Der Himmel fällt

       Время нынче ощущалось иначе. Казалось, что в этой умопомрачительной энтропии подобная дефиниция и вовсе исчезла с лексикона. Оставались лишь отпечатывающиеся на сетчатке глаз мыльные образы, звуки и запахи. Треть испытываемого — гиперболизированная до крайности комбинация благоговейного страха и призрачной несомненности в победе.        Подкрадываясь ближе в ажурных сплетениях теней, Инеж не сводила изучающего взгляда с происходящего. Мгновениями позже она, едва ли напрягая вестибулярный аппарат, залезла на ближайшее ко дворцу дерево, и за несколько секунд до того, как пришлось перевести внимание к стволу, заметила, как на каменной стене, защищающей территорию дворца, образовались мелкие трещины. Руки сквозь кости и мясо хватались за шероховатую кору, норовя снова провести по ткани жакета и ощутить за ним очертания пистолета, как будто это придаст ей духовных и физических сил.        «Лезь, Инеж».        «Лезь».        «Лезь».        На сей раз она даже не могла разобрать, чьим голосом это прозвучало. До этого ей всегда говорил так отец, пока ноги вели её по тонкому канату. Позже — когда приходилось лезть по крутым склонам, уповая на свою природную акробатическую ловкость, Инеж слышала эти слова в голове, как если бы кто-то шёл рядом с ней и повторял их в попытке поддержать.        Теперь же этот приказной фальцет, засевший в подкорках не познавшего чистоты разума, принадлежал невесть кому.        — Ну, ваше величество? — последнее походило на смачный плевок, на издёвку, в которую сцедили весь существующий в мире яд, но ни разу не на дань уважения королю, и пускай Каз говорил на грани глумления, в глазах его полыхал холодный гнев. — Кто убит?        Вегенер боялся — того не отрицать.        Его, наверное, подрывало резко отрезать, но он молчал, как будто безмолвие его куда более выигрышно словесной защиты, сколько бы Каз его не провоцировал.        Но Каз, не раздумывая и не щадя, убивал всех: и болтливых, и молчаливых.        Галлюцинация то, или нет — этого более, чем достаточно, чтобы наружу просилось нечто безапелляционно напоминающее оцепенение сродни рефлексу у некоторых животных (хотя в этом Инеж сомневалась: зачастую многие, кто боялся Грязных Рук как огня, не успевали по-настоящему испугаться перед тем, как трость раскрошит им череп, потому что мозг в такие моменты отдавал себе отчёт довольно-таки смутно, будто отключаясь).        Однако почти любая крыса, загнанная в угол, стремилась из добычи превратиться в добытчика, и Вегенер, как некогда Грошовый Лев, исключением не стал.        — Всё это время, — цедил он сквозь зубы, — все эти полгода — это был ты.        Каз усмехнулся, скромно и едва ли охотно. Большая розовая отметина зажившего шрама дёрнулась в такт его небогатой мимике. Когда-то, помнится, от бреккеровского скрежетавшего смешка холодило неистово, даже если он не пребывал в этот час на одре безумной экзальтации.        Каждый третий на месте Вегенера захотел бы ретироваться от ужаса, но у него, напротив, не было бьющего в набат осознания о необходимости к бегству.        — Верно, — без всякой помпезности согласно ответствовал Каз. — Ещё с того дня, как Роллинс пожал мне руку, думая, что он благодарит человека, который помог ему убрать противника с пути.        — Ты убил его, — прозвучал полный укора ответ Вегенера.        — Я убил его, — не стал отрицать донельзя невозмутимый Каз. — Так же, как ты убил мою банду. Как ты едва ли не убил моего паука.        Вегенер зажмурился, сдерживая в себе нагло рвущийся с сомкнувшихся уст вопль. Ему бы сбежать, пока в печень не вонзился надёжно спрятанный нож, но наверняка он прознал от Пекки, что не в стиле Каза Бреккера было так легко и благородно расправляться с заклятыми врагами.        Или же осознавал, что успех попытки отступления или бегства при всех данных обстоятельствах заранее приравнен к нулю.        — Мне стоило казнить Призрака с первого дня, как её привели во дворец, — прошипел он ядовито, словно вся боль скопилась в одной этой фразой.        Лицо Каза не дрогнуло при этих словах, но тело напряжено, и сам он — оголённый нерв.        Ему оставались считанные секунды, когда эта показная апатия преобразуется в ярость столь страшную, что она поглотит собой практически всё живое, когда придётся ступить на разверзающуюся под ними ратную ниву, где он превратится в самого настоящего зверя: несокрушимым, ненасытным и безжалостным.        — Тогда я бы убил тебя намного раньше, не утомляя себя долгими планами, — и пусть Каз говорил спокойно, лёд в голосе побуждал дрогнуть. — Медленно, мучительно, жадно.        На верхушке дерева Инеж, схватившаяся за толстую ветвь, обратила бегущий взгляд ко дворцу. К людям, которые озлобленно колотили по стене, кричали так, что горло должно было саднить от красноты.        То, что гнев на правительство превысило чашу весов, она понимала досконально, иначе вместо того, чтобы кричать на Вегенера, подавно переключили бы внимание на Каза, за которого власти обещали выдать пятьсот тысяч крюге.        «Пистолет» — раздалось в уме.        Титановое устройство взмыло в воздух как спрятанный за пазухой остропикий кинжал, точно по старой привычке, а дуло устремилось к неприкрытым высокой стеной воротам.        Как бы то ни было, а она чуть ли не впервые просто не могла позволить себе расслабиться и угомонить очнувшегося в пьяном бреду внутреннего демона. Весь её боевой настрой, концентрация и напряжение — один сплошной ком, превратившийся в невесть что из простого ничего.        Инеж не успела отругать себя за панику: говор людей усилился.        — Ты ведь не убьёшь меня, просто засадив мне нож в голову. Что же ты тогда хочешь сделать? — Вегенер говорил так, что чувство такое, будто его рот полон тины, настолько вяжущей, что та не давала сказать и слова без сбивчивости. Только лёгкие, сжавшись до размера зародыша, торопливо всасывали крошечными порциями затхлый воздух.        И не успел Каз ответить, как король хмыкнул:        — Тебе меня ничем не шантажировать, — высокомерно уведомил он. — План с фальшивым закапыванием детей провалится — у меня их нет, а если хочешь пригрозить расправой над моей женой — пожалуйста, я не буду против.        В речах его была доля истины: за время, что приходилось прикрываться за чужой личиной, Каз успел изучить как политическую, так и обыкновенную жизнь Вегенера, и дошёл до аспекта, что кроме короны и уже покойного предводителя ничего для него на первом месте не было.        Однако у Каза, вопреки всему, оставался в рукаве козырь.        — Есть одна вещь, которая заставит людей сделать это за меня.        Механическая рука нырнула во внутреннюю сторону накидки, и только Вегенер изумился, не понимая, к чему он клонил, как тело его сковал холодящий ужас.        Пальцами Каз зажимал кипу писем.        Его писем.        Всех его планов относительно правления и кражи денег у простых людей.        — Ловите! — воскликнул Каз, не дожидаясь реакции оппонента, и рука его взмыла в воздух, после чего письма пали на головы горожанам.        — НЕТ! — взревел в первородном страхе кинувшийся останавливать его Вегенер.        Но было слишком поздно.        Король явно надеялся, что люди за своей яростью и поглотившим округу гамом не услышат скрежет Каза, что не обратят внимания на письма и просто затопчут их, как непригодную и совершенно не интересную вещицу, но всё произошло в точности да наоборот: они кинулись к конвертам, принявшись разрывать их остервенело, читать и проклинать его с новой силой.        Кто-то пытался высунуться из-за чьего-то плеча и высмотреть, что там было написано, а кто-то читал вслух, стараясь перекричать остальных.        И какая-то часть, не выдержав, принялась молотить по стене с новой силой, пока та не начала дрожать, а трещин не стало больше.        — Ты… ты… — протянул в безудержной осатанелости лицезревший это Вегенер. — Ты что натворил?! ЧТО ТЫ НАТВОРИЛ?!        Крещендо бессилия ударяло о самое дно.        Но вместе с тем это были бесполезные и даже почти не воплощённые в полноценные мысли дикие вскрикивания, полные пустого ничего.        — Дал людям возможность отомстить вместо меня, — безбурно отсёк Каз.        И всё же это издёвка, как ни посмотри. Это была фатальная ошибка короля — так просто довериться своему якобы-советнику, вырвавшемуся с до этого не видной в нём филигранностью рядами вперёд.        А мысли замыкались. Снова и снова. Сознание будто тормошило.        Где-то вдали, прицелившись, Инеж наконец-то нажала на курок и позволила взметнуться в небо мини-бомбе, но вой выстрела утонул в криках горожан.        Маленький серый шарик блеснул напоследок, прежде чем растворился в голубизне небосвода и исчез из виду, и она замерла, ожидая, как по околоткам прокатится шум взрыва.        Секунда. Две. Пять.        И тогда произошло…        …ничего.        Чёртово ничего.        Резиденция так и стояла в целости и сохранности, как будто некто насмехался над ней.        «Бомбы не сработали» — прозвенело в голове страшнейшей догадкой.        Это было практически невозможно: взрывчатки Уайлена, сколько она помнила, — да даже ещё с похода к Ледовому Двору — срабатывали так, точно он занимался этим делом ещё с младенчества.        И сейчас, в настолько ответственный миг, его творение привело их к краху.        «Нет!» — всколыхнуло в сознании.        Инеж не знала, сколь сильным будет удар по их с Казом плану, если бомба не взорвётся. Не знала, будет ли он в безопасности там, наедине с Вегенером и людьми, которые когда-то хотели поймать его и сдать властям, чтобы получить обещанное вознаграждение.        И пусть волноваться в этой оказии больше всего требовалось самому Вегенеру — её это не волновало.        Не мешкая ни секунды, Инеж спрыгнула с дерева и, бредя к преграде ко дворцу, обнажила опасно блеснувшие под золотистыми лучами кинжалы.        В этот же момент стена под давлением ударов обзавелась громоздкой трещиной, а следом посередине образовалась большая дыра, позволившая людям забежать на территорию резиденции.        — Они разнесут весь дворец! — крикнул Вегенер, по всей видимости, нисколько не боявшийся, что Каз мог запросто скинуть его со стены в руки толпы, которая мигом разорвёт его на части.        Но Каз вместо этого сорвался на ироничный смешок.        — И ты думаешь, что меня волнует это?        — Предатель короны! Чёртов ублюдок из канавы! — не унимался тот. — Когда всё подойдёт к концу, я отдам приказ словить тебя и рвать по куску настолько медленно, чтобы ты умолял меня убить тебя быстрее, но перед этим я прикажу, чтобы твоего Призрака уничтожили прямо у тебя на глазах!        — Когда всё подойдёт к концу, короны на твоей голове больше не будет, — угрожающе произнёс Каз. — Как и не будет твоей головы.        Добежать так, чтобы затеряться в людской ватаге, Инеж не смогла, но на расстоянии том она прекрасно видела, как запаниковали высовывающиеся из окна советники. Увидела, как они поспешили закрыть врата, как охранники, стоявшие у этих же врат, сбежали восвояси, зная, что в бою против целой толпы они сгинут за пару секунд.        Времени проверить, бросить мимолётный взгляд и понять, как там Каз, что творил Вегенер, у неё не было.        Адреналин ударил в голову. Вливался в кровь самым горьким ядом, подогревающим вены и мясо.        Это похоже на то, как хищник загнал свою жертву в тупик, но жертва эта в любой момент могла за добрую душу поменяться с ней местами.        С таким настроем она, отравленная таллием, полгода назад билась против целой оравы советников и Грошовых Львов в лесу, когда думала, что они отняли у неё Каза, к которому её даже не подпускали.        От этого сравнения Инеж клинило.        Когда она прошла по образовавшейся в стене арки, то услышала в этом гомоне, как её окликнули. Услышала, как сорвалось её имя с языка Каза, и это был вовсе не приказ оставить все попытки биться с противниками или помочь, о, нет, это была самая настоящая оторопь, коей в его голосе Инеж почти никогда не слышала.        А секундами позже уши заложило.        Трель взрыва прокатилась по территории дворца.