Выстрел.
— Один из семи.
Два выстрела.
— Два из семи.
Ещё четыре.
— Три из семи и одна бутылка упала на землю, — почти победоносно сообщил двинувшийся к веренице пней Уайлен.
Нахраписто усмехнувшись услышанному, довольный собой Джеспер подбросил револьвер в воздух, но в следующую секунду ойкнул: вместо того, чтобы приземлиться ему в протянутую ладонь, оружие упало в низкорослую зелень.
— Но там должна была остаться хоть небольшая трещина, поэтому б
ольшую часть я таки сбил, — попытался реабилитироваться стрелок, до этого усердно клявшийся всеми своими револьверами, что никакая слепота не станет преградой его природной меткости.
Однако курчавая макушка Уайлена отрицательно качнулась.
— Четвёртая бутылка цела, Джес, — и, пусть соратник его не смог бы этого увидеть, Ван Эк виновато улыбнулся ему.
— Сегодня ветер дует не в ту сторону, из-за чего мои пули вечно заносит не туда, — сострил Джеспер, и тут же, как охваченный азартом мальчишка, воскликнул: — Давай ещё раз.
Уайлену оставалось измученно вздохнуть.
— Это уже третий раз за последние двадцать минут, — ворчливо провозгласил он.
— Не третий, а пятый.
Они синхронно икнули и дёрнулись от неожиданности, услышав подле чужой голос. Судя по тому,
что именно этот голос вещал, обладатель его лицезрел это зрелище приличное время, раз уж успел посчитать все попытки Джеспера безошибочно разбить все бутылки вопреки слепоте.
Уже скоро на гранитном валуне, расположившемся на не громоздкой зелёной прогалине, с вальяжностью дикой кошки примостилась по привычке беззвучно подошедшая к ним Инеж.
— Я больше четырёх лет прошу тебя так не подкрадываться, — пожаловался озирающийся по сторонам Джеспер, не понимая, с какой стороны она смотрела на него.
— Прости, — в самом фальшивом покаянии ответила дёрнувшая плечом Инеж. — Но вы были так увлечены, не хотелось отвлекать своим присутствием.
— И что же скажешь, как невольная свидетельница моей попытки показать, что я ещё не утерял хватку?
— Ты её не утерял, но мы всё равно не можем взять тебя с собой. Извини.
На раздумья Инеж не потратила ни минуты — озвучила первые плеснувшие в затылке слова, наспех выстроившиеся в целое предложение. То обыкновенное умаление: Джеспер мог бы намного лучше, будь он зрячим, и ни одна бутылка не осталась бы целой под его прицелом, но доброта — сплошные сложности, как ни крути.
«Бочка должна была в тебе это изничтожить» — неумолимо тянуло за язык с размаху и не к месту вовсе брякнуть себе, чувствующей, что стоило бы сказать Джесперу всё правдиво и без лишнего преуменьшения.
— Сомнений не было, — вполне понимающе ответил стрелок.
Инеж как-то догадывалась, что наперекор его словам и интонации услышанное у него в голове не укладывалось.
Она его понимала: самой приходилось несколькими сменами луны и солнца ранее оказаться на месте Джеспера, и она сетовала тогда, протестовала, как крамольно несогласный с вердиктом главаря упёртый солдат.
Джесперу такой возможности дано не было и не будет до последнего.
— Смотри на это с другой стороны, — Инеж состроила серьёзное лицо, хотя в речах её звучала призрачная благосклонность, — меньше тебе синяков и ссадин достанется. Ну, или же тебя мечами никто не нашпигует. Тебе дан шанс остаться в безопасности.
Но ей тоже был дан.
Более того — не просто дан, а всучен без права выбора, пока ей не пришлось узнать об этом и пресечь любую попытку оставить её в Новом Земе.
— На меня уже с марта никто не нападал, а до первой половины июля я только и делал, что прятался от всего Кеттердама, — пожаловался невозмутимо махнувший рукой Джеспер. — Так даже не интересно и обидно слегка: жить, зная, что ты уже никому не сдался.
— Джес, извини, но Инеж права, — преспокойно обратился к нему Уайлен.
Стрелок слепо повернул голову к нему, и смотрел так, будто мысленно уже несколько раз по кругу нарёк Уайлена предателем.
— На меня охотится целая столица. Может, даже страна, — чуть бодрее, даже с энтузиазмом, не вписывающимся под ситуацию, сообщила Инеж. — Я была бы признательна, если бы Керчия оставила меня в покое. А ещё дала короля и весь Совет, чтобы можно было без преград отсечь им головы за то, что они сделали с Клепкой и что собирались сделать со всеми нами.
— Я был бы признателен, если бы вы притащили короля сюда, чтобы я лично прострелил ему череп, — безрадостно подытожил Джеспер.
Он нагнулся, слепо шаря пальцами по земле в поисках потерявшегося в зарослях револьвера.
Только Уайлен хотел подойти и помочь ему, как пальцы Джеспера наткнулись на сталь холодного оружия.
— Пойдёмте, пройдёмся хоть, — и пусть говорил он спокойно, на щеках его полыхали костры от правды. — А то вечер настанет, а я ничего, кроме как сбить пару бутылок, не сделал.
Инеж ловко соскользнула с гранитных щербин валуна на шёлк сочного изумруда, укрывшего прочную поверхность земли, и, не проронив ни слова, двинулась за ними.
До этого они находились в поросшей листвой роще недалеко от фермы мистера Фахи. Инеж забрела туда случайно и хотела уже уйти, но уловила сотрясший территорию выстрел, от которого оторопело разлетелись в разные стороны потревоженные грачи. Она подумала, что то охотник, вышедший на поиски пропитания или захотевший усмирить разыгравшийся в нём дикий азарт, но знакомые голоса, которые Инеж услышала после, от этой теории оставляли одно лишь упоминание.
Она посмотрела: Уайлен придерживал Джеспера под локоть, хотя тот упорно уговаривал довериться ему и трости, которая служила новыми глазами уже пару месяцев.
«До чего же мальчики стремятся показать, что они не нуждаются в помощи» — подытожила Инеж в уме, пока они брели по истоптанной конями и повозками тропе.
— Было бы хорошо, если бы вы остались тут на месяц, — Джеспер выстукивал что-то по земле, как вялой дробью, кончиком трости. — В центре города будет праздник, тебе бы понравилось.
— Возможно, — согласилась невинно улыбнувшаяся Инеж, — но, к сожалению, столько времени у нас нет. Я боюсь, как бы Керчия не решила напасть на Новый Зем до того, как мы двинемся в Кеттердам.
— Тогда хотя бы возвращайтесь сразу, как одержите победу. Чтобы мы не думали, что вас схватили.
«Сразу, как одержите победу» — повторила про себя она, слегка тронутая тем фактом, что Джеспер нисколько не сомневался в их триумфе, что не допускал даже мысли, будто они могли проиграть в этой схватке.
— Хорошо, — легко согласилась Инеж.
— Можешь ещё принести ботинок Вегенера. У земенцев традиция такая: вешать обувь своих врагов в комнате.
— Чего? — сдавленно спохватился доселе молчаливо шедший с ними Уайлен. — Хочешь сказать, эта гадость будет висеть у нас в комнате?
Джеспер звонко засмеялся над невинным трепетом юноши.
— Боишься, что злой ботинок оживёт поздней ночью и затопчет тебя до смерти, Уай? Не бойся, я и мои револьверы этому не позволят случиться.
— Помню, что
кое-кто именно Вегенера и хотел видеть на троне, — нарочито укоризненно, хоть укор и был несерьёзным, нашёлся с ответом Уайлен.
— Да? — инфантильно, будто и не о нём говорилось, переспросил Джеспер. — Не помню.
— И ты обещал съесть свою шляпу, если выборы победит не он, — незатейливо, почти весело, поддержала Уайлена Инеж.
Стрелок закатил глаза.
— Всё вы помните, — уронил он в сомкнутую ладонь.
Инеж не сказала, что в марте, наслушавшись баек о том, как уже повидавший все стороны политики человек поставит на ноги королевство, сама воспылала рьяным интересом к нему.
В детстве она с невиданным жаром слушала истории старой шаманки о том, как сулийцы когда-то прислуживали при дворе короля и рассказывали обо всём увиденном: как народ плакался о бедности и страшной хвори, неурожае, принесённому засухой и прожорливой саранчой, а монархи гадали, как умилостивить пославших горе на обездоленных людей святых и божеств.
Сейчас Инеж знала: это всё — красивые сказки.
Королям далеко не всегда было дело до низшего звена в ипостаси молящего о милости народа.
Она подняла ввысь, на купы деревьев-гигантов, блестящие драгоценными яшмами тёмные глаза. Малахитовая листва на длинных разлапистых ветках расступилась так, что открывала взгляду небольшой обзор на купол дневной лазури.
Будто небольшая полынь, ведущая в небесные чертоги.
Будто природа штопала себя с целой вереницей таинств, а мир окольцовывал людей своими соблазнами.
— А куда мы идём? — прервал тишь рощицы Джеспер.
— К берегу, — простодушно ответил всё ещё державший его под локоть Уайлен. — Или у тебя были другие варианты?
Стрелок пожал плечами.
— Не то, что бы, — не нашёл он более иного ответа. — Инеж, а ты чего молчишь?
— Мм? — малость отчуждённо протянула она.
Инеж знатно затерялась в раздумьях.
Сколь туманными теперь казались все её бывшие рассуждения о том, что ждало их впереди: ещё весной ей представлялось, что бой с властями окончится плачевно, но отныне в отдушину ей прокралось солнце, устранившее всю заселившую её тьму и рассеивающее тучи, повисшие над головой.
— Задумалась, — самым житейским голосом произнесла она. — Я всё ещё не знаю, какие у Каза планы насчёт всего… этого. И что будет дальше — тоже.
— Я подготовил мини-бомбы по его просьбе, так что могу приблизительно догадаться, — признался Уайлен, и слова впитывались ей в макушку раскатистой вибрацией.
«Он просто закинет во дворец бомбы? И всё?» — удивилась Инеж.
Но нет.
На Каза это не похоже.
Он серчал на себя, напившись до беспамятства и рыданий, что надо было с самого начала разбомбить дворец со всем Советом и королём, но они прошли слишком долгий и тяжкий путь, чтобы окончить эту историю с такой лёгкостью.
Инеж ему доверяла, как бы то ни было, какой бы изощренной не показалась вся ситуация. Один раз уже не доверилась, решила сделать всё по-своему — и на том хватит.
Скоро роща осталась позади, как и поля юрды и жужжания ютившихся над рыжими цветниками пчёл.
Инеж ступила на взрыхленную песчаную стезю, как будто под ногами рассыпались в груды крупицы золота. Присмотрелась, нисколько не утомившись не познавшей корректуры панорамой морских волн, бившихся о берег.
Лишь одна разница: после Керчии непривычно видеть, как море со дня на день пустовало без кораблей.
От упоминания кораблей Инеж моментально помрачнела: её «Призрак» остался далеко-далеко от Нового Зема. Она не выбиралась в море с конца зимы, и только своенравным святым известно, сколько работорговцев, коих она из-за Вегенера не словила, успело набить себе карманы до разрыва штанов, украв и сдав в бордели уйму сулийских и каэльских детей.
— Хорошо тут, — оглянув просторы и заходясь чуть ли не детским восторгом, протянула Инеж. — Джес, почему ты не захотел остаться тут? Что тебя потянуло в Кеттердам?
— Самостоятельности нынче захотелось, — бесцветно ответил почесавший щеку Джеспер, слепо, ориентируясь больше на слух, повертев головой к морю. — А ещё университет там был получше, чем в Новом Земе, но в Бочке оказалось веселее, чем на лекциях у какого-то старика со страшным насморком.
— Веселее? — недоверчиво переспросил покосившийся на него Уайлен.
— Что тебя так удивило, купчик? — искренне изумился стрелок такой реакции.
— Каз мне ещё с операции по Ледовому Двору рассказал, что ты его в самый первый день достал настолько, что он заехал тростью тебе по голове. Странное у тебя понятие веселья.
— Да врёт он всё, — уклончиво протянул Джеспер, и, думая, что не услышат, буркнул шепотом себе под нос: — Не в первый, а сорок первый…
— Мне он тоже сказал в первый, — встряла она в их распри.
— Инеж, ты сегодня совсем не на моей стороне, — в театрально-осуждающей манере поддел её нахмуривший тонкие крылья бровей Джеспер.
— Я спрошу у Каза, — заверил его Уайлен, что, конечно же, правдой быть не могло, потому что к нему он пытался обращаться как можно реже, предпочитая лишний раз не чувствовать на себе холодящий прищур Грязных Рук.
— Спроси, — неуверенно промямлил стрелок. — Только найди его для начала.
— Вон он, — негромко оповестила устремившая взор направо Инеж.
Каз был недалеко от них, и она поначалу немного удивилась тому, что не увидела его сразу.
В паре метров от воды росли две высоченные мангры. Их прочные стволы обмотали тонкие белые верёвки, удерживающие слабо покачивающееся ложе из бежевой ткани. На гамаке том, уткнувшись виском в небольшую декоративную подушку, предался дневной дрёме Каз, о котором они только что говорили.
— Ну, так чего тогда ждём? — нервно вопросил Джеспер. — Пойдёмте спросим у него.
— В другой раз, может, — остановила его Инеж.
— Почему это?
— Он спит, — коротко объяснил Уайлен.
В ответ: придушенное «о».
— Каз умеет спать? — озорно дался диву стрелок.
Инеж невольно улыбнулась его колкой фразе.
«Будет забавно, если окажется, что Каз нас слышит» — подумала она, но полминуты погодя звеневшая фраза в голове дополнилась задумчивым «хотя-я-я».
— Давайте не сегодня, — заговорщическим шепотом обратилась Инеж к молчаливо стоявшим товарищам рядом с собой.
— Да, Джес, — первым делом согласился с ней Уайлен. — Ты же не хочешь, чтобы Каз отобрал уже
твою трость и проделал с тобой то же самое, что и в твой первый день в Бочке?
— В
сорок первый, купчик, — угрожающе прошипел Джеспер.
Уайлен довольно улыбнулся.
— Это ещё не доказано. Инеж, пойдёшь до города?
Она оглянулась назад, на сопевшего под лучами дневного солнца Каза, и, снова обернув изучающий взор к ожидающему ответа соратнику, вовсе не безотрадно покачала головой.
— Я останусь, — наконец-то уведомила его Инеж. — На меня, кажется, тоже сон нападает, а заснуть где-то в закоулках незнакомого города и потеряться — идея не очень весёлая.
По Джесперу заметно, даже если не вооружить для того глаза: он хотел было возразить, настоять на том, чтобы она всё-таки присоединилась к ним, — возможно, напомнить, что минуту назад она была бодрее всех на этом свете — но, подумав недолго, согласно кивнул ей.
— Ладно, — по-житейски изрёк он, ничуть не задетый её решением прервать прогулку. — Тогда встретимся ещё сегодня. До захода солнца, к примеру.
— До захода солнца, — задорно вторила ему вставшая полубоком Инеж.
Она стояла на том же месте, наблюдая за тем, как Джеспер и Уайлен отдалялись с каждой секундой всё сильнее. Совсем скоро они превратились в маячившие на фоне зарослей пестрящие точки, пока и вовсе не исчезли из виду, и только тогда, пару раз бегло моргнув, Инеж бесшумно шагнула по мелким песчаным горбам к гамаку.
Остановившись, она откинула на Каза тень, но золотистый свет от сферы солнца всё ещё плясал бесформенными пятнышками в его аккуратно приглаженных угольных волосах. Его бок слабо вздымался и опускался, и сейчас, пребывая в царстве сновидений, Каз выглядел совсем невинным, словно ребёнок, которому полагалась защита, пускай и защищать кого-то — прерогатива, принадлежавшая именно ему.
Инеж протянула вперёд ладонь. Та легла ему на макушку, мягко пригладила волосы, в которые зарылись пальцы, и он незаметно скукожился под её внезапным прикосновением.
— Каз, я знаю, что ты не спишь, — между смешком мягко произнесла Инеж.
Он приоткрыл один глаз, глядя на неё сквозь пелену ряби.
— С вами и не заснёшь, когда вы так громко меня вспоминаете, — несерьёзно буркнул Каз, и тут же шевельнулся, отодвинувшись и дав ей место, чтобы улечься с ним. — Ложись, раз решила остаться со мной.
Инеж осторожно, так, что гамак даже не покачнулся от её веса или неаккуратных движений, улеглась рядом, и тогда же, не теряя времени, прильнула к Казу, чувствуя, как его руки обвили её и прижали к себе.
Она позволила себе расслабиться и блаженно прикрыть глаза. Гнет и взывания к святым с проклятиями и убого-оскорблёнными «за что» звенели о своды несуществующих стен, как будто скалывая осмиевые пласты. Если закрыть глаза и напрячь воображение, то будет казаться, что она в Новый Зем приплыла на отдых, — так оно, к слову, и есть, но вселенная трактовала это понятие по-своему извращенно — существование в этой вариации её жизни не будет казаться пыткой, а Керчия не ждала того дня, когда её голову отсекут от плеч, чтобы та покатилась безвольно по забрызганным кровавыми кляксами дощечкам.
Инеж посмотрела на безоблачное и приветливое небо сквозь прищур от безжалостно полосующей по глазной сетчатке рези.
Побережье Шрифтпорта напоминало дивный мир, слишком далёкий и неестественный по сравнению с тем, в котором она привыкла находиться: какофония из лязга металла о металл, режущей уши трели жадных голосов и криков, а с ними — гора рассеченных кинжалами трупов, которых просто пришлось завалить, чтобы не оказаться на их месте по воле собственной неосторожности.
Инеж приподняла тёмную макушку, тут же столкнувшись с взором Каза. Он потянулся к ней, целуя невинно, как в первый раз (но вспомнив,
как Каз поцеловал её в самый первый раз, Инеж откинула это сравнение прочь), и она почти сразу ответила ему на сей порыв.
— И всё-таки, — шепнула Инеж ему в губы, — ты в первый день его ударил?
Каз округлил глаза на миг, но в следующий — едва ли не прыснул со смеху.
— Сайни, я не ожидал, что ты настолько важный момент захочешь прервать ради такого вопроса. А ещё говорила мне, что это я не романтик, — озорно шикнул он. — Джеспер получал от меня так часто, что я уже не помню, в какой последовательности.
Она кивнула, потянувшись к его протезу, чтобы по привычке взять Каза за руку.
Железяки дёрнулись, как от испуга или неожиданности, и он отвёл от неё механическую длань. Только Инеж удивилась тому, хотела спросить, что произошло, как Каз обхватил её пальцы второй рукой, кожей и костями, свойственными человеку, а не машине.
— Разве ты не чувствуешь касания протезом? — поинтересовалась она, проведя кончиками пальцев по его костистым фалангам.
Каз слегка замялся, прежде чем найти ответ:
— Чувствую, — честно изрёк он. — Но ты — нет, а я хочу, чтобы ты тоже чувствовала что-то помимо железа.
Инеж стиснула его рука в своей.
Чуть позже, не дожидаясь ничего, она снова подвинулась ближе к Казу, пока и вовсе не прижалась к нему вплотную, не ощутила, как снова закачался вялым маятником гамак.
— Каз, — вскоре обратилась Инеж к нему.
— Да?
— Что мы будем делать после того, как отомстим Вегенеру?
Вопрос на миллион, на миллиард, на бесконечность — всё будущее, оставшееся за выжженным на судьбе боем против целой столицы, было туманным и неясным. Всё равно, что смотреть в рябь разбившейся на круги разных размеров воды и недоумевать, почему невозможно разглядеть в ней своё гротескное отражение.
Каз вздохнул, уткнувшись щекой ей в волосы, и даже не видя его лица, Инеж с невиданной лёгкостью догадывалась, что он нахмурился.
— Когда-то я спросил тебя о том же, — на громко выдохе припомнил он ей, но пусть то и звучало невесомым укором, в противовес тому Каз зарылся пальцами в ворох её чёрных волос. — Ты ответила, что не хочешь задумываться об этом, пока Отбросы не будут отмщены. Что поменялось теперь?
А правда ведь.
Что поменялось?
Неужто только то, что Каз знал обо всех её тайных похождениях к Гарвану? То, что они смогли высказать друг другу все недомолвки? Или то, что им удалось воспрянуть из пепла от костра, который разожгли для них прихвостни Вегенера, когда казалось, что сгореть в этом огне — единственный верный и возможный вариант?
Или то, что она смогла отыскать минимальный душевный покой лишь спустя долгое время, жмурясь рано утром от оголтело заползающей через оконную раму солнечной проекции?
В вопросах причинно-следственной связи Каз всегда — почти — невероятно краток, но Инеж чаще всего требовала время для размышлений.
— Найди я ответ — смогла бы его немедленно озвучить, но вместо этого чувствую какой-то переполох в душе. Не могу сказать, что на меня так повлияло.
Каз ничего не сказал, и побережье охватило нарушаемое содомом буйных волн да трелью чаек безмолвие.
Он заговорил позже, самому глубоко задумавшись над её вопросом:
— В любом случае, у меня нет никаких идей, что мы будем делать после. Я даже не знаю, где мы будем: в Кеттердаме, в другой части Керчии, в Новом Земе, Равке — вариантов много, но везде надо будет заново пустить корни.
Его ответ не успокоил Инеж.
Эффект сродни чёрной завесе перед глазами вместо ожидаемой ясной картины.
И это пуг
ало, хотя она привыкла быть храброй и бойкой.
— А ты? — полюбопытствовал внезапно смягчившийся Каз, прижимаясь щекой к её волосам, которые он уже успел взъерошить. — Какие у тебя варианты?
Через полуприкрытые веки Инеж взглянула на тонкую оболочку одежды, скрывающей его плечи, и просверлила взглядом, точно изучая текстуру ткани, плотность, цвет. Она сама не задумывалась об этом, лишь один раз к ней наведалась мысль, что не плохо бы приютиться в Шрифтпорте навсегда.
Только с недавних пор её посетила дума, насколько заполняющая её теплом, настолько же и пронизывающая лютым холодом.
— Я бы хотела поплыть в Равку, — поразмыслив над тем, как правильнее сформулировать мысль, озвучила Инеж.
— Всё-таки Равка, — протянул Каз глубокомысленно, выговорив название страны так, будто раскатывая его на языке, пробуя его на вкус. — Мне стоило догадаться. Ос Альта, получается? Или тебе хотелось бы не столичной жизни, а где-нибудь поближе к деревне?
Инеж не спеша возразила:
— Я хочу поплыть туда не для того, чтобы жить. Я хочу увидеть родителей.
Каз замолчал от услышанного. Кажется, что он и не двигался, не дышал, удивлённый её откровением, и только после, найдя подходящие слова, произнёс:
— Что ж, это… не скажу, что удивительно, но я не ожидал такого решения.
— Эти люди дали мне жизнь, Каз, — мягко напомнила ему Инеж. — Вырастили, помогали сделать первые шаги, смотрели, как я расту, переживали, когда меня украли. Я не могу просто взять и сделать вид, что их больше не существует. Я… я уверена, они и сейчас боятся за меня. Я ушла, так и не сказав им ничего. Может, они и вовсе злятся на меня и считают изгоем каравана.
Над ними, беспрерывно дёргая крыльями, пролетела маленькая бабочка. Инеж потянулась к ней, не меняя положения тела, желая прикоснуться к крохе, но та тут же прошмыгнула прочь, сделав изящный пируэт в воздухе.
Она вздохнула, вновь обратившись к Казу:
— Я не жалею, что уплыла от них, воспользовавшись тем, что караван был занят похоронами дяди. Не жалею, что в тот день послушала его, рискнула и выбрала жизнь в Бочке сулийским степям, но чувствую, что поступила жестоко по отношению к ним. Если… если они захотят, чтобы я ушла обратно, откуда и вернулась, то так тому и быть — я уйду туда, где мы с тобой поселимся после того, как отомстим властям за банду, и больше не вернусь к ним, но я чувствую, что должна хотя бы попытаться.
Каз слушал её, не смея перебить, и дождался, пока она закончит свой долгий монолог.
— Ты чувствуешь себя уверенной, когда думаешь о том, как встретишься с ними после стольких лет? — задал он вполне уместный вопрос.
Ей хотелось ответить Казу твёрдым «нет», но какое же при этом страшное убийственное утешение сокрыто в том, что отныне любую уверенность, даже самую меркнувшую, можно безотказно отыскать только в
нём.
— Не совсем, — с искренней честностью произнесла Инеж. — Но буду, если со мной рядом будешь ты.
И услышала, как тягостно вздохнул он над ней, явственно не удовлетворенный её слишком смелыми и от того пугающими речами.
— Кажется, мы уже давно дошли до того, что я
не особо симпатизирую твоим родителям. Зачем лишний раз тревожить их не просто твоей связью со мной, а ещё и моим присутствием у них дома?
— Я не хочу, чтобы они продолжали считать тебя монстром, — заверила Инеж.
— Монстром, — хмыкнул он, и в слове том ни обиды, ни раздражения, только глубокая задумчивость. — А разве они не правы, думая так?
— Святые, Каз, конечно же нет! — чуть ли не сердито, точно ругая ребёнка за по-истине анафемское сквернословие, выпалила она. — Будь ты таким, я всё ещё была бы в плену. Или меня снова забрала бы в Зверинец Танте Хелен.
— Зверинец закрыли, забыла?
— Значит, работала бы на плантациях или мыла посуду в какой-то закусочной за копейки, не надеясь сбежать из Кеттердама. Но сейчас я здесь. В безопасности. С
тобой.
Но Каз всё ещё не был уверен — Инеж чувствовала это.
Чувствовала это так же легко, как и боль: как свою, так и его.
— Они думают, что со мной ты можешь попасть в беду. Я уверен, что они думают именно так. И они правы, Инеж. Ты бы не переживала всё это, будучи далеко от меня. Тебе не пришлось бы прятаться в страхе, что тебя убьют, терять память, быть в плену, пытаться совершить самоубийство, страдать из-за стольких потерь, чувствовать себя ущемлённой от того, что на тебя могли взвалить чужие преступления.
Инеж нервно усмехнулась.
— Хочешь сказать, — с уст её сорвался шумный ломаный выдох, — мне стоило остаться в Равке и больше не возвращаться к тебе?
— Нет, — запротестовал Каз, явно изумившийся тому, куда завели её мысли. — Я хочу сказать, что твои родители в чём-то были правы. Не в том, что они пытались следить за каждым твоим движением, лишь бы ты не сбежала в Кеттердам, хотя и в этом я их понимаю. Они, наверное, были наслышаны обо мне, когда плыли в Керчию, и я явно не тот парень, которого родители могли бы пожелать дочкам.
— Возможно, — просто согласилась с ним Инеж, — но если не попробуем разубедить их, то ничего не изменится. Они думали, что я буду с тобой несчастна — как минимум в этом они ошибались.
Она приподнялась слегка, оперевшись локтем на подушку.
Каз внимательно проследил за её движениями, за тем, как незаметно дрогнула её ручонка, потянувшаяся, чтобы ласково смахнуть несколько непослушно павших ему на лоб волосинок.
— Я хочу, чтобы они знали, что со мной всё хорошо, что меня не сожрали, не порвали и не выбросили где-то в переулке, — и, смягчившись, добавила: — Хочу, чтобы они знали, что ошибались насчёт тебя.
Каз опустил взор на ткань гамака.
— И как, думаешь, они отреагируют, увидев на своей территории
меня — чуть ли не самого страшного человека, о котором им приходилось услышать?
— А за это не переживай, — вкрадчиво обратилась к нему Инеж. — Я тебя в обиду не дам.
— Как странно слышать это от кого-то.
— Если моя бабушка нападёт на тебя с палкой, я прикрою.
В ответ — саркастичное фырчание.
— На что я надеялся, — беззлобно буркнул он себе под нос, но напряженные черты лица Каза в миг разгладились, стоило ей снова потянуться к его волосам.
— Но если серьёзно, — в миг остепенилась она, бережно намотав на палец его волосинку, — если что-то пойдёт не так, если они начнут плохо отзываться о тебе или попытаются навредить как-то — мы уйдём сразу, пусть ты трижды опаснейший преступник Кеттердама и самый самонадеянный человек в мире. Как бы я ни хотела встретиться с родителями, как бы я ни хотела, чтобы ты был рядом в этот момент, я не дам тебе чувствовать себя неуютно и ущемлено из-за меня.
Каз понимающе, почти благодарно, хоть и приглушенно, угукнул, пусть по нему и было видно, что он всё ещё предавался толике смятения от этой идеи.
— Что, если всё пройдёт удачно?
С Инеж вырвалось короткое, но весьма красноречивое «хм».
— Тогда я буду наведываться к ним, смогу держать связь с караваном и не тяготить себя мыслью, что мы разошлись, не объяснившись друг с другом. Мы… сможем наладить наши отношения, если поймём друг друга.
— Это… хорошо, — отстраненно произнёс Каз.
Инеж не двусмысленно воззрела на него.
— Ты думал, я скажу, что в таком случае собираюсь остаться в Равке?
— Всё могло бы быть, — голосом прожившего тысячелетия мудреца сказал он, проведя ладонью по её предплечью, будто намереваясь согреть от несуществующего холода. — Ты могла бы захотеть, чтобы я тоже остался, несмотря на то, что в сулийском караване я буду выглядеть максимально нелепо. Или могла сказать, что останешься с родителями до тех пор, пока я не сделаю тебе предложение руки и сердца. Я… не знаю, какие традиции у сулийцев.
Немало удивившись такой мысли, Инеж сначала немо посмотрела на него, как вдруг, не выдержав, засмеялась тихо.
— Нет, Каз, про «остаться в караване» даже не думай, но, — выделила она всё решающее «но», — мне нравится поток твоих мыслей. Не пойми меня неправильно.
— Рад слышать, — на грани изнеможенности ответил ей Каз.
— А знаешь, что ещё мне нравится?
— Мм? — промычал он, смотря на неё через щель в полуприкрытых веках.
Инеж подвинулась к нему, неторопливо поцеловав Каза в уголок левого глаза и едва коснувшись губами шрама, а после, отстранившись, засмеялась лукаво, будто только что совершила самое настоящее преступление.
— Во-о-от эта веснушка у тебя под глазом.
И в следующую секунду с самым садистским упоением лицезрела весь спектр ужаса на Казе, который тут же, не смея терять времени, спрятал лицо в подушку, пока Инеж, звонко смеясь над его придушенным «надо быстрее бежать из этой страны», мягко теребила его за плечо и просила показаться.
* * *
Несколькими сутками ранее.
Воллис Вегенер, ныне король Керчии и причина гнева народа, был взбешён, хоть это обозначение и могло назваться самым настоящим и жалким умалением.
Это никак нельзя было нарекать, чтобы сложившаяся оказия приняла хоть какую-то малую долю адекватности.
Он часто честил всех и вся всеми существующими проклятиями: от хилых и аморфных до самых страшных и непростительных. Он никогда не срывался на крик, не бледнел до такой степени, как будто человеческая речь способна обращать живца в окоченевший труп.
В этот раз под его криком содрогнулся весь зал, потому что сам Гезен видел и слышал, что его ругань была не простым злобным лаем сумасбродной псины — ею он сёк наотмашь в невиданном неистовстве, да так, что Совету оставалось убедиться, что его и впрямь стоило бы бояться.
— Ваше величество, — совершенно спокойно обратился к нему стоявший позади Куарон, все минуты бесстрастно наблюдавший за тем, как Вегенер крушил всё в комнате.
«Да пропади он пропадом!» — мысленно процедил король сквозь зубы, и невдомёк ему, кому именно адресовано это проклятие: Куарону, убивающему своей натренированной невозмутимостью, или Казу Бреккеру, который всё это время крутил его за нос, будучи у него во дворце.
«Чёртов сопляк!»
«Ублюдок безродный!»
«Надо было убить Призрака, чтобы до него дошло!»
Кулак Вегенера яростно стукнул по столу.
— Где настоящий Мередит? — прошипел он, хотя на Гарвана ему было всё равно ещё больше, чем на людей, которые вымирали под его правлением.
Эйнер за его спиной тяжело вздохнул:
— Видимо, раз Грязные Руки всё это время притворялся им, настоящий давно отошёл к Гезену.
— И ты так спокойно говоришь это?
Глаза Куарона холодно прищурились.
— Я уже выдвигал теорию, что это Бреккер, — напомнил он безразлично. — Вы мало того, что высмеяли меня, так ещё и сами проложили ему путь к победе, назначив на мою должность. Тем более, главной целью его буду точно не я, ваше величество.
— Заткнись! — взревел Вегенер. — Закрой свой рот! Он захочет и тебя убить! Ты тоже был там, когда его банда подохла, как свора мерзких крыс, поэтому не смей распускать язык!
— И мысли не было, ваше величество.
Но мысль была — Вегенер это понимал.
Он закрыл глаза.
Тут же открыл, созерцая в миг посеревший мир как в самой безумной пелене.
Остаток Грошовых Львов, которые оказались в ту ночь у порта, ворвался во дворец в самый неожиданный час. Вегенер, выслушав начало, был не в себе, решив, что Мередит предал его и отважился пойти против своего короля, чтобы помочь Призраку по не известной ему причине, но в следующую минуту его охватила чудовищная смесь гнева и ужаса от осознания, что Мередитом всё это время был Каз Бреккер, которого он полгода считал покойником.
Сколько раз Бреккер мог вонзить нож ему в спину и решить всё за считанные секунды?
Сколько раз он мог бы пойман, но, будучи чёртовым баловнем удачи, ускользал с невиданной лёгкостью и оказывался на шаг впереди к победе против него?
«Он убил Роллинса!» — стремглав пронеслась в голове горькая и обуянная яростью мысль, как только ко всему прочему Вегенер вспомнил, что он мало того, что поставил перекроенного Бреккера на должность своей правой руки, так ещё и назначил главнокомандующим на поисках убийцы Пекки Роллинса.
Убийцы, которым являлся он сам!
— У него письма, — заявил король, пытаясь восстановить потяжелевшее дыхание. — Все… все письма. Дом уже обыскали. Там ничего не нашли.
— Полагаю, вы излили всё своё высокомерие на строчках и теперь боитесь, что Бреккер воспользуется этим против вас?
— Хватит вести себя так, Куарон! Хватит вести себя так, будто победитель в этой битве именно ты, когда тебя может ждать та же участь, что и нас всех!
— А чего вы так боитесь, ваше величество? — Эйнер едва ли не ощерился ему возвышенно, и за такой фривольный жест Вегенеру захотелось заехать советнику кулаком по лицу. — Разве Кеттердам не оснащен оружием, против которого эта канальная крыса не сможет справиться? Разве вы не собираетесь поставить караульных на границах, чтобы они не позволили не то, что преступнику, а даже обыкновенной мошке проникнуть в страну, если она покажется подозрительной?
— Не будь идиотом! — выпалил Вегенер, и ухмылка тут же исчезла с оскорбленного лица Куарона. — У Бреккера есть гриш, который перекроит его по одному приказу. Он может быть кем-угодно: ребёнком, бабушкой, клерком, продавщицей ушных мочек равкианских святых. Более того, если его Призрак всё помнит, если она вообще забывала, то тоже будет мстить.
Эйнер Куарон хмыкнул.
— Вы боитесь этой девчонки? — недоверчиво вопросил он. — Чего стоит вам раздавить с её помощью Грязных Рук? Поймать её, а потом шантажом заставить его сдаться, если он не хочет, чтобы с его Призраком случилось что-то ужасное, и убить, после чего так же успешно свернуть шею уже ей?
— Ты говоришь как беспечный мальчишка, Эйнер.
— Я пытаюсь сохранять холодный ум, а не просто носиться с испуганными криками по дворцу, не зная, что предпринять, а чего остерегаться.
Но эту колкость Вегенер пропустил мимо ушей.
— Караульные уже охраняют границы? — как в бреду спросил он.
Эйнер кивнул.
— Охраняют.
— Совет и Грошовые Львы готовы к битве?
— Ваша банда потеряла своего предводителя и часть своих же. Они, думаю, больше всего готовы. А что же до Совета… — Куарон издал наигранно-тягостный вздох. — Вас хотели видеть на престоле только потому, что вы пополните наши карманы кучей крюге, но вы довели нас всех до беды. Возможно даже до гибели. Не уверен, что советники готовы будут отдать свои жизни за короля вроде вас.
— Вы не ради меня бьётесь, кретины! Вы думаете, Бреккеру нужен только я? Тогда вы безмозглые и неблагодарные твари. Он захочет убить каждого из вас, поэтому в бою вам придётся биться не за меня, а за свои никчёмные туши!
— Возможно, — простодушно согласился Куарон, — но что будет потом? Кто-то сохранил верность вам? Кто-то захочет и дальше звать вас своим королём?
И вдруг глаза его, серые тучи, что заволокли угольные небеса, сверкнули недоброжелательно.
— На меня, к примеру, можете больше не полагаться. Я могу сбежать из поля боя и прятаться хоть до посинения или смерти. А может, наплюю на всё и помогу Бреккеру прикончить вас, если он согласится оставить меня в живых после всего.
— Ты жалкая псина, Эйнер, — ядовито сплюнул Вегенер.
— Могу сказать о вас то же самое, — апатично изрёк Куарон. — Каковы будут ваши указания?
Вдох.
Выдох.
Ещё один.
Кулак снова ударил по столу.
Эхо удара отразилось от сводов дворцовой комнаты.
— Позаботиться о том, чтобы Грязные Руки не смог попасть в Керчию, а если даже он и окажется неподалёку от Кеттердама, то по-человечески разорвать на куски и принести его труп мне во дворец, чтобы я лично убедился, что он мёртв. И к тому моменту, как всё это будет готово, я требую, чтобы на Новый Зем была скинута первая бомба!
