Der Himmel fällt

       По помещению разнёсся отрешённый вздох.        Как по закону подлости, все следующие дни, когда ей разрешалось выйти дальше пределов особняка, залитое тёмным перламутром небо разрывалось от разрывающей её полосы молнии. Мир моментально окрасился в девственно-белый, как только долговязый стержень огласил мглу своим звучным прикосновнием. На секунду. Далее — снова в тёмно-сизый, в котором виднелся проблеск забарабанивших по промокшей земле и черепицам крыш дождевых капель.        Инеж оставалось только сидеть на подоконнике и угрюмо лицезреть учиненный природой хаос, будто именно дождь виновен во всех накрывших её напастях. Впрочем, отчасти так оно и было: не реши тот пойти в самый неподходящий момент, и она коротала бы время где-то в безлюдных закоулках города, а не сидела бы в полном одиночестве в унылой комнате.        В такую погоду и речи быть не могло о том, чтобы выйти из особняка, и оттого приходилось снова сидеть в четырёх стенах и смотреть через стекло на двор, который за миновавшее время она могла бы филигранно описать даже с закрытыми глазами.        Дождь, тем временем, забарабанил с новой силой, превратился в буйный ливень, как будто издеваясь над ней. За раз по окну стучало и струилось бесчисленное количество бесцветных капель, припадающих к стеклу и плавным ходом стекающих куда-то вниз, где она больше не могла бы их увидеть.        Это похоже на слёзы.        Наверное, то плакали дождевой влагой восседающие на тучных облаках святые, раздосадованно глядевшие на погрязшее в грязи и похоти государство и желавшие затопить его вместе с обитавшими в нём грешниками, стереть с лица земли. Когда-то давно дядя рассказывал ей, как святые мученики много лет назад поступили так с Равкой, стоило той утонуть не только в водах учиненного природой потопа, а в разврате и жадности, в коей теперь топилась и Керчия.        Кап-кап.        Кап-кап.        Кап.        И так до бесконечности.        Трель разбушевавшейся стихии напоминала месяцы заточения, когда во мгновения безмятежности единственным звуком и напоминанием, что она жива, а вовсе не билась за жизнь в долгой коме, что слух не отказал по неведомой причине, оказывался стук капель о каменный пол. Этот факт изрядно действовал на будто бы оголённые нервы.        Кап.        Кап.        Кап.        Глухо вскрикнув, когда небосвод в очередной раз пронзила блеклая кривая ударившей по пространству молнии, Инеж подскочила на месте и едва ли не выпала с подоконника от неожиданности.        — Не сиди у окна во время молнии, Призрак. Ослепнешь ещё.        По-взрослому наставнический голос побудил Инеж обернуться. У двери в комнату стоял промокший до кончиков прилипших ко лбу волос мистер Мередит, хмурый и недовольный, как слишком рано очнувшаяся в чаще леса сова.        «Ты бы тоже была хмурой и недовольной, попав под сильный дождь» — подумала Инеж, оглянув спадающие с каштановых волос Гарвана дождевые капли.        Но выдала она совсем другое:        — Я думала, вы на работе, — уклончиво произнесла Инеж спустя долгую молчаливую минуту, усевшись спиной к окну и внимательно воззрившись на советника.        Собеседник её хмыкнул:        — Мистер Гейман согласился подменить меня на остаток дня, — безрадостно, скорее даже раздражённо, произнёс Гарван, — но пока я шёл домой, как видишь, хлынул дождь и я промок насквозь.        Инеж и сама чуть было не нахмурилась. Большую часть времени педантичный и ловкий на слово Мередит либо холоден, либо же по-старчески сварлив из-за любой мелочи, что всячески отталкивало её от него, и сейчас был тот самый случай, когда ей хотелось вновь развернуться к окну. Не видеть его. Представлять, что она в этом особняке одна, хотя эта мысль нередко наводила на неё страх.        Но этому не суждено было сбыться, потому что то ли не поняв, то ли не возжелав принять её реакцию, Гарван обратился к ней:        — Через полторы недели в резиденции короля Вегенера состоится празднование Вознесения Гезена, — малодушно оповестил он её, и не поймёшь, был ли он заинтересован в этом рауте, или в его глазах это очередное бестолковое мероприятие, на которое идти — всё равно, что попусту тратить время.        Инеж заставила себя одарить его скудной полуулыбкой.        — Не сочтите за грубость, мистер Мередит, но я слишком далека от керчийских верований, — менее фальшиво, чем ожидалось, усмехнулась она.        И мигом уловила, как её соратник закатил глаза.        — Ну, какая жалость. А я, мягко скажем, не особо религиозен, но сей факт не освобождает меня от обязанности прийти на этот праздник, — тоном истинного жалобника отрезал Гарван. — К тому же, я рассказал это не с целью пригласить тебя. Не забывай, что весь Совет вместе с королём считают тебя за мою прислугу, поэтому вряд ли они сказали бы мне взять тебя с собой. Я хотел, чтобы ты была готова к тому, что я вернусь поздней ночью. Может, ты уже будешь спать к тому моменту, как я приду домой.        — Мистер Мередит, — понуро вымолвила Инеж, и её блестящие чернотой гладких опалов глаза словно бы потухли, — мне двадцать. Неужто я буду бояться спать в большом доме в одиночку?        — Физиологически тебе двадцать, не спорю, — согласно кивнул тот, сомкнув руки за спиной, и Инеж подумала, что выглядело то слишком уж по-военному, — но по разуму ты остаёшься четырнадцатилетней девушкой, которая первое время не могла понять, почему она забыла последние шесть лет из жизни, и потому я имею право проявить небольшую обеспокоенность.        — Последние недели я привыкла считать, что просто ударилась головой, — мрачным тоном поделилась она гнетущим домыслом.        Какое-то время Мередит стоял у дверного прохода, без интереса взирая на неё. Миг спустя его глаза засверкали отливавшим солнечным светом кускам янтаря, подобно двум прекраснейшим самоцветам, а лицо его очертила лёгкая ухмылка.        Инеж она показалась недоброй.        — Рад слышать, что хоть какая-то часть воспоминаний к тебе приходит. Ты и правда ударилась головой после того, как кое-кого втоптали в грязь, — с редкостным злорадством приметил Гарван, как вдруг, будто опомнившись, снова посерьёзнел. — Быть может, ты порадуешь меня ещё одним открывшимся тебе воспоминанием? Ты уже достаточно долго употребляешь лекарство. Не полгода, но вполне вероятно, что хотя бы двадцать-тридцать процентов памяти могло восстановиться.        Невидно для него Инеж виновато заломила брови.        С той поры, как Каз Бреккер снизошёл до того, чтобы оставить в покое её сны и явиться в облике устрашающего миража, она перестала пить таблетки. Ей бесконечно жаль и совестно перед Гарваном, который потратил немало денег не только для того, чтобы выкупить её на аукционе, а ещё и на её осмотр в частной клинике и дорогие медикаменты. Ей скорбно за родителей и караван, за дом, к которому она, скорее всего, больше не вернётся.        Но вместе с тем — парадокс — пожизненное заключение в золотой клетке керчийского особняка виделось судьбой куда более перспективной, чем всю оставшуюся жизнь влачить жалостливое существование осунувшейся от горя ярой последовательницы какого-то мёртвого мерзавца.        — Нет, — покачала головой Инеж. — К сожалению, больше никаких воспоминаний.        Ухмылка мигом слетела с лица Мередита. На смену ей вновь взошла всепоглощающая чопорность, накрывшая собой его поблекшие ядовито-жёлтые глаза.        — Что ж, — безучастно фыркнул Гарван. — Гезен терпелив, и я тоже. Я буду ждать столько, сколько потребуется, Призрак. Даже если на это уйдёт целый год.        «Год» — трезвоном отдалось где-то внутри, точно гам вдребезги разбитого стекла.        Через год она и правда осунется, но не столько от нахлынувшего жгучей волной горя, которое поглотило бы приспешницу Каза Бреккера, сколько от мытарств, которым оказалась подвергнута её инфантильная и не готовая к такой эксплуатации душа.        За содомом бьющегося в окно ливня Инеж не сразу уловила тихий шорох, раздающийся по ту сторону стекла. За ним — гулкие стуки.        Мелко подорвавшись на месте, Инеж отвлеклась от своего соратника и снова обратила взгляд к окну. По ту сторону стучался клювом озябший под проливным дождём пернатый чёрный комочек, настолько взмокший, что она не сразу распознала скукожившегося ворона. Не раздумывая, Инеж, вознамерившись открыть окно и впустить внутрь отважившегося скрасить её одиночество гостя, немедля потянулась к ручке, но тут же голос подал всё ещё стоявший в нескольких метрах от неё мистер Мередит, вовремя предугадав её действия:        — Нет!        Инеж тут же дрогнула от раздавшейся в его возгласе взрослой строгости, да такой, будто с ней говорил не Гарван, а отец, недовольный её поведением.        — Он замёрзнет там, — по-детски осуждающей интонацией запротестовала она, в то время как пальцы всё ещё сжимали ручку в готовности дёрнуть её и впустить ворона.        — Всё равно нет, — непреклонно отрезал Гарван. — Помнится, как-то раз ты говорила мне, что именно там, за нашими стенами, настоящий дом воронов. Вокруг достаточно деревьев, чтобы он укрылся от дождя, оставаясь при этом в своей среде обитания, как и его собратья, поэтому не стоит нарушать законы природы и впускать его погреться, будто это человек.        — О, прошу, — всё ещё не унимаясь, моляще протянула Инеж. — Всего один ворон, мистер Мередит. Он ведь ничего не сделает.        Собеседник выдохнул с демонстративным негодованием.        — Третье «нет», Призрак, — применив весь скрывающийся в нём холод, глухо повторил он. — Этот особняк тебе не птичья фабрика. Тем более, не хватало ещё, чтобы он развёл тут грязь.        Последнее слово осталось за Гарваном. Выпрямившись и поправив воротник угольно-чёрной рубашки, он в последний раз смерил её неприступным взглядом, прежде чем ровным шагом продолжить путь в свою комнату.        Когда Мередит скрылся из виду, Инеж раздосадованно хмыкнула и снова посмотрела на ворона. Тот всё ещё терпеливо выжидал, что над ним сжался и таки впустят в тепло.        — Прости, малыш, — тихомолком виновато произнесла Инеж.        Чёрные глазки-бусинки потупились и пали вниз, точно ворон не просто слышал её, а ещё и понимал. В шуме дождя Инеж услышала его понурое урчание.        Однако вскоре сию молчаливую идиллию неожиданно прервал голос находившегося вдали от них Гарвана:        — Всего один ворон, Призрак!        С завидной скоростью сменив печаль на отраду, Инеж распахнула форточку. Вместе с птицей в комнату проник прохладный воздух, а несколько ворвавшихся в её покои дождевых капель глухо стукнулись о голые колени, заставив девушку вздрогнуть от моросящего прикосновения остервенелой стихии.        Инеж поспешила вновь отгородиться от неё и трель ливня мигом заглушил плотный слой стекла. Ворон, тем временем, отряхнулся, оросив пол и подоконник брызгами грязной воды. В следующую секунду, гулко каркнув, он взмахнул крыльями и подлетел к ней, и Инеж, точно так же, как и в прошлый раз, протянула руки, дабы пернатый гость устроился в них.        Как только ворон осел в её ладонях, она оглянула его вблизи, завороженно хлопая доверчиво-стеклянными глазами. Внезапно Инеж почувствовала себя невинным ребёнком: те же ощущения её настигли в далёком детстве, когда родители, достав бинты и травяные мази, положили ей в руки поранившегося в охотничьем капкане лисёнка, а она так и стояла посреди поля жимолости, смотря на детёныша диких краёв, как на возложенный ей маленький кусочек жизни.        «Иногда забываешь, каково это — когда рядом кто-то, кто не причинит тебе вреда».        Ощущения от этого момента оказались гипертрофированы и поставлены на самый максимум. Инеж хотелось плакать от осознания, что за всё последнее время эта птица — единственное живое существо, которое находилось с ней без выгоды и не собиралось ранить её. Право же, Кеттердам, в котором глупостью было оставаться доброй и милосердной, так ловко и вероломно довёл её до столь плачевного состояния.        «Не это ли — желание выжить в этом грязном городе — побудило меня пойти по грешной тропе и связать себя с самым опасным убийцей?»        Отмахнувшись от наводящих смуту размышлений, Инеж притянула к себе ворона, и тот, будто догадавшись, чего та хотела от него, одним шагом переместился ей на плечо. Далее она, спрыгнув с подоконника, устремилась к залитому голубовато-сизой темнотой долгому коридору, пока ноги, бесшумно шествуя по полу, несли её к другой комнате.        — Мистер Мередит, — дойдя до нужной двери, позвала его Инеж насилу слышным голосом, беспокоясь, что могла потревожить хозяина особняка в самый неподходящий час.        Но Гарван, беспечно покачивающийся на стуле и не сводящий взгляд с бумаг, ответил ей приглушенным «угу».        — Да, Призрак, заходи, — пригласил он её, и только когда она переступила порог комнаты, его медово-золотистые глаза наконец-то возвысились, оглянув гостью. И вдруг одарил её коротким смешком, точно это не он только что брюзжал, чтобы она ни в коем случае не впускала птицу в особняк: — Вижу, ворон тоже решил навестить меня.        Инеж немало изумилась, как только восседающая на её плече чёрная птаха, попятившись назад, ответила Гарвану враждебным шипением, как если бы увидела перед собой намеревавшегося напасть хищника. Советник в ответ скорчился, смерив птицу уничижительным взором.        «Наверное, это не тот ворон, до которого он дотронулся в тот раз» — подумала Инеж.        — Мило, — саркастично фыркнул Мередит. — Ты что-то хотела?        Она коротко кивнула.        — По правде говоря… возник у меня один вопрос, — жеманно подтвердила Инеж, сделав ещё пару шагов навстречу советнику. — Вы сказали, что была целая преступная группировка, которую вы уничтожили.        — Да, — торжествующе провозгласил Гарван. — Была.        — И… и… Каз Бреккер тоже был убит, — продолжила Инеж.        — Именно, — кивнул он. — Все мертвы. По крайней мере, есть хотя бы небольшая вероятность, что кто-то из вашей банды выжил, раз уж вам двоим это каким-то чудом удалось, и мы пытаемся разузнать, не придумал ли Бреккер перед смертью, как бы обезопасить своих товарищей. Но, полагаю, твой вопрос состоит в другом, верно?        В другом.        Вестимо, в другом.        — Верно, — согласно ответствовала она. — Почему я жива? Почему меня не отправили на казнь, а вместо этого заперли в тюрьме, да ещё и на три месяца? Если я, по словам короля, сообщница главного кеттердамского преступника, а по вашим с мистером Кензи словам — ещё и его…        Инеж запнулась, когда все возможные эвфемизмы, лезущие в голову, казались глупыми и неуместными, а самый главный так не желал пронзить собой тишь чужой комнаты.        — Спутница по жизни… назовём это так… то не значит ли это, что меня должны были казнить сразу, как я попала в ваши руки?        С минуту Гарван просто смотрел на Инеж немигающим взором, будто смотрел он не на неё даже, а сквозь неё. В какое-то мгновение она поняла, что её это выводило из себя. Она будто бы не существовала, будто была настоящим призраком, которого никто не видел.        Но Мередит, слегка прикрыв глаза, расплылся в кривой ухмылке и снова усмехнулся, точно сей вопрос доставил ему немало забавы.        — Ты так и не поняла, Призрак?        Его бархатистый голос словно застилал весь мир, заглушал звуки дождя, бьющегося в закрытые окна, а вместе с тем — собственное замершее сердцебиение.        — Королю Вегенеру нужна была не твоя смерть. Ему, как и Пекке Роллинсу, было нужно, чтобы Бреккер с того света смотрел, как тебя с каждым разом уничтожают всё сильнее и сильнее. Чтобы Грязные Руки видел, как тебя запирают в темнице, как допрашивают при всём Совете, а после этого выставляют на аукционе за баснословные деньги, как рабыню. Чтобы он смотрел на это, мучимый собственным бессилием, что в первый раз он не способен что-то предпринять и вынужден молча лицезреть происходящее.        Инеж сглотнула от услышанного. По телу пробежалась моросящая дрожь, а дыхание участилось, но разум оставался на удивление непоколебимым.        — Насколько низким человеком нужно быть, чтобы чувствовать превосходство над покойником? — чересчур взросло подметила она.        — Самодовольным тупицей, который оказался марионеткой своего эго, — пренебрежительно ответил Гарван, и Инеж далась диву от осознания, что он разделял её мнение, а не спешил встать на защиту Вегенера. — Именно таким и является наш король по мнению и Совета, и народа.        — Народа, который сам его выбрал? — недоверчиво уточнила Инеж.        Мередит одарил её очередной ухмылкой.        — Ты ведь довольно-таки умная девушка, Призрак, — вкрадчиво заверил он её. — Не зря же Бреккер любил тебя до такой степени, что ему ничего не стоило убить каждого в этом городе.        — Мистер Мередит! — мигом вспыхнула Инеж. — Это звучит ужасно. Напоминайте мне об этом как можно реже.        — Какая разница, если ты и сама всё вспомнишь? И всё же, — Гарван неспешно встал со стула и приблизился к ней, так, что между оставался лишь один шаг, — давай пораскинем мозгами вместе, чтобы дойти до правильного аспекта: Воллис Вегенер — бывший член королевского Совета. Когда-то мы вдвоём прислуживали предыдущим двум королям, а теперь именно он и становится правителем Керчии и уже я прислуживаю ему. Не кажется ли тебе это странным?        — Неужели… — Инеж изумлённо приоткрыла рот, — выборы были подставными?        — До чего я счастлив, что ты и правда такая сообразительная, как мне и казалось, — хмыкнул Мередит. — Вегенер делал то же, что и все предыдущие короли до него: обещал то, что потом не выполнит, разве что он решился на махинацию и подкупил левые лица для большего количества голосов, тем самым обогнав Натаниэля Лампрехта. Как ты, наверное, смогла догадаться, ничего из обещанного Вегенер не выполнил, только повысил налоги.        — Почему люди не восстанут против такого правления? Это же диктатура, — искренне возмутилась услышанному Инеж.        — У людей во рту кляп, а на руках верёвки. Они молча проглатывают всё это долгими годами. Никто не осмелится сказать что-то против, — пожал плечами Гарван. — Но знаешь, что ещё интересно: фальсификация голосов не прошла бы успешно, не будь в этом замешан главный помощник королей — Эйнер Куарон. Эти выборы были заранее согласованы между ним и Вегенером, вот только Куарон не учёл один момент: с предыдущими королями он часто играл, как с куклами на верёвках, умело врываясь в их разум, но Вегенер, который когда-то был ниже него по званию, в курсе его возможностей. Сейчас Эйнер абсолютно никчёмен против нового короля. Возможно, что в скором времени его даже заменят.        Инеж опустила взор на свои ноги. Прикрыла глаза, встречая объятое тьмой ничего, и тут же открыла.        — Как у вас всё… сложно, — предательски дрогнувшим голосом выдавила она из пересохшего горла.        Мередит в ответ тихо засмеялся.        — Добро пожаловать в самое продажное королевство, Призрак.        Инеж знала: это — самое худшее «добро пожаловать», которое ей только приходилось слышать.