Der Himmel fällt

       — Ты убил его.        Она видела: Каз на сие обвинение не отреагировал.        По крайней мере, когда он стоял спиной к ней, старательно скрывая возможные отголоски раздражения на по обычаю спокойном лице, Инеж не могла с точностью определить его настрой.        Каз напряженно ссутулился, а скрытые за перчатками пальцы зашевелились так, как будто он готовился сжать их до смачного хруста.        — Я лишь показываю банде наглядный пример, что бывает с предателями.        Каз пару раз махнул державшей зажженную спичку рукой, и огненная кроха на кончике погасла, оставив от себя лишь тонкую нить дыма. В Кеттердаме отключили свет, и оттого на рабочем столе и трюмо стояли освещающие черноту ночи канделябры.        Инеж ощутимо растерялась: одного из Отбросов разоблачили в предательстве. Он примкнул к Казу Бреккеру с условием, что тот поможет отыскать его без вести пропавшую сестру, но прошли недели, а обещание так и оставалось невыполненным, отчего отчаявшийся юнец тайно от всех сунулся к вражеской банде, уповая, что взамен на его преданность та покажет больший эффект в поисках.        Тайна всплыла наружу меньше, чем через пять дней, но Инеж не удалось воочию увидеть, что Каз сделал с предателем.        Однако она знала босса Бочки.        Знала, на что он способен, потому ей хватило всего пары секунд, чтобы догадаться: растоптанный своей же аферой и познавший всю тяжесть казовой трости, бедолага сейчас служил пиром для слетевшихся на облюбованную мошкарой падаль воронов и бродячих псин.        — Он был верен… поначалу. Был, — последнее слово слетело с Каза так, будто он хотел, чтобы она запомнила его, высекла в сознании единственной верой и истиной, что преданность в прошлом для него меркла на фоне предательства в настоящем. — Тех, кто эту веру теряет, ждёт наказание.        — А что с его сестрой?        — Мертва. Её украла группа парней в Чёрной Вуали, после чего ей что-то вкололи и несколько раз изнасиловали, а преступление попытались скрыть, упаковав тело в мешок и нанеся девушке как минимум пять ножевых ранений, — без тени сочувствия оповестил Каз, когда запах горящего воска заполнил кабинет. — Может, не соверши он подобную подлость, то узнал бы о судьбе своей сестры, а не валялся в переулке с разорванным чревом.        Инеж знала: он не щадил предателей.        Ни разу.        Без исключений, не вслушиваясь ни в какие жалостливо проблеянные в порыве чужого страха оправдания, какими бы резонными они ни были, Каз заставлял пожалеть каждого, кто посмел пойти против него.        — Хорошо, — нарушил ночную глушь её смиренно-твёрдый голос.        Инеж шагнула назад, как только разговор, походящий больше на столкновение противоположных взглядов, стоило бы закончить.        Порой ей тяжело верилось: в их жизнь кроваво-красной печатью впечатался целый год, целый будораживший и потрясающий круговорот ощущений и эмоций. Год, несколько месяцев из которого они, как по немой договоренности, всецело принадлежали друг другу (не как реликвенная вещица. Инеж бы сказать, что они подобны двум заблудшим в этой суматохе душам, которые столь нестерпимо и яро хотели быть вместе, но это звучало скорее слишком велеречивой для них с Казом одой, чем правдой).        — Останься, — неожиданно произнёс он. — Не исчезай хотя бы сейчас.        Она остановилась, уязвимая услышанным.        Слово «останься» Инеж привыкла слышать давно, но то всегда было приказом, к которому себе дороже не прислушаться.        Однако именно сейчас Каз просил. Он делал это редко, словно то ниже его достоинства, словно считал это унизительным, и она, догадывающаяся, что его просьба никак не связана с их повседневными аферами, безропотно шагнула к нему (может, Инеж и сама не хотела исчезать и предпочитала остаться с ним).        — Отложи кинжалы, — а вот это уже приказ.        — Зачем? — на ходу недоверчиво спросила Инеж.        И тогда заметила, как Каз медленно, почти изящно, освободил от перчатки сначала одну руку, потом другую.        Отдающееся от горящих огней свечение залило бледную кожу рыжим светом, отобразило болезненную костистость его конечностей более отчетливо, и Инеж вдруг задумалась, что руки Каза выглядели так, как будто кто-то рисовал их нервно-дёрганными движениями настолько заточенным карандашом, что его можно было использовать как оружие.        — Просто отложи, — до невыносимого флегматично изрёк он, и во мраке кабинета, в ночи, против которой боролись лишь свечи, Каз, по правде, звучал жутко.        Инеж не стала с ним спорить.        Санкта Алина легла на ближайшее трюмо. За ней и Санкта Елизавета, Санкт Пётр, Санкт Владимир. Они служили ей верой и правдой годами, были ей верными товарищами, но порой жизнь возводила перед ней такие пути, которые приходилось проходить без помощи друзей.        Когда Инеж уже стояла перед ним, Каз неторопливо повернулся, и она узрела, услышала даже на краткое и эфемерное мгновение, как на нём громогласно затрещала намертво пришитая к лицу маска.        Она видела: сейчас он нуждался в ней.        Его голос мог врать. Его поведение — тоже.        Глаза Каза всегда были с ней предельно честны.        Рука — без перчатки, без брони, только кожа и кости — потянулась к её талии, но застыла всего в миллиметре от неё.        — Ты позволишь?        Немыслимо: Инеж видела его руки много раз, касалась их, — поначалу неловко и боязливо, страшась сделать ему ещё хуже — держалась крепко, сплетя пальцы, а всё ещё реагировала на них так, как будто ей показали что-то сакральное.        Быть может, виной тому неверие, что Каз пошёл на этот мучительно-тяжкий процесс ради неё.        Инеж кивнула ему.        Ладонь, сильная и не единожды разломившая кому-то зычно трещавшие кости, легла ей на талию, а её саму он притянул к себе, да так бережно, что Инеж сначала удивилась, подумала даже: а Каз ли это? Не мошенник ли перед ней?        Когда она оказалась прижата к нему, когда он обнял её, неуверенно и нервно, она не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть: это было в первый раз, что Каз прижал её к себе, решив зайти немного дальше того, до чего они уже дошли. Пару мгновений спустя, превозмогая весь накрывший её спектр эмоций, Инеж медленно прильнула к Казу и обняла в ответ, обвивая чуть ниже плеч и чувствуя под собой одновременно с по-зверски мечущимся сердцебиением недолгую дрожь.        Кто узнает, не поверит: руки Каза по локоть в крови, оседающей на тело второй коже, такой, что уже не отодрать, а Инеж ощущала себя в них так, будто места безопаснее и уютнее на свете нет.        — Человеческая алчность вечна. Кто-угодно может из самого преданного стать предателем, — донёсся до неё скрипучий голос Каза. — Каждую минуту готовь себя к ножу в спине.        — Ты не доверяешь своей банде? — тихо поинтересовалась Инеж, нисколько не скрывая смуту в словах. Кто-угодно — она ведь и сама, если подумать, могла попасть под эту категорию. — Как у тебя получается это, Каз?        — Что именно?        — Жить в ожидании, вокруг людей, от которых ты постоянно ждёшь предательства, — и чуть позже, выждав, добавила: — Жить, не доверяя никому.        — Я доверяю тебе, — не спеша опроверг он её слова. — Мне этого достаточно: жить, зная, что у меня всё ещё есть ты.        «У меня всё ещё есть ты».        И впрямь.        У него была она. У неё был он.        Стоя так, в умиротворённом молчании ватаги горящих свечей, она плотнее прильнула к нему, такому тёплому и родному.        Инеж думалось, будто она знала Каза всю свою сознательную жизнь. Будто он всегда был с ней, а некто сверху столь изощренно выстроил всё её бытование так, чтобы однажды путь привёл её сюда.        В его руки, загребущие и жадные, но отчего-то так заботливо прижимавшие её к себе.        Инеж думала, что она будет последней, кто осмелится его предать.        Жизнь умела шутить, но делала это всегда по-разному: либо так, что и правда смешно оттого, как всё нелепо складывалось, либо иначе, бойко и люто, так жестоко, как только у неё получалось.        Инеж привыкла, что ей никогда ничего не доставалось так просто.        Ей пришлось бороться годами, чтобы найти лазейку, что приведёт её домой.        Ей пришлось вырвать кусок от сердца, существовать до своего последнего победного выдоха с кровоточившей половинкой, когда она вознамерилась променять семью на сомнительное счастье.        Ей пришлось изрезать пятки и стопы в кровь, ползти и едва ли не умирать внутри, борясь вместе с Казом, против Каза, за Каза.        В её жизнь вшито самим дьяволом невероятное количество битв, но не все она доблестно выигрывала благодаря кинжалам, да и не всякая тяжкая бойня оставила шрамы на и без того побитой шкуре.        — Всё хорошо, Инеж?        Инеж судорожно подняла взгляд на Каза.        Всё хорошо. Определённо.        Всё хорошо.        Хорошо ведь, что так, что этак, если безалаберно закрыть глаза на тот факт, что она действовала за его спиной с их общим врагом, когда до этого получила предельно ясный приказ не соваться к нему.        Инеж хотела довериться мистеру Мередиту и поверить, что он станет их спасением. Хотела поверить, что если у них всё выйдет, Каз простит ей эту авантюру.        «А если нет?» — презирающе сплюнул чей-то будто бы потусторонний голос.        Если нет — Инеж придётся до последних дней терпеть его гнетущее молчание, в котором скроется больше укора, чем в брошенных в неистовом гневе словах, и это будет намного хуже, чем если Каз накричит на неё и заставит держаться от него подальше, потому что жить бок о бок с предавшим его человеком он не хотел.        — Да, — как можно убедительнее соврала Инеж. Лживо-сладкая ложь никогда ещё не действовала так эффективно и оттого до застывающей на языке горечи претяще.        Каз, кажется, поверил.        Спрашивалось другое: как долго будет верить она? Как долго будет верить, что утаит от него этот нюанс?        Инеж как никто другой знала, что Каз всегда ловко и бегло, интуитивно полагаясь на острый аналитический ум, ловил приближенных к себе людей на лжи, и инцидент с Большим Боллигером, пострадавшим от своей жадности, впечатался ей в память навсегда.        Просто как напоминание: лгать Казу Бреккеру всуе.        «А ложь ли это?» — задал резонный вопрос совсем другой голос, мелодичный, словно льющаяся в журчащую речушку родниковая вода, и фальшиво-вкрадчивый, как нагнетающий фальцет вьющегося вокруг да около недруга.        Но Инеж не могла не задуматься об этом.        А ведь правда: разве она врала Казу? Она лишь не говорила всё до конца и сбивалась с надиктованной им же стези, чтобы пойти по своей собственной, нося в душе фантомную надежду на триумф в этой войне.        Но нет. Это не спасало.        И не спасёт, если заключённая с Гарваном сделка окажется не более, чем блефом, чтобы тут же выдать её королю и получить свои сто тысяч крюге.        Инеж не сомневалась, что Каз ринется спасать её, что он, оседланный яростью за наглость властей — и за её оголтелую ложь — в одиночку разорвёт весь совет вместе с Грошовыми Львами, чтобы позже доползти до неё, полностью избитым и раздавленным её предательством.        Он, возможно, промолчит, не скажет ей этого.        Он — нет.        Его глаза скажут больше. Его глаза скажут всё за него.        И даже весомый аргумент, что Каз и сам некогда имел дурную привычку рисковать жизнями банды ради денег, что она сама сколько раз едва не погибла из-за его идеологий, не смывал с неё тамгу лгуньи.        По спине Инеж пробежался мороз от осознания: заслужить доверие Каза — воистину тяжкое испытание, которое ей удалось пройти далеко не сразу. Он доверял по большей части лишь себе, только годами позже найдя в себе смелость разломить самодельную броню по куску и открыться ей.        Какова будет его реакция, когда Каз узнает, что единственный человек, которому он смог доверить свою душу, обошелся с ним подобным образом?        «Только бы он не замкнулся ещё сильнее, чем прежде, — мысленно взмолилась Инеж. — Пусть закроется от меня, найдёт замену, которую полюбит больше, но не становится тем, кем был раньше».        — Тогда вот, что, — заключил Каз, в очередной раз выводя её из умопомрачительной прострации и в одночасье с тем тяжело опираясь о трость. — Нужно придумать сразу несколько планов, на случай, если один провалится.        — У нас есть план А?        Каз помрачнел.        — Был, — и тут же дополнил: — Найти союзников, настолько же отвергнутых другими бандами и безумных, какими были в своё время и Отбросы, но он оказался отброшен.        — Слишком много рисков, — разумно подметила Инеж. — Люди выдадут нас сразу, как только увидят.        — Именно.        Внезапно Инеж задумалась о том, насколько тяжкая ноша обременит её, если одновременно с ней и мистером Мередитом план мести придумает и Каз.        Она доверится ему больше, чем советнику, которого можно обвинить так же, как и короля — здесь не было места сомнениям.        Инеж подумала, что в случае чего можно будет разорвать их с Гарваном сделку. Если будет роптать — и его жизнь. В конце концов, он тоже участвовал в заговоре против Отбросов, он тоже стоял там, подбадривающе глядел на правителя и выжидал, когда бомба прицелится в Клепку.        «Это будет нечестно» — мигом осудила Инеж себя.        Однако будет ли у неё иной выбор?        Могла ли она возвести и без того никчёмную жизнь врага до такой степени, что жизни тех, кто однажды заменил ей семью, останутся позади подобно постаревшей и кем-то до дыр использованной ветоши?        Нет. Не в этой вариации их мироздания.        В другой — тоже.        — Мы должны их перебить, — с фальшивой прохладцей сказала Инеж. — Просто перебить, даже если покажется, что этого мало. Повторять то же, что и с Пеккой Роллинсом, не вариант: он не сделал никакой вывод, и ты не знаешь, когда Грошовые Львы со всем советом осмелятся нанести ответный удар после возможной победы.        Челюсть Каза напряженно сжалась, и она разглядела, как заиграли на ней желваки.        — К сожалению, другого варианта и правда нет, — провозгласил он, явно недовольный этим решением. — Но перебить всех сразу тоже не так просто. Как я и говорил: советники обучены борьбе, чтобы можно было оборониться во время нападения и пустить пыль в глаза народу, который недоволен частыми военными конфликтами с Новый Земом и тем, что политики в это время спокойно сидят в резиденции. Грошовые Львы — тем более сильны.        — Получается…        — Нужно больше информации.        Инеж ломанно усмехнулась, а в следующий миг с уст прозвучала очередная неправда:        — Тогда я выдвигаюсь через пару часов в город.        Впрочем, она и не врала: Инеж в самом деле собиралась в город.        Лишь не совсем туда, куда мог бы предположить Каз.        И потому она покинула дом в то же время, что и вчера: как только первые звёзды засверкали, а за ними, словно подражая первенцам, и остальные.

* * *

       Мистер Мередит протёр глаза, стоило горячему пару обдать отнюдь не бодрое лицо, и неторопко залил чайные листья кипятком. Раздался негромкий зевок: король едва ли не задержал его в резиденции до полуночи, и, возможно, он так бы и сделал, если бы Вегенеру не напомнила его правая рука о том, что в случае задержки советников на рабочем месте им придётся повысить зарплату.        Аккуратно взяв спасительный напиток, Гарван лениво развернулся.        И тогда же по кухне прокатился испуганный вскрик, за которым последовал трезвон упавшей на пол и разбившейся на осколки чашки.        — Гезен! — воскликнул Гарван вместо того, чтобы прокричать благим матом на неожиданно появившуюся за ним Инеж. Сулийка хоть и изумилась такой реакции, но всё равно виновато вжала голову в плечи. — Никогда так больше не подкрадывайся, Призрак!        — Извините, — быстро выпалила Инеж, уже было потянувшаяся к тому, что осталось от чашки, но оказалась вовремя остановлена советником:        — Не надо! — рявкнул он, по всей видимости, уже посчитав её ходячей бедой, после чего небрежно отпихнул осколки туфлей и поморщился, наступив на растекшуюся по плиткам чайную лужицу. — Позже уберу.        — Ладно, — на выдохе согласилась она.        Мистер Мередит бросил торопливый взор на часы и фыркнул:        — Почему так долго? Час прошёл, а тебя всё не было. Ты что, в другом городе живёшь?        — Кажется, мы согласовались, что о месте своего пребывания я вам не поведаю, — незлобиво напомнила Инеж. Выждав полминуты, она добавила: — Я осматривала особняк на наличие лишних свидетелей.        Янтарные глаза Гарвана сузились, когда он взглянул на неё с немым осуждением.        — Ты заходила в мои комнаты? — ощерился он. — Это уже проникновение в частную собственность, Призрак. Дважды. Я имею право арестовать тебя за такое.        — Мне надо было убедиться, что вы предельно честны со мной и не задумаете сдать меня сразу после заключения сделки. Было бы очень неловко прийти и застать тут весь королевский совет вместе с бандой Пекки.        — О, вот оно что.        Глядя куда-то в пол, будто с интересом изучая брызги чайных капель, Гарван снял с себя пиджак и бросил покоиться куда-то на стол.        — Значит, — протянул он, — с Пеккой Роллинсом и Грошовыми Львами ты уже знакома? Ах, ну да-а-а, — в голосе Гарвана внезапно просквозила загадочность, которая ей совсем не нравилась, — мистер Роллинс ведь столько рассказывал о тебе совету, даже предлагал украсть тебя и уязвить Бреккера.        Инеж закатила глаза.        — Он даже представить себе не может, сколько раз меня брали в плен, чтобы шантажировать или убить Каза. Все эти люди почили либо от моих кинжалов, либо от его трости.        «А вместе с ними погибали и те, кто шёл против него» — так некстати напомнила она себе.        Нет, Инеж ни разу не думала, что за этот поступок её ожидала расплата и что Каз в качестве этой же расплаты заберёт её жизнь.        Он поступит с ней намного хуже. Он заберёт самого себя у неё.        И потому, добираясь до дома мистера Мередита, перебегая с одной крыши на другую и скрываясь в зарослях величавых платанов, Инеж боязливо оглядывала округу, всем естеством не желая увидеть мелькающий поблизости силуэт Каза.        Потому что знала: это будет крахом.        Она доверилась врагу, которого знала чуть больше суток и который в любой миг мог отвернуться от неё.        Врагу. Не ему, с которым она годами билась бок о бок и который научился латать её новые боевые ранения вместо того, чтобы вскрывать старые (хотя последнее, чего скрыть, он делал всё ещё, но не с такой одичалой беспрестанностью, как раньше).        — Есть ли какие-то новости с дворца? Что-то, что поможет нам свергнуть Вегенера? — степенно спросила Инеж, внимательно следя за тем, как вышагивал Гарван в сторону гостиной.        — Ничего того, что поможет в восстании, — советник жестом поманил её следовать за собой. — Есть и плохие новости: Вегенер усилил охрану во дворце, потому если решишь проникнуть во второй раз, то подумай лучше.        — Не входило в планы, — буднично хмыкнула она. — Я думала, будет что-то похуже.        — До «похуже» я ещё не дошёл, — холодно произнёс Гарван. — Без влияния мистера Роллинса не обошлось. Он постоянно уверяет короля, что Бреккер выжил после взрыва, а твоя выходка на празднике только подтвердила его догадку.        — Но он мёртв! — как можно увереннее опровергла его слова Инеж, когда на деле всё клокотало от ужаса. — И беспокоиться смысла нет.        — Не было бы смысла, будь под подозрением именно он! Вегенер считает, что это кто-то из твоей банды, что он пришёл отомстить за своих и будет делать так ещё и ещё, пока нам не наступит конец. Он, как погляжу, не ошибается.        «Святые» — впервые за последнее обратилась она к духам святых, которые подавно закрыли глаза на всё.        И ведь все беды от одного опрометчивого выстрела, который не принёс им ничего! Каз не убил Вегенера и не ослабил его, лишь сильнее раззадорил и заставил зверя в короле рассвирепеть.        Но вскоре в разум ворвалась пулей совсем другая мысль.        — Простите? — сев на ближайший стул, Инеж прокашлялась, прося глядевшего в окно советника посмотреть на неё. — Вы сказали что-то о восстании.        — Да. Восстание.        — Это то восстание, о котором я думаю? С разгневанным народом, вилами, погромами?        Мередит издевательски хохотнул.        — Тебя пугает это, Призрак? Боишься обзавестись новыми шрамами? Или твой возлюбленный не достоин того, чтобы ты запачкала себя кровью ради него?        Инеж оскорблённо посмотрела на советника.        Каз жив, и она постоянно напоминала себе об этом, чтобы ненароком не поверить в свою же ложь. Каз жив, он не под завалами вместе с остальными членами бандами, он ждал её возвращения в их доме в лесу.        Однако попытки Гарвана задеть её его фальшивой смертью безостановочно изводили Инеж.        — Я считала, что вы просто свергнете короля, — раздался в полумраке гостиной её холодящий голос, в то время как опаловые глаза мстительно сверкнули, — а потом я подожду его где-то за углом и убью.        — Просто убить его критически мало.        «Он говорит едва ли не как Каз» — угрюмо подумала Инеж.        — Я хочу совершить целое восстание. Возможно, переворот, — указательный палец советника ткнул в смятые бумажки, ответившие ему зычным шелестом. — Убить Вегенера. Уничтожить весь совет, чтобы поставить вместо них новый. Устранить к гезеновой матери Грошовых Львов. Убрать весь этот биомусор с Кеттердама, а ещё лучше из Керчии.        Инеж сковало стальными цепями оцепенение, как если бы её заперли в укладистой холодящей теснине, но мгновение спустя она снова скрыла всё за грозившим набить оскомину спокойствием.        — Вам нужны союзники, — тоном дипломата, коим являлся её соратник, вымолвила она. — Идти в бой против властей и целого города, который сдаст меня при первой возможности за хорошие деньги — самоубийство.        Лик Гарвана изуродовала кривая ухмылка.        — Народ, который хранит в сердцах гнев за высокие цены, пониженный уровень жизни и не урегулированный конфликт с Новым Земом — вот они, мои союзники, — без запинки, будто давно уготовив эту речь и назубок выучив её, процедил мистер Мередит. — Всего-то стоит правильно нажать на них и они сами пустятся в резиденцию, чтобы уничтожить там всех.        — Как и вас.        — Разве? — задал он риторический вопрос так, точно уже ощутил терпкий вкус победы. — Я буду тем, кто дарует им возможность поквитаться за их мучения и положит конец этому диктаторству. Ни одна собака не лает на своего хозяина и ни один уважающий себя человек не плюёт в кормушку, из которой его кормили.        — Плюёт, — мрачно предупредила Инеж, поджимая ноги и закусывая щеку. — Знаете, сколько Отбросов плевало в кормушку, которую им протягивал Каз?        — С достойным предводителем так не обходятся. Его уважают, его боятся, его тенью хочется быть, чтобы следовать за ним везде и всегда, — советник пожал плечами. — Значит, Бреккер таковым не был.        «Он провоцирует тебя, — мысленно успокоила себя Инеж, молчаливо созерцая надменную вспышку золота в глазах Гарвана. — А ты почти поддаёшься этим провокациям, будто в первый раз имеешь дело с такими, как он».        — Тогда… — в горле засохло, как если бы она бродила месяцами среди бугристой глади пустынных барханов, — тогда давайте придумаем уже хоть что-то, хоть какую-то заготовку, а как только план реализуется, разойдёмся, как в море корабли.        Мистер Мередит посмотрел на неё с прищуром, прежде чем отвернуться и прошествовать к столу, и неожиданно прежнее нестерпимое высокомерие сменилось апатией.        Инеж передёрнуло, когда в глуши гостиной она различила пугающе-равнодушное «если выживешь».