Der Himmel fällt

       Инеж проснулась настолько рано, что багрянец кровавого зарева не успел развеяться и уступить законное место ясному аквамарину.        Она осоловело разлепила глаза и прищурилась, когда озорной солнечный луч попытался беспощадно ослепить её, как беспардонно вторгшийся в чужую обитель путник, и округу залило ярким золотом.        Присев неохотно, она сразу вспомнила события прошедшего дня, когда ей неосознанно приходилось бежать прямиком в жадные лапы обманчивой уверенности, чтобы в итоге оказаться остановленной пришедшей к ней галлюцинацией и пойманной рассерженным мистером Мередитом. Инеж не могла представить, как он будет относиться к ней после случившегося, но почему-то уверяла себя, что каждым своим словом, каждой интонацией, Гарван специально будет напоминать о её проступке.        «Можно ли его винить? — спросила Инеж сама себя, прижав колени и уткнувшись в них лицом. Омрачённый взгляд припал к тёмно-рыжему небосводу. — Он заплатил за меня высокую цену на аукционе, потратился на моё лечение и старался сделать всё, чтобы мне было комфортно в его особняке, пусть даже и ради своей выгоды, а я то выбрасывала таблетки, пока он того не видел, то собиралась сбежать от него».        Если исключить тот факт, что ей в голову внедрили невероятную историю о пособничестве кеттердамскому злодею, а вместе с тем — трагичную любовную эпопею, в ходе которой его убили, а она загорелась кровавой местью за него, то Инеж несказанно повезло быть проданной именно Мередиту, а не кому-то другому из Совета или прибывшего, чтобы выкупить её у властей. Окажись она ещё раз во власти Танте Хелен, то та в отместку пустила бы к ней целую очередь изголодавшихся по молодому женскому телу мужчин, чтобы те имели её до самой смерти.        Гарван ни разу не совершил попыток притронуться к ней: ни в сексуальном, ни в самом простом физическом плане.        Их сугубо профессиональные отношения ограничивались лишь диалогами, порой сухими и короткими до лаконизма, а порой и более долгими, если он замечал, что она настроена на разговор с ним с большим энтузиазмом, чем когда их встречи проходили в темнице.        «Я не причиню тебе вреда, Призрак» — вспомнились первые слова, произнесённые советником, стоило ей впервые ступить в его особняк.        Тогда Инеж, сполна познавшая лжи и людского бесчестия, ему не поверила, ожидала, что за трещавшей машкерой напускного добродушия скрывался какой-то злосчастный подвох, и потому каждый миг ожидала, что мистер Мередит вознамерится превратить её жизнь в ужасающее существование. Так или иначе, а сейчас, пусть он и пытался создавать комфортные условия для неё, было точно так же: Инеж казалось, что она не жила вовсе, а существовала, влачила свою пустую оболочку по бесплодной пустоши, не зная, где и куда себя приткнуть.        Так чувствовали себя при смерти.        В агонии, самой страшной и обжигающей из всех, которые существовали.        Сонливость стремглав улетучилась, как если бы её и не было, и Инеж лениво, борясь с желанием поваляться в постели хотя бы час, сползла с кровати. Несколькими короткими шагами она двинулась к окну, дабы проводить последние упоминания тлеющего костром рассвета, запечатлеть горящую огнями рыжину да застывшую на самой верхушке сангиновую полосу, живо и бойко напоминающую кровавые брызги.        Наверное, это в первый раз, когда провожать раннее утро не так завораживающе, как в потерянной юности.        Она тихо вздохнула: на исполосованной россыпью шрамов душе неимоверная брешь да тоска. Не заполнить.        Вертящееся в ней «хочу домой» заколотило с новой силой, отдалось ударами невообразимой частоты, от которой сбивалось дыхание и подкашивались ноги, а воздух будто вытягивал из неё наружу частичку её самой. Воспоминания о былом плелись в узорчатой сети, призраки прошлого бродили в потаённых мыслях, как в зарослях дремучих лесов, и от них становилось хуже.        — Не спорь! Просто выполняй свою работу! — внезапно рассёк безмолвное утро чей-то ворчливый возглас, в котором Инеж запросто распознала мистера Мередита.        Она посмотрела вниз, мигом увидев стоявшего спиной к ней Гарвана, что-то бурно обсуждающего с мистером Кензи. Последний, чего от неё не укрылось, был немало возмущён подобным отношением к себе.        Орвэлл ответил что-то, что на таком расстоянии Инеж не смогла услышать, как и не смогла по активной артикуляции губ распознать, что он говорил, но по его мимике ей становилось ясно, что второй советник мялся перед Мередитом. Её это удивило: поначалу она была уверена, что эти двое являлись не просто коллегами, а хорошими товарищами, раз уж Орвэлл, в отличие от остальных советников, часто гостил у Гарвана, да ещё и считался её вторым хозяином. Теперь же Инеж думала, что мистер Мередит властвовал над ним, пытался быть высшим звеном в их дуэте, оттесняя более слабого и неразумного Кензи своим умом.        Спустя минуту Орвэлл закатил глаза и буркнул что-то, ставя долгожданную точку в их распрях. Тогда же он, демонстративно подняв шляпу в знак прощания, ушёл.        Мистер Мередит, напротив, прошёл тревожным ходом обратно в особняк, и Инеж, почувствовавшая, как путы любопытства охватили её, направилась к коридору. За коридором — к лестнице, и за ширмой интереса она позабыла о недавнем самобичевании и мыслях, что после произошедшего тот не захочет с ней говорить.        — Мистер Мередит, — осторожно позвала его Инеж, только-только оказавшись на первом этаже.        Но, к своему удивлению, Гарвана там она не обнаружила.        — Я в другой комнате, Призрак, — услышала она краем уха его безучастный голос, и ей подумалось, что он бы предпочёл и вовсе проигнорировать её.        Инеж поёжилась от того, как он заговорил с ней. Это прозвучало до скупой безнадёжности сухо.        Её тело распирало лютыми холодами вопреки тому, что утро выдалось редкостно-тёплым, но, противясь разливающемуся в нутре отвратительному трепету, она шагнула в соседнюю комнату.        Мистера Мередита Инеж увидела там сразу. Он сидел на кресле, лицом к не зажженному камину и причудливой картине с темнокожей танцовщицей. С такого ракурса ей были видны только его голова, едва высовывающаяся за спинкой кресла, и малая часть лица, но она почему-то была уверена, что и оно не выражало ничего, кроме привычной строгости.        — Будь добра объяснить, для чего ты так рано подорвалась? — без тени эмоций вопросил Гарван, будто задавал этот вопрос он чисто ради того, чтобы не просидеть в опостылевшем молчании слишком долго.        Поначалу Инеж замялась, но, найдя ответ, жеманно произнесла на выдохе:        — Так получилось, — и, точно не желая, чтобы они перешли ко вчерашнему, дополнила: — К тому же, разве король не хотел увидеть меня после праздника?        Мередит сухо усмехнулся:        — Верно, — малость воодушевленно согласился он, но тогда же фальшивое добродушие снова сменилось прежним безразличием: — Однако ты всё равно слишком рано встала. Можешь пойти отоспаться, а после и двинемся.        Инеж скомкала уголок рта в утонувших в немоте протестах и потупила взор, и слова, все, которые она только могла произнести, затерялись.        — Я… — сбивчиво протянула она, бегая глазами по периметру помещения, — я хотела подготовиться к приёму. Для меня это что-то… новое.        — Волнуешься перед встречей? — хмыкнул Гарван.        Инеж задержалась с ответом. Он спрашивал, интересовался, пусть и воздвигая апатию в каждом произнесённом им слове, в каждом слоге и интонации, но и это давало ей немало надежд, уверяло, что всё не так плохо, как могло казаться.        — По правде говоря, — начала она, как если бы доверяла страшную тайну надёжному человеку, пусть Гарвана таким и непросто назвать, — да. Волнуюсь. Волнуюсь, что король захочет морально уничтожить меня допросом.        — Не стоит, — замогильным тоном отрезал Мередит, и от этого плечи и руки Инеж покрылись гусиной кожей. — Король Вегенер держит траур. Ему будет не до этого.        Инеж изумлённо вздёрнула брови.        — Что-то произошло? — в вовсе не напускном беспокойстве поинтересовалась она.        И увидела, как Гарван сдавленно кивнул, будто через силу, заставляя себя сделать это.        — Пекка Роллинс был найден мёртвым.        Ахнув тихо, на грани слышимости, Инеж дрогнула от неверия, таком, что первую секунду она подумала, что ей всё послышалось. Ещё вчера Роллинс стоял перед ней, пылающий огнём неистовства и хвастающийся тем, что палец его заклятого врага, человека, который когда-то был её единственной любовью, отныне и навеки висел на его шее как причудливый кулон.        Ей не верилось, что отныне он мёртв.        — Он был предводителем Грошовых Львов, — невзначай дополнил Гарван, хотя Инеж и сама знала это, наслышалась, будучи в плену. — Воллис Вегенер был частью этой банды… Когда-то. У него с Роллинсом были близкие отношения даже после решения Вегенера оставить преступную жизнь и уйти в политику незадолго до того, как Бреккер одолел Пекку. Лишь поэтому он встал на путь к трону: чтобы иметь полную власть над страной и отомстить и за своего лидера, и за свою банду.        — Но кто мог убить мистера Роллинса?        Мередит промычал что-то нечленораздельное.        — Понятия не имею, — задумчиво произнёс он. — За годы, что существовали Грошовые Львы, он мог нажить себе достаточно врагов. Достаточно тех, кто захотел бы с ним поквитаться. Я верен версии, что один из группировки Каза Бреккера выжил и убил Роллинса в ответ за своих товарищей, но не могу утверждать об этом так категорично, когда доказательств на руках нет.        Инеж прикрыла глаза.        Сердце пропустило ощутимый удар.        Пекка Роллинс не воспроизвёл хороших впечатлений и запомнился ей как мужчина весьма скудного характера, но жалость, отголоски пагубного милосердия, отзывались в ней так, что хоть так, что этак, а ей хотелось, чтобы виновного отыскали и приговорили к суду.        — Мне очень жаль, — искренне прошептала Инеж.        Мистер Мередит впился пальцами в подлокотники кресла.        Она думала, что ещё немного, и он вырвет обивку вместе с пухом.        — У него остался сын. Алби, — процедил он, как будто он готов был на всё, чтобы страшнейшее возмездие за отца этого мальчика настигло убийцу. — Не помню, сколько ему лет. Может, чуть больше десяти, а может и того меньше. Он теперь под опекой остальных Львов. Готовится к тому, чтобы однажды занять место отца и править как Бочкой, так и остальными предприятиями, оставленными Пеккой.        — А как же его мать?        — Роллинс был вдовцом, — покачал головой Гарван. — Для короля Вегенера его кончина стала ударом. Как бы его горе не отобразилось на нашей и без того бедной Керчии…        — Соболезную его утрате.        То не было ложью. Она в самом деле соболезновала что королю, что малышу Алби, так рано оставшемуся круглым сиротой. Сострадание к людям было вшито в Инеж одновременно с тем, как она сделала первый глоток воздуха. То являлось пожизненным трактатом, записанным поперёк рёбер кровавыми чернилами, и не поймёшь, было ли то тамгой святых, или дьявола, который обрекал жалеть тех, кто ни во что её не ставил.        Понятие чужого горя изначально чуждо для сулийцев. Она не исключение.        Уже это причина, чтобы перед сном помолиться за душу мужчины, что ещё вчера всеми силами старался унизить её, после чего обманом собирался толкнуть в неизвестность и обречь на новые страдания.        — Мистер Мередит, — осторожно окликнула его Инеж.        — Да, Призрак? — отозвался он ничего не вызывающим тоном, чем напоминал скорее бесчувственное изваяние, нежели человека из плоти и крови.        — Я столько раз слышала, что Каза Бреккера убили ради мистера Роллинса, что он когда-то перешёл ему путь, но ни разу не слышала полной истории. Что же произошло между ними?        Повисло молчание. Долгое. Гнетущее.        Пока Гарван, явно не спеша с ответом, не выдавил из себя глухое «хм».        — Как таковых подробностей я не знаю, — задумчиво, но всё равно гранича с флегматичностью, изрёк мистер Мередит, в жесте рассказчика махнув рукой, — но я помню истории о том, как Пекка Роллинс дурил людей, притворяясь порядочным работодателем и каждый раз прикрываясь новым именем и новой семьёй. Он находил работников, хорошо платил и обеспечивал, обещая горы, а потом бросал их в самый тяжёлый момент, просто исчезая. Будто его и не было.        Инеж встрепенулась от такой правды.        Не успела она что-то сказать, осудить покойного Пекку за его злодеяния, как Гарван продолжил:        — В один день к нему пришел юноша, недавно переехавший в Кеттердам вместе с младшим братом, — невозмутимо вещал он, всё ещё сидя к ней спиной. — По словам Роллинса, этот младший брат и был Казом Бреккером. Ещё невинным и не желавшим никому зла.        Время будто бы остановилось, но в тот же час пространство, казалось, кружило вокруг неё в неукротимом смерче, а услышанное действовало на мыслительный процесс ударом громоздкой кувалды, выбивающей все старые уверенности.        Инеж сцепила зубы до отдающегося пульсацией давления в челюсти. До белого крошева.        — Так что произошло с Казом и его братом? — с чуждым ей нажимом, истинно-взрослой строгостью, которой Инеж не позволяла в общении с советником, пытливо спросила она.        И почему-то не удивилась услышанному:        — Роллинс бросил их так же, как и всех предыдущих работников, — как ни в чём не бывало прямо ответил ей Мередит. — Судя по тому, что я узнал от него, старший брат скончался. Скорее всего, от эпидемии огненной оспы, которая тогда накрыла Кеттердам. Бреккер остался один, будучи ребёнком, хотя я не отрицаю, что, может, кто-то и вызвался присмотреть за ним. Когда они столкнулись годы спустя, Грязные Руки был уже семнадцатилетним парнем. Он обвинил Роллинса в подставе, обвинил в смерти своего брата, после чего заставил пожалеть о содеянном, отобрав титул короля Бочки и уничтожив всё, что тот создал. Вот почему Пекка так желал мести.        «Желал мести».        Месть за месть. Око за око. Недаром люди твердили, что так и слепым можно остаться.        Инеж тихо, но достаточно тяжко задышала. Она хотела сорваться с места и выбежать на улицу, когда воздух показался ей спёртым, будто его кто-то забрал. Она вдруг представила себе это: ребёнок, который по детской инфантильности доверился обещавшему крышу над головой и тепло человеку, из-за чего позже, пережив смерть брата и найдя в себе невероятные силы выжить и жить дальше, оказался вынужден скитаться по улицам чужого города.        Вдох. Выдох.        Опаловые глаза Инеж загорелись придушенным неистовством.        — Тогда чем мистер Роллинс оказывается лучше Бреккера? — выпалила она первое, что крутилось на языке ядовитой змеёй.        И заметила, как проступила на некогда преспокойном и непроницаемом лице Гарвана недобрая ухмылка.        — Вы поглядите, — издевательски растягивая гласные, шикнул Мередит. — Какая душещипательная и трогательная сцена. Ты уже защищаешь его, Призрак?        — Нет! — разъярённо крикнула напрочь забывшаяся от злости Инеж. — Я никогда не посмею оправдывать грешника за его поступки. Что бы меня с ним ни связывало, он не станет исключением. Я просто хочу понять, почему того, кто разрушил стольким людям жизнь и из-за кого ребёнок остался брошен на улицу, вы все ограждаете, идёте ради него на убийства и ставите под угрозу целое государство ради какого-то возмездия, а этого самого ребёнка, которого так жестоко обманули и швырнули невесть куда, зовут самой страшной напастью города и убивают всем Советом и бандой?        — Гезен, Призрак, — обречённо вздохнул Гарван. — Что же заставило тебя так вспылить? Он был ребёнком, и…        — Потому что я тоже была ребёнком, — не намеренно перебив его, в отчаянии прошипела Инеж, — когда меня украли и привели в это королевство. Со мной тоже жестоко обошлись, но гляньте, как всё получилось: преступница именно я. Вовсе не работорговцы, которые меня выкрали, как вещь, и сдали точно так же, как будто я товар, а не человек. Где справедливость?        Мистер Мередит в ответ приглушенно засмеялся.        Инеж не нравился этот смех. Совсем не нравился.        — Ты живёшь в Кеттердаме, Призрак, — многозначительно напомнил он ей, не скупясь на издёвку. — В столице самой несправедливой страны. Даже Фьерда с Шуханом смогли выстоять против диктатуры в своих государствах. Керчия — нет. Знаешь, что отделяло Роллинса от Бреккера? У одного из них были связи с политиком. Чуть позднее — с королём. У другого же не было ничего. Запомни это на будущее: ты можешь быть хоть душегубом, хоть насильником, хоть убийцей и нелегальным сутенёром, но когда у тебя есть такие сильные связи, твои грехи обнуляются.        — Это неправда!        — В Равке, может, и нет, — встав с кресла и обернувшись к собеседнице, Гарван одарил её нахрапистой ухмылкой, — но в Керчии действует именно это кредо. Убивай столько, сколько хочешь. Насилуй и грабь столько, сколько хочешь. Если за тебя стоит горой его величество, то тебе не страшен гнев Гезена.        — Можете называть меня двуличной после всего, что я когда-то сделала, пусть я и не помню ничего, — впервые столь враждебным тоном обратилась к нему Инеж, — но моя религия гласит не убивать.        Гарван смотрел на неё в незримом насмехательстве так долго, что ей хотелось закричать на него, оскорбить, обозвать всеми крутившимися в голове словами, лишь бы он перестал так молчать.        Но во мгновение ока он прервал это безмолвие самодовольным смешком.        — Любая вера так гласит, однако несколько веков люди убивали друг друга из-за религии, которая повелевает не убивать человека, как равное тебе существо. Не это ли — высшая степень лицемерия?        — Я запуталась, — спонтанно для самой Инеж сорвалось с доселе сомкнутых губ. — Иногда мне кажется, что я не понимаю эту жизнь. Не понимаю, как она устроена за пределами сулийских степей, где у людей совсем иное мышление.        — Жизнь наша устроена для того, чтобы задаваться вопросами, на которые ответа никогда не найти, сколько ни мучайся, Призрак, поэтому не пытайся, — фыркнул Мередит. — В ней нет ничего правильного и нет ничего неправильного — есть только не поддающиеся логичному объяснению инстинкты и собственный разум, к которому каждый по-своему прислушивается и каждый по-своему понимает.        Он неспешно взял валявшуюся на письменном столе сумку, медленно, будто нехотя, и вздохнул:        — И каждому страдать от него по-своему. Кто-то попытается что-то изменить, а кто-то будет винить в своих страданиях всех, но только не себя. Но ладно уж, у нас впереди встреча с королём, а я толкую философские речи о религии и бремени человеческого бытия. Тебе надо поесть и выпить таблетку, пока мы не двинулись в путь.

* * *

       — О чём задумалась, Призрак?        В гипертрофированных колерах рассеивающегося рассвета Инеж взглянула на мистера Мередита периферией зрения. Они шли всё это время, не проронив ни единого слова, и даже когда оживлённые уголки города остались позади, а в километрах виднелись размытые очертания дворца, Инеж не спешила заговорить первой.        — Так видно, что я о чём-то задумалась? — наигранно лениво осведомилась она.        — Есть такое. Порой мне кажется, что не проходило за твои годы и секунды, чтобы ты не раздумывала о чём-то, — прямолинейно заявил пожимающий плечами Гарван. — Так что? Изволишь сказать, или оставишь в секрете?        — О жизни. Об истории, которую вы мне поведали. Она словно недостающее звено в сломанной картине, — мигом перешла к ответу Инеж, шагая рядом с Мередитом. — Я думала о другом развитии событий, где мистер Роллинс не поступил бы так ни с Казом, ни с его братом. Где Каз вырос бы нормальным человеком, мы встретились бы с ним при других обстоятельствах, влюбились друг в друга и зажили бы более счастливой жизнью, чем… чем сейчас, когда он мёртв, а я, потерявшая память, с отвращением приняла тот факт, что между нами что-то было.        — Тогда думай об этом иначе. Может, не случись с ним этого переломного момента, и вы бы никогда не встретились. Или ты не смогла бы полюбить его другим. К общей дороге вас обоих могли принести нанесенные кем-то травмы.        — Ну да-а-а, — саркастично бросила ему вовсе не глумливо закатившая глаза Инеж. — Значит, опасного убийцу я полюбила, да ещё и так, что король боится, как бы у меня память не вернулась и я не решила мстить за него, зато обычного парня проигнорировала бы?        — Всякое бывает. Жизнь — череда сюрпризов, приятных и не очень. О, глянь, мы уже пришли.        Она не успела опомниться, как величественные врата резиденции раскрылись перед ними. Перед взором предстали омытые красками золота и белилы долгие коридоры, и в конце одного из них, самого длинного, небольшая дверь, ведущая в зал собраний и важных конференций.        Робкой поступью Инеж засеменила за Гарваном. Отточенная до мнимого совершенства уверенность улетучилась, когда каждый шаг сопровождался отбивающимся от стен дворца возмутительно-громким эхом. Ей здесь не нравилось, и это не только потому, что когда-то в этих стенах её держали как пленённую: в пространстве ощутимо витала атмосфера напряжения. Во всём этом сумбуре роскоши и аристократии Инеж неуютно.        Прошло, казалось бы, лет по меньшей мере пять, когда они наконец-то дошли до нужной двери и когда Мередит открыл её, позволяя узреть восседающего на золотом троне короля Вегенера и сидевшего рядом с ним мистера Куарона.        — Доброе утро, ваше величество, — почтительно поприветствовал Гарван владыку своей страны, хотя Инеж знала, что всё было фальшью: Мередит ненавидел того, кто звал себя королём Керчии.        — Доброе утро, — отозвался король, и Инеж разглядела смуту в голубых глазах Вегенера. — Полагаю, ты слышал обо всём, Гарван? Слышал, какое несчастье наслали на нас в прошедшую ночь?        — Да, мой король. Да упокоит его душу Гезен, решивший забрать Роллинса в свой же день. Я надеюсь, малыш Алби стоически выносит смерть отца, — заученным назубок текстом произнёс он, и Инеж подумала, что вся его былая скорбь была такой ненастоящей, как и слова, которые Гарван говорил королю. — Мистер Кензи сказал, что вы хотели видеть нас с Призраком отдельно. Что же произошло?        — Да так, хотелось узнать, как прислужница Бреккера поживает в твоём доме, — безразлично хмыкнул Вегенер. — Как проходят дела?        — О, поверьте, всё в полном контроле, — заверил Мередит. — Призрак прислуживает мне, а не мальчику-ворону с отрезанной рукой. Она выполняет все мои поручения, а взамен ей позволено жить в особняке как у себя дома, без ограничений.        Эйнер от услышанного фыркнул.        — Что я слышу, Гарван? — будто намереваясь унизить собеседника, сплюнул Куарон. — Создаёшь удобства преступнице без памяти? Вот, до чего ты опустился?        — Это называется когнитивная эмпатия, Эйнер, — тоном настоящего дипломата парировал нисколько не задетый Гарван. — Очень жаль, что диплом по психологии университета Клиффорда Гинсберга не дал тебе подобных знаний.        Инеж потребовалось немало усилий, чтобы не проявить ни намёка на злорадство, когда лицо Куарона перекосило от возмущения.        — Значит, она ничего не помнит? — прищурившись и будто бы не услышав брошенных между советниками колкостей, недоверчиво спросил король. — Ничего не помнишь, Призрак? Ничего о Бреккере?        — Ничего, ваше величество.        — Вот и отлично, — без энтузиазма отчеканил Вегенер. — Может, тебе даруют шанс очистить душу от грехов, на которые Грязные Руки когда-то подтолкнул тебя. Он был монстром.        Инеж едва сдержала себя от желания выпалить обвиняющее «это ваш Роллинс сделал его таким!»        Немыслимо: ей хотелось заступиться перед королём за преступника, о смерти которого она сама ещё недавно молилась святым. После рассказа Гарвана Каз Бреккер виделся ей прошедшим по кривой тропе травмированным ребёнком, брошенным на произвол судьбы и вынужденным слишком рано взять в руки ножи и пистолеты.        Инеж никогда не посмеет оправдать его. Она никогда не посмеет опорочить справедливость и постараться убрать ярлык убийцы с Бреккера.        Но в одном она была уверена: Роллинс не заслуживал всех тех почестей, которые ей приходилось слышать.        — В чём же настоящая причина того, что вы захотели меня увидеть? — для полной демонстрации прокашлявшись в зажатый кулак, задал весьма логичный вопрос Мередит.        — Я не найду себе места на этой земле, пока не узнаю, кто посмел убить Роллинса, — мстительно процедил король Вегенер. — Я хочу собрать поисковый отряд, чтобы он прочесал весь Кеттердам и, возможно, остальные города Керчии. Да кому я вру? Убийца может скрываться в Новом Земе или Шухане, но он должен быть найден!        — Я разделяю ваше горе, мой король, — аккуратно провозгласил оттопыривший указательный палец Гарван, — но всё же повторю свой вопрос: почему вы захотели меня увидеть?        — Поисковому отряду нужен главнокомандующий, — бесхитростно заметил король. — Кто-то, владеющий лидерскими и аналитическими способностями, кто сможет повести за собой целое войско и сопоставить все полученные детали, чтобы добраться до этого человека.        — Позвольте, но я предлагал свою кандидатуру, — расплывшись в недоброжелательной улыбке, вклинился в разговор мистер Куарон, о котором Инеж время от времени успевала позабыть.        — Не пори ерунду, Эйнер, — достаточно грубо сплюнул Вегенер. — Время моего правления показало, что от тебя толку меньше, чем от разбитой бутылки равкианского кваса. Поэтому, — он снова повернулся ко второму советнику, — я хочу, чтобы этим главнокомандующим был ты, Гарван.        Куарон поморщился и отвёл взгляд, но Инеж успела увидеть, как отобразилась в его глазах чёрная зависть.        Она посмотрела на мистера Мередита, уверенная, что он будет ошеломлен от такого рода заявления, но советник, напротив, был абсолютно спокоен.        — Я? — хмыкнул Гарван. — Почему я, мой король? Я отвечаю за экономику Керчии, а не веду расследования по убийству.        — В тебе есть потенциал, — изрёк Вегенер. — В тебе он был и раньше, когда престол принадлежал другим королям, но лишь я смог увидеть его в тебе до конца, сев на трон и увидев тебя в деле. Ты можешь стать кем-то больше, чем экономистом. Ты мог бы возглавить армию, Гарван.        — Даже не знаю, ваше величество, — уклончиво протянул Мередит.        Король нахмурился.        — Я отблагодарю тебя должным образом. Дам столько крюге, сколько ты заслужишь за выполненное задание, или столько, сколько ты сам захочешь. Ты только согласись и не подведи меня.        — Ваше величество, у меня и без того много денег, — резонно подметил шикнувший Мередит, — но раз уж дело чрезвычайно важное, а более подходящего кандидата нет, то я соглашусь, однако в качестве награды попрошу что-то другое.        — Проси, — кивнул Вегенер.        И тогда же, ошарашив каждого в зале, Гарван произнёс:        — Я хочу занять место Эйнера.        Инеж напряженно смотрела то на него, то на короля и его главного советника.        Пока король старался побороть ошеломление, мистер Куарон, побагровевший от злости и наглости Мередита, вскочил с места, да так, что стул, на котором он сидел, с грохотом перевернулся.        — ДА КАК ТЫ СМЕЕШЬ! — едва ли не прорычал он, царапая горло до хрипоты.        — Успокойся, Эйнер, — на утомлённом вздохе попытался усмирить его король. — Ты сдаёшь позиции. Думаю, будет и правда лучше, если Гарван займёт твоё место.        — Как ты можешь так поступить со мной, Воллис?! — фамильярно обратился советник к нему. — Ты король только благодаря мне! Мне! Если бы я не организовал эту грёбаную фальсификацию голосов по твоей чёртовой хотелке, ты бы никогда не…        Инеж вздрогнула и поспешила отвести взор.        Гневную тираду Эйнера прервал громкий звук пощечины, оставленной рукой короля.        — Ты забываешься! — процедил Вегенер, готовый вот-вот разорвать наглеца за сказанное. — Хоть раза три помоги ты мне дойти до трона, я, я твой король! И ты не смеешь разговаривать со мной таким образом или оспаривать мои решения!        Куарон оскалился, оскорбленно взирая на правителя и потирая больную щеку.        Льдисто-голубые глаза Вегенера тут же пронзило холодом.        — Отныне я понижаю тебя, — между рваными вздохами судорожно произнёс он, борясь с остатками разросшегося в нём былого гнева. — Моя новая правая рука Гарван Мередит. Ты же причисляешься к простому кругу советников. Всё уяснил?        Эйнер проворчал что-то нечленораздельное на очередное унижение.        — Не слышу! — рявкнул король.        — Да, ваше величество, — отрешенно прошипел Куарон.        — А теперь можешь идти, — повелительным тоном приказал он, и когда Эйнер, сгорбившись, побрёл к выходу, повернулся к Гарвану. — С сегодняшнего дня на тебе возляжет великая ответственность. Ты готов к ней?        — Я давно готов к ней, — кивнул Мередит. — Я хочу быть тем, кто будет давать вам советы на переговорах с Равкой. Я хочу быть стратегом в возможных войнах против Нового Зема. Хочу быть новым дыханием Керчии. Тем, кто заставит её встать на ноги.        — Это хорошо, — заявил Вегенер. — Тогда ожидай, что ты будешь занят делами Керчии больше, чем обычно.        — Да, мой король. Это очень хорошо.        Инеж оглянулась на Гарвана. Почему-то то, что она слышала, ей абсолютно не нравилось и побуждало ждать беды.