* * *
— Э, глянь, — в пересветах мшисто-зелёного юноша подкинул в воздух монетку и тут же ловко подхватил её. Та за мгновение до этого прельщающе блеснула в свете лампы. — Настоящая, земенская. Не фальшивка какая-то. Его собеседник, грузный мужчина с банданой, задумчиво промычал что-то в ответ, чего в шумихе стен Клуба Воронов он не смог услышать, но по лицу старшего становилось предельно ясно: тот явно недоверчиво относился к нему. Юнец кое-как выудил из себя нервный смешок: — Честное керчийское, друг мой! Но мужчина лишь громко зафырчал на его абсурд. — «Честь» и «Керчия» — понятия совершенно разные и не пересекающиеся. Уж я-то за пару месяцев жизни в Кеттердаме это понял. Что ж. Отрицать то смысла не было. Однако в следующую секунду мужчина с прищуром посмотрел на сжатую меж пальцами соратника монету. — Точно настоящая? Младший, расплывшись в хитрющей улыбке, подкинул денежку, отчего та упала прямо в руки сидящего визави. — Обижаешь, братец! — заговорщически подмигнул он. — Я к тебе как земенец к земенцу, по доброте душевной, нашу родную монетку предлагаю, а ты меня во лжи винишь. На, проверь! Такие только в Новом Земе делают. Можешь понюхать даже, юрдой аж за километр прёт. Мужчина пару раз повертел монету, внимательно разглядев её со всех сторон и, по-доброму усмехнувшись, подбросил её. Секунду спустя та скрылась в его большом сильном кулаке. — Охох, верю, малыш, верю! Даже проверять не буду, — хохотнул он, хлопнув младшего по плечу так, что тот согнулся и с рваным выдохом впечатался лицом в стол, едва ли не попросив проявить чуть больше уважения к его позвоночнику. — Раз уж свой, земенец, то поверю, конечно же! А то слыхал, стрелок Бреккера всё ещё ошивается здесь и дурит людей. Попадись мне он, так свернул бы этому подлецу шею — У-у-уф, — жалостливо простонал юноша, старательно потирая покрасневший от удара лоб. — Да, слышал о нём. Но, эй, посмотри на меня. Как такой красавец может кому-то соврать? Но старший фыркнул вдруг. — Так, ты свои попытки соблазнить меня при себе оставь. И если встретишь этого придурка, дай ему за меня по роже. Кажется, если не изменяет мне память дырявая моя, звать его… — ДЖЕСПЕР! — раздалось почти на всю округу. Услышав в толпе своё имя, юноша стремглав обернулся в поиске позвавшей его девицы, но в следующее мгновение, поняв, как сглупил своим необдуманным поступком, боязливо съёжился. Произнеся тихое «упс», он снова повернулся к побагровевшему от осознания соотечественнику. — А-а-ам… — протянул Джеспер, и тогда же, улыбнувшись невинно, во все зубы, как ни в чём не бывало пожал плечами. — Ой? Прошла секунда. За ней ещё одна. И ещё пять. — Ах ты ж шелудивое…! Мужчина резко вскочил со стула и попытался дотянуться до него, но Джеспер, взвизгнув, поспешил ретироваться. Каким нецензурным выражением его прозвали он так и не узнал, потому что совсем скоро нагнулся и скрылся в окружении посетителей (что с его ростом, конечно же, выдалось делом непростым). Люди, которых довольно-таки высокий стрелок принялся панибратски расталкивать по сторонам и наступать им на ноги, лишь для виду проговаривая беглые и лишенные всякого раскаяния «простите-извините», гневно заворчали. Когда Джеспер обошёл толпу и скрылся от посторонних взглядов за стеной, он тут же увидел виновницу его провалившейся авантюры. — Инеж, знаешь, когда я просил не появляться из ниоткуда, как ты любишь это делать, то имел в виду не… — Джеспер прервался и взмахнул рукой, не в силах подобрать подходящий под ситуацию эвфемизм, — это. — Джес, ты встречаешься с одним из самых богатых парней Кеттердама, а всё ещё разводишь людей в Клубе Воронов на деньги, — без упрёков напомнила ему Инеж. — Во-первых, это привычка, которая никуда не денется, пусть купчик будет даже самым богатым из всех купчиков во всём мире, я уже молчу про Кеттердам или Керчию. Во-вторых, дурить филь всегда будет весело, а в особняке Ван Эков таких привилегий мне не прилагается. И, в-третьих, — Фахи набрал воздуха, прежде чем выпалить: — Гезена и тётушки Евы ради, что с твоей рукой? — Вот поэтому я тебя и позвала, — Инеж прикрыла рану краем порвавшейся ткани. — Где Дриггенс? — Ох, — отнюдь не воодушевленно проронил Джеспер, — боюсь, он сейчас латает Ротти. Ему прострелили ногу во время разведки. И вдруг, щёлкнув пальцами, — чего Инеж не услышала в царившей вокруг суматохе — заявил: — Но ты не волнуйся, главное! — Я и не волнуюсь. — Я позову Каза, — будто бы не услышав её, заключил стрелок. — Джес, нет, — хмурясь, Инеж покачала головой. — Джес, да! — ухмыльнулся он. — Я не истекаю кровью по колено и не умираю, потому могу сама забинтовать рану. Просто Дриггенс казался мне более компетентным в этом деле. — Что я слышу? — театрально ужаснулся Джеспер, когда Инеж уже развернулась и засеменила к лестнице. — Неужели ты не доверяешь нашему любимейшему и единственному боссу, что не хочешь, чтобы он, как полагается твоей второй половинке, вылечил этот ужасающий шрам? Остановившись, Инеж коротко вздохнула и вновь обернулась к стрелку. На нём цвела самая что ни на есть на свете инфантильная улыбка. — Джес, — вкрадчиво обратилась она к нему, но то, что Инеж сказала после, совсем не вязалось с её дружелюбной интонацией: — если ты скажешь Казу о том, что увидел меня с этой раной, то я расскажу ему во всех известных мне подробностях, что ты снова проиграл все крюге на играх, обманывая посетителей. И, судя по утрированно-возмущённому взгляду Джеспера, условие было более, чем подходящим. Звонко засмеявшись, Инеж мигом юркнула вверх, слыша кинутое ей в адрес безобидное «нахалка!». До её комнаты всего три минуты и пятьдесят восемь размашистых шагов по залитым медовыми лучами зелёным коридорам. Ещё шесть лет назад она ненавидела их и тайно от каждого таила исполинскую надежду, что совсем скоро ноги в последний раз проведут её по сводам стен Клуба Воронов. Пять лет назад Инеж приняла свою судьбу со смирением, напоминая, что, так или иначе, а она сама приняла решение стать частью Бочки. Теперь, когда за плечами оставались ещё три года добровольного пребывания среди Отбросов, это место удивительным образом стало родным домом, а обитавшие в нём люди — второй семьёй. Уже в комнате Инеж настиг лёгкий порыв прохладного мартовского ветра. Вместе с ним — запах душистой липы, чьи оголённые ветви бесшумно бились в закрытые окна. Она побрела к шкафу, мигом отыскав в нём аптечку. На всех Отбросов у них был только один целитель, что усложняло задачу как Дриггенсу, у которого целый день могли занимать лечения раненых и непростые операции, так и для Отбросов. Из-за такой дилеммы последние часто были вынуждены обслужить себя сами или довериться кому-то, у кого-то имелся хоть небольшой опыт в целительстве. Инеж не редко бинтовала или зашивала раны своим товарищам по орудию, но одно дело помочь другим. Другое — вылечить саму себя, без посторонней помощи. «Ничего сложного здесь нет, — уверила она себя, параллельно дезинфицируя иглу. — Дриггенс же себе как-то зашивает и бинтует раны. Может, и у меня выйдет?» Однако напоминать себе, что у Дриггенса всё-таки был немалый опыт, когда зашивать себя самостоятельно являлось жизненно необходимым, Инеж не стала. В тот час же в комнате раздался скрип. Стоило ей уловить посторонний лязг, как её глаза стремглав поднялись и устремились вперёд, к слегка приоткрывшейся двери. Погодя немного, в комнату зашёл не дожидающийся приглашения Каз. Отложив иглу в сторону, Инеж подавила вздох. — Пару дней назад ты чуть не довёл до обморочного состояния Пима, потому что он зашёл к тебе не постучавшись, а теперь ты делаешь то же самое, — без укора произнесла она. Тот выдохнул, но нисколько не выдавал усталости. — Прости, — с самым что ни на есть фальшивым раскаянием ответил Каз. — Джеспер сказал, что тебя ранили, но не сказал, насколько всё плохо и не истекаешь ли ты тут кровью. — Ах, Джеспер сказал… — многозначительно прошептала Инеж, отведя в сторону взгляд. — Верно, — с присущим ему истинно-бреккеровским спокойствием кивнул он, оказавшись рядом с ней. — И про то, что он опять проиграл все деньги на ставках и чуть ли не погряз в долгах, он тоже мне рассказал. «Не оставил мне шанса отомстить» — угрюмо поразмыслила Инеж. Когда расстояние между ними оказалось преодолено, Каз нагнулся, дабы быть на одном уровне с ней, и в не двусмысленном жесте руки указал предоставить ему вид на ранение. — Давай посмотрим, что у тебя, — сказал он так, будто речь шла вовсе не о ножевом ударе, а о выборе платья или детском рисунке. Тем не менее, стоило ей показать длинный кровоточащий порез, Инеж мельком заметила, как вся беспечность Каза исчезла. — Ага… и кто? — Чёрные соколы. Четыре человека, — и, решив, что эта информация будет ему не менее важной, уточнила: — Без предводителя. Внимательно разглядывая рану, Каз снова кивнул. — Каллахану на днях прилетит от меня сюрприз. И это — всё, что он сказал. После Каз потянулся к небольшому платку и пару раз провёл им по свежему порезу, намереваясь остановить кровь. Платок он отложил совсем скоро, и вскоре, подготовив иглу с нитью, Каз аккуратными движениями принялся зашивать ранение. Молча. Не проронив ни слова. Всё это время Инеж изучающе следила за тем, с какой уверенностью двигались пальцы Каза. Она вспомнила: в случаях, когда Дриггенс был занят самым тяжело пострадавшим и оставлял остальных на попечение себя или друг друга, её латал именно Каз. Инеж не знала, были ли у него с самого начала так долго скрываемые знания в сфере медицины, или же он время от времени посматривал, как работал их целитель, но иногда она всерьёз задумывалась над тем, что не приведи его судьба в Бочку, он бы стал неплохим врачом. «Но тогда мы бы не встретились» — тут же безжалостно напомнил свой голос в голове. Внезапно после нескольких молчаливых минут её раздумья прервал Каз: — Почему ты не хотела, чтобы я узнал о нападении? — ровным тоном спросил он, не отвлекаясь от дела. Инеж нисколько не замялась, пусть и не хотела отвечать на вопрос: — Ты часто занят, — честно изрекла она, приглушенно зашипев, когда игла вновь воткнулась в разорванную кожу. — Не хотела тебя отвлекать. Его брови на секунду взметнулись вверх, но тут же Каз вновь принял прежнее мало что выдающее выражение лица. — Вот оно что? — не меняющейся интонацией изрёк он тогда, когда шов был почти готов, но глаза на неё он так и не поднял. — Я уже подумал, тебе не нравится, когда тебя лечу я. — Это не так, — тихо отозвалась Инеж, оперевшись щекой о стену. Он не ответил, сосредоточившись на последних петлях больше, чем на её слова. Инеж слегка удивилась: ещё в семнадцать для Каза подобная рана была бы смехотворной и он скорее отправил бы своего солдата — даже её — в поле боя, взяв его за шиворот и толкнув вперёд, чем принялся бы самостоятельно лечить его. Но в следующий миг в памяти всплыл их неожиданный диалог, который они завели два года назад. Вместо молитв, которые по обычаю принято было проговаривать в таких ситуациях, Каз нервно бормотал себе под нос проклятия, предпочитая только через окно комнаты лицезреть, как тела двух членов банды накрывали чёрной тканью и готовили к похоронам. Инеж же, впервые настолько мрачная, стояла за ним в чернильном сумраке, и хоть она привыкла видеть смерть воочию, наблюдать за происходящим ей не хотелось. — Мы потеряли уже семерых за последний год, — процедил Каз столь моросящим тоном, что Инеж на короткое мгновение подумала, что для него эти потери ничего не значили. — Так и всю банду потеряем. — Каждый раз мы играем с жизнью и пытаемся перехитрить её. Однажды ей просто надоест быть обманутой, — отрешенно подметила решившаяся выйти из тени Инеж. Он кивнул, слабо и едва заметно. — Верно, — на её полнейшее недоумение, Каз согласился с ней слишком легко, не дав себе ни секунды, чтобы поразмыслить и поискать аргументы против её слов. — И в основном это бывает именно на тех заданиях, из которых меньше всего шансов выбраться живым. Жадность склоняется передо мной, но хочет за это плату. Если для нас оплата — это деньги, целая гора крюге, то для неё — наши жизни. Инеж остановилась, когда взгляд уловил, как кулак Каза сжался на выстроганной из эбенового дерева голове ворона. Даже через перчатку она видела, как выступили на его руке мышцы. Наконец-то он повернулся к ней, позволяя узреть загоревшееся в тёмно-агатовых глазах пламя незатухающего огня, разве что теперь огонь этот горел слабее, чем в предыдущие разы. — Я провёл долгое время в раздумьях, — твёрдо оповестил Каз, срываясь на знакомое ей ожесточение. — Вспомнил Ледовый Двор. То, как мы несколько раз рисковали своими жизнями. Или то, как я рисковал всеми вами. Взор Инеж припал к неровной глади пола, точно она не желала смотреть на него сейчас. Она всегда готова поддержать Каза, но когда тема заходила о Ледовом Дворе, то отрицать очевидное ей казалось глупостью: именно из-за его жажды к риску и деньгам они чуть было не погибли в тот день. — Нас тогда спасли… непредвиденные обстоятельства, — малость жеманно продолжил он. — Когда мы собирались отплывать, Феролинд могли утопить заставшие нас дрюскели. Нас спасла только жертва Нины. Не решись она применить на себе юрду-парем, нас бы давно могли казнить при всех фьерданские солдаты. А что было после… Инеж непонимающе посмотрела на него. — А что было после? — переспросила она, поняв, что спустя два года воспоминания о Ледовом Дворе стали нечёткими и призрачными. У Каза же сей невинный вопрос вызвал безрадостный смешок. — А после тебя украли на Вельгеллюке, — даже не пытаясь смягчиться, напомнил он, выпрямившись. — И мне остаётся только представлять, на какую хитрость ты пошла, когда Ван Эк собирался раздробить тебе ноги. Инеж передёрнуло. Вопреки обещанию быть с Казом честной, она никогда не рассказывала, как именно ей удалось миновать участи прожить до конца жизни с разломанными в щепки ногами. Не рассказывала, что за секунду до того, как поднятая ввысь кувалда сломала бы ей первую ногу, она в отчаянии прокричала, что со сломанными конечностями Грязные Руки посчитает её ненужной. Сейчас Инеж точно знала, что в таком случае Яна Ван Эка ожидало бы самое бесчеловечное возмездие, которое только вырисовывало её воображение. В те времена, когда Каз даже не скупился бросить ей в разгар спора, что запросто найдёт, кем заменить её, она была уверена: в подобной ситуации он либо бросил бы её подыхать где-то в километрах от него, либо снизошёл бы до реликтового милосердия и добил за Ван Эка. — Пора думать как взрослый человек, а не подросток, в крови которого кипит юношеский азарт, — бесстрастно провозгласил Каз. — Я больше не соглашаюсь на такие задания, а что насчёт остальных… я хочу, чтобы Дриггенс научил банду хотя бы базовым навыкам, которые нужны при ранениях. Рихер и Гросс погибли из-за того, что не знали, как справиться с инфекцией. Обычное незнание стоило людям жизни. Как всё-таки судьба непредсказуема, не правда ли? «Святые, — подумала слегка скорчившаяся Инеж, — как у него получается поэтично и пафосно говорить о смерти кого-то, кто когда-то был ему близок?» Но выражение её лица Каз трактовал совсем по-другому: — О, Призрак, не переживай: мой внезапный порыв осторожности не означает, что мы с тобой не украдём ещё одну картину Де Капелля у какого-нибудь фили. Когда он закончил зашивать её рану и отложил в сторону иглу, одновременно с тем не намеренно коснувшись её пальцев своими, Инеж почувствовала, как по её естеству разлилось тепло. — Мне нравятся твои руки, — вдруг призналась она на грани шёпота. С уст Каза сорвался смешок. — Какой необычный комплимент. — Всегда пожалуйста, — всепрощающе усмехнулась Инеж. — И всё-таки я собираюсь отыскать Джеспера и сказать всё, что думаю о том, как он меня выдал. — Боюсь тебя разочаровывать, но Джеспер настолько поглощён выборами нового короля, что ему будет не до этого. Впрочем, вся Бочка только этими выборами и заинтересована. — А ты нет? Каз тихо фыркнул. — Инеж, я не интересуюсь политикой и дворцовыми интригами, тем более зная, что даже если право выбора даётся именно народу, всё равно побеждает коррупция и махинации с голосами. Если правительство не лезет в мои дела, то пусть ставят в короли кого хотят. С тех пор, как Каз зашил её рану, прошло ещё несколько дней. Ещё несколько драк. Несколько дней до того, как Керчия объявит, кто будет ею править. Несмотря на сказанное Казом, от идеи найти Джеспера и высказать перед ним всё, что она думала о его поступке, Инеж всё равно не отказалась. — Ты выдал меня, — намеренно подойдя к нему так, чтобы застать врасплох своим неожиданным появлением, театрально-оскорблённым голосом обвинила она стрелка. Джеспер виновато улыбнулся ей. — Ты уж прости, — весело проговорил он, не в тон сказанному, — но к тому, что я продолжаю тратить все деньги на ставках, Каз уже давно привык, а вот если бы я умолчал о том, что на тебя напали и ранили, он не думая откусил бы мне голову. По-моему, выбор очевиден. — Кстати, о выборах, — с завидной скоростью сменив гнев на милость, вспомнила шагавшая за ним Инеж. — Что расскажешь? — Уже выбыли Харпер Гровер и Юджин Монтагью. Семьдесят два процента голосов за Натаниэля Лампрехта и восемьдесят четыре — за Воллиса Вегенера. Ставлю на Вегенера, из него король получше получится. — Вегенер один из членов королевского совета, — устало напомнил шедший рядом Уайлен. — Если он и выиграет эти выборы, то явно не честным образом. — Вот именно, что член королевского совета, купчик! Значит, опытный политик и поставит Керчию на ноги, в отличие от морских путешественников и владельцев бара. Клянусь своей покойной тётушкой Евой, что съем свою шляпу, если через неделю королём объявят не его. Через неделю Инеж сидела в комнате Каза, глядя на улетающих в цветастую даль раннего утра воронов, и, скучающе вздохнув, будто провожала старых друзей, опустила глаза вниз. Где-то там, столпившись у свежей газеты, стояло несколько Отбросов, окруживших активно вычитывающего новости стрелка. — Три… два… один… — без интереса протягивал Каз, глядя туда же, куда и она. Сразу же после тихого «один» по округе раздался радостный крик. Под окном Джеспер победоносно размахивал шляпой. — Да здравствует король Вегенер!Флешбэк 2.
26 августа 2023 г. в 16:37
По окрестности поднялись клубы пыли, оседающие на намокшей от пота коже и глубоко в лёгких.
Пространство залило чернотой от близко расположенных друг к другу зданий, откидывающих на бугристый асфальт громоздкие тени.
«Угх».
Инеж медленно приняла вертикальное положение.
Сжав рукоять кинжала до белеющих костяшек рук и навострив слух, она пару раз бегло оглянула мигом опустевшую территорию.
Помимо неё и парочки небрежно валявшихся на грязной земле людей — никого больше.
Инеж дёрнула плечами, стараясь убедиться, что эта короткая битва обошлась ей без серьёзных травм.
«Вышла в одиночку на безлюдную улицу Кеттердама, называется» — безэмоционально пронеслось в её голове, когда тяжёлый взгляд пал на слабо дрогнувшую ладонь болезненно стонущего молодого человека.
Даже на таком расстоянии её орудие с натренированной годами меткостью попало в помеченную цель, и бедолага, и без того будучи при смерти, пронзил тишину последним громким писком.
Отныне помимо неё здесь и впрямь больше никого не было.
И вдруг Инеж, сжав зубы и глухо зашипев, почувствовала, как запястье пронзило жжением, точно под локтем некто держал спичку.
Осмотрев руку, она увидела за полосой разорванной ткани очертившую кожу кровоточившую рану: ответный подарок от одного из напавших за пару секунд перед тем, как ему в незащищённый затылок прилетел Санкт Владимир.
«Глубокая, — морщась от ощущений, мрачно подметила Инеж, едва касаясь совсем свежего ранения пальцами. — Залатать бы, пока не загноилась».
Она ещё раз взглянула на её распластавшихся в нелепых позах противников, которым хватило не то отваги, не то глупости застать её совсем одну и попытаться одолеть вчетвером, чтобы получить то, чем вскоре можно было бы шантажировать босса Бочки.
Для тех, кто хоть раз в жизни возжелал поквитаться с Казом, не укрылись его внезапно выявившиеся отношения с ней, потому Инеж не раз и не два приходилось оказаться в ипостаси схваченной в плен заложницы.
Во многих случаях она почти с детской лёгкостью отбивалась от врагов и сама строила тропу к спасению.
В других — применяла всё выработанное на акробатике и в стенах Клепки изящество, выбираясь из плена и уповая лишь на собственные силы.
Когда лазейка так и не находилась, сквозь перекошенную в ратном исступлении ватагу Каз прокладывал к ней окроплённый чужой кровью путь через убитых его же порочными руками врагов.
Выждав немного, Инеж вытащила впившееся в руку мужчины орудие и, в последний раз оглянувшись на трупов, без лишнего шума удалилась из места преступления.
Если им повезёт, то полиция явится вовремя и перенесёт их, чтобы те померли не так ущербно, превратившись в обглоданные скелеты в пыльных пустых переулках.