Смотреть в одну сторону

Танкхуну исполнилось шесть лет, когда родился Ким. Ровно в его день рождения, отвлекая родителей от празднества. Но Танкхун был добрым мальчиком, он не обиделся. Когда его пустили к Киму и маме, восторгу Кхуна не было предела. Он и так заранее решил, что это такой подарок ему на день рождения - целый еще один брат! - но увидев Кима, Танкхун был безоговорочно очарован. Долгие часы он проводил, рассматривая тонкие пальчики, черные завитки волос надо лбом, крохотные суровые бровки. В первый год жизни Кима Танкхун сделал сотни полароидных снимков - Ким плачет, Ким смеется, Ким хмурится. Дальше были другие - Ким рисует, Ким стреляет, Ким-морда-кирпичом. Последних было особенно много - к тоске и боли Танкхуна, с каждым годом их становилось всё больше и больше. Ким замыкался в себе, даже с братьями - покорным отцу Кинном и плещущим энтузиазмом Танкхуном - он старался контролировать свои чувства и их внешние проявления. До поры. Пока Танкхун не зажал его в углу и не потребовал ответов. И тогда первый раз в своем сознательном возрасте Ким-морда-кирпичом расплакался, пытаясь спрятаться в руках старшего брата. Киму тогда было шесть - магический возраст, как по Кхуну, - когда его потенциал был замечен отцом. И Танкхун вполне искренне пожелал тому тогда ослепнуть, чтобы драгоценный господин Корн наградил своим излишним вниманием кого-нибудь другого. Например, десятилетнего Кинна, безудержно любившего отца и заглядывавшего ему в рот. Но все внимание господина Корна было приковано к младшему сыну - возможно, глава империи Терапаньякул уже тогда начинал задумываться о том, кто и какую роль займет в его далеко идущих планах, и маленький логик Кимхан вписывался в них просто идеально. Вот только с аналитическими способностями в придачу шел художественный талант, и Танкхун был счастлив помочь младшему его развить. Когда Ким делал свои первые неуверенные мазки, его лицо расцветало. Он глубоко погружался в процесс, но на лице его, любимом и известном Кхуну до последней черточки, отражалась такая гамма эмоций, что, делая в такие моменты свои снимки, Танкхун прятал их потом максимально далеко, чтобы отец даже взглядом не мог коснуться Кима в этот момент. Но в первую очередь они были детьми. Любимой проказой - из безопасных - Кима и Кхуна было воровство на кухне - на спор,кому попадет от тетушек, работающих на кухне, а кому нет. Кто сколько риса сможет унести в маленьком кульке, а кому повезет утащить креветку или кусочек дуриана. В свое соревнование, длящееся несколько лет, Кинна они не принимали. Выигрывал чаще Ким, но с завидным упрямством Танкхун восстанавливал равновесие. Его способность убалтывать тетушек, отвлекая внимание, была на высоте, практически недостижимой. И если для Кинна столкновение Кима с отцом было неожиданным, то Танкхун ожидал взрыва с интересом естествоиспытателя. К сожалению, первое столкновение Кхун пропустил. Его похитили. Четырнадцатилетний Ким осмелился поднять голос на отца, чего не делал примерно никогда. Отец не хотел отпускать его на поиски Кхуна, аппелируя к возрасту. Ким возражал, что какого дьявола он тогда отправлял его в Японию на обучение у местных якудза? Его не выпустили бы на свободу, если бы он не освоил необходимые приемы, и господину Корну это было прекрасно известно... Более того, он уже рассчитал возможное место пребывания Кхуна, и тех, кто посмел его выкрасть с прогулки в центре города. Корн колебался. Через годы они оба поймут, что отец только тянул время, - та пара дней, когда он не давал хода просьбе Кима, стали для Танкхуна роковыми. Видимо, господина Корна всё устраивало. Когда Танкхун тогда очнулся в больнице и нашел Кима дремлющим на краю своей койки, он поклялся себе, что поможет ему выйти из-под контроля отца. А для этого было необходимо немного сойти с ума. После всех пережитых в плену дней было это не так чтоб уж сложно... - Тебе нужно место, куда ты можешь убежать... - шептал Танкхун Киму, пока на экране плазмы была включена громогласно какая-то дорама. - Но отец... - Не бойся, бро, - усмехался Ким, покровительственно похлопывая старшего по колючему ежику крашеных волос. - У меня есть управа на это. Один человек. - Но... - Не бойся, - повторяет Ким, вешаясь брату на шею. Тактильный. - Он мой человек. Поверь. Танкхун никогда не был в тайном «гнезде» Кима, чтобы случайно не выдать его. Но, полнясь восхищением, он выкупил у художественной галереи его картину «Семейные узы», на которую господин Корн не мог смотреть без сдержанных ругательств... ...- Что там от тебя хотят? - облизывая ложку от остатков риса, спросил Танкхун, указывая взглядом на мобильник, который Ким выложил рядом на стол и периодически оглядывал с недовольным лицом. - Мой менеджер хочет, чтобы я сам отвечал на некоторые письма фанатов, приходящие на официальную почту Вика. Ты сам слышал, мой светлый образ и бла-бла, - Ким закатил глаза. Танкхун прыснул со смеху - его высокомерный брат был иногда откровенно смешон со своими ужимками. - Так давай вместе посмотрим! - воодушевился старший. Ким вздохнул и протянул ему мобильник. Танкхун быстро открыл почту и загрузил последнее письмо. Прочитал. Задумался. - Здесь молодой человек - Порче Питчайя Киттисават - в весьма учтивых выражениях просит Вика о помощи в решении, куда же ему податься после школы. Он деликатно говорит о некоторых способностях к рисованию, которые ему хотелось бы поддержать академическими знаниями, поскольку считает, что знаний, почерпнутых из интернета, недостаточно... Милый ребенок, - Кхун отдал мобильник с открытым письмом Киму и пожал плечами. - Дай ему свои рекомендации по высшим учебным заведениям и закрой для себя этот вопрос. - Киттисават... - Ким задумался. Что-то неуловимо скользило по краю сознания, но что именно - он вспомнить не мог. - Ладно, давай. Вдвоем они составили вежливое письмо с несколькими вариантами университетов, а также с пожеланиями всяческих успехов. Ким ткнул кнопку «отправить» с ощущением сваливающейся с плеч горы. Кхун хмыкнул и возвестил: - Это всё чудесно, но мы написали такую фигню! Ким подавился лимонадом, принесенным молчаливой горничной. - В смысле! Ты же мне сам помогал! - Да, - ответил Кхун. - И с точки зрения профессионализма и известности Вика, это был идеальный ответ. Но совершенно безликий. - Бро, это так работает. Ты вежлив, но отстранен. Чтобы... не это самое. - Понятно, люди разные. Жаль, что этому ребенку достанется такая ... профессиональная отписка. - Ой, иди ты. На том и распрощались. Но почему-то замечание Танкхуна не выходило у Кима из головы. Он снова открыл письмо Киттисавата (знакомая фамилия, черт возьми) и, едва успев понять, что делает, принялся писать новое письмо. «Привет, это снова Вик. Предыдущее письмо было данью вежливости - ну и ответом на твой вопрос, конечно, я попытался вспомнить всё, что знаю об университетах Бангкока. Вот только знаешь, это всё фигня. Если твоя семья не поддержит твоё увлечение - и, например, тебе придется сражаться с ними за право рисовать так и то, что ты хочешь, - никакие академические знания не заставят тебя чувствовать уверенность в своих навыках. Пока тебе не станет всё равно на любое проявление негатива, конечно, но до этого должно пройти еще много времени (если ты думаешь, куда поступать через год, тебе лет шестнадцать, я прав? Время полной зависимости *злой смайлик*). Вик PS: Где я мог слышать твою фамилию?»