Der Himmel fällt

       …Когда Кеттердам водрузил на себя венец рассвета, через стеклянную гладь окна в комнату в облике небольшого пятнышка пробрался озорной солнечный заяц. Неподалёку запели первые жаворонки, и Инеж неохотно пробудилась в льющейся на средоточие тепла протоке плавленного золота.        Взор её опустился на помятую чёрную ткань, обрамляющую чьи-то плечи. На секунду в пелене сна Инеж позволила недоумению взять над ней контроль, но в память тут же врезались воспоминания прошлой ночи. Этого оказалось достаточно, чтобы её поглотило чувство, будто она любила весь их свет, со всеми его грехами и пороками, которые и выстроили ей тропу в низвергающее человеческую мораль королевство.        Каз живой.        Каз живее всех живых в этом городе.        Понимание этого факта пленило Инеж вместе с тем, что он нашёл силы простить и не отвергнуть её после всех недомолвок и предательства, которое едва ли не стоило ему жизни.        Она приподнялась слегка, прижавшись губами к его шее и уловив, как беспрестанно загудел под ними живой человеческий пульс. Затем чуть выше, под слабо дрогнувшей на неожиданный поцелуй челюстью, и в ответ услышала, как заполнило глухую комнату сонливое мычание.        Уцелевшая после нападения рука Каза легла ей на спину, очертив тонкую цепь позвонков. Он поднялся осторожно, пытаясь принять сидячее положение, и как только у него это получилось, Каз притянул её к себе, обняв одновременно крепко и бережно. Инеж же позволила себе расслабиться в его руках, прижаться к нему и взглянуть на окружающий её мир через полуоткрытые веки.        — Я люблю тебя, — тихомолком проронила она в тщедушное безмолвие.        Инеж повторяла это перед тем, как они заснули, делала всё, лишь бы Каз зафиксировал это в себе неизменным фактом, вытеснил этими словами всё то, что она сказала ему до этого. Это напомнило ей ночь в сосновом лесу, когда они скрывались под толщей пыльного пледа, когда она, убитая горем и одиночеством, говорила, как он нужен ей, когда держалась за него, зная, что не переживёт, если Каз уйдёт и снова оставит её одну.        Он поцеловал Инеж в висок. Затем — в щеку, чтобы тут же вновь привлечь к себе, ощутить в полной мере теплоту и мягкость человеческой кожи, к которой он не прикасался почти полгода.        — И я тебя люблю, — наконец-то ответил Каз, пытаясь зарыться лицом ей в спрятанные под тонким одеялом плечи.        Его тихое «и я тебя» повисло в воздухе закреплённой мирозданием клятвой.        Инеж знала это, знала, что он всё ещё любил её, но ещё весной, только ступая за порог этого треклятого особняка, она не смела думать, что Каз, узнав обо всём, скажет ей это ещё хоть раз. Не смела думать, что он прикоснётся к ней так же, как и раньше, что будет целовать её так же, как и незадолго до нападения.        — Каз, — Инеж позвала его не сразу, возжелав продлить мгновение безмятежности, прежде чем она всё же невольно отстранилась, — нам разве не пора вставать?        Но Каз, напротив, только усилил хватку.        — Ещё пару минут, — промычал он на изнурённом вздохе, снова притягивая её к себе, дабы наверстать всё то, что им пришлось по чужой воле упустить.        Но тишину нового восхода нарушил стук в дверь и назойливый голос Рейна за стеной:        — Каз, просыпайся. Мне тебя ещё перекроить надо.        Явно не довольный тем, что их столь оголтело прервали в такой момент, Каз раздражённо закатил глаза, однако вставать, по всей видимости, он не спешил.        — Он сказал «просыпайся», а не «вставай», — резонно и абсолютно невозмутимо подметил Каз, лениво блуждая кончиками пальцев по её шее.        Инеж ничего не ответила.        Она немо подалась вперёд, прильнула к нему так, что ей открывался обзор на его полуистерзанное чужим копьём ухо.        Каз был с ней, держал её, обнимал, не прогонял прочь от себя, даже будучи осведомлённым обо всех её тайнах — это всё ещё казалось чем-то невероятным. Ещё вчерашним утром Инеж пробудилась в алый восход с неизменной верой, что её судьбу опорочил ныне покойный Каз Бреккер. Чуть позже ей проложил путь ко всему забытому лязг выпавшей со шкафа трости, и в одночасье с тем, как она обрела утерянную память, Инеж во второй раз ощутила, как рушился её и без того хрупкий мир.        Вернувшиеся с отблеском первой звезды воспоминания сродни бессловесный крик, застывающий на губах прочной ледяной коркой.        Они владели ею, как плетью по позвоночнику безвольно склонившегося раба, как стуком по оголённому нерву. Они жалили и жгли, как языках открытого пламени, не думая и не щадя.        Теперь он был с ней, будто вернувшийся из того света, чтобы низвергнуть горечь её утраты.        — Как ты узнал о наших с Гарваном планах? — этот вопрос подкрался к ней лишь сейчас, с пониманием того, что вскоре ей снова придётся увидеть перед собой лицо лжеца, пусть и зная, что за ним скрывалась личина Каза.        — Я ведь уже сказал, — безукоризненно заговорил он, — Мередит выдал тебя перед смертью.        — Я не об этом, — протянула Инеж, щурясь: лучи чудовищно резали по сетчатке глаз. — Я сказала ему попытаться занять место Куарона и тем самым подобраться ближе к Вегенеру. Откуда ты узнал об этом?        — Я и не узнавал, — буднично ответил Каз, она почувствовала, как он принялся наматывать на палец кончик её косы. — Вегенер сам дал мне возможность загнать его в угол, когда сказал, что я могу просить всё взамен на то, чтобы возглавить войско для поисков убийцы Роллинса.        — Пекку Роллинса убил ты, — напомнила Инеж. — Что же ты делал всё это время в Беллендте? Водил войско кругами?        — Не могу сказать, что было так занимательно бегать по всему городу в поисках ничего, да ещё и с оравой солдат-нытиков, — кисло подытожил Каз.        Инеж нахмурилась, пряча лицо ему в плечо и пытаясь взять из этого момента всё, пока не придёт время встать и снова натянуть на себя машкеру осточертевшего профессионализма.        — Через неделю тебе придётся выдвинуться в Эйл Комеди, — мрачно заявила она.        — Ты вспомнила всё, — вдруг изрёк Каз, будто только сейчас осознав это. — Вспомнила, что случилось на самом деле, и теперь мы можем нанести ответный удар по властям. Я не поеду никуда.        У него был план.        Вполне вероятно, что не до конца сконструированный, но он был — Инеж догадывалась (хотя бы потому, что Каз не бросился бы в бой против целого города обезоруженным).        Она хотела спросить, что он задумал, пусть и не в подробностях, но её прервал очередной стук в дверь:        — Ка-а-аз, — протянул стоявший за стеной Рейн, и Каз сморщился, услышав его голос.        — Пошли, — и, не дожидаясь её, неторопливо слез с кровати, как вдруг, точно вспомнив что-то, обратил на Инеж озадаченный взгляд. — Ты уверена, что выдержишь поход к Вегенеру?        Инеж деловито хмыкнула:        — Сам говорил, что у меня нет выбора и что если надо будет, я приползу к нему.        — Это другое, — отрезал малость нахмурившийся Каз. — Тогда я был обязан соответствовать поведению советника, который выкупил тебя на аукционе. Сейчас это уже не имеет нужды. Тем более, ты всё ещё выглядишь вялой после таблеток.        Каз не ошибался. Подтверждение её слабости он узрел вчера сам, когда она на ровном месте, не получив при этом ни единого ранения, бессознательно рухнула ему в руки.        Но Инеж не пленил страх снова предстать перед Вегенером. Теперь, стоило правде открыться, стоило ей осознать, что помимо банды у неё могли отнять ещё и Каза, она боялась только неравной схватки с импульсивностью, которая побудит её атаковать короля прежде, чем они перейдут к плану.        Она ненадолго прикрыла глаза, будто сопоставляя и принимая все пережитки.        Та Инеж, очнувшаяся в темнице с пробоиной в памяти, совершила немало ошибок, однако в одном она была права: как только воспоминания вернутся, ей непременно захочется вкусить плод мести.        Ей захочется увидеть, как стекала полоса королевской крови по отзеркаливающей грани алого кинжала.        Отныне она была одета в скорбь и ненависть, как в поношенный кашемир.        — За меня можешь не беспокоиться, — вкрадчиво заверила шагнувшая к нему Инеж. — Это всего лишь королевский прием, а не нападение. Беспокойся за то, чтобы я не напала на Вегенера.        — Ты ведь помнишь, что происходит, если позволить эмоциям руководить ситуацией? — едва ли добродушный голос Каза надломился, напомнил зычный треск надломившегося ледника.        Инеж поначалу устыдилась услышанному, посчитав, что этой фразой он хотел напомнить, как она чуть было не прикончила его своей недавней безответственностью, но Каз, точно уловив это, тут же продолжил:        — Ты уже однажды напала на советника, не убедившись, что рядом никого нет, и получила удар отравленным оружием. Если бы у нас не нашлось противоядия, ты бы сейчас тут не стояла.        Инеж оказалась вынуждена согласиться.        Тогда же они, более не найдя тем, которые хотелось обговорить, спустились.        Стоявший на первом этаже Рейн сначала пожаловался, хоть и несмело, что слишком долго ждал их, но почти сразу замолк и весь завтрак просидел, не проронив ни слова (возможно, Каз успел наградить его весьма красноречивым взглядом и намекнуть, что он мог выломать череп даже без использования трости).        Меньше, чем через полчаса, Инеж наблюдала за тем, как деформировалась внешность Рейна, как под влиянием многолетней магии менялся его облик. Волосы из золотистого окрасились в тёмно-русый, а голубые глаза превратились в чистые изумруды, которыми на мир смотрел убитый Орвэлл Кензи.        Инеж не передёрнуло от того, что ей приходилось вновь увидеть лицо покойного мистера Кензи.        Куда тяжелее стало совладать с собой, когда Рейн принялся кроить Каза.        Пара выверенных взмахов, и ворох чёрных волос залило светлым кедром.        Ещё несколько — и Каз посмотрел на округу ядовито-лютиковыми глазами.        «Глазами предателя» — невольно подумала напрягшаяся от увиденного Инеж.        Она осекла себя, напомнила: настоящий Мередит мёртв. Настоящий собственноручно осрамил свою судьбу, померев столь смехотворно, будучи связанным в своём подвале и убитым своим же топором.        И пусть то одна большая насмешка от жизни, что именно за лицом человека, который солгал ей, который почти убил его, Каз скрывался от властей, пусть она и повторяла в уме, что это не Гарван — Инеж всё равно заставила себя не отвести взгляд, когда Каз посмотрел на неё не своими глазами.        — В прошлый раз я провёл тебя обратно до особняка и после снова вернулся в резиденцию. Думаю, сейчас мне не стоит переживать, что ты сбежишь или тебя украдут по дороге, — вполне серьёзно заявил Каз, пока Рейн колдовал над его оторванной рукой.        — Я вернусь без проблем, — голос Инеж, смятый и неровный, прозвучал невпопад, сродни расстроенным струнам, а секунду спустя она, не выдержав, и вовсе отвела взор.        — Хорошо, — немного погодя ответил Каз, от которого её аномальное поведение вопреки всем стараниям не укрылось. Он посмотрел на свою руку, на то, как из ничего появлялись пальцы, и когда Рейн отошел, позволяя ему проделанную работу, сжал и разжал ладонь.        На то, чтобы выкроить ему ладонь из пустоты, ушло немало времени. Инеж спросила себя, сколько раз Казу приходилось проделывать подобное, но уже скоро в голове встал вопрос о том, принимал ли он вообще свой привычный облик с того дня, как впервые предстал перед Кеттердамом в ипостаси Мередита?        — Я понимаю, что тебе захочется увидеть голову короля на кончике ножа, — слова Каза скользили где-то на краю, как что-то неважное, и подтверждение тому то, что он с куда большим интересом рассматривал свои бездумно дёргающиеся в воздухе пальцы, — но попытайся держать себя в руках, чтобы Вегенер ничего не заподозрил.        — Знаю, — как в прострации произнесла Инеж. — Ты снова будешь вести себя как самодовольный и жадный советник.        — А ты — как напуганная взрослая девочка.        — А вот это было обидно, Каз, — деланно угрюмо отрезала она. — Я всё ещё не забыла «сулийку с отшибленной головой» на собрании Совета, если тебе это будет интересно.        Каз усмехнулся, и смешок этот пронёсся по кухне голосом Гарвана.        То даже не эхо, то — гулкий и всё сметающий взрыв в загудевшей от давления черепной коробке.        — Считай это ответом на «старика», Призрак.        Призрак.        Мередит тоже звал её Призраком.        Никак иначе.        «Это имя дал тебе Каз» — осудил её один из неуютно теснившихся в естестве бесов, доселе лавирующий в дремотном дурмане, будто величавая шхуна во мраке сизых туманов, не имеющая ни ориентиров, ни руля.        И если бы не зов Каза, то она, возможно, ещё не скоро избавилась бы от сего наваждения:        — Нам пора выдвигаться, — он, не глядя, поправил лацканы пиджака: оставленная с давнишних времён в Бочке привычка идти к противнику одетым с иголки.        Рейн не сказал ничего, лишь неохотно схватился за ручку рабочего портфеля и выдвинулся к выходу.        Каз же, бросив на неё беглый взгляд, указал выдвигаться за ними.        Было рано. Ещё не промелькнуло на небе ни единого намёка на проблеск чистого аквамарина, вместо которого Кеттердам укрыл безбрежный шафрановый атлас. Плетясь позади, привыкшая к ранним пробуждениям Инеж подставила лицо дуновению прохладного ветра, чувствуя: ещё несколько смен луны и солнца, и мир захватит в свои владения осень.        «Почти шесть месяцев» — удручённо подметила она, продолжая путь.        Почти шесть месяцев.        Почти полгода.        Столько времени они позволили королю и Совету спокойно жить после всего содеянного.        Почти пять из них этому произойти позволила она, будучи так близко к врагам, которые не скупились в лицо описать ей в красках, как убили Каза Бреккера («Призрак, гляньте, а ведь этим ножиком мы отрезали ему руку! Узнаёте его?»), и потешаться от осознания, что она им в отместку ничего не сделает.        В центре Кеттердама улицы либо напрочь пустовали без людей, либо продавцы шёлка и мясных изделий только-только приступали за работу. Инеж вспомнила, что когда она брела по городу до обретения памяти, её по рукам связывал дискомфорт, гнетущая и пресловутая мысль, что её могли выкрасть, пока того никто не увидит.        Она тогда и подумать не могла, что когда-то эти люди боялись её едва ли не так же, как и Каза.        Где-то одиноко каркнул в глушь ворон, точно зная, оглашая, кто в этот ранний час шествовал по улицам.        У ворот дворца Инеж впервые почувствовала, что кто-то не просто прошёлся по её могиле, а сплетался на ней с кем-то в пародии на неведомый танец. Её бегло унесло в далёкий март, в тот день, когда они с Казом пришли сюда. Когда мирную тишину нарушил звон церковного колокола, а она остановилась, вслушиваясь, смотря на разверзающуюся над куполами дворца иссиня-чёрную галаверу воронов.        Посмотрев на Каза, Инеж тогда увидела, что он давно стоял на территории Вегенера, пока она, будто святые её пытались так убого защитить от грядущего бездолья, стояла по другую сторону от него.        Она уже тогда догадывалась: их ждали тёмные времена.        «А может, ещё в тот день свет намекал, что с Казом что-то произойдёт?» — невольно поразмыслила Инеж, но, обходя королевский фонтан, поняла, что поздно было думать над этим: банда подавно похоронена без могил, а Каз кое-как выбрался из лап Смерти и вернулся к ней.        — Доброе утро, — по-товарищески поприветствовал их стоявший у дверей усатый стражник, пока второй, более юный, лишь молчаливо кивнул им.        — Доброе, — без всякого душевного подъёма ответил Каз. — У меня назначена беседа с королём. Призраку тоже велели явиться.        — А мистер Кензи? Вы что тут делаете? — крайне непочтительно обратился к Рейну младший страж.        — К вашему сведению, Уолтер, именно мистер Кензи уведомил меня о встрече с его величеством. Ко всему прочему, он ещё и является вторым полноправным хозяином Призрака, так что имеет право участвовать в этом, — крайне апатично изрёк Каз, заметив, что Рейн замешкался от заданного ему вопроса.        Старший не без осуждения взглянул на Уолтера, прежде чем понуро вздохнуть и покорно отворить двери во дворец.        Идя по окрашенным в белые и золотые краски коридорам, Инеж оглянула стены дворца как и в день после треклятого праздника, когда она пыталась сбежать от Гарвана («Каза» — тут же настойчиво исправило подсознание), перед этим позволив Пекке Роллинсу обмануть её. Она подняла взгляд, посмотрела на дорогую лепнину в образе ангелов, и лишь над проходом в тронный зал был высечен, кто, как думала Инеж, был Гезеном.        Встреча лицом к лицу с Вегенером походила на удар спонтанной вьюги по голой спине. Инеж сглотнула и и напряглась, но то был уже не испуг.        Не тогда, когда она знала о всех его злодеяниях и знала, что за Гарваном скрывался Каз, который не позволит королю переступить черту.        — Ваше Величество, — чинно обратился Каз к правителю, но Инеж давно, ещё не обретя память, понимала по его намерениям поднять мятеж против властей, что то чистой воды фарс.        — Мистер Мередит, — ответил ему Вегенер, будто равному себе. — Мистер Кензи, — с меньшей почтительностью, чем к своей правой руке, поприветствовал он Рейна, и напоследок, недобро сверкнув глазами-ледниками, посмотрел на неё. — Призрак.        — Мистер Кензи сказал, что вы хотели видеть её, — будто выученным назубок текстом отрапортовал Каз, хотя Инеж знала, что он привык в любой ситуации действовать экспромтом. — Призрак доставила вам неудобств, пока я вёл войско по Беллендте?        Не будь она вынуждена притвориться потерявшей память, Инеж, закатив глаза, шепотом намекнула бы Казу, что он переигрывал.        А может, и нет: в какой-то момент она ощутила необъяснимый прилив слабости.        Что-то подобное на Инеж накатило вчера, когда она пыталась атаковать скрывавшегося за лицом Гарвана Каза, и она понадеялась, что, в отличие от вчерашнего неуклюжей попытки напасть, в этот раз ей не придётся потерять сознание.        — Нет, — опроверг эту мысль Вегенер. — Орвэлл присматривал за ней, так что проблем с вашей сулийкой никаких не было. Скажи-ка мне вот, что, Призрак, — казалось, вместе с тем, как он произносил её имя, трещали прочные кроны, и сам король сцеживал весь яд в одном этом слове, — вспомнила ли ты хоть что-то? Есть ли в тебе жажда убить кого-то в этом зале?        «Да» — забилось в ней загнанным в угол диким зверем, стоило Вегенеру пристально взглянуть на неё, будто находя намёк на возможную ложью.        Но Инеж, совладая с собой, стараясь не думать, что человек перед ней убил её семью, что именно он едва не отнял у неё Каза, лишь ответила сипло:        — Ничего, — и, помедлив, добавила: — ваше Величество.        Вегенер выпрямился, и по глазам его Инеж не могла понять, какая эмоция руководила им от её ответа.        — Слышу неуверенность в её голосе. Явно боится. Значит, и впрямь не помнит, — обратился король уже к Казу. — С другой стороны, тот факт, что она вас ещё не прикончила, говорит о многом.        — Мой король, — Каз прокашлялся, явно желая сменить тему. — Вы хотели поговорить со мной лично. Это связано как-то с тем, что вы собираетесь перетащить войско на Эйл Комеди?        — Поход здесь ни к чему. Причина другая, — и, сунув руку во внутренний карман пиджака, Вегенер выудил конверт. На нём — королевская печать, чёрный двуглавый орёл, кричащий в никуда. — Официальный вердикт об объявлении войны Новому Зему. Торговый Совет не решился перечить мне, а Шухан пообещал помочь с боевой техникой, если земенские власти осмелятся ответить.        Несмотря на туман, окутавший помутневший разум, Инеж тут же представила себе, как накрывало волной взрыва просторы Нового Зема.        «Это родная страна Джеспера» — нещадно напомнил чей-то голос.        — Что насчёт Фьерды и Равки? — невозмутимо поинтересовался Каз.        — Равка только отошла от результата войны, которая была у них три года назад, а Фьерда утеряла немалую часть оружия в этой же битве и вряд ли задумается о том, чтобы встать на защиту земенцев. Шухан — надёжный союзник.        — Однако, если Новый Зем предложит что-то достойное за поддержку Шухана, императрица Кир-Табан может пересмотреть своё решение помогать Керчии.        Но Вегенер лишь гнусаво усмехнулся:        — За пару месяцев мы ограбили народ похлеще, чем при любом другом короле. Что есть такое у маленького бедного Нового Зема, что не сможет предложить императрице Керчия?        — Хорошо, — простодушно согласился Каз, — но это будет невозможно, если вы перенаправите солдат и меня с ними во главе на поиски убийцы мистера Роллинса.        — Не стоит переживать за это, — резко посерьёзнел Вегенер. — Человек, убивший Пекку Роллинса, конечно, важен, как разыскиваемый властями преступник, но тут решается судьба нашего королевства, поэтому поиски можно отложить на послевоенное время. Я никуда не отправляю тебя, вместо этого я поручаю тебе вместе с моими стратегами составить план войны.        Каз кивнул, наконец-то приняв письмо короля.        — Как пожелаете, ваше Величество.        Незримо для остальных Инеж тяжело задышала.        Нутро залило свинцом, сознание отказывалось функционировать так, как ему положено.        Казалось, она не могла удержать себя на ногах.        «Это всё вина таблеток» — недовольно вспомнила Инеж.        — Мой король.        Она оглянулась вместе с остальными, тут же увидев стоявшего у прохода Куарона.        Инеж присмотрелась к нему, к чистейшему негодованию на его лице, к завистливым чертям, заплясавшим в его тучных глазах, как только взгляд его отыскал человека, занявшего его место.        — Заходи, Эйнер, — без всяких любезностей подозвал его к себе Вегенер.        Несмотря на то, что ещё недавно ему пришлось перетерпеть унижение и на виду соперника получить хлесткую пощечину от короля, прошествовал Эйнер таким горделивым шагом, будто и сам был королем.        Остановившись неподалёку от трона, бывшая глава Совета периферией зрения ненавистно воззрел на Каза, не осознавая, что перед ним вовсе не его коллега.        Почти сразу он, вздохнув, обратился к Вегенеру:        — Только что посетил порт, — заявил Эйнер, и в словах его просквозило внезапное самодовольство. — Прочники потрудились на славу, поставили антигришийную сеть в нескольких метрах от кораблей.        От Инеж не укрылось: Каза эта новость нисколько не обрадовала.        — Хорошо, — но в противовес сказанному Вегенер ответил сухим кивком.        Каз снова прокашлялся, прося обратить внимание на него.        — Прошу прощения, — как можно безразличнее отозвался он, — антигришийная сеть? По какому поводу и почему я об этом не знал?        — Ты был в Беллендте на тот момент, — и тут же, фыркнув, король добавил: — Хотел усмирить паранойю Эйнера. В последнее время он без умолку верещит мне, якобы ты можешь быть перекроенным Казом Бреккером.        Каз рывком, пытаясь скрыть, что его охватила лёгкая тень паники, оглянулся на Куарона, дёрнувшегося от злости, что Вегенер в который раз выставил его посмешищем перед другими.        В попытке снять с себя все подозрения, Эйнер заговорил:        — Смею заявить, что это была лишь теория. Гарван и раньше был умен, но что-то многовато мозгов у него появилось за прошедшие месяцы. К тому же, — Куарон неожиданно взглянул на неё, но Инеж не дрогнула, и то скорее не из-за того, что не испытывала страх перед ним: она была чересчур слаба для страха, — слишком уж мягкий он к сулийке Бреккера.        — Кажется, мы обсудили это ещё в июле: Призрак — моя сулийка, — индифферентно процедил Каз.        — Однако ты не отрицаешь своё странное отношение к ней, как я погляжу. Уж не стоит ли мне подумать, что у тебя роман с преступницей?        — За подобную клевету, Эйнер…        Инеж квёло, точно величавым маятником, качнулась, желая, чтобы сей бессмысленный говор как можно скорее прекратился.        И это не укрылось от Куарона:        — Твоя сулийка выглядит весьма… — он замолчал на миг, прежде чем с не скрытым презрением докончить: — странно.        Тогда же Инеж, не одолев гнет бессилия, позволила ватным ногам подкоситься.        Она пала, но вместо того, что припечататься лицом к холодному полу, Инеж упала в руки вовремя отреагировавшего — и охнувшего приглушенно от неожиданности — Каза.        Он приподнял её, словно застрявшую в невесомости пушинку, помогая встать и удержаться на не удерживающих её ногах.        В то время безрезультатно старающаяся удержать равновесие Инеж думала, что позволила вызванному таблетками недугу одолеть её в самый неподходящий момент.        Она подняла взор на Эйнера, разглядела, как бликовало вперемешку с изумлением презрение в его серебристых глазах.        — Что с ней? — спросил Вегенер, но в голосе его ни капли беспокойства.        — Призрак начала чувствовать себя нехорошо за пару дней до моего возвращения, — заметив, что она всё ещё пошатывалась, Каз, не боясь осуждений, подхватил её на руки, и Инеж кое-как сдержала беззвучный писк. — Я отведу её домой, ваше Величество. Сама она не дойдёт. После — вернусь обратно.        Вегенер слегка скривил уголок рта, но, выдохнув, согласился.        — Я жду, — строго огласил он.        Каз прошагал к выходу из тронного зала с ней на руках.        Хоть и пытаясь держать дистанцию от него, дабы не подтвердить догадки Куарона, Инеж была прижата к Казу так близко, что почти с лёгкостью почувствовала за слоем рабочей одежды, как глухо перестукнуло в грудной клетке тревожным эхом.        Чекань бьющегося сердца вдруг почудилась ей невозможно-громкой, будто оно находилась у него не за рёбрами, а барахталось где-то неподалёку от них.        Скоро Инеж поняла, что то вовсе не сердцебиение, а шум стучавшей по полу туфли.        Выглянув из-за плеча Каза, она мигом увидела шедшего за ними Куарона.        — А ну стой, — едва ли не прорычал Эйнер, грубо схватив соратника за локоть.        Не ожидавший такой фамильярности Каз смерил его по-взрослому холодным взглядом, словно перед ним стоял глупый и наглый мальчишка, а не мужчина старше него.        — Чего ты от меня хочешь, Эйнер? — безразлично вопросил он, и голос его напоминал зимнюю стужу, лютую и не щадящую.        Но на Куарона то, по всей видимости, не повлияло.        — Правды, — высокомерно сплюнул бывший глава Совета, позволив себе ткнуть пальцем в грудь собеседника. — Я закрою глаза на то, что ты внезапно отыскал где-то мозги и так привлёк внимание Вегенера. Я даже закрою глаза на то, что ты занял моё место, и соглашусь, что я — чёртов параноик, раз подумал, что ты перекроенный Бреккер.        — Чудно, — саркастично бросил Каз. — И каков вывод этой полемики?        Инеж удивилась тому, что сразу после заданного вопроса Эйнер посмотрел на неё, прежде чем фыркнуть, выпрямиться натянутой до предела тетивой и вновь обратить внимание на Каза.        И в глазах его блеснуло знакомое ей презрение.        — Мог бы сразу на аукционе сказать, что сулийка тебе для твоих мужских потребностей нужна, хотя отношения с девушкой бандита строить это одно, а вот обрюхатить её — совсем другое.        Инеж скривилась от того, как в одночасье скабрезно и прямолинейно это прозвучало.        Каз же, напротив, сохранял свойственное ему ледяное спокойствие.        — Это тебя уже не касается, Эйнер.        И, не медля больше, он развернулся, дабы покинуть дворец.        Инеж чуть погодя оглянулась на оставшегося позади Куарона, проследила за ним, неподвижно стоявшим посреди коридора и провожающим их горящим праведным неистовством взором.        Она смотрела на него до тех пор, пока врата во дворец не закрылись, а перед ней не встали удивлённые лица встрепенувшихся стражей.        — Неприлично так в открытую смотреть, — осадил стражников даже не посмотревший на них Каз.        К особняку Мередита они возвращались не так долго, как она могла бы то представить, но оказавшись за территорией дворца, Инеж попросила опустить её на землю.        Её трусило мелко, ноги не слушались, но она всё равно вежливо отказалась, стоило Казу предложить снова подхватить её на руки.        Они шли бок о бок в молчании, которое она прервала только тогда, когда побрели по безлюдной местности:        — Я не вовремя упала.        Ни о чём другом у Инеж думать не получалось, и она осознавала: отрицать сие заявление бессмысленно.        Смотря куда-то в засеянную сочным изумрудом даль, Каз сузил глаза, но ничего в нём не выдавало того, что он мог винить её в произошедшем во дворце.        — Если ты так сильно хотела, чтобы я взял тебя на руки, могла сказать мне об этом утром: я бы перенёс тебя с комнаты на первый этаж, но падать на виду у всех — не лучший вариант, — безукоризненно хмыкнул Каз.        — Вчера ты уже перенёс меня на руках в комнату.        — Ты была без сознания.        И то верно.        Она проследила за тем, как почти незримо покачивалась из стороны в сторону его рука. Инеж бы взялась за неё, схватилась крепко, так, что не отнять, как и до взрыва в Клепке, но сейчас она совсем не была похожа на руку Каза.        Сейчас она — холодная ладонь Казом же убитого убийцы, хоть убийцей и являлась только поношенная оболочка.        Инеж вспомнила, что даже вчера, схватившись за него, будто он вот-вот исчезнет, даже рыдая ему в грудную клетку и что-то несуразно повторяя, — тыживойтыживойтыживой! — она старалась смотреть куда-угодно, но только не ему в глаза. Пусть и знала, что взглянет Каз на неё по-родному, пусть и приняла, что это в самом деле был он, что она больше не хотела отпускать его, Инеж осознавала, что смотрел он на неё чужими глазами.        Теми, которые бесстыдно лгали ей неделями.        В особняк она влетела, впорхнула птичкой, но сразу же пожалела об этом: ноги снова предательски подкосились, а Каз не успел подбежать и поймать её.        Инеж рухнула и мазнула по полу таким взглядом, будто виноват во всех её бедах именно он.        Над ней раздался срывающийся на усталость вздох.        — Иди сюда, — шепотом привлёк её к себе присевший на корточки Каз.        Почти забота, но она звучала голосом Гарвана.        Инеж встала сама.        С трудом, борясь с желанием распластаться вот так до той поры, пока воздействие медикаментов не пройдёт само, но всё равно встала, делая вид, будто у неё вызвали интерес узоры на полу.        — Инеж, — позвал он её, точно понимая всё без слов. — Ты… хочешь, я проведу тебя до комнаты?        Она, вероятно, могла бы и сама дойти, пусть и шаткой походкой, ища опору в прочных стенах, но почему-то, поразмыслив, кивнула. Может, ради себя, потому что ей понадобилась бы чья-то помощь, или чтобы не ранить Каза, перед которым она и без того прошлой ночью надеялась вымолить прощение если уж не за обман, то за кинутые ему во время забвения слова.        Он провёл её по ступеням, придерживая сзади, не решаясь взять за руку, осознавая: у него лицо врага, пусть действия его и противоположны вражеским.        Каз провёл её до самой кровати, и Инеж, присев, обратилась к нему раньше, чем он заявил бы, что возвращается во дворец:        — Насколько плохо то, что Куарон догадывается обо всём?        Каз шаркнул ногой, приближаясь к её кровати, стоя над ней, но не осмеливаясь сесть рядом.        — Не скажу, что так плохо, если Вегенер считает его за идиота, — признался он, и только Инеж хотела облегченно выдохнуть, добавил мрачно: — Куда сильнее усложняет ситуацию антигришийная сеть.        — Зачем было покрывать порт? Если Куарон уже настолько уверен в своей правоте, что нанимает фабрикаторов для целой сети, то не лучше было бы покрыть ею дворец? — недоуменно спросила она.        — Глупый ход с их стороны, но, возможно, они хотят загнать меня в угол и прикончить именно в Кеттердаме. Не оставить ни единого шанса на побег. Это… имеет смысл.        «Загнать в угол и прикончить».        С какой лёгкостью ведал ей о таких вещах Каз — у неё в тот час же болезненно содрогалось что-то внутри.        Они, на деле, привыкли находиться на грани, к тому, что каждая следующая подобная миссия могла быть опасней предыдущей, — по крайней мере, четыре года назад Каз ясно заявил, что процент подохнуть в стенах Ледового Двора достаточно велик — но после всего, что ей пришлось пережить вчера, Инеж хотелось положить этому конец.        Всё равно на то, что у него не свои руки и не своё лицо — она взяла его за ладонь, сжала её, и реакцией Каза оказалось удивление.        — У тебя есть план? — задала Инеж один единственный вопрос.        Он, неторопливо отвернув от неё лик, задумчиво посмотрел в окно и выдохнул.        — Есть, — но слова эти скрывали за собой гнетущую неуверенность. — Правда, ситуация с сетью повышает риски, но я думаю…        — Без «я думаю», Каз, — перебила его Инеж. — Нам нужен точный план. Если нас поймают, если тебя… если… я сказала вчера, что не собираюсь снова тебя терять. Позволять тебе так рисковать собой — тоже.        Инеж могла не бояться, что в пылу битвы Каза подведёт старая травма: от прежней хромоты не оставалось и следа, точно нога его никогда не ломалась.        Вместо хромоты проблемой предстало отсутствие руки, того, на что Каз всегда полагался, в честь чего Кеттердам и прозвал его Грязными Руками.        Опустившись, он вновь присел перед Инеж.        Его ладонь невесомо легла на её, как лишенная слов поддержка, как заверение, что их больше не разлучат.        — У меня есть время до вечера, чтобы додумать план. Я бы не стал рисковать. Тем более, что ты и сама не в лучшем состоянии.        Инеж хотела ему верить.        Она уже позволила властям напасть на Каза, позволила исполосовать ему лицо памятным шрамом и оторвать кисть.        Она клялась себе в ночь перед нападением, что защитит его, не даст никому до него добраться, но её клятвы скоро лишились всякого смысла: Инеж уже дала этому произойти, и потому не могла смотреть на то, как Каз неосознанно дорывал себе яму, которую не успела вырыть ему она.        — Будь осторожен, — вымолвила она тихо, и сразу, не выдержав, продолжила: — Прошу тебя.        Большой палец Каза аккуратно погладил потертые костяшки её ладони.        Это прикосновение Инеж знакомо вопреки тому, что прикасался он к ней руками Гарвана.        — Обещаю, сайни.        После Каз ушёл, а Инеж осталась в комнате, прислушиваясь к тому, как он бороздил по коридорам.        Невидимая горечь скользнула по языку в тихом шуме его шагов.        Тревожное затишье висело использованной ветошью повсюду: в пустых пыльных коридорах второго этажа, на кухне, в комнатах. Словно ажурная сеть паучьей паутины, в которой запутались разом звук и расслоившееся на мириады частиц время.        Тишина, бесконечная и тягучая, пугающая, такая, что не зазвенит никогда, не задребезжит битым стеклом, лишь утопит в себе, как в кровавой чаше.        Такая, что поглотит страшными тварями, коих рисовало в дебрях нефритового леса больное воображение.        Инеж не смела выйти из особняка, чтобы пройтись по трущобам Кеттердама, дать ветру разогнать удручающие мысли.        Не до этого.        То вовсе не те думы, которые уйдут так легко.        Выход им — надежда, незыблемая и всемогущая, что властей ожидал крах.        Ожидание, готовое разродиться ударом грозы, тяготило.        За стенами прозвучала трель шагов, как только случайный блик рассеянного лунного света мазнул по сводам особняка.        Каз вернулся в странном настрое: он не напоминал человека, который готов свернуть горы в погоне за целью, но лицо его не очертила тень омрачения — и то хорошо.        — За стол. Все, — только и сказал он, — и последнее явно было адресовано больше Рейну — а сам же, не теряя времени, шагнул к одному из кухонных ящиков.        Не прошло и минуты, как он раскидал по столу кипу писем.        Все до единого — от Вегенера.        — Я хранил их все, — заявил Каз, добавляя последнее, то, которое король протянул ему, чтобы передать новость о войне. — Я знаю о планах Вегенера. Дальше будет хуже. Керчию ждёт распад, если короля не свергнуть. Народ будет беден, в то время как власти набьют себе карманы крюге, но керчийцам этого не понять. Они будут бездействовать, если их не подтолкнуть.        — Как ты подтолкнёшь к мятежу целый город? — хмуро спросил Рейн.        — Люди уже подняли митинг один раз, — мрачно оповестила Инеж, вспоминая, как оказалась чуть ли не в эпицентре действий. — Вегенер открыл огонь по мятежникам.        — Видать, мятежников было не так много, что их так просто перебили, — крайне небрежно по отношению к почившим ответил Каз. — В своих последних письмах Вегенер в открытую высмеивает народ. Здесь чуть ли не весь сюжет на дальнейшие три года, и это при том, что он собирается снова прибегнуть к фальсификации голосов и продлить себе срок.        — Но Куарон ему уже не поможет в этом, — напомнила Инеж.        — Куарона понизили. Он даже при желании не сможет помочь, а Вегенеру ничего не стоит обмануть людей самостоятельно. Если повезёт — успеем свергнуть его до того, как по Новому Зему нанесут первый удар.        — Это, конечно, очень хорошо, что ты хочешь предотвратить войну, Каз, — малость робко начал Рейн, хотя по голосу его становилось ясно, что он негодовал, — но у нас сначала был договор, что я помогаю тебе вылечиться после бойни с советниками, потом ты меня заставил перекроиться в политика и затянул нашу сделку почти на полгода, а теперь меня в войну втянуть?        — Не беспокойся, — невозмутимо обратился к нему Каз. — Ты окажешься в Гефвалле до того, как мы с Призраком приступим к нашим революционным замыслам.        Хризолитовые глаза Рейна блеснули неверием.        — Мы… покидаем Кеттердам?        На Казе же выступила ухмылка.        — Больше, Рейн. Мы покидаем Керчию.