Der Himmel fällt

       По дневному небу простирался голубой бархат.        И ни одного облака.        Ни единого намёка на кристально-белый.        С невысокого холма, выпирающего из земли зелёным волдырём и укрытого таявшими комьями снега, открывался вид на пустующую кеттердамскую тропу, на людишек, мельтешивших на такой дистанции бессмысленными крохотными точками.        И никому из них не было и дела до того, что где-то в ничтожном километре высился над их жизнями самый коварный бандит их города.        Инеж, намеренно ютившаяся позади нелюдимым волком-одиночкой, старательно уверяла себя: люди лишь заняты своей жизнью, своими заботами, и в Казе они все видели именно угрозу, а не шута с навязчивым клеймом калеки, который однажды не выдержит, падёт так, что даже ребёнку не составит труда выбить ему хребет.        «Он справится, — сказала себе Инеж, степенно взирая на то, как Каз что-то подолгу обсуждал с Ротти и Аникой. — Он… он бывал в ситуациях и похуже».        — Да, я знаю, что он справится.        Инеж вздрогнула и повернулась к мягко улыбающемуся Джесперу.        — А? — тихо переспросила она. — Я сказала это вслух?        — Я думал, ты со мной говоришь, — стрелок непринуждённо пожал плечами, и вдруг, снова обретя на миг утерянный энтузиазм, без всякой помпезности усмехнулся: — Каз справится.        — Я знаю, — нетвёрдо согласилась настороженно глядевшая вперёд Инеж.        — Он всегда справлялся, — продолжил Джеспер.        — Да. Всегда, — всё так же неуверенно вторила она ему.        — Не беспокойся за него, — простовато отмахнулся он, как от чего-то вздорного. — Он достаточно ловкий и увертливый, чтобы найти подход к кому-то. Не забывай, у него теперь даже свой личный ворон есть. Как у дрюскелей эти волчары… ну как их там… инсефулы.        — Исенулфы, Джеспер, — с вторгшимся в взбудораженное от беспокойства естество намёком на душевный подъём поправила его Инеж.        — Да, и они тоже, — и секунду спустя, поправляя сползающую набок шляпу, Джеспер указал в небосвод. — О, а вот он и летит как раз.        Она устремила взгляд туда, куда показывал палец стрелка.        И впрямь, в километре от них, точно почувствовав своего хозяина, рассекал воздух расправленными крыльями одинокий ворон, так отчётливо выделяющийся чёрным оперением на фоне бескрайних просторов голубых небес.        Когда ворон уже пикировал вниз, Каз протянул руку, дабы птица приземлилась ему на ладонь, однако та, к его удивлению, проигнорировала сей жест и демонстративно пролетела мимо недоуменно следящего за происходящим Бреккера.        Он обернулся тогда, когда по холму прокатился заливистый хохот: пташка приземлилась на плечо Инеж.        Первым голос подал Джеспер:        — Думаю, теперь это ворон Инеж.        Каз в напускном возмущении покосился на своего фамильяра, что как ни в чём не бывало восседал на плече сулийки и глядел на него в ответ, как на что-то непонятное.        — Маленький предатель, — фальшиво-оскорблённо буркнул Каз. — Инеж, так нечестно, ты забрала моего ворона.        — Ты хотел сказать моего ворона? — не бесхитростно поправила она, проведя пальцем по оперению заурчавшей от удовольствия пташки. — Я ему дала имя, вот он и признал меня своей новой хозяйкой.        С уст Каза сорвался хитрый, но вместе с тем и всепрощающий смешок.        — Хорошо. Это всё-таки не последний ворон в Кеттердаме. Найду себе хоть орла, — уклончиво произнёс он, будто пытаясь тем самым подтолкнуть птицу на что-то, но последний только повернулся спиной к Казу. — Итак, вы помните, какие правила, когда меня нет: за старшего остаётся Ротти, клиентам Клепки не докучать и следить за тем, чтобы Джеспер не тратил все крюге на ставках.        — Да когда это было в последний раз? — фыркнул стрелок.        — На этой неделе, — нарочито громко ответила Аника, когда Каз уже спускался с холма.        Инеж почти не слушала, что они говорили.        Не обратила она внимания и тогда, когда ворон взмахнул крыльями и полетел в небо, плавно летая над головой Каза, словно оберегая его с высоты.        Несколькими короткими шагами она прошла вперёд, но тут же остановила себя: ей не позволено идти за ним дальше, не позволено пересекать территорию Бочки, пока он не вернётся, и в этот раз всегда следующей за ним Инеж дозволено только проводить захваченным онемевшей тревогой взором его шатко бредущую по снежной тропе фигуру.        Поперёк горла встал ком, который она старательно отгоняла.        — Ни траура! — воскликнула Инеж ему вслед.        Каз не остановился и не обернулся, но махнул рукой, давая знать, что её клич не остался неуслышанным.        — Ни похорон! — произнёс он ей в ответ.        Инеж тоскливо вздохнула, лицезрея то, как с каждой секундой его очертания становились всё более размытыми, пока он и вовсе не исчез из виду, не растворился с безликой толпой движущихся в неизвестность людишек.        Нет, им приходилось расходиться кто-куда, каждый по своим заданиям, и доселе она никогда не стояла так, не провожала его взглядом, будто они виделись в последний раз или прощались на долгие годы.        В этот день Инеж не могла не думать о том, что не хотела отпускать его, и как бы другие или она сама не уверяли её, что ей не стоило поддаваться волнению, слишком чуткое сердце воспроизводило совсем другое.        Словно седые облака, намекая на скорую беду, однажды окрасятся в угрожающе-кварцевый.        — И всё-таки, — раздался голос Ротти за спиной, — как думаете, зачем королю понадобился наш Каз? Мне это не совсем нравится.        — Может, у него есть задание, на которое в состоянии пойти именно Отбросы? — хмыкнула Аника. — В любом случае, он придёт, мы узнаем. Не хочу гадать.        — Если будет что-то дурацкое, Каз откажется, — уверенно сообщил Джеспер.        — Ты думаешь, он сможет построить диалог с политиками?        — А почему нет? Политики — они как дети, а дети — цветы счастья.        — Если дети — цветы счастья, то Каз — газонокосилка.        — Да ладно тебе. Мы для него сами как дети и, как видишь, все живы.        — Да, Каз как папа-одиночка.        — Почему одиночка? — с подложной озадаченностью спросил Джеспер. — У него есть Инеж.        Инеж, подавившись воздухом, тут же развернулась к ним.        — Вот уж спасибо, — в поддельном протесте буркнула она. — Я не готова быть мамой такой оравы детей.        Троица звонко засмеялась, и Инеж ощутила, как только обретённая жизнерадостность в очередной раз предательски улетучилась, бросила её наедине с выползающими из тени страхами.        Как шипы сомнения снова раскрылись и до кровавых прорезей полоснули в районе не защищающих от вселенской смуты рёбер.        Она снова посмотрела вдаль, но Каз давно исчез из поля зрения.        Краем уха Инеж отчётливо слышала отдаляющиеся шаги, но поздно уловила, как некто подходил к ней, точно учуяв, что в этот момент она нуждалась в человеческом присутствии.        И тогда же составивший ей компанию человек аккуратно коснулся её предплечья, как в немом знаке поддержки.        — Ты чего такая мрачная, ну? — на редкость чутко обратился к ней Джеспер. — Он ведь вернётся через пару часов. Не на месяцы или годы уходит же.        Инеж вжала голову в плечи и приобняла себя за локти, то ли почувствовав невесомое царапанье моросящих мартовских ветров, то ли возжелав исчезнуть.        — Легко спрашивать, Джес. Уайлен-то, наверное, не такой упрямый, как Каз, — беззлобно изрекла она, повернувшись к собеседнику, на что тот понимающе кивнул.        — Это всё из-за ноги? — понимающе вопросил он.        — Да, — призналась Инеж. — Перед тем, как Пим принёс ему письмо от короля, я услышала его разговор с Дриггенсом. Каз говорил, что ему становится хуже, но на мои просьбы хотя бы попытаться вылечить травму он просто глух и упёрт. Чувствую, однажды мне придётся его под дулом пистолета вести на операцию, если он сам не додумается сделать это.        Глубоко вздохнув, как он обычно делал при обсуждении непростого плана, Джеспер провёл пальцами по коротким тёмным ворсинкам на затылке.        — Я когда-то пытался его перехитрить и сдать хирургам, — неожиданно сообщил он.        — Правда? — искренне удивилась Инеж.        — Правда, — снова кивнул стрелок. — Сказал, что хочу сообщить ему что-то важное, и предложил ещё заодно кофе. В одну чашку я добавил снотворное. Ты, наверное, догадываешься, чем всё закончилось.        — Он поменял чашки?        — Он поменял чашки, — усмехнулся Джеспер. — А когда я очнулся, первым делом он чуть ли не вскрыл мне череп своей тростью. Наверное, мне тогда очень повезло, что мои ноги длиннее, чем у Каза. И ровнее.        — Это довольно-таки предсказуемо с его стороны, — нерадостно произнесла Инеж, снова взглянув на неровную гладь тропы. — Надо было добавить снотворное себе. А ещё лучше зажать нос и насильно залить его ему в горло или оглушить где-то с угла, раз по-хорошему договориться не получается.        Она тихо вздохнула, не сводя взора с дороги, по которой недавно шёл Каз, и на секунду в разум закралась крамольная идея ослушаться приказа и последовать за ним.        К своему удивлению, никакого ответа собеседник ей не дал.        Повернувшись, Инеж тут же узрела, как выцвела на Джеспере кривая улыбка.        — Ге-е-езен, — таинственно протянул он, чуть ли не присвистнув от сказанного ею. — Каз был прав: он плохо на тебя повлиял.

* * *

       Пика кинжала впилась неглубоко в старый деревянный столик.        В другой раз Инеж бы и думать не стала о том, чтобы выкинуть что-то подобное и получить в ответ от кого-нибудь грозную колкость («Эй, это оплаченный за реальные деньги стол, а не подаренный тебе на день рождения труп, чтобы ты на нём узоры выцарапывала!»), но благодаря двум подравшимся каэльским бугаям на нём отныне пролегала длинная трещина, из-за которой мебель в скором времени пойдёт на свалку.        В Клубе Воронов царила ставшая обыденностью суета.        Здесь душно, хоть помещение и немаленькое, а со стороны вспыхивал ядрёным золотистым светом неон, смешиваясь с изумрудно-каштановыми стенами в самые гипертрофированные колера.        Иногда казалось, что яблоку в таком скопище негде упасть, а её могли бы запросто задавить.        Будучи ещё совсем юной и зелёной, — по крайней мере, именно так едко звал её Большой Боллигер, когда Инеж, совсем юную и робкую, только привели к территории Бочке — она думала, что тут её и впрямь задавят.        Сейчас, когда о Призраке знал почти весь Кеттердам, люди в клубе думали, что она выслеживала их из угла, выжидала лучшего момента, чтобы сорваться с теневой вуали подобно дикому и изголодавшемуся по чужой крови тигру.        Что она готовилась впиться кинжалом, именованным самим святым, в чью-то уязвимую спину.        «Задумывалась ли ты в детстве, когда молилась вместе с родителями, что когда-нибудь люди будут бояться простого кухонного ножа в твоей руке?»        Инеж выдохнула. Опрометью она посмотрела на часы.        Каза не было уже целый час.        Она не доверяла властям ни до, ни после новых выборов.        Не то, что бы в каждом правителе Инеж видела открытую угрозу для них, но когда приходилось годами жить в погрязшем в жадности и похоти государстве, то любой король казался никем иным, как шутом, под дудку которого из года в год плясал обездоленный народ.        «Только бы это не оказалась засада» — взмолилась она.        Новый король состоял в королевском совете и мог быть прекрасно осведомлён о криминальном прошлом Каза.        Инеж не удивится, если это приглашение окажется попыткой засадить его за решётку, да и то в лучшем случае: из тюрьмы Каз найдёт невероятное количество способов, чтобы выбраться.        В разы хуже будет, если его попытаются казнить.        «Господи, перестань думать об этом! Можно подумать, его до этого ни разу не пытались убить» — непреклонно велела себе Инеж, не выдерживая давления нагнетающих мыслей.        Так прошло ещё полчаса.        За это время какой-то пьяница успел кинуть в чьё-то направление стул, и только Инеж напряглась, вознамерилась встать и поставить нахального пьянчугу на место, как того взял за шкирку и уволок куда-то Красный Феликс.        Она же, расслабившись, снова вернулась к тому, что выцарапывала на старом столе каракули.        Бывало, Инеж забывала, что очень часто посетителями Клуба Воронов становились завсегдатаи местных и деревенских пивнушек и…        — Э-э-э-ик-эй! — некто, незаметно подкравшийся к ней шатающимся ходом, громко икнул и плюхнулся на шаткий стол, который чуть было не разломался на части и не рухнул под весом мужчины.        Инеж впервые на памяти прокрутила в голове взывания к Гезену.        Что она там говорила про завсегдатаев пивных баров?        Пьянчуга, тем временем, расплылся в нетрезвой улыбке и, любовно глядя на неё, поддел щёки руками.        Зрелище довольно-таки жалкое.        — Курчка моя, пчиму в одиночстве сдишь? Ик! — рот мужчины при икании раскрылся до неприличия широко, а щёки надулись, как у болотной жабы.        Инеж утомлённо вздохнула: будь он трезв и знай при этом, кем была женщина напротив, то ни за что бы не стал к ней лезть.        Она подумала о том, чтобы найти своему кинжалу более интересное применение, чем ковыряние им в заскорузлой древесине, но вся взращенная в окружении Отбросов кровожадность неожиданным образом испарилась, позволяя встать на её место дипломатии.        И потому она одарила того снисходительной улыбкой.        — Сэр, — добродушно обратилась к нему Инеж, ловко увернувшись от похабно потянувшейся к ней руке, — я думаю, будет лучше, если вы оставите меня в покое. Для вашего же блага говорю.        — Ой. Ик! Чё там, ккого блага? Не было у тбя ищо никго шоли? — пьянчуга небрежно отмахнулся. — Тк ты, цыпа моя, не волнуйся, я нэжный очнь. Ать-два, и всё гтово.        Инеж стоило немалых усилий не скорчить гримасу отвращения.        — Видите ли, сэр, — невозмутимо промолвила она, готовясь применить скрытую за пазухой Санкту Елизавету, если тот всё-таки не поймёт и продолжит приставать, — я уже занята другим, поэтому лучше нам разойтись, как в море корабли.        Мужчина прыснул, и теперь от него несло перегаром ещё сильнее.        — И чо? — грубо спросил он. — Хде этот хахль, я хчу на него псмотреть.        — О-о-о, — загадочно протянула Инеж, — он очень опасный человек и будет так зол, увидев вас рядом со мной, поэтому лучше вам уйти, если хотите уцелеть.        — А, ревнивец, знчит? Ик! — пьяница коротко хохотнул, но всё равно оставался непреклонным. — Пдумаешь, цаца ткая. Я чо, не мужик, за девку пбороться не смгу? Двай, тащи его сюды, я его ща… А-А-А-А-А!        Бедолага завизжал, когда внезапно рассёкшее воздух остриё ножа впилось в придавленную к столу ладонь, а после этого, побелев от ужаса, мужчина чуть ли не свалился на пол, увидев нависшего над ним разозлённого до предела Каза Бреккера.        Поняв, что его метод возымел нужный эффект, Каз резко убрал окровавленное орудие, заставив наглеца болезненно пискнуть и прижать к себе раненую руку.        — Я считаю ровно до трёх, — угрожающе процедил Бреккер, схватив того за шиворот и грубо поставив на шатающиеся от алкоголя ноги, — и если за это время ты не уберёшься, то я отрежу тебе кое-что другое. Раз…        Пьяница, будто моментально протрезвев, поспешил ретироваться.        Заведя руки за спину и важно приосанившись, Каз презрительно шикнул, но тогда, будто бы вспомнив о сидевшей за его спиной даме, повернулся к ней.        — Этот неразумный человечишка докучал тебе, душа моя? — елейно спросил он, с невообразимой скоростью сменив гнев на милость.        — Немного, — просто ответила Инеж, — но уже неважно. Если бы он стал распускать руки, то лишился бы пальцев. Или этого самого «кое-чего», о котором ты намекал. Лучше расскажи, о чём вы говорили с королём.        И неожиданно в чёрных глазах Каза просквозило смятение.        — Он хотел, чтобы я закрыл Клепку и Клуб Воронов, — произнёс он, и перед тем, как Инеж успела бы что-то сказать, продолжил: — Говорил, что в этих местах слишком высокий уровень преступности. Что все бандиты собираются именно тут.        Инеж с трудом вдохнула. Выдохнула точно так же.        — Что ты ему сказал? — сбивчиво спросила она.        — Попросил пересмотреть приоритеты и увидеть, где в Кеттердаме по-настоящему высокая преступность. Сходить в Золотой Обруч, на худой конец, — Каз звучал по обычаю уверенно, и уже это вселяло в неё надежду. — Клепка существовала годами, Инеж. Даже когда Грязные Руки ещё не появился после попадания на Баржу Жнеца, это место уже стояло и принимало посетителей. Клубу Воронов тоже не мало. Я вложил в эти заведения немало сил и крюге. Ещё до меня это делал Пер Хаскель. Думаю, ты понимаешь, что я не собираюсь их закрывать.        — Как отреагировал король Вегенер?        — Что ж, — сквозь зубы выговорил он. — Не скажу, что мой отказ его порадовал, однако посмею предположить, что меня не ждёт ещё куча писем из дворца. Я предложил ему прийти сюда и убедиться своими глазами, что все его замечания беспочвенны.        Нерачительно протерев нож рукавом пальто, Каз торопливо спрятал его.        — А теперь мне пора, — спешно бросил он Инеж, опешившей от его резкости.        — Что? — вскочив со стула, воскликнула она. — Куда?        — У меня куча дел. Надо высчитать проценты от продаж и покупок.        Он удалился к лестнице довольно-таки быстро, невзирая на усилившуюся хромоту.        Инеж проследила за тем, как ближе к ступеням Каз вовсе не ковылял, а влачил подвёрнутую ногу.        А потом она вспомнила его взгляд, которым он смотрел на неё, когда она спросила о беседе с королём.        Полный смятения, которое Инеж поначалу так наивно принимала за грядущую неприятную новость.        Руки сжались в кулаки.        Ногти впились в кожу, высекая на них глубокие полумесяцы.        Обеззвученным ходом она прокралась за Казом, и хоть Инеж прекрасно осведомляла, что вскоре тот почувствует её навязчивое присутствие, разум продолжал неуклонно отталкиваться от этого понимания и побуждать её двигаться вперёд.        Каз завернул за угол.        Инеж вторила за ним.        В беспросветных коридорах она ориентировалась не столько на зрение, сколько на слух, внимательно вслушиваясь в его тяжелеющие шаги.        Каз останавливался время от времени, учуяв слежку и ожидая, когда противник по неосторожности выдаст себя любым звуком.        Шагом, дыханием, участившимся сердцебиением — неважно.        Лишь в полном безмолвии Инеж услышала его тягостный вздох, за которым последовал лязг продолжившихся шагов.        В тот же момент она сама снова прошла за ним, сноровисто скрываясь в накрывшей пространство темени.        Эта нелепая догонялка продолжалась до тех пор, пока Каз не скрылся в своей комнате.        От Инеж не укрылось, что он словно бы специально не закрыл дверь.        Она осторожно шагнула вперёд.        И ещё раз.        И ещё.        Оказавшись у двери, Инеж, более не боясь оказаться замеченной, заглянула внутрь: Каз сидел спиной к ней, на краю кровати, и потирал колено, пока трость покоилась где-то на полу.        На несколько затянувшихся в опостылевшую бесконечность секунд она задержалась у порога, прежде чем испустить сорванный с уст вздох и неспешно побрести к нему.        Каз зашипел, и она не смогла понять, от боли то, или негодования.        — Прошу, только не начинай всё заново, — неумело скрыв раздражение за машкерой трещавшей по швам апатии, сказал он, так и не обернувшись к ней.        Инеж бесшумно присела за ним, глядя на затянутые тканью рубашки плечи, на выпирающие лопатки. Не проронив ни слова, она подалась вперёд, неспешно обвив руки вокруг его талии и уткнувшись щекой в спину.        Над ней раздалось приглушенное бормотание Каза:        — Инеж, это на мне не сработает. Я всё равно не соглашусь на лечение.        Она слабо усмехнулась, прижавшись к нему вплотную, будто могла слиться с ним, и под щекой Инеж ощутила его неудержимо заколотивший пульс.        — Я разве говорила что-то о ноге? — на выдохе вопросила она, глядя в брешь помещения. — Я догадалась, что сказанное не было правдой. Я просто хотела побыть с тобой, а ты соврал мне о каких-то неотложных делах и оставил одну. Вот что мне с тобой делать?        Каз протяжно повернулся к ней полубоком, так, что Инеж могла увидеть его преспокойное лицо, его спадающий на неё смягчившийся взгляд. Складно поверить, что сидевший перед ней человек мог без задней мысли лишить руки мужчину, который посмел приставать к ней в нетрезвом виде.        Рука Каза легла ей на лопатки, и сам он, развернувшись полностью, прижал её к себе.        — Иди сюда, — мягко прошептал он, обняв её за плечи.        Инеж, не думая, прильнула к нему, прикрыла глаза, отдаваясь моменту. Стало неописуемо тепло. Стало до редкостного уютно, и сейчас, скрываясь от всех напастей мироздания в руках Каза, она не могла возжелать ничего больше, кроме того, чтобы время протекало как можно медленнее.        Но тревога нагрянула к ней с новым порывом, сметающим всё только выстроенное ею же.        Она хотела, чтобы в её жилах текла неведомая их миром сила, которая позволила бы забрать всю боль Каза и уволочь её туда, откуда та больше никогда не сможет до него дотянуться.        Инеж почувствовала, как её потянуло куда-то вниз, и обнаружила, что теперь они лежали у него на кровати, на смятой простыни. Что Каз прижал её к себе сильнее, будто бы и он стремился защитить её от всех предоставленных жизнью ударов. В тот час, наклонившись слегка, он прильнул губами к её виску.        Это нисколько не походило на их недавний неумелый поцелуй.        Всякий раз, когда Каз целовал её в шею, в плечо, в щеку, — в любое место, окромя губ, которые всё ещё были для них красной зоной — это было медленно. Это было нежно. Это было чувственно.        Инеж зарылась ликом в его ключицы, но в следующий миг, опалив кожу жаром своего дыхания, мягко поцеловала неприкрытую одеждой шею.        И желала, по-детски, совсем как маленькая девочка со своими мечтами, чтобы время остановилось. Чтобы вселенная позволила ей затеряться в этих мгновениях.

* * *

       С того момента, как они лежали так, прижатые друг к другу, прошло несколько дней. Несколько новых нападений. Несколько побед и врагов, обещающих вернуться и поквитаться с Казом Бреккером.        Инеж думала, что осевшая незримым фантомом тревога оставила её в покое, что тучи над головой рассеялись и уступили законное место облакам.        Но однажды, в давящем на виски шуме галдящей толпы посетителей, она увидела как к Казу подошёл Ротти, и услышала, как он малость оторопело обратился к нему:        — Каз, у нас проблемы.