — Но только при одном условии. Самаэль... — Он может уезжать с тобой, — перебивает Азраэль. — Нет, я хочу, чтобы ты поговорила с ним, — просит девочка. — Он не разговаривает ни с кем о том, что случилось, но всем и без того понятно, что он чувствует. Правительница закусывает щеку изнутри, наматывает на палец прядь волос и избегает ласкового взгляда сестры, как избегает смотреть на беседку. Асмодей не торопит девушку с ответом. Она отвечает чуть погодя, и голос её звучит глухо: — Всё не так просто, моя принцесса. Дело ведь не в том, что я зла или разочарована, а в том, что я стану причиной гибели его семьи. Я не позволю нарушить законы Одиума даже ради него, хотя, чего скрывать, только об этом и думала до того, как его брат не попытался его убить. Мои чувства не должны оборачиваться благосклонностью для тех, кто повинен в смертях стольких невинных людей. Что до Самаэля — то, что он знал о возможном исходе для своей семьи, вовсе не облегчит принятия этого исхода. Я хочу, чтобы они с Шедим уехали из дворца на какое-то время. После их возвращения мы поговорим, — и уверенно добавляет. — Правда поговорим, я обещаю. Асмодей придвигается ближе, не стесняется возможных свидетелей, спрятавшихся в беседке, которые могут лишь гадать о теме разговора, и крепко обнимает старшую сестру. От девочки исходят два аромата: слабый кофейный и гораздо более сильный карамельный. И всё же она, даже несмотря на то что давно позволила себе разнообразить рацион самыми любимыми сладостями, остаётся хрупкой и тоненькой в руках Азраэль. — Начинай готовиться к отъезду, — советует девушка. — Ты уже меня выгоняешь? — наигранно обижается Асмодей. — Дай мне ещё хотя бы немного времени. Кстати, что будет с Вельзевул? — Не могу же я разрушить вашу дружбу, — Азраэль фыркает от чужих волос, забравшихся в нос. — Она едет с тобой.***
Утро мрачное и холодное. Небо от края до края закрыто сплошным потоком тёмных туч, что зависают низко над землёй и вот-вот грозятся обрушиться вниз, погребя под собой всё живое. Суровый ветер треплет волосы и одежду, срывает с деревьев беспомощные листья и даже выламывает хрупкие ветви, не позволяет тому, чем успел завладеть, упасть на землю. Неподалёку переговариваются солдаты, готовясь к длительному отъезду, и Самаэль, прислушавшись к их беседе, вздрагивает, когда раскат грома проносится по небу. Гроза ещё не успевает добраться до дворца, но её эпицентр находится совсем рядом. Сухой воздух, с трудом проникающий в лёгкие, утешает тем, что вскоре по земле прольётся живительный дождь, но юноша лишь беспокойно хмурится и оглядывается на крыльцо дворца. На последней ступени, в самом низу, Шедим внимательно слушает, как объясняет ей что-то Азраэль, и не скрывает на лице тени недовольства. Женщина одной рукой обнимает себя за талию, а пальцами второй обхватывает перила и кивает, принимая во внимание распоряжения. Шедим кивком указывает на людей, что замирают на почтительном расстоянии, уже готовые нырнуть в автомобили, и Азраэль разворачивается. Окидывает взгляд всех, но одновременно с этим будто бы никого не замечает, вскидывает голову, прислушиваясь к повторному раскату грома, и понимает причины чужой спешки. Тревога, кажется, заполоняет сердца всех жителей дворца без исключения. Ещё вчера ярко светило солнце, а нежный ветер в редких приступах веселья ласково касался нежных щёк, и именно сегодня погода неуловимо меняется, словно природа предвидит будущее и содрогается от предстоящих событий. Азраэль ведёт плечом, сбрасывая оцепенение, и невесело усмехается собственному желанию скорее вернуться внутрь. — Вы будете на месте, я полагаю, вечером, — произносит девушка. — Сообщи мне, когда прибудете. — Ты уверена, что мне нужен, — Шедим замолкает, силясь подобрать подходящее слово, — он? — Брось, мне даже любопытно было бы поглядеть на то, как вы будете сотрудничать, — с улыбкой замечает Азраэль и мгновенно получает едкий ответ: — Да, ты права, — покорно соглашается Шедим. — Самаэль в государственных делах как рыба в воде. Молчит, и лицо тупое. Азраэль не выдерживает, заходится весёлым смехом. Её собеседница недолго молчит и продолжает уже серьёзнее, неохотно: — Вот оставила бы его во дворце и глядела бы на него, сколько угодно, — не прячет раздражения женщина. — Ладно уж. Мы поедем, пока она не успела напроситься с нами. Правительница притворно вздыхает, поднимая взгляд к небу, и говорит так, словно впервые сталкивается с характером подруги, а потому искренне удивляется её неприязни к окружающим: — Тебя послушать, так ты любому напарнику рада не будешь! — разводит руками она. — Ничего, как-нибудь переживёшь. Шедим смиренно кивает, спускается со ступени и, поравнявшись с Азраэль, не сбавляет неторопливого шага, но успевает коснуться пальцами чужой ледяной ладони, коротким прикосновением прощается. Когда Шедим и Самаэль разделяют всего три шага, женщина требовательно вытягивает руку, и юноша броском передаёт ей ключи, опускается на пассажирское сидение. Дождь, кажется, только и ждёт, когда автомобили покинут пределы двора, начинает беспокойно стучать по крышам. Шедим опускает стёкла ровно настолько, чтобы холодный воздух, быстро наполняющийся влагой, проникал в машину, и косится на юношу, который сидит рядом. Тот о причине их отъезда не знает и подробностями задачи у Шедим не интересуется. Принимает событие чем-то само собой разумеющимся, и такая его реакция вполне объяснима, но слишком уж непривычна. Женщине едва хватает сил на то, чтобы задушить собственную гордость и хотя бы себе признаться, как ей не хватает тех друзей, которые были совсем недавно. Азраэль всегда приходит в себя быстро, а уж сейчас, когда по всей стране волной за волной прокатываются беспорядки, у неё и вовсе нет возможности ходить убитой дольше положенного. То её состояние, что скрывается за отстранённостью властной правительницы, изредка вылезает в виде излишней категоричности, неконтролируемой ярости. — Я знаю о тебе, — неожиданно начинает Самаэль, — но как Нахема познакомилась с Азраэль? Шедим даже радуется внезапному вопросу, высказанному вследствие проснувшегося интереса, но затем скупо пожимает плечами, разочарованная тем, что не может утолить этого интереса в полной мере: — Понятия не имею, — и продолжает, объясняя. — Мы с Азраэль знакомы меньше, чем она с Нахемой. Но в то время, когда произошло наше с Азраэль знакомство, Нахема была неуправляемой, и это абсолютно без преувеличений. Она и сейчас прислушивается к одной только Азраэль. — Ты считаешь её опасной? — помогает подобрать нужное определение Самаэль. — Да, пожалуй, что так, — недолго подумав, соглашается Шедим. — Она непредсказуема, и уже это делает её опасной. А теперь вспомни о том, что под её контролем находятся псы. Прости, что цепляю свежие раны, — звучит искренне женщина, — но твоя семья с этой их идеей «убьём Азраэль, и нам за это ничего не будет» — идиоты. Азраэль — единственный человек, который способен накинуть ошейники на псов. Если её не станет, они попросту потопят в крови всю страну. В первую очередь в крови тех, кто был причиной гибели Азраэль. Юноша молча кивает, тянется за толстой папкой с документами, что лежит на заднем сиденье, и, уложив её на колени, вчитывается в текст первой же бумаги. Времени до прибытия достаточно и с лихвой хватит на то, чтобы изучить не только самую основную информацию, но и важные мелочи. И всё же, внимание Самаэлю удаётся сконцентрировать не сразу. Прежде этого он спрашивает: — Ты не доверяешь Нахеме, да? — Я не доверяю никому, — жёстко поправляет Шедим. — И это правильно. Никто из нас не доверяет друг другу в полной мере. Когда речь идёт о правительнице Одиума и её ближайшем окружении, доверие может стоит гораздо больше, чем личные обиды. Самаэль не отрицает. Внешне он никак свою позицию не определяет и не высказывает собственного мнения, потому что, помимо этих убеждений, которым, без сомнения, следуют и Азраэль с Нахемой, у каждой из них есть собственные чувства. И эти чувства распознать гораздо проще, чем они сами думают.***
— Азраэль должна отказаться от власти! — злой крик поглощается громовым раскатом. Огромные тучи надвигаются на городскую площадь со стороны дворца, но они совсем не пугают группу собравшихся людей. С разных сторон доносятся выкрики, призывы, людские желания. Вместе с последующим грохотом грома они сливаются в единую какофонию, тонут и растворяются в воздухе. Начинает накрапывать мелкий дождь. Отдельными каплями падает на землю, рисует узоры на асфальте, но с каждым мгновением усиливается. Вскоре редкие капли превращаются в безудержные потоки, заливают окна домов и автомобилей. Разошедшаяся стихия постепенно прогоняет людей с площади, и скоро толпа значительно редеет. Мужчина в пурпурном одеянии долго не уходит с площади. Он стоит в отдалении, не обращает на себя никакого внимания и наблюдает за тем, как изменяются настроения в толпе, ловит каждое слово для того, чтобы запомнить и передать. По лицу хлещут упругие струи, но даже дождь не прогоняет его до тех пор, пока мужчина не вздрагивает в один момент. Внешне ничего не меняется, но внутренне он будто получает команду, разворачивается и быстро уходит со своего места.