Der Himmel fällt

       Инеж не успела ничего предпринять: в галдящей толпе опьяневших посетителей Каз не тратил времени на её поиски и, вооружившись присутствием Ротти и Джеспера, проковылял к выходу.        Ей удалось только узреть через мелкое окошко, как он в спешке удалился по территории Бочки.        Не прошло и полминуты, как в клубе не осталось и намёка, что только что тут побывал Каз Бреккер.        «Ну вот, Инеж, вместо тебя с ним теперь идут другие» — мрачно подметила она, но, мотнув головой, поспешила отогнать столь эгоистичные раздумья прочь.        Ротти выглядел так, будто проблема, нависшая над ними, и правда серьёзная.        Инеж не могла ни за что ручаться, но помимо этого он, кажется, сообщил что-то ещё, отчего Каз, всегда сдержанный и самоуверенный Каз, резко стал взбудораженным.        Таким она его видела впервые.        И это ей не нравилось.        На душе снова осела талым снегом суетливость.        — Куда это они так неожиданно убежали? — беззаботно, точно ради галочки, спросила подошедшая к ней Аника.        Инеж ничего не ответила, даже не взглянула на неё.        Ей бы, по правде, и самой хотелось узнать, но вместо этого приходилось без остановки истязать себя неиссякаемыми догадками.        Секунду спустя она услышала, как бесцеремонно шикнула Мэйлин — юная шуханка, обожавшая залиться алкоголем почти до предела и пристать к нетрезвым посетителям, которых в таком состоянии благодаря женскому обаянию можно запросто развести на крюге.        — Скорее всего, выпивку привезли. Надеюсь, это будет равкианский квас или фьерданское вино, а то от шуханского виски уже третью неделю мутит, — с напускным отвращением выдала Мэйлин, и краем глаза Инеж увидела, как губы шуханки дрогнули в хитрющей ухмылке.        С уст Аники, напротив, сорвался добродушный смешок.        — Если дело в алкоголе, то, судя по Казу, бутылки разбились по пути в Керчию.        — Нет, девочки, — вымолвила отрицающе качающая головой Инеж, всё ещё глядя в окно, за которым мельтешили мирные граждане. — Я… я думаю, дело не в алкоголе. Здесь что-то посерьёзнее.        — О как? — глумливо протянула Мэйлин, откинувшись на спинку стула. — Тогда давай, бронзовая девочка, расскажи-ка нам, что ты имеешь в виду под своим «посерьёзнее».        — Я не знаю, — степенно отрезала Инеж.        Она стиснула зубы до заигравших на линии челюсти желваков, всем видом давая понять, что дальше выслушивать её бесцеремонные речи в ней желания не заиграло.        Но собеседница этого намёка не поняла.        — Ну и вот. Какая досада, — шуханка страдальчески прикрыла лицо тыльной стороной ладони, будто незнание ситуации отзывалось в ней тяготой, как вдруг, выпрямившись, снова обратилась к ней: — А чего это ты не пошла с ним? Ты же вроде как девушка нашего нелюдимого босса, заодно бы и нам эту страшнейшую тайну раскрыла. А то мы тут сидим, терзаем себя догадками всякими вместе с тобой.        — Мэйлин! — осуждающе воскликнула Аника.        Та в ответ глупо хихикнула.        — О, Гезен. Сколько бокалов ты уже осушила, что такой бред несёшь?        — …дцать, — икнула шуханка.        — Пошли отсюда, от тебя воняет текилой, — схватив пошатывающуюся напарницу за плечо, пробурчала Аника. — Ради револьверов Джеспера, хоть один день Клепка может обойтись без пьяниц? Инеж, как узнаешь, что случилось, скажешь?        — Да, Ан, — вымученно выдохнула сулийка.        Она снова посмотрела в окно.        Никого.        Абсолютная пустота.        Инеж слезла со стула и неторопливо побрела через толпу.        Порой ей надоедало быть той самой единственной, над которой жизнь измывалась до такой степени, что ей думалось, будто от эфемерной опасности она забьётся в угол.        Пригнётся.        Прикроет голову.        Закричит до болезненной асфиксии, что им всем конец.        Или начнёт судорожно, как в прострации, шептать все запамятованые молитвы.        Инеж думала о том, чтобы незаметно для всех юркнуть в комнату и закрыться в ней от внешнего мира, но там она всё равно останется один на один со своей параноей — хлипкой и отвратной намертво приклеенной к воспалённому рассудку.        Она ожидала, что со временем эта давящая откуда-то сверху атмосфера безнадёжности исчезнет в небытие, но тошнотворный ком внутри вдруг разом увеличился, а дышать стало тяжелее.        Инеж честно не знала, что было тяжелее: выдержать этот эмоциональный груз и не сорваться или, наоборот, поддаться этому психопатическому соблазну.        Каз бы сказал, что… что…        «А что бы он сказал?» — спросила она себя.        В этой кутерьме Инеж сама себе не могла ничего сказать.        Должно быть, её история была неправильной.        Должно быть, ей просто не повезло оказаться в худшей вариации преследовавшего её дня.        Должно быть, это просто глупая и необдуманная шутка запутавшейся мультивселенной.        Точно невразумительному ребёнку, Инеж казалось, что все страхи затаились вокруг неё.        В каждом углу комнаты на неё глядело прикроватное чудище, страшное и готовящееся схватить её за ногу, чтобы уволочь в геенну огненную.        И лишь в редкие мгновения…        — Мисс Гафа!        …страхи осыпались перед ней в пыль.        Превращались в ничего.        Инеж повернулась, когда в содоме Клуба Воронов её окликнули одновременно два девичьих голоса.        Увидев бегущих к ней совершенно одинаковых сулиек, она старательно скрыла застывшую на лице нечитаемость.        — Что случилось? — на нервном выдохе спросила она, когда те остановились, и поочередно оглянула каждую: их не различало ничего, кроме цвета глаз.        — Вы в порядке? — с не шуточным беспокойством обратилась к ней одна из близняшек, как и всегда, говоря исключительно на сулийском.        — Да, вы выглядели такой задумчивой, когда мистер Бреккер ушёл. Будто затерявшийся соловей, — высоким голосом промолвила вторая.        «Будто затерявшийся соловей» — мысленно повторила Инеж.        И потускнела.        Так любила говорить её мать.        Она ещё раз взглянула то на одну сестру, то на другую.        — Всё хорошо, девочки, — как можно убедительнее произнесла она. — Просто… устала после недавнего задания.        Инеж умолчала, что никакого задания не было.        Ей просто не объяснить им, что происходящее ощущалось как угрожающе трескающееся ломкое стекло, как змеившаяся под подошвой обуви россыпь трещин.        Что ей страшно сделать выдох.        Страшно полететь вместе с дождём осколков в пропасть, из которой её не вытащит даже Каз.        Она посмотрела в недоверчиво блестевшие глаза близняшек.        Они ей не верили.        Порой Инеж тоже себе не верила.        — Танви, — втихомолку, так, чтобы они услышали её, промолвила она, и повернулась ко второй девушке, — Тоола, — та медленно моргнула, услышав своё имя, и Инеж сглотнула застывший в горле ком, — я слышала, Киане нужна помощь. Не поможете ей?        Ожидавшие совсем другого, сёстры насупились, но не стали спорить с ней и в малость осуждающем молчании удалились.        Инеж виновато глядела им вслед.        Они наверняка догадались, что никакая помощь Киане не требовалась и что это была лишь попытка отделаться от гнетущего разговора.        Она вызволила их год назад, блуждая по буйным волнам Истиноморья и по чистейшей случайности столкнувшись с кораблём керчийского работорговца.        Им едва исполнилось по тринадцать, когда нечестивцы украли и вознамерились продать их в местный бордель, но Инеж, поклявшаяся, что ни один ребёнок больше не подвергнется подобной участи, не медля выкинула вора за борт и отправила на съедение акулам.        Родители сестёр были жестоко убиты, что немало затруднило ситуацию с тем, куда их пристроить, и Инеж не нашла идеи иной, кроме как по возвращении договориться с Казом, чтобы он нашёл девочкам работу в Клепке.        И Каз, насколько она помнила, восхищением не возгорелся.        — …поэтому если увидите, что он снова затевает драку и пристаёт к посетителям, то не пытайтесь решить сами, идите за Красным Феликсом. Он в этом деле более опытный. Вы поняли меня?        Танви и Тоола по окончании его тирады озадаченно и малость боязливо переглянулись между собой, явно не поняв ни слова на керчийском, и Каз от этого исторг громкий и полный бессилия выдох.        Инеж относилась к юницам с пониманием: Каз с застывшей на лице апатией и пугающим бесстрастием в скрипучем голосе вызывал впечатление человека, который мог запросто пересечь грань дозволенного при любом проявлении непослушания или неправильном выполнении задания.        Из-за языкового барьера те рисковали попасть именно под вторую категорию.        — Инеж, будь добра, переведи им то, что я сказал, — изнеможенно попросил Каз, деловито скрестив руки на груди и оперевшись спиной на стол.        Когда она перевела, девочки согласно закивали ему.        — Отлично, — безразлично произнёс он и кивнул, тем самым жестом позволяя им уйти.        Но когда те, что-то весело щебеча между собой, удалились, Каз, уложив оголённую от перчатки ладонь на поверхность стола, шикнул.        — Ничего не отлично, если быть честнее, — мрачно сказал он, незряче взирая на потолок. — Они уже полтора месяца в Клепке и не знают ни одного слова на керчийском.        — Неправда, — без тени возмущения невозмутимо запротестовала Инеж. — Они выучили «привет» и «пока».        — О, прошу прощения, — саркастично бросил закатывающий глаза Каз, — это и впрямь очень много, а я посмел обесценить их труды. Мне кажется, скорее я сулийский выучу, чем они заговорят на керчийском.        Инеж улыбнулась ему, пускай Каз, за время их полилога не посмотревший на неё, того не видел.        В следующую секунду он дрогнул, и вся былая высеченная в нём лубянистость исказилась, стала ничем в огромной бреши, когда она уложила свою руку на его.        Когда она мягко, срываясь на нежность, обхватила его пальцы.        Каз поднял на неё глаза.        Инеж в тот час же одарила его невинной улыбкой.        — Это звучит как хорошая идея.        Воспоминание запуталось в один огромный клубок, истлело окольцованной сизой дымкой и, в конечном итоге, исчезло, когда она услышала, как дверь в клуб с грохотом отворилась.        Инеж встрепенулась и забегала глазами по округе, и совсем скоро увидела у входа столпившихся Ротти и Джеспера.        В метре от них, недалеко от лестницы, она разглядела быстро и тяжело идущего Каза, и от Инеж никак не укрылось, что пребывал он в этот момент в низком расположении духа.        Нет, подумала она.        Низкое расположение духа — воистину ужасающее преуменьшение.        Каз был зол.        Зол до того, что, видит Гезен, если ему попадётся под ноги какой-то случайно споткнувшийся перед ним мальчишка, он без зазрений совести и размышлений прикончит его.        — Джеспер! — крикнула Инеж, развернувшись и побежав к выходу. — Ротти!        — О, Инеж, как хорошо, тебя хоть не придётся в толпе выискивать. Каз такой злой, что я уже боюсь к нему подходить, — промямлил стрелок, бегло посмотрев на лестницу и убедившись, что Бреккер там уже не стоял.        — Я это видела, — серьёзно ответила она. — А из-за чего?        Джеспер заломил брови домиком, и Инеж увидела, как в его глазах прошмыгнуло что-то, что так напоминало сожаление.        И только он собирался ответить, как тут же это сделали вместо него, и ответ прозвучал громом среди ясного неба:        — Пятую гавань конфисковали, — сочувствующе оповестил вместо товарища Ротти.