Der Himmel fällt

       Сегодня море Шрифтпорта поприветствовало жителей города безмятежным штилем. Вода — как не имеющий граней величественный голубой опал, как исполинское природное зеркало, на котором пролегало карикатурное отражение клочков перистых облаков и снующих по небу кричащих чаек.        В воздухе забился прохладный бриз, резво и бойко разнося по золотистому побережью запах морской соли.        Инеж улеглась на нагретый солнцем валун и разложила подле себя только найденные на песчаном дне ракушки. Тут же, выдохнув тяжело и тоскливо, она вяло сбросила их на шершавую сушу и заняла себя тем, что принялась безучастно созерцать омытую выразительной голубизной даль. Инеж думала о том, чтобы заполнить свободное время ожерельем из ракушек, что она часто делала задолго до попадания в Кеттердам, но в какой-то момент происходящее почудилось ей апогеем эгоизма и неразберихи: на страну, в которой ей пришлось очутиться, могла нагрянуть зарницей молнии война, и человека, который мог это предотвратить, она не отпускала, пока силы не вернутся к ней окончательно.        Однажды Инеж рискнула, позволила Казу ускользнуть куда-то якобы незамеченным, пусть её и страшила мысль, что он проберётся на первый попавшийся корабль — или, не выдержав, уплывёт на том, который он отдал мистеру Фахи — и вернётся в Керчию.        Ступала к берегу она тогда с опаской, но та покинула нутро, как только в поле зрения мелькнул знакомый силуэт сидящего на песке Каза.        «Может, стоило его отпустить тогда? Послушать и остаться здесь, ждать его возвращения?» — нерешительно прокралась к ней непрошеная мысль на двенадцатый день в Новом Земе.        Но в таком раскладе событий Инеж незамедлительно принялась бы сожалеть о своём поступке. Она бы ринулась к кораблю, сметая песок и побуждая плескаться в буйствующих мелких волнах воду, пусть и было уже поздно.        Дальше — вернулась бы, намокшая и подавленная, на горячую сушу, одетая в боль и облаченная в иссякающее терпение.        За рассуждениями Инеж даже потерялась в реалии и фантасмагорической иллюзии, забыв, что надуманное никак не соприкасалось с действительностью. Каз оставался с ней, в пока что безопасном Новом Земе, а не ступал, объятый утрированной смелостью, — и осточертевшей ей самонадеянностью, от коей приходилось его не единожды спасать — по чертогам перетерпевшего разгром Кеттердама.        И ей бы дать долгожданную волю покою и облегчению, но как капризное дитя взбалмошное предчувствие, точно такое же, как-то, что преследовало её незадолго до устранения Клепки, тиранило ей сознание и сердце так, будто все тревоги распадались в подставленные руки горьким прахом и пеплом.        Инеж всеми фибрами души чувствовала: у Вегенера на уме неладное.        — Не скучаешь?        Взгляд метнулся с морского горизонта вниз.        Оттуда, стоя на мелких песчаных буграх, на неё внимательно смотрел Каз.        Инеж далась диву: из них двоих лишь ей дано было шествовать по земле, не извлекая ни единого шума из тишины, но только Казу удавалось подкрасться к ней так, что она не могла уловить его шагов.        — Может, немного, — она провела пятерней по обугленным сводам валуна, будто стирая невидимую пыль, и похлопала по камню, без слов приглашая присоединиться и скрасить одиночество.        Каз с лёгкостью, коей не удавалось похвастать ранее, когда вместо нормальной человеческой ноги его вела по непростым дорогам трость, взобрался на заляпанный солнечным маслом валун. Инеж на короткое незримое мгновение стало безветренно тихо и благостно, как только он оказался рядом с ней, но этот мнимый покой утонул и затерялся в лабиринте страхов, нашедших пристанище в её черепной коробке.        И, быть может, скрыть ей того не удалось, потому что взглянул на неё Каз в тот час же с подозревающим прищуром.        — Что с тобой? — тверже ожидаемого озвучил он вопрос, который Инеж неумолимо повторяла день за днём в лесу, и она непримиримо мотнула головой как в полупьяном бреду.        Инеж вспомнила, как спрашивала Каза об этом полгода назад, когда воздух тягуче и пряно пах сосновой смолой да иглами на хризолитовом покрывале травы. Он никогда не отвечал ей честно, даже подозревая, что ей, наверное, неизъяснимо надоело раз за разом, ничего толком не получая, просить от него руки, которую она схватила бы и потянула на себя, чтобы выволочь его из хватки пленившей разум скорби и вины.        Но она не была Казом.        Она бы не стала тяготить его неопределённостью, даже в отместку за его стылое молчание.        — Мне кажется, пора выдвигаться отсюда, — вновь покачав затуманенной головой, сказала Инеж просто, не глядя нащупывая его ладонь.        Каз смотрел на неё немо, и она с каким-то пытливым упрямством всмотрелась в его самую малость загрубевшее, затянутое и треснувшее треклятым шрамом лицо, выискивая в нём хоть что-то помимо и без того знакомого холода.        — Выдвигаться, — произнёс Каз предпоследнее слово с особой задумчивостью. — Так ли ты оправилась, чтобы мы кинулись в бой против целой столицы, Инеж?        — Я… да.        Она говорила как можно увереннее, но охваченное сомнением начало предложения явно оказалось не по нраву Казу.        — Мы тут уже больше недели, Каз. Если не поспешим, Вегенер может приступить к нападению.        — И?        Инеж нахмурилась, комкая в уголке губ ещё не возродившееся из безмолвия негодующее возражение.        — Могут погибнуть люди: как в Керчии, так и в Новом Земе, — и где-то на кончике дерзкого языка её вместо сулийских поговорок встрепенулось несуразное «из-за меня».        На вздохе Каз прикрыл лицо второй ладонью.        Инеж успела увидеть, что перед этим он зажмурил глаза, да с такой силой, что в висках должно быть надсадно заныло от давления.        — Ты знаешь меня больше года, — не к месту вовсе напомнил он, отдёрнув руку, как если бы прикосновение к самому себе виделось ему чем-то отвратительным, — и должна понимать, как бы не хотелось принимать это за правду: мне всё равно на безликих сущностей, даже если им грозит смерть. Меня беспокоит только месть за банду, но никак не люди, которых я не знаю.        — Поэтому ты так спешил вернуться в Кеттердам, что хотел оставить меня здесь, не сказав ничего, не предупредив, что уйдёшь биться в одиночку? — просочились её слова, словно кривое лезвие кинжала.        — Я спешу только из-за того, что здесь Джеспер и Уайлен, — отрывисто ответил не сводящий с неё взгляда Каз. — Они Вороны, Инеж. Они наши. Я борюсь за своих, но никогда не рискую ими или собой ради чужаков. Таков закон Бочки.        — Закон Бочки — бороться за свою шкуру, а не чужую, даже если этот «чужой» из твоей банды, — молвила Инеж.        И умолчала о том, что её удивило это изощренное подобие пиетета к закону от Каза, который всегда, на её перетерпевшей удар памяти, был своенравным и живущим против закон мироздания.        — Верно, — согласно ответил он, — но потом к власти пришёл я и устои перетерпели корректировку.        Каз привстал слегка, пытаясь улечься поудобнее, и позже, не выдержав, принял сидячее положение.        Подумав, что слушать лёжа будет неудобно, Инеж вторила за ним.        — Буду честен, хоть я и делаю это далеко не всегда: на Керчию и её людей мне всё равно намного больше, — выдал он ей неприятную правду, пусть та и была в его духе. — Я бы не стал биться за тех, кто собирался отдать нас на казнь за деньги Вегенера, которого народ ненавидели едва ли не с первого дня, как он занял престол. Я сгрёб эти письма не для того, чтобы помочь людям открыть глаза, потому что мне всё равно, даже если власть добьёт их коррупцией и уничтожит нищетой: я просто хочу видеть падение своего врага, отобрать у него всё, что он добыл с трудом, в обмен на свою банду, а потом уничтожить, чтобы он не вернулся так, как сделал в своё время Пекка Роллинс. И для этого, пусть то и требует много времени, приходится действовать шаг за шагом.        — Кирпичик за кирпичиком, — поправила его Инеж.        Каз, смотря подслеповато на белоснежную полосу облака, ответил чем-то отдалённо напоминающим согласие.        — Кирпичик за кирпичиком, — согласно вторил он за ней.        — А если будет поздно действовать? — не унималась Инеж.        — Поздно? — рассеянно переспросил обернувшийся к ней Каз. — Это… как если на Новый Зем свалится атомная бомба и нас расщепит вместе со всей страной?        — Святые, Каз, — ужаснулась она размахом его мыслей. — Ты сам говорил, что у Вегенера в планах взять политический контроль над Новым Земом, а не уничтожить его.        — Но я не говорил, что он не может поменять планы и что ему в голову не взбредёт мысль окончить войну полной ликвидацией и уничтожением противника, чтобы не терпеть потери в пехоте и остальных войсках. Правда, и здесь для Керчии не без проблем: за такое зверство и нарушение военной этики Шухан, Равка и Фьерда могут потребовать Вегенера и весь Совет под суд в Эллинге.        Инеж выдохнула, стараясь сбросить с себя ношу в облике представлений того, как Новый Зем разносило волной взрыва.        Несомненно, Каз проделал колоссальную и превосходную работу, будучи в строю политиков и собрав всю нужную информацию, но порой его откровенность и безмятежность в настолько критичных ситуациях выводила из себя даже её.        — Если в Шрифтпорте прозвучит первый взрыв, пока мы здесь, — бегло проведя языком по обветренным губам, снова начала Инеж, — мы больше не будем в безопасности в этом городе. Никто не будет. И оставаться тут не сможем: как ты представляешь себе эту жизнь, когда приходится проживать каждое мгновение в страхе от мысли, что с минуты на минуту тебе на голову свалится бомба?        Каз незамысловато дёрнул плечом, чуть позже раздражённо отогнав усевшуюся ему на плечо синюю стрекозу.        — Значит, сбежим из Нового Зема, — просто ответил он, как если бы они обсуждали партию в шахматы или самый обыденный план грабежа чужого имущества. — Да, Инеж, вот так вот просто: возьмём и сбежим, взяв с собой Джеспера, Уайлена, и их родителей.        — Вороны не убегают.        — Они олицетворяют в народе убийство. Я не сказал, куда мы сбежим. Единственное место, куда мы сможем пойти в случае бомбёжки: обратно в Кеттердам, чтобы положить конец правлению Вегенера.        — Мы не можем тянуть до последнего, — как можно спокойнее сообщила Инеж. — Мы не можем ждать до тех пор, пока Вегенеру не приспичит напасть и начать войну. Мне нравится Шрифтпорт, Каз. Я чувствую себя тут так, будто корабль наконец-то причалил в родную гавань, хотя я здесь впервые, и потому я не хочу, чтобы по этому городу летали бомбы.        Челюсть Каза застыла в напряженном виде, а опаловые глаза, в свете казавшиеся тёмно-желудевыми, словно обрели необычайную тяжесть и груз бедствий.        Повернув голову, он уныло отшвырнул механической рукой мелкий камушек, валявшийся на валуне. Тот сделал небольшой кульбит, пару раз стукнувшись о каменистые рёбра величавой глыбы, но после беззвучно свалился на песок и оказался благополучно забыт.        — Я хочу быть точно уверен, что ты будешь в порядке, — вполне ожидаемая фраза слетела с него так, будто Каз говорил через силу. — Что ты не потеряешь сознание, пока тебя окружит сразу несколько противников. Да… даже если один.        — Я буду в порядке.        — И ты не…        — Я не потеряю сознание, — больше для себя, чем для Каза, подчеркнула Инеж. — И буду биться уверенно, если ты будешь верить в меня, а не думать, что меня закопают заживо где-нибудь во время боя.        — Я и так верю, — без всякого энтузиазма опроверг услышанное Каз. — Просто хочу убедиться, что всё пройдёт без несчастных случаев. В свете событий последних шести месяцев я пытаюсь учитывать все нюансы, пусть они и будут кому-то казаться мелочными.        Инеж усмехнулась про себя тому, сколь ловко он завуалировал обыкновенное «я беспокоюсь за тебя».        — В свете событий последних нескольких недель, я бы предпочла, чтобы ты не участвовал в этом бою.        Каз недоуменно вскинул брови.        — Это ты так хотела предложить, чтобы я остался здесь, пока ты будешь рубить кости шайке Вегенера? — он недоверчиво покосился на Инеж, и та в ответ попыталась скрыть тронувшую губы елейную полуулыбку.        — Возмо-о-ожно, — безвинно протянула она.        На то Каз посмотрел на неё с укором, хоть в глазах его и ластились насмешливые черти.        Тут же, фыркнув, он отвёл взгляд в морскую даль.        — Маленькая негодница.        Инеж в свою очередь нисколько не растерялась.        — Старый ворчун, — ответила она ему колкостью на колкость, стоически устояв против соблазна аляповато и чересчур по-дружески боднуть его по плечу в отместку.        Отбросив секундное ребячество, Инеж остепенилась, вспомнив, что они только что обсуждали.        — Я могу надеяться, что мы дошли до согласия?        — Ты согласилась не терять сознание, если тебя вдруг окружат, — слишком серьёзным тоном съязвил Каз.        — Каз.        — Да, Инеж?        — Мы выдвинемся в Кеттердам в скором времени, не дожидаясь, когда Вегенер отдаст первый приказ атаковать Новый Зем.        — Да, — без всякого душевного подъёма изрёк он.        — И мы выдвинемся вдвоём, — последнее слово Инеж произнесла с нажимом, всё ещё принимая за нечто необыкновенное то, что именно она сейчас отдавала приказы, когда то всегда было прерогативой Каза. — Ты не попытаешься сбежать в самый последний момент, воспользовавшись тем, что меня не будет поблизости и я не остановлю тебя.        — Мы уже решили этот вопрос, — хмуро отдёрнул он её. — Я помню твою угрозу сломать мне ногу, если я вдруг сбегу тайком.        Не успела Инеж озвучить следующее замечание, сказать что-то или напомнить, как Каз, оглянувшись через плечо, без предупреждений оттолкнулся слабо и соскользнул с щербатого валуна на горячий песок — так ставили точку на долгом и утомительном разговоре.        — Пойдём, пройдёмся, — раздался снизу Казов скрежет, и на миг глаза его недобро сверкнули, выдавая в нём задремавшую на долгие месяцы своенравную натуру Грязных Рук, — раз уж ты хорошо себя чувствуешь…        Инеж не врала: в последнее время она чаще проявляла активность и при этом не ощущала никакой подавленности, как-то произошло после первого дня в Шрифтпорте. Побочный эффект от таблеток всё реже и реже воздействовал на её организм, пока от него и вовсе не осталось никакого следа.        «Он просто хочет удостовериться, что это правда» — быстро уловила Инеж скрытые мотивы Каза, столь своеобразно предложившего ей составить ему компанию.        За ним не редко замечалась привычка защищать своё, рьяно и с пугающим усердием, будь то деньги или она (однако если деньги он лелеял и в открытую относился к ним с обожанием, как к ребёнку или любимой женщине, то с ней ещё до конца не свыкшийся с сантиментами Каз старался быть сдержаннее, хоть иногда и срывался и мало походил на человека, которого боялся весь Кеттердам).        Инеж ловко приземлилась на предусмотрительно вытянутые для мягкой посадки ноги и расторопно выровнялась.        Присмотревшись, прервала безмолвие прибережья смешком: она доходила макушкой до предплечья Каза.        — А когда-то едва ли до локтя доходила, — на манер маленькой девочки радостно пролепетала Инеж. — Когда-нибудь, если повезёт, буду тебе по шею.        Каз вздёрнул подбородок так, что она с трудом видела его глаза, но на секунду разглядела в них отблеск ошеломления, как и усилившуюся бледноту и без того слишком белого лица.        Погодя немного он выдохнул горячо, после чего насилу гранича с нежностью потрепал по чёрной макушке.        — Мой паук должен быть маленьким, как спичечная коробка, чтобы пролезать в мелкие щели, а не гигантом вроде меня или Джеспера, поэтому будь добра остановить свой рост, Инеж.        Они миновали песчаную тропу прибережья в молчании, как будто недомолвки породили стену между ними. Пытавшаяся идти нога об ногу с Казом, Инеж случайно вспомнила, как они брели по сосновому лесу до небольшого озерца, точно так же не смея нарушить общее безмолвие, но тогда эта удручающая немота была обусловлена грузом вины, которую Каз нёс на себе и не осмеливался разделить с ней.        Теперь ей приходилось надеяться, что его поведение — отголосок невесомого страха, не более.        «Как будто тучи поселились над головой» — мысленно посетовала Инеж.        Когда они проходили по полям юрды, она, вопрошающе озираясь по сторонам, остановилась.        Немногим позже услышала: Каз, заметив, что отныне он шёл один, замедлил шаг, а вскоре и замер, чтобы оглянуться на неё и убедиться, что недуг от медикаментов не наведался к ней в самый неожиданный момент.        — Что такое? — прозвучало с присущей ему чопорностью.        Инеж мигом взглянула на него, да так, будто спрашивая Каза без слов: «а ты не видишь?»        — Фермеры в это время всегда работают на полях, — только и смогла выдавить она, не увидевшая ни одного человека и посчитавшая то весьма странным.        Каз Бреккер, всегда отличавшийся что в Бочке, что во всём Кеттердаме, остротой ума и умением замечать любые мелочи, чтобы суметь построить из этого логическую цепочку, пожал плечами, не увидев в том ничего примечательного.        — Им тоже положен выходной, — бесстрастно ответил стоявший к ней полубоком Каз.        — Ты уверен?        — Инеж, я и сам вырос на ферме, — одновременно безмятежно и лаконично подчеркнул он. — Мой отец не работал на полях с утра до ночи без передышки.        Но в следующую минуту Каз, погрузившись в раздумья, окинул хмурым взором свою обувь, словно от смены обстановки и по нему полоснули шипы тревоги.        — Но… не все фермеры сразу, — уловила навострившая уши Инеж его глухое бормотание. — Возможно, что-то и впрямь произошло. Тебе есть до этого дело?        Казу не было и не будет — это ясно, как смена дня и ночи.        — Мы могли бы помочь, — мягко заверила его Инеж. — Может, телёнок в яму упал, или волки напали на стадо овец, а люди пытаются отогнать его подальше, чтобы тот не съел никого.        Каз покачал головой.        — Это работа пастухов и сторожевых псов, не наша, — безучастно озвучил он свою мысль. — У нас с тобой другое задание, Инеж, и будет обидно, если мы его не выполним из-за того, что нас съест волк.        Она не рискнула перечить ему, хотя Инеж ещё с восемнадцати лет ничего не стоило вступить с Казом в словесную перепалку: противостоять с его цинизмом ей не под силу даже сейчас, когда за плечами столько совместных пережитков и забот.        Они двинулись до дома Фахи, обойдя шаткую калитку и по возможности сторонясь кур.        Ещё несколько шагов, и Каз приподнял стиснутую в кулак железную руку, чтобы постучать по двери, но та открылась прежде, чем он успел прикоснуться к ней, и из дома выскочил чуть ли не сбивший его с ног запыхавшийся Уайлен.        — Пхф, — зафырчал Каз от недовольства, пока юнец, валявшийся на земле, отряхивался от осевшей в рыже-золотистых кудрях пыли. — Куда бежишь, мелкий купец?        Почуяв неладное, Инеж немедля подошла ближе.        Уайлен в тот час же схватился за свалившуюся с его рук кучу старой одежды и выровнялся.        — Это для беженцев, — пояснил он без всяких подробностей.        — Что? Каких ещё беженцев? — встряла Инеж в разговор как раз в тот миг, когда Каз хотел что-то произнести.        — Город рядом со Шрифтпортом на днях атаковали керчийские власти, — Уайлен говорил быстро, как будто впопыхах. Он зашагал в противоположную от моря сторону, и они, не мешкая, последовали за ним. — Прозвучало несколько взрывов, а потом солдаты Вегенера окружили здание Министерства.        Инеж услышала, как насилу слышно чертыхнулся Каз.        — Город под оккупацией? — спросил он, хоть ответ и был очевиден.        — Да, — мрачно ответил сгрёбший одежду в охапку Уайлен. — Министрам дали выбор: либо они сдаются сразу и мирные жители остаются в живых, либо они отказываются и Керчия продолжает кидать бомбы на город.        — Рядом с нами город, которым управляют люди Вегенера, — шепнула Инеж Казу, напоминая, что они обсуждали минутами ранее.        Однако Каз, не услышавший подробностей и не убедившийся, что всё хуже некуда, предпочёл отмахнуться.        — Как много людей смогло сбежать? — слишком невозмутимо для такой ситуации вопросил он.        — Много. Я не считал, — замялся Уайлен. — Были старики, женщины, дети, мужчины. Кто-то погиб под завалами или оказавшись недалеко от взрывной волны. Кого-то реанимировали. Кому-то нужно сделать перевязку и дать жильё: большинство пришло в Шрифтпорт пешком, и я уверен, сюда придут ещё люди.        «Под завалами» — пронеслось в сознании смертоносной пулей.        Точно так же погибли Отбросы, которым вместо могилы служили местом захоронени раскаленные шматы разрушенного взрывом здания.        Так же, как Вегенер в своё время обрёк на гибель их банду, теперь он бесчеловечно отдавал приказы шинковать души невинных людей, швыряя бомбы из одной стороны в другую.        «Если Шрифтпорт атакуют и захватят до того, как мы сбежим, — возродилась из пепла пугающая, но правдивая мысль, — нам конец. Новые власти обязательно застанут нас и арестуют».        — Время пришло, Каз, — твёрдым и не терпящим нахрапистых возражений тоном заявила перекошенная в убийственном азарте Инеж, когда они остановились у небольшой впадины и отпустили Уайлена продолжить путь. — Вегенер начал войну — то, чего мы так боялись, и если мы не вернёмся, не положим этому конец, мы обречены. Прятаться от новых властей в Шрифтпорте так же, как мы делали это в Кеттердаме, не вариант.        Тишину зеленеющих окрестностей нарушил преисполненный тягости вздох Каза.        — Пора, — вторил он за ней неохотно. — Ты точно уверена, что…        — Я иду с тобой, — непоколебимо прервала его Инеж. — Сильная, слабая, ползающая по земле и лишенная сил — я иду с тобой. Я не отпущу тебя одного против целого Кеттердама.        Рука её демонстративно пала на то место, откуда выпирала прочная рукоять Санкты Елизаветы.        Она его не отпустит — это было высечено и отображено в её непокорном посуровевшем взгляде.        И не отпустит она его не столько из-за того, что ей и самой отрадно будет вкусить месть за месяцы мытарств и страданий, причинённых Вегенером, не только потому, что только так она сможет воткнуть лезвие кинжала в плоть того, кто захочет атаковать Каза со спины: Инеж уже подвела его один раз, сделала так, что с ношей возмездия на сердце они пустятся во дворец аж спустя полгода.        Каз проделал невероятное количество работы в одиночку, потому что с её провалом памяти иначе никак, и одной рукой приходилось усмирять народ и власть, а другой — даровать ей надежду на свободу, которую он и не даст, потому что она сама от неё отказалась.        После всего этого отправить Каза один на один сойтись в битве против всего Совета и остатка Грошовых Львов — верх эгоизма и несправедливости с её стороны, пусть он и настаивал на том, чтобы отомстить самому и тут же вернуться к ней (а вернулся бы он к ней? Не слёг бы Каз в бою, потерпев ту же неудачу, как и в сосновом лесу?).        — Я прикрою тебя, если что-то пойдёт не так, — пообещал Каз, омраченный происходящим.        Инеж кивнула в не озвученном согласии.        — А я тебя.        Она его.        Он её.        Как и было всегда. Как и будет годы спустя.        Инеж прикрыла глаза на мгновение ока, чтобы скоро вновь раскрыть их и посмотреть на этот мир новым взглядом.        Каз убил Мередита — врага, который всецело принадлежал ей. Она должна будет вонзить кинжал в глотку Вегенера — как минимум в качестве искупления за свои ошибки — и поставить точку на его эпохе.        Закончить историю, которую начали когда-то Каз и Пекка Роллинс.        — У нас нет корабля, — резко вспомнила Инеж. — На чём мы вернёмся?        — Мы двинемся к порту, — начал идущий по той же тропе, по которой шел Уайлен, Каз. — Там будет два варианта: либо пробраться зайцем, либо атаковать матросов и самим повести флот к Кеттердаму. Путь обратно будет короче из-за того, что в этот раз не надо будет плыть к Фьерде, поэтому…

* * *

       Беженцев из города Ротокленд прибыло в Шрифтпорт немало. Кто-то отделался парой неглубоких ран, испещривших плечи и спину, кто-то прибыл сюда с трудом, ковыляя на подбитых ногах, а кто-то тащил на руках тела погибших родственников и завёрнутых в кровавые свёртки младенцев.        Колм Фахи нервно-дёргаными движениями помогал укладывать особо пострадавших людей на носилки, которых всё равно не хватало на всех.        Отовсюду раздавались стоны боли и не то взывания к святым о помощи, не то сквернословия к Вегенеру, поставившему их в такое положение.        Инеж шелохнулась, услышав шаги поодаль от себя, и тут же увидев накрывшую её тень.        — Уайлен проверил обстановку на порту, — сообщил ей поправивший лямку небольшого рюкзака Каз. — Есть один корабль, на котором можно вернуться. Он услышал керчийскую речь среди матросов.        Она отчего-то косо взглянула на Каза.        — Керчийскую? — переспросила Инеж, будто не особо удивившись такой вести и, ускорив шаг, двинулась к порту. — Как после случившегося земенцы могут допустить керчийский корабль к берегу Нового Зема?        — Не знаю, — торопливо ответил он, явно не находящий ни в чём другом столько же интересного, сколько в мысли, что им выпал шанс вернуться и отомстить Вегенеру. — Тем более, что это корабль торговцев, занимающихся экспортом иностранной продукции. Вполне вероятно, что часть продуктов может быть отравлена химикатами, чтобы понизить численность населения вражеской территории.        — Сколько плыть до Керчии? — сразу решила перейти Инеж к главному вопросу.        Каз замолк, ответив лишь спустя показавшихся стылой вечностью полминуты:        — Двое суток. В Кеттердаме мы будем только в середине следующего дня.        «Двое суток» — повторила про себя Инеж.        Двое суток — это слишком много.        За такое время Вегенер может истребить и искалечить в разы больше людей, чем он уже сделал это. Он может отдать приказ проделать то же самое со столицей и тогда же взять полный контроль над всем Новым Земом, чтобы тут же поставить конец им же начатой войне.        До порта они шли не так долго, как могло бы подуматься.        Каз скрылся в небольших кустарниках и привлёк её к себе, чтобы проверить обстановку через прорехи редкой листвы.        Инеж присмотрелась внимательнее: рядом с пирсом стоял о чём-то толкующий с одним из матросов Уайлен. Коренастый моряк, скрестив руки на груди замком, недоверчиво и оценивающе поглядывал на своего соратника, пока в метрах от них стоял незряче стучащий тростью по пригоршне мелкой гальки Джеспер.        Отведя взор, она увидела, что с боку корабля проглядывалась небольшая пробоина — отсек, в который выкладывали продукты для перевозки.        — Джеспер, — громким шепотом позвал стрелка притаившийся в зарослях Каз.        Джеспер судорожно оглянулся, откликнувшись на звук.        Инеж забеспокоилась, как бы он ненароком не привлёк внимание матроса. Стрелок, к счастью, не издал ни звуке и несмело прошагал к кустарникам.        — Каз? — тихо окликнул его Джеспер.        — Корабль плывёт в Кеттердам? — без лишних ответов и вопросов перешёл к делу Каз.        — Может, в другой город, — задумчиво озвучил он одну из догадок, — но я почти полностью уверен, что в Керчию. Я слышал керчийскую речь среди экипажа.        — Почти… — безрадостно процедил Каз.        — Мы можем атаковать экипаж и взять управление кораблём на себя, — протараторила Инеж, стиснув руку Каза, будто прося передать слово ей.        — Купчик отвлекает дозорного, чтобы вы успели пробраться, — серьёзнее прежнего уведомил Джеспер. — Когда… когда выиграете эту битву, когда Вегенер падёт, плывите в Новый Зем. Или хотя бы пришлите нам письмо, что с вами всё хорошо.        — Пришлём, — клятвенно пообещала осторожно вышедшая из кустов Инеж.        Последовавший за ней Каз вдруг исторг вздох, доселе застрявший в горле громоздким душащим комом.        — Ни траура, Джеспер, — слетели с него слова, которые они давно не говорили вслух.        Конец фразы, лишенное прежней задоринки и авантюризма «ни похорон», утонул в свисте прошмыгнувшего между ними студеного западного ветра.        Инеж про себя прокляла этот причал за то, что не то природа, не то люди усеяли его зычно трещавшей под ногами галькой, а не песком. Её умение беззвучно ступать по любой поверхности было бессильно, — о Казе ей и думать становилось страшно — и она опасливо взглянула на матроса, уповая, что он не обратит внимания на шум.        Тот, к счастью, был поглощен в бессмысленную полемику с Уайленом, и по его виду предельно ясно, что этот разговор его утомлял.        — Заканчивай уже, Джетси! У нас нет времени на этого малька! — крикнул ему с палубы темнокожий матрос.        Застывшая Инеж вскинула брови в немом вопросе.        «Это земенец» — быстро отметила она, глядя на блестящую на солнце бурую кожу мужчины.        И тут же отмахнулась.        «Неважно! — провозгласил другой голос, грубый и всевластный. — Если надо будет, скинем и его в море!»        Пробраться к отсеку незамеченными было волнительно, но не так сложно, как обойти гришийную сеть и захватить политический корабль, когда за ними гналась орава разгневанных Грошовых Львов. Стоически переносящая мысль, что, возможно, по пути к Керчии придётся отнять ещё немало жизней, Инеж уверила себя, что в случае чего ей ничего не будет стоить атаковать наткнувшихся на них матросов, сбросив их в море на корм акулам.        В один прыжок она очутилась в отсеке и прижалась к тёмному углу, слившись с мраком трюма и оставшись незамеченной для чужих глаз.        За ней и Каз, но он, в отличие от неё, не спешил скрыться из виду.        — Каз, — тихомолком окликнула его Инеж, будучи далеко и не сумев потеребить его за плечо или потянуть за локтевой сгиб.        — Тш-ш-ш, — прошипел просящий тишины Каз.        Она подползла к нему и присмотрелась к Уайлену, о чём-то беседующему с пытающимся уйти Джетси. Расстояние не позволило ей услышать ни единого слова, только отдаленные и не ясные голоса.        Так длилось до тех пор, пока к ним не проковылял неуклюжей поступью Джеспер. Схватив Уайлена за плечо, стрелок поволок его за собой и, отшутившись, махнул рукой сердитому Джетси.        А в следующую минуту отсек закрылся, и помещение охватило чернильной тьмой.        Только блекло-янтарный просвет, в котором лениво гарцевала мелкая пыль, неудобно теснилась сквозь крохотную дыру в корабле.        И только тогда Каз разрешил себе отпустить тревогу и устроиться удобнее.        Не произнеся ничего, он приподнялся на ноги, схватившись за продолговатые шторы и потянув в сторону, чтобы прикрыть себя и её.        — Кто-то может зайти и заметить, что что-то здесь не так, — как можно спокойнее приостановила его Инеж.        — Вряд ли, — Каз уселся рядом с ней так близко, что они соприкасались коленями. — Даже если заметят — оно может быть и к лучшему: если шхуна плывёт не в Кеттердам, мы нападём на экипаж и захватим её. Плыть в другой город, а потом оттуда прокладывать путь до столицы, слишком долго.        — Как мы причалим, если у границы будут караульные? — всё не унималась Инеж, вспомнив, что она так и не была посвящена во многие подробности плана.        — А какие ещё варианты есть у выросших в Бочке? Мы их атакуем издалека пушкой. Если они откроют огонь в ответ — прыгаем в воду. Ты ведь умеешь плавать?        Инеж перевела сверкнувший укоризной взгляд.        — Полагаю, теперь это не так важно, — ответила она вместо простого «да».        Инеж подумала, что будет куда проще, если окажется, что шхуна плыла в Кеттердам: можно будет спрятаться в ближайших бочках и пройти в город незамеченными.        «А разве товар не проверят керчийские караульные?» — полоснула по потерпевшему удар разуму нежеланная дума.        Вегенер знал, что Каз жив, и любой на её месте подтвердит, что он всеми возможными попытается не только обезопасить себя, а ещё и поставить для него всевозможные ловушки и убить уже по-настоящему.        Никто не мог гарантировать, что на границе их не ожидало что-то посерьёзнее нескольких караульных.        Инеж не знала, сколько они плыли, но по ощущениям прошёл целый час, а Новый Зем остался далеко позади.        Шхуна неустанно и знакомо качалась в ласковой колыбели моря, совсем как её «Призрак», когда она ещё могла сесть за штурвал и повести его в будоражившие нутро морские приключения.        Каз молча смотрел в одну точку, будто сконцентрировав всё внимание на текстуре и пастельном цвете ткани, из которой были сделаны шторы. Инеж не могла даже близко предположить, о чём он думал в этот момент, что происходило в его голове, и такой Каз — замерший, как каменистое изваяние, и погрузившийся в прострацию — порой вызывал у неё толику страха, возгорающегося в районе рёбер не столько яростным костром, сколько огоньком на кончике зажженной мелкой спички.        — Мне кажется, — заговорил он шепотом, — я слышал шаги.        Инеж встрепенулась.        Она не слышала ничего за всплесками могучих волн и стуком на палубе, но не удивилась тому: если Каз мог слышать её не выдающую чьего-то присутствия глухую поступь, ему ничего не стоило различить в этой какофонии шаги (Инеж вспомнила, как в первые месяцы в Бочке она была свято уверена, что Каз тайный сердцебит и вычислял её местонахождение рядом с ним благодаря чекани человеческого сердца, но то ли найдя тому опровержение, то ли отбросив эту теорию, не посчитав за что-то интересное, забыла о том).        Но прошло всего ничего, и Инеж услышала, что в трюме они и правда не одни: кто-то мерял шагами помещение.        Она замерла, готовясь к тому, что придётся вот-вот вступить в недолгий бой, обнажив наточенные орудия.        — Тут никого нет! — прокричал кто-то.        Встревоженная Инеж оглянулась на Каза: их недавний говор услышали и подозревали, что кто-то пробрался на корабль!        — Ты уверен?! — раздалось сверху.        — Да!        — А я нет! — послышался третий голос.        И только Инеж, напрягшаяся, потянулась к кинжалу, как он продолжил:        — Я видел крысу! Огромную, жирную! Если она проберётся в трюм и сожрёт все запасы зерна, нам за товар не заплатят!        От услышанного она расслабленно выдохнула и припала спиной к стенке.        — За клысу отдельно заплатят! Тоже мясо, между плочим, — прокартавил оказавшийся в трюме матрос.        Каз, которого этот спектакль не впечатлил, потянулся к спрятанному во внутренней стороне накидки пистолету, но, не спеша напасть, прижался к стене загнанной в угол добычей.        — Не смешно, Холден! Поищи, подвигай своим мясом! Вдруг найдёшь!        Инеж услышала негодующее бормотание мужчины, которого только что прозвали Холденом, и за тем — тяжёлые шаги в их сторону.        — Я же сказал, что тут никого…        Холден схватился за штору и отдёрнул её, и в следующую секунду на лице его пролегла тень оторопи.        — …нет… — докончил он реплику, будто сознанием находясь не здесь, и, скорчив гримасу злости, рявкнул резко огрубевшим голосом: — А вы тут что делаете?!