Der Himmel fällt

       Все последующие дни друг от друга практически ничем не отличались, если не считать того, что мистер Кензи время от времени наведывался в особняк Мередита, дабы хоть как-то развеять её скуку, и проводил с ней часы за разговорами. Не о политике. Не о том, как проходило её лечение.        Он был как юноша, нашедший интерес в общении с ровесницей, и едва напоминал угрюмых советников, которых ей приходилось видеть во дворце.        Инеж нравился мистер Кензи, как собеседник, с которым можно было скоротать время. В общении он был куда проще зачастую чопорного Гарвана, который в первые дни её пребывания в особняке на вопросы привыкал отвечать коротко и лаконично, как будто скупясь на лишние слова и эмоции, а немного погодя, наоборот, и вовсе начал вести длительные замудренные монологи, иногда успешно забывая, что его соратница разумом четырнадцатилетняя девушка-чужеземка. Орвэлл, напротив же, моментами напоминал Инеж нерадивого мальчишку, который ввязался в эту политическую игру по чистой случайности и не прочь был бы отдать свой пост взамен на беззаботную жизнь где-то в долгих километрах от Кеттердама, а то и всей Керчии.        Солнце сменялось луной и наоборот.        День сменялся ночью и наоборот.        Сколько бы Инеж ни бродила по зеленеющим окрестностям Грюнкифе, стая воронов ей так ни разу и не попалась, пускай ей всё чаще начинало казаться, что Мджумбе всё это время следил за ней издалека. Смотрел на неё, наблюдал, прекрасно осознавая, что во всём этом круговороте из загадок и незнания она искала именно его, но намеренно не показывался и скрывался со всей стаей.        Инеж не доверяла воронам, относилась к ним с опаской, но спроси её кто-то об этом, попытайся собеседник её понять, в чём причина такого недоверия к не тронувшему её зверю, она бы не смогла дать какое-то логичное объяснение данному заявлению. Каким бы то ни было замысловатым и нелепым, но к ней наведывалась абсурдная мысль, что им были подвластны хтонические силы, что вороны — это некто больше, чем просто птицы, на которых керчийцы повесили ярлык смерть несущих.        Мигом, как по чьей-то не щадящей её воле, Инеж относило воспоминания назад, туда, где она стояла на краю высокой отвесной скалы над сводами киноваревых каньонов, которые поглотили своим молчанием её крик, зовущий тех, кто там же её и бросил. Как в режущем разочаровании она скучающе, точно провожая взглядом только обретённую и тут же вновь потерянную семью, смотрела на удаляющуюся стаю воронов и до боли мечтала обернуться одной из них. Получить от этой жизни крылья. Обрести утерянную долгожданную свободу. Улететь прочь, чтобы больше не возвращаться в эту страну и не познать всех её порочных деяний. Оказаться в родной Равке, среди степей и клумб душистой герани, и плавно осесть в протянутые руки сулийскому мальчонке, который, весело смеясь щербатым на один зуб ртом, отведёт её к родителям.        Инеж чувствовала их, чувствовала воронов, когда смеркалось.        Чувствовала, когда восход сменялся закатом.        Она связывала их с прошлым, хоть этот фрагмент и казался чужеродной частицей изувеченной мозаики. Она считала воронов экскурсом в миражи минувших дней, которые ей пришлось позабыть, и это понимание откликалось амбивалентным желанием как рыскать по всему Кеттердаму в поисках Мджумбе и его стаи, чтобы узнать всё, свалить с себя бремя незнания, так и сторониться, чтобы скорое осознание не оглушило её своей силой. Каждый раз, на каждое такое жизненное чудачество, Инеж с иррационально-глупым упорством находила новые оправдания, связывала это в единый недопонятый портрет, который она потом ещё долго принимала за истину истинную.        А после — раз! — всё это с грохотом крушилось, становилось неправильным, и картину приходилось немедленно реставрировать на новый лад.        Перекрашивать.        Кроить заново.        Но вороны — а она почему-то была в этом уверена — являлись важной составляющей её забытого прошлого, той частью, которая так рьяно, на пару с мистером Мередитом, желала, чтобы она всё вспомнила и больше не жила слепым котёнком в неведении. Понимание того, что едва ли не всё мироздание благоволило, чтобы посеянный в ней Грязными Руками демон очнулся и взял в руки ножи вовсе не для того, чтобы резать ими пищу, удручало, наводило смуту, однако Инеж была слишком слаба что силой, что волей, чтобы суметь ему хоть как-то воспрепятствовать.        Небылица.        Самая настоящая.        Такое могло быть только в Керчии. Все неповторимые чудеса родной Равки, оставшиеся там же, вызывали незыблемый восторг и зачарованность. В Керчии же — отвращение и страх.        И больше ничего.        Инеж вышла на крыльцо особняка на слишком раннем рассвете, когда над тянувшимися вверх куполами домов гордо восседал безбрежный багрянец алчущего зарева, когда по замершей небесной сфере ленивым ходом расползались рваные карминовые облака, почти сливающиеся с небом. Она поёжилась, но, к сожалению, то было вовсе не от холода, хотя Инеж сейчас отдала бы, что у неё только оставалось, чтобы причиной оказалась именно студёная погода: мир, когда-то казавшийся ей золотым, как глаза хозяина особняка, нещадно залило красным цветом. Будто кровью невинных. Кровью, которую пролило жадное к власти правительство на недавнем митинге, уже не глядя и не разбирая, убивали ли они стариков или детей, случайно оказавшихся неподалёку от мятежа.        Она никогда не думала, что станет свидетелем зрелища столь неотразимого, сколь и устрашающего.        — Могла бы и доброго утра пожелать мне приличия ради.        От наигранно-укоряющего голоса за спиной, как будто с ней говорил желавший пожурить её родитель, Инеж резко встрепенулась, как от громоподобного удара под дых. Его обладателя она распознала сразу же, и потому в следующий миг, не мешкая ни разу, она неторопливо развернулась.        За ней, сидя на пластмассовом стульчике, беззаботно читал утреннюю газету мистер Мередит.        — Вы вернулись, — с большей долей энтузиазма, чем та, что предполагалась изначально и которую ей вообще стоило проявлять, воскликнула тихо подошедшая к нему Инеж.        Гарван подавил короткий смешок.        — Ну, как видишь, мой дом именно здесь, а о переезде я ещё не задумывался, — без намёка на ехидство ответил мистер Мередит, сосредоточивший всё своё внимание на новостях в газете, словно намеренно не глядел на неё.        — И… как прошло расследование в Белендте? Мистер Кензи пару дней назад сказал, что вы никого не нашли, но, может, чуть позже нашлись зацепки?        Отвлёкшись от занимательного, но весьма непонятного для неё речитатива, — с таким же успехом Инеж могла взять в руки инструкцию по постройке огнестрельного оружия на равкианском или сулийском — Гарван, посуровевший от упоминания о поисках, покачал головой.        — Совсем ничего.        Что ж.        У Инеж не было и сомнений.        Надежда, так или иначе, находилась.        — На следующей неделе король Вегенер хочет отправить меня с войском на расследование в Эйл Комеди.        Неожиданно в тоне его, доселе преспокойном, просочилась насмешка вкупе с презрением, испытываемым к королю.        — Это всё равно, что загонять себя в тупик. Убийца может быть вовсе не в Керчии или, наоборот, когда я буду в Эйл Комеди, где и так кроме разваленного парка аттракционов ничего нет, ему взбредёт светлая мысль перенаправиться в Белендт, из которой я только вернулся. Призрак, вспоминай уже всё быстрее и избавь меня от пустой траты времени, иначе это затянется на долгие годы. О Роллинсе на тот момент все уже забудут.        — Ну, знаете, — слегка насупилась Инеж, — побочные эффекты от лекарства действуют очень хорошо и быстро, а вот воспоминания, наоборот, приходят очень медленно.        — Хочешь сказать, — вся былая шутливость покинула Гарвана, и взгляд его сковала лёгкая толика взрослой строгости, — что за это время ты ничего не вспомнила?        Она замялась. Сумбурные фрагменты прошлого, которые ей посылала сшиваемая таблетками брешь в памяти, могла и не быть частью воспоминаний, пусть и не тех, которые от неё ждали. Передавать Гарвану частичку своих параноидальных видений Инеж категорически не хотела, но она не могла быть уверена, что это всё не являлось настоящим.        — Было что-то, — жеманно и уклончиво оповестила она, отведя в сторону взгляд. — Не очень ясное, расплывчатое, и я, кажется, была ещё слишком юной. Лет шестнадцать. Или пятнадцать, наверное. Каз лежал на кровати, пока я стояла над ним с кинжалом в руке. Это выглядело так, как будто я… будто я…        Вновь посмотрев на Мередита, Инеж разглядела отобразившееся на залитом алым светом солнца лице явственное недоумение.        Нарочито громко прокашлявшись, он снова уткнулся в газету.        — Понимаю, — торопливо произнёс Гарван, точно желая как можно скорее закрыть эту тему и более не возвращаться к ней, — между парами иногда бывают ссоры и все справляются с нею по-своему. Или же им просто хочется добавить в отношения остроты и они находят самые необычные способы. Не буду осуждать твои необычные предпочтения, если пообещаешь не вдаваться в подробности.        От кольнувшего её возмущения Инеж приглушенно ахнула.        — Это не то, о чём вы могли подумать, — тут же выпалила она.        Ответом послужило победоносное хихиканье притаившегося за чтивом Мередита.        Мысленно Инеж пожурила нерадивого советника за необдуманно брошенную колкость, но, шумно выдохнув, попыталась замять этот инцидент. Она внимательнее посмотрела на газету, на строки непонятных ей букв, как вдруг в нагромождении надписей ей попался портрет знакомой белокурой дамы, выглядевшей так, будто любой попавший ей в руки будет немедля разорван на части.        — Это та женщина, которая перед вами хотела выкупить меня на аукционе. Что произошло с ней? — осторожно поинтересовалась Инеж, ткнув пальцем на фотографию.        — А? — лениво отозвался заглядывающий на внешнюю сторону газеты Гарван. — А, ты про Танте Хелен. Она владелица известного разнообразием работниц борделя. Её бизнес был недавно закрыт властями.        — Закрыт? — неверяще переспросила Инеж, применив всю силу воли, чтобы не выдать отраду от этой новости. — А-а-а… но… как? Из-за чего?        — В бордель завели украденную из Шухана каэлку, — снова уткнувшийся в чтиво Мередит неспешно перевернул страницу. — Кажется, ей даже десяти не было, но этот нюанс никого не побеспокоил. В первую же ночь к ней наведался клиент — пятидесятилетний мужчина. Девочка скончалась из-за внутренних повреждений, а мисс Ван Хауден не смогла замять это дело. Было ясно, что её новая подопечная оказалась в Зверинце не по собственной воле и что её заставили подписать контракт, суть которого она не понимала.        Инеж съёжилась. Она вдруг задумалась о родителях так трагически погибшей девочки, о том, что те даже не знали и уже не узнают о её кончине.        «Если только они не продали её сами».        — По правде говоря, Хелен ещё крупно повезло, — презрительно хмыкнул Гарван. — Закрытие Зверинца было меньшей проблемой, которая у неё могла быть. По законам Керчии в борделях запрещено принимать клиентов девушкам, не достигшим половозрелого возраста. Её могли посадить в Хеллгейт как минимум на пять лет, но мисс Ван Хауден стоило бы хорошо отблагодарить своего адвоката, который вытащил её из этой передряги и добился минимальных потерь вроде закрытия бизнеса. А что такое, Призрак? Что тебя так заинтересовало в ней?        На рваном выдохе Инеж села рядом с Гарваном.        То ли от скуки, то ли от бессилия, она взяла в ладонь нагретый камушек и недалеко откинула.        — В тот день, когда решалась моя судьба и когда вердиктом было продать меня, я соврала королю. Я помнила, куда меня отдали работорговцы. Они передали меня в Зверинец, в руки Хелен. Я… я помню три месяца оттуда, мистер Мередит.        На периферии зрения Гарван, откладывая газету и вставая во весь рост, покачал головой.        — Тогда мне стоит похвалить тебя за то, что ты додумалась соврать, — безукоризненно сказал он, стряхивая мелкие пылинки с одежды (кажется, она впервые видела его не в костюме). — Если бы ты сказала правду, король немедля сдал бы тебя обратно в Восточный Обруч. Полагаю, это не та кульминация, которая была бы нам выгодна, не так ли?        Но вместо ответа с неё сорвалось другое:        — Что случилось с остальными работницами после того, как Зверинец закрыли?        Мередит ухмыльнулся уголком рта.        — Что я слышу, Призрак? — почти глумливо вопрошал он. — Ты уже разглядываешь другие варианты, если бы тебя выкупила Танте Хелен? Боюсь, они тебя не сильно обрадуют, потому что остальных работниц перенаправили в иной вид рабства, решив, что Керчии нет смысла терять рабсилу: кто-то работает служанкой у знатных купцов и магнатов, кто-то работает на чайных и сахарных плантациях, а кто-то моет тарелки в дешевых забегаловках и получает копейки. Это, конечно, судьба куда лучше, чем дом удовольствий, но итог один: никто из них не вернётся туда, откуда их украли. У тебя же будет такая возможность.        Инеж свела брови домиком, стоило колебаниям снова закрасться к ней.        «Я надеюсь на это».        — Пойдём, пройдёмся до того холма, Призрак. Таблетки потихоньку делают тебя слабее, дай себе хоть немного подвигаться, — незатейливо предложил Гарван, махнув в сторону невысокого земляного бугра.        Инеж вяло привстала, неторопко последовав за советником.        Напоминающий шёпот природы ветер ласково заколыхал покачивающуюся траву, подул ей в лицо, отгоняя остатки сна. Снова подумалось, что зов природы — лишь посланный усопшим возлюбленным знак, что он хотел дать её знать о своём присутствии, о том, что он всегда рядом. В последнее время это понимание не заставляло до боли содрогнуться в страшнейшей оторопи, не заставляло ёжиться, как от тянувшейся к ней лапы чёрта. Она подалась вперёд, несильно хлестнув по боку нещадно распотрошенной ветром косой.        Мистер Мередит окинул её беглым взглядом, приметив, что она заметно отставала от него, и потому размашистые шаги его моментально перетекли в размеренный прогулочный ход, будто он и не торопился никуда. Будто всё вокруг могло подождать своего времени.        — Можешь представить, что скоро это всё закончится? — с несвойственным ему душевным подъёмом произнёс он, лицезрея изящество по-истине кровавого рассвета.        — Нет, если честно, — Инеж покачала головой. — Потому что то, что вы представляете после моего исцеления, отличается от того, что представляю я.        — Возможно, — с удивительной лёгкостью согласился Гарван, и она не знала, правда ли он соглашался с ней, или же просто не хотел спорить. — Возможно, в твоём представлении я окажусь сразу же нашпигован кучей ножей и буду брошен к вратам королевского дворца, с вырванными глазами и языком, позорно проигравшим в схватке с женщиной. Не буду врать: проиграть в бою с тобой для меня не будет позором, но я бы всё же предпочёл ускользнуть живым из-под твоего орудия.        — Я тоже подумывала о таком исходе, но я не хочу этого. Бывает, я думаю о том, что даже не хочу оставлять вас.        — Вот как? — саркастично переспросил он. — Я требую от тебя предельной честности, Призрак, но какой-то парадокс выходит: ты два раза пыталась перехитрить меня и миновать возвращение памяти, а сейчас говоришь, что не хочешь оставлять меня в Керчии.        — Три раза, мистер Мередит, — несмело поправила его Инеж.        Гарван испустил утомлённый вздох:        — Ты таки пыталась сбежать в Равку, пока я был в Беллендте?        — Нет, не пыталась, — бесхитростно ответила она. — Но был момент, когда всё для меня стало слишком… невыносимым. Когда начались эти галлюцинации, когда меня начали преследовать вороны, когда на меня давили, и я… я… Не выдержала в один день. Почувствовала, что…        — Призрак, — резко похолодевшим голосом перебил её Гарван. — Я требую честности, а ты всё тянешь и тянешь. Что ты пыталась сделать?        Инеж замолкла, сверля неуверенным взглядом спину Мередита и не зная, как правильнее будет преподнести такую новость.        Но, набрав в лёгкие воздуха, она поставила решающую точку:        — Я пыталась наглотаться таблеток.        Гарван остановился. Она повторила за ним. Инеж не могла даже приблизительно представить, какую реакцию могло вызвать её столь обескураживающее признание, особенно у мистера Мередита с его, казалось бы, ограниченной экспрессией.        Наконец-то его голова повернулась, так, что она могла увидеть его оцепеневшие лютиковые глаза, и тогда же, сглотнув, он заговорил на громком выдохе:        — Что ж… — и тогда же замолк, так же неожиданно, как он и начал говорить. — И… что же тебя остановило?        — Он опять появился, — робко оповестила Инеж, не зная точно, какой ответ от неё ожидался. — Появился именно тогда, когда я уже собиралась открыть первую таблетку. И… и… это было в первый раз, когда он заговорил со мной. Он сказал, чтобы я не смела этого делать.        Она перестала говорить тогда, когда до ушей донеслось приглушенное ворчание изнеможенно потирающего переносицу Гарвана.        — Итак, Призрак, ты открыла правду, но что же тебя подтолкнуло рассказать мне это?        — Я вам доверяю, — как никогда прямо дала знать ему Инеж, подойдя ближе. — Я говорила уже: вы хороший человек, хоть с самого первого дня в темнице и вызывали у меня совсем другое впечатление, поэтому я доверяю вам.        — Очень трогательно, но не спеши с выводами, — мрачно предупредил её мистер Мередит. — Я совершил немало вещей, которые скоро поменяют твоё мнение обо мне. Ты не знаешь, какую роль я сыграл, когда вас с Бреккером нашли.        Потупив взгляд, Гарван обессиленно пнул валявшийся по пути камушек.        — Мне жаль, что тебя постигла такая участь, — виновато изрёк он, чем немало удивил Инеж. — Будь моя воля, я бы отпустил тебя сразу, не возвращая тебе память и позволяя снова жить в своём мире, где люди никогда не поступают с тобой так, как это делают в Кеттердаме, а если бы не смог, просто оставил бы тебя с собой, не строя никакие козни. Но сейчас такой возможности не предоставляется, увы. Мы слишком далеко зашли, чтобы отступать.        — Да, — квёло согласилась она, — слишком далеко.        — Может, годы спустя ты захочешь вернуться в Керчию под давлением воспоминаний, а я предоставлю тебе возможность отомстить мне за то, что я сделал.        — Может.        — И тогда мы точно будем квитами.        Инеж не нравилось это слово, но она, не сводя взгляда с восхода, медленно теряющего былой багрянец и окрашивающийся в рыже-золотистый, дарящий надежды на лучшее, всё равно ответила ему кивком.