Royalty

Рыбалка с одним из Одиннадцати Предвестников Фатуи - точно не то занятие, за которым Дилюк думал, что однажды осознает себя. Однако именно это в настоящем и происходит: он сидит на берегу озера, методично расправляя большой плед, пока Итэр занят корзиной с милостиво приготовленным для них Аделиндой завтраком, а Чайльд - подготовкой удочек. - Сумасшествие, - бормочет он себе под нос, придавливая края пледа крупными камнями. Итэр поднимает на него лучащийся весельем взгляд и тихо фыркает, становясь похожим на маленького золотого лиса. Видеть его в повседневной одежде непривычно. Чёрные мягкие штаны и белая рубашка с завёрнутыми рукавами выглядят слишком... Дилюк не знает, как сказать. Ненадёжно? Непрактично? Всё это не те слова, потому что для отдыха подобная одежда самое то, однако Дилюк так привык быть всегда наготове, что отсутствие нескольких слоёв одежды заставляет его чувствовать себя незащищённым. - Расслабьтесь, мастер Дилюк, - поёт подошедший к ним Чайльд и от души потягивается. - Это будет отличный день. Ещё один лис, только совсем не тихий; шумный настолько, что Дилюк уже не раз и не два успел пожалеть о том, что пригласил явившихся в город гостей в свой дом. Его взгляд устремляется на небо. Оно ещё даже не успело сменить цвет на голубой. Солнце едва поднялось над горизонтом. Раннее утро отразилось туманом вокруг винокурни и крупными каплями росы на траве. После пролившегося накануне ливня воздух достаточно влажный, чтобы ёжиться и желать тепла. Дилюк способен согреть себя гуляющим в крови пиро-элементом, но это другое. От вида голых локтей Итэра и босых ног Чайльда у него мурашки по коже. Тепло теплом, а становится холодно от одного взгляда на этих двоих. - Этот день был бы отличным, если бы начался со сна хотя бы до рассветного часа, - раздражённо отвечает Дилюк. Чайльд только усмехается, прежде чем вернуться к разложенным на песке удочкам. - Наверное, нам и в самом деле не стоило засиживаться, - извиняется за него тоном Итэр. - Всё в порядке, - вздохнув, качает головой Дилюк. - В конце концов, я был тем, кто не разогнал всех спать. Если бы он знал, что проснётся с утра пораньше от громкого стука в дверь своей комнаты, действительно отправил бы своих гостей спать намного раньше. Однако если Итэр уже бывал у него в гостях, то Чайльд - нет, и, конечно же, ему захотелось сунуть свой любопытный нос во все щели. Дилюк не мог этому помешать, поэтому ему пришлось возглавить «осмотр окрестностей», дабы проследить за тем, чтобы Чайльд не натворил дел. И, казалось бы, что могло пойти не так? Однако спустя один чуть не опрокинутый книжный стеллаж, почти загоревшийся ковёр возле камина в гостиной и одну чуть не разбившуюся вазу я убью тебя, если ты тронешь её ещё хоть раз хоть пальцем Дилюк поблагодарил себя прошлого за предусмотрительность. После экскурсии настало время позднего ужина и горячего травяного настоя, на котором настояла Аделинда, потому что все трое явились в поместье промокшими до костей. Будь Дилюк один, он бы выпил его уже в постели, чтобы сразу после лечь спать, однако, несмотря на накопленную за день усталость, спать ему не хотелось. Как только в разговоре повисала пауза - в таверне, по дороге до винокурни, за ужином - в его голову тут же просачивались мысли о Кэйе. Почему тот не пришёл? Всё ли с ним в порядке? Может ли быть так, что он больше не будет приходить? Устал ли он от молчания Дилюка и их разделённой на двоих неспособности сделать первый шаг? Или Дилюк накручивает себя на пустом месте? - Похоже, мастеру Дилюку пора отдохнуть, - первым заметил его состояние Итэр, когда Дилюк в очередной раз засмотрелся на пламя в камине, видя так много в огненных всполохах; и не видя ничего. - Извините, - тут же вернул взгляд своим гостям Дилюк. - Погода навевает настроение. Задумался. - Да уж, погода не радует, - кивнул Чайльд, переводя взгляд на залитое дождём окно. - Надеюсь, к утру распогодится, потому что у меня большие планы на всех нас. А теперь, не будете ли так любезны показать нам, где мы с Эфиром будем почивать, мастер Дилюк? - Аделинда уже приготовила для вас гостевые комнаты, они на втором этаже, - оповестил Дилюк, поднимаясь из кресла, чтобы проводить своих гостей, как и положено хорошему хозяину. - О, не стоило лишний раз беспокоить её, - пропел Чайльд, приобнимая Итэра за плечи. - Мы будем спать в одной комнате. - Но в каждой комнате лишь одна кровать, - озадаченно нахмурился Дилюк. - Это не проблема, - ещё слаще пропел Чайльд. Когда его ладонь соскользнула с плеча Итэра на его бок, Дилюк почувствовал, как теплеют щёки. Он помнил о том, что рассказал ему Итэр о чужих способах по привлечению внимания, да и сам не был таким уж ханжой, однако подобные фривольности всё равно не укладывались в его голове. Дилюк просто не мог понять, возможно, в силу характера, как можно любить одного человека и так откровенно приставать к другому. Разве прикосновения, объятия и любого рода другая близость не должны быть разделены с объектом чувств и только с ним? И ладно если просто прикосновения - хотя гуляющие руки Чайльда были далеки от «просто» - но совместный сон? «Откуда ты знаешь, что ему можно доверять?» - вспомнил он тогда свой вопрос, что задал Итэру больше полугода назад в одну из их предыдущих встреч; в тот вечер, когда раскрылась правда о принадлежности Чайльда к Фатуи. Потому что совместный сон - это, прежде всего, о доверии. Уязвимость, открытая спина, отсутствие контроля над сознанием, над своей реакцией на сны, над своими движениями - всё это дорогого стоит даже среди мирных людей, что уж говорить о воинах, коими они все являются. Дилюка смутил намёк на непристойность в тоне Чайльда, однако куда больше он был ошеломлён тем фактом, что Итэр настолько доверяет последнему, что готов разделить с ним свою беззащитность. - Не беспокойтесь, мастер Дилюк, - улыбнулся ему Итэр, будто и не замечая игривых пальцев на своей коже. - Я буду в порядке. Мы не в первый раз спим вместе. - Почему вы беспокоитесь за Итэра, мастер Дилюк? - тут же встрял Чайльд, прижимая свободную ладонь к сердцу и трагично поджимая губы. - Может, это меня нужно защищать от него! - Ты - воплощение беды в человеческом обличье. - Ах, комплименты! Так неожиданно! Театральность Чайльда быстро сбила градус напряжения, поэтому впоследствии Дилюк уже не реагировал на его подначивания. Проводив своих гостей до дальней комнаты, чтобы их не разбудила утренняя суета горничных, он отправился к себе в полной уверенности, что они все трое проспят до полудня. Ну, его гости так точно, после долгой-то дороги. Однако не успела его голова коснуться подушки, не успел шум дождя стихнуть в его погружающемся в сон сознании, как в дверь его комнаты раздался громкий стук, а жизнерадостный голос Чайльда по ту сторону потребовал немедленно вставать, умываться и собираться, потому что «большие планы». И вот они здесь, на берегу озера в этот безбожно ранний час и именно тогда, когда Дилюк отдал бы многое за то, чтобы вернуться в кровать. Может, он и любит дождь, но тот всегда создаёт у него флегматичное настроение, из-за которого не хочется ничего делать, лишь созерцать; или дремать. - Расскажете, что произошло в городе, пока меня не было? - предлагает Итэр, усаживаясь на край пледа и доставая из корзины ещё тёплые бутерброды. Дилюк какое-то время блуждает взглядом по его лицу, устремляясь мыслями к воспоминаниям. Что произошло в городе за время отсутствия Путешественника? Пожалуй, ничего особенного. Пара фестивалей и одна крупная ярмарка - это из повседневной жизни города, а что касается проблем... Что ж, ничего крупнее хиличурлов, с которыми способны справиться даже самые бездарные рыцари Ордена. О чём Дилюк и сообщает, на что Итэр облегчённо улыбается, передавая ему часть завтрака. - Это отличные новости, - отвечает он, принимаясь за свой бутерброд. - Думаю, в целях получения общей информации вы будете рады узнать, что и в других регионах Тейвата сейчас мирно и спокойно. Занятно, что это не похоже на затишье перед бурей. Всё просто... Будто встало на паузу. - Полагаю, это хорошо? - уточняет Дилюк, усмотрев тень пасмурности в янтарных глазах. - Не могу сказать, что не рад этому, - помедлив, отвечает Итэр, вытирая тыльной стороной ладони крошки с губ. - Приятно просыпаться утром без мыслей о том, что делать и куда бежать, если вдруг что-то случится. На самом деле, чем дольше длится моё путешествие, тем больше я начинаю уставать от него. - Поэтому вы оба явились в Мондштадт, - понимающе замечает Дилюк. - «Город вина, песен, свободы и полётов» определённо лучшее место для того, чтобы отдохнуть и набраться сил. Полагаю, поэтому рядом с тобой нет Паймон? - Ах, это, - усмехается Итэр и смущённо потирает затылок. - Пришлось использовать пару уловок, чтобы оставить её под присмотром господина Джун Ли, когда Аякс заявил о своём желании сопровождать меня. На самом деле, они не ладят. Ему не нравится её голос, громкость и язык без костей, а она терпеть его не может за близость со мной. - Кстати, об этом, - осторожно начинает Дилюк, зная, что это не его дело, но всё же... - Ночь прошла... Спокойно? - Он и в самом деле создаёт у людей неправильное впечатление о нас, - вздыхает Итэр, бросая взгляд на напевающего себе под нос Чайльда, возящегося с леской. - Мы с ним не пара и не состоим в каких-либо отношениях, помимо дружеских. Аякс просто очень тактильный человек. Полагаю, это идёт из его близости с братьями и сестрой: он рассказывал, что часто спал с ними дома, чтобы было теплее и уютнее. Ему их очень не хватает, как и просто общения с людьми, поэтому он тянется ко всем вокруг. Так, как может и умеет. - Дружба с Предвестником Фатуи, - качает головой Дилюк, потому что ему до сих пор кажется, что они с Итэром на пару сошли с ума, раз общаются с этим типом. - Он не такой, как другие плохие парни, - пожимает плечами Итэр. - Он говорит, что другие Предвестники наверняка знают о том, что мы с ним сотрудничаем, но его это не волнует. Он даже как-то раз пошутил о том, что если Предвестники явятся за нашими головами, на пару мы с лёгкостью расправимся с ними. - У него и в самом деле раздутое самомнение, - закатывает глаза Дилюк, на что Итэр негромко смеётся. - Ну, он хорош, - снова пожимает он плечами. - Очень хорош. Даже без своих сил он сильный, ловкий и хитрый противник. Мы часто спаррингуемся, не сдерживая физической силы, так что я могу судить. - Он и в самом деле нравится тебе, - удивлённо замечает Дилюк, не в силах проигнорировать теплоту в чужом голосе. - В первую нашу встречу он заявил, что я притягиваю к себе неприятности, а ему нравятся такие люди, - усмехается Итэр. - Быть может, я нахожу своё очарование в людях с ужасным чувством юмора. - Насколько ужасным? - уточняет Дилюк, успев наслушаться в таверне всякого. - Ну... - задумчиво тянет Итэр, а после над его головой будто загорается лампочка. - Что-то вроде: «Какое мёртвое место... Я имею в виду, совсем некого убить». - Ты это несерьёзно, - фыркает Дилюк, потому что это ужасно. - Нет хуже, чем пересекать с ним на пару каменистые равнины, - обречённо вздыхает Итэр. - И вот я здесь, - встревает Чайльд, вновь подходя к ним. - Эфир, я собираюсь украсть у тебя этот бутерброд и показать мастеру Дилюку прелести рыбалки. - Разбудите меня, когда придёт время разводить костёр, - кивает Итэр. Дилюк не верит своим ушам, но глаза-то уж точно его не обманывают: закончив в два укуса со своим бутербродом, Итэр подкалывает под голову сброшенный Чайльдом шарф, сворачивается клубком и почти сразу впадает в дрёму. Он и в самом деле собирается спать, тогда как Дилюк вынужден последовать за схватившей его за запястье рукой к озеру, воды которого ещё даже не освещены толком солнцем, чтобы заняться дурацкой рыбалкой, к которой у него нет и капли интереса. Это возмездие за какие-то его грехи? Если так, Дилюк готов оспорить его справедливость, потому что, в отличие от некоторых, у него есть бумажная работа в поместье и смены в таверне. И это не говоря о присмотре за целым городом, потому что рыцари были, есть и всегда будут бесполезны, если только Альбедо со своей исследовательской группой не найдёт рецепт клонирования людей, и в Ордене не появится с десяток Джинн. - Сосредоточьтесь, мастер Дилюк, - вырывает его в реальность наигранно-недовольный голос. - Рыбалка - это серьёзное занятие, и к нему нужно относиться с уважением. - В самом деле? - с явным сарказмом спрашивает Дилюк. - Вот увидите, - с пугающей верой в свои слова припечатывает Чайльд, впихивая в его руки удочку. - Рыбалка - самое медитативное занятие из всех. Нет ничего лучше псевдозанятости для того, чтобы привести мысли в порядок. Когда вы пытаетесь сделать уборку, разобрать деловые бумаги или ещё что-то в этом духе, совесть не позволяет вам блуждать мыслями, отвлекаясь. Но в процессе рыбалки всё, что вам нужно делать, это сидеть и ждать. А чем можно заняться в это время? Правильно, обдумыванием своих мыслей. - С чего ты решил, что мне нужно что-то обдумать? - С того, что вчера вечером вы только и делали, что выпадали из разговора, постоянно засматриваясь то на пламя в камине, то на льющий за окном дождь. Чайльд широко улыбается, явно довольный тем, что попал в яблочко. Дилюк громко цыкает. - Не то чтобы я хотел обдумывать какие-либо свои мысли в предрассветный час в мокрых от росы штанах на берегу озера, от которого тянет холодом и сыростью, когда я мог бы вместо этого наслаждаться ещё несколькими часами заслуженного сна и... Недовольная отповедь Дилюка стихает, когда Чайльд закатывает глаза, подбирает мелкий камень и бросает его в гладь воды. Едва ли разумный жест для того, кто надеется поймать хоть одну рыбину, однако когда Дилюк открывает рот, чтобы прокомментировать этот момент, Чайльд шикает на него, бросает «просто подумайте о том, что только что увидели» и переводит взгляд на озеро. Дилюк вскидывает брови, всем своим лицом выражая отношение к происходящему, однако Чайльд и в самом деле больше не смотрит на него. Вместо этого его взгляд устремляется куда-то вперёд, и чем дольше Дилюк смотрит в синие глаза, тем больше в них появляется рассеянности, будто Чайльд всё больше отгораживается от внешнего мира, проваливаясь в свой внутренний. - Что за глупость, - бормочет он себе под нос, переводя взгляд на гладь озера. Там, где камень приземлился в воду, всё ещё бегут круги по воде. Что Дилюк только что увидел? Он увидел, как Чайльд взял камень и бросил его в воду. Всё, конец истории. Да и о чём тот вообще говорил? Медитация, обдумывание мыслей - зачем всё это Дилюку? Конечно, у него есть свои переживания и волнения, однако... Мысль Дилюка обрывается, когда налетевший ветер раскачивает заросли камыша слева от него. С листьев и стеблей срываются капли воды, что падают на гладь озера, порождая маленькие круги, и... Дилюк сам не замечает, как засматривается; не замечает, как пустеет в его голове. Эта картина - она ему знакома, но откуда? Он начинает рыться в своей памяти и ничего не находит. Но как только в его голове мелькает полное досады на самого себя «какая глупость, чем я занимаюсь?», воспоминание само вспыхивает перед глазами. Это было во время его последних месяцев странствий по северным землям. Тогда они с Безликим разбили лагерь возле озера, потому что до горных пещер было ещё несколько часов пути, которых у них не было. Поздний вечер ещё не вошёл в свои права, однако их нагнали чёрные тучи. Соваться на скользкие от дождя горные тропы рискнул бы только заведомый мертвец, поэтому было решено устроить стоянку у подножия хребта, чтобы переждать непогоду. Дилюк тогда вызвался осмотреть местность и направился к озеру. Там тоже были заросли камыша, пусть и не такие густые. Когда они зашелестели, Дилюк отпрыгнул от них метра на три, не меньше, однако то был всего лишь ветер. Со стеблей и листьев на гладь воды тогда упали капли, от которых разошлись совсем такие же круги. Невольно Дилюк уходит в это воспоминание с головой. Надо же, это было так давно и совсем недавно одновременно и ощущается так же. Кажется, он сидел возле костра с Безликим только вчера, и в то же время на его плечах столько невидимого груза, что кажется, будто прошла вечность. Так странно думать об этом, осознавая непостоянное течение времени. Движется оно равномерно, конечно, но накладывает на воспоминания совершенно разные отпечатки в зависимости от их значимости. Что-то помнится чётко и ярко, а что-то - так, будто подёрнуто пеленой. Некоторые воспоминания пропитаны запахами и яркими красками, другие же похожи на старые пыльные листья пергамента. Дилюк привык быть рациональным, раскладывать всё в своей голове по полочкам, однако... В настоящем он следует совету Чайльда и позволяет своим мыслям блуждать. Его взгляд скользит по глади озера, по песчаному берегу, и останавливается на небольшом округлом плоском камне. Дилюк даже не задумывается о том, что видит, но камень вдруг тает перед его глазами, картина мира вокруг размывается, и Дилюк видит уже совсем другое раннее утро. В тот день его отец должен был вернуться из деловой поездки. Его не было в Мондштадте больше двух недель, и Дилюк ужасно соскучился, поэтому полночи не спал в предвкушении, а на рассвете выскользнул из постели, быстро оделся и бесшумно юркнул за порог, чтобы Аделинда не успела отловить его. Зная, с какой стороны отец будет ехать к винокурне, он направился вперёд по этой дороге, чтобы перехватить его. Они тогда встретились как раз возле этого озера. Отец был так рад видеть его, что подхватил на руки и закружил, когда Дилюк порывом ветра влетел в его объятия. Они провели время до завтрака на берегу озера, где отец учил его делать «блинчики» из плоских округлых камней на воде. Блинчики в тот день были и на завтрак. Правда, после того, как потерявшая его Аделинда прочитала ему долгую лекцию о том, что детям нельзя убегать из дома без предупреждения. Очередной порыв налетает на заросли камыша. Дилюк слышит влажный шелест, и красивое видение перед его глазами расплывается пёстрыми красками, что смешиваются в более мрачные и грязные тона. Его отец больше не улыбается ему. Вместо этого его лицо искривлено гримасой боли. Его руки больше не обнимают Дилюка. Безвольные, они опущены по бокам от его тела. Грудная клетка больше не вздымается. Дилюк вспоминает, как хотел тогда закричать, во весь голос, срывая голосовые связки. Однако из его горла не вырвалось даже хрипа. В мёртвой тишине, что повисла на месте разыгравшейся трагедии, только и было слышно, что его всё учащающееся неглубокое дыхание и шелест быстро промокающих под начавшимся дождём крон вековых деревьев. А вот другой маяк для его блуждающих мыслей - торчащий из песка край крошечной ракушки. Дилюк видит, как маленький он поднимает её и кладёт в карман своих шортов. Он знал, что Аделинда будет ругаться из-за полных песка и сора карманов, однако его это не волновало. Всё, что имело значение, это его миссия по сбору ракушек, потому что Кэйя, как оказалось, никогда их не видел. Дилюк тогда не представлял, как можно ни разу за свою жизнь не увидеть ни одной ракушки, но, возможно, Кэйя просто не жил возле воды? Поэтому Дилюк со всей своей детской целеустремлённостью обшаривал пляж, пока взявший его в свою поездку отец решал где-то там какие-то свои взрослые важные дела. - Думаешь, ему понравится? - взволнованно спрашивал он в который раз, перебирая в дороге свои находки. - Конечно, - согласно кивал Крепус, ероша его волосы и выглядя откровенно позабавленным его волнением. - Ведь ты собрал их для него. Только прошу тебя, не дари их со своим любимым хмурым взглядом, ладно? Дилюк не мог этого обещать, потому что его хмурое выражение лица при виде Кэйи - не то, что он мог контролировать. Тот уже довольно-таки давно начал ему нравиться, но Дилюк всё ещё ревновал, когда внимание отца доставалось кому-то помимо него, поэтому получалось, как получалось. Однако он решил постараться, поэтому, когда они с отцом оказались дома, понёсся в комнату Кэйи, чтобы остаться с ним наедине. Сидящий на подоконнике Кэйя чуть не свалился на пол, когда он ворвался к нему. В его похожем на кошачий глазу на мгновение вспыхнула паника - Аделинда ругала его за то, что он постоянно сидит в неположенных для этого местах - однако когда он понял, что это всего лишь Дилюк, на его губах появилась слабая улыбка. - Привет, - поздоровался он. - Вы с мастером Крепусом уже вернулись? - Это тебе, - выпалил разнервничавшийся в дороге Дилюк, впихивая в его ладони все вытащенные из своих карманов ракушки. Некоторые из них были со сколами, некоторые - покрыты присохшими волокнами водорослей. Некоторые и вовсе были все в засохшем песке, который тут же начал сыпаться на натёртый до блеска паркет. Однако было среди них и несколько чистых, которые Дилюк успел отмыть в воде до прихода отца. Голубые, они переливались перламутром, и у Дилюка что-то ёкнуло внутри, когда Кэйя провёл по ним кончиками пальцев. - Спасибо, - прошептал он, вскидывая на него сияющий взгляд. - Но... Зачем столько? - Я не знал, какая тебе понравится, поэтому взял несколько, - смущённо отвёл взгляд Дилюк. - К тому же, Аделинда не устаёт повторять, что подарок должен иметь какое-то отношение к тому, кому ты его даришь, и я решил, что больше выбора - больше возможности попасть в цель. - ... И какое отношение ко мне имеют эти ракушки? - склонил голову к плечу Кэйя. - Ну... - задумался Дилюк; а после ляпнул: - Они такие же красивые, как ты. Этому воспоминанию столько лет, однако Дилюк до сих пор помнит, как раскраснелся тогда Кэйя из-за его слов; помнит, как раскраснелся до ушей сам и спешно выбежал от комнаты, бросив, что нужно умыться и переодеться с дороги. Впрочем, тогда он не осознавал всю суть своего комплимента. Они оба были детьми, и эти слова вызвали у обоих смущение больше по причине своей приятности, нежели из-за скрытого в них смысла. Хотя в настоящем Дилюк понимает, что подобрал тогда самые точные и одновременно самые пустые слова. Кэйя и в самом деле был похож на эти ракушки, но не только своей красотой и сходством, что просматривалось в голубом перламутре и блеске его синего глаза. Правда в том, что Кэйя сам был такой ракушкой: брошенной, со сколами, грязной и неприметной. Но стоило ему оказаться в их доме, стоило заботе и вниманию - и горячей воде, чего уж там - отмыть его защитный панцирь, как Кэйя засиял подобно тем самым отмытым Дилюком ракушкам, что переливались перламутром в свете солнца.

- ... ты своими шагами растопил всю воду, которую я заморозил! И кто создал наши элементы такими несовместимыми? Будь у тебя гео-элемент, мы бы уже давно дремали на другом острове!

Откуда этот звонкий голос Кэйи в его голове? Ах да, те необитаемые острова архипелага «Золотое Яблоко». Дилюк никогда не сможет забыть, как нелепо всё тогда началось и как неожиданно приятно закончилось. Вначале он был раздражён тем, что ему пришлось отправиться на остров вместе с Кэйей - их отношения в то время ещё не были такими спокойными, как в настоящем - однако после произошло много всего, что наполнило его грудь теплом. Пусть вспоминать о былых днях рядом с Кэйей было тоскливо, почти больно, Дилюка всё равно радовали мелочи, которые он замечал. Кэйя привык прятаться за масками, но вдруг оказалось, что в них есть трещины, а в самих трещинах - капли искренности. Например, то, как Кэйя радовался теплу и солнцу. Оказывается, он нисколько не разлюбил лето. А его шутка о загаре Дилюка? Когда они были детьми, Дилюк постоянно прятался от жары в прохладной библиотеке винокурни, откуда Кэйя тщетно пытался его вытащить с ворчанием о том, что ему не помешает хоть немного загореть, а то бледный, как привидение. - Паймон не может понять, вы очень близки или терпеть друг друга не можете? - спросила тогда Паймон. У Дилюка не было ответа на этот вопрос. Они были близки и не были. Они терпеть друг друга не могли и в то же время мелкими неловкими шажками шли друг другу навстречу. Тогда это уже началось. Тогда Кэйя стал чаще одаривать его своим присутствием. Тогда Дилюк перестал отрицать хотя бы перед самим собой, что начал тянуться к нему в ответ. Всё было сложно в то время, они ещё даже не начали танцевать вокруг да около, однако то ли тепло солнца, то ли отсутствие наполненного воспоминаниями Мондштадта вокруг, но что-то сыграло свою роль. Кэйя расслабился достаточно для того, чтобы в их шутливых перепалках не нашлось места его привычным колким насмешкам. Конечно, он не был ангелом, но Дилюк не отставал от него, так что они были квиты. - И как это вы застряли здесь вдвоём? - удивилась тогда Паймон. - Ха-ха, кто знает? Возможно, нам суждено быть обречёнными вместе, нэ, мастер Дилюк? - спросил Кэйя, одаривая его лукавой улыбкой. - Да неужели? - безэмоционально отозвался Дилюк, не желая вестись на провокацию. Однако... - Если бы я владел искусством алхимии, передвигаться по островам было бы очень просто. - Помнится, изначально мы хотели приземлиться на другом острове. Это ты настоял, чтобы мы повернули и приземлились здесь. - Да, но это ты своими шагами растопил всю воду, которую я заморозил! И кто создал наши элементы такими несовместимыми? Будь у тебя гео-элемент, мы бы уже давно дремали на другом острове. - Так это я пар от тающего льда видела? - пробормотала себе под нос Барбара. ... он всё-таки повёлся на провокацию. И ему пришлось спешно отвернуться, чтобы скрыть потеплевшие из-за комментария Барбары щёки. Не то чтобы он хотел провести время наедине с Кэйей посреди крошечного - действительно, крошечного, пешком за пару минут обойти можно - острова. Однако в глубине души он и в самом деле был благодарен Альбедо за то, что тот их бросил, и уж точно не случайно несколько раз топил лёд, по которому Кэйя мог бы уйти. Потому что в одиночестве тот позволил себе снять часть своих масок, и Дилюк хотел насладиться этими золотыми секундами, в которые Кэйя смотрел на него с лёгкой улыбкой, шутил, смеялся и болтал разные глупости, среди которых было так много отсылок к их детству, так и кричащих о том, что Кэйя ничего не забыл, не оставил позади, не выбросил из памяти. Он тоже помнил их счастливое совместное детство, и каждый намёк на это наполнял душу Дилюка теплом. - Так значит, ты всё-таки привязан к Кли, мистер Большой-Хмурый-Взрослый? - негромко рассмеялся Кэйя после того, как Алиса заявила о том, что создала остров не только для своей дочери, но и для людей, которые любят её малышку. Это было одновременно правдой и нет. Дилюк не был особенно близок с Кли, однако никогда не отказывал в помощи, если она была замешана в каком-то в деле; или, чаще, беде. Впрочем, он, скорее, был привязан к тем сходствам, которые видел между Кли и Кэйей. Тот в юности тоже был неугомонным, активным и лёгким на подъём. Как только освоился и привык к жизни в их доме, он начал постоянно втягивать Дилюка в самые разные неприятности, и как хорошо, что у него, в отличие от Кли, не было в карманах бомб. - Я собираюсь провести время в тишине и покое. Если ты закончил приставать ко мне... - Ой-ой, нельзя ли поласковее? Неужели тебе охота сидеть без дела? - Здесь абсолютно нечего делать. - Я подумал, было бы славно пособирать ракушки. Последний раз мы занимались этим, когда были детьми. Как после этого замечания Дилюк мог отказать? Разумеется, он поддался на уговоры. Среди песка он тогда нашёл голубые ракушки. Кэйя заметил их и с плутовской улыбкой спросил, такие ли они красивые, как он. Швырнув ракушки ему в грудь под звонкий смех, от которого всё внутри сладко и одновременно горько сжалось, Дилюк не ответил. Да, они были такими же красивыми, как Кэйя. Сам Кэйя был намного прекраснее их. То, что Кэйя помнил, было бесценно. «А ведь всё обычно вокруг этого и крутится», - проносится в его голове, пока взгляд блуждает по глади озера, что и навеяла это воспоминание. - «Ракушки, мокрый песок и вода. Тем вечером Кли строила из всего этого красивые замки». Вот только любые замки кроме настоящих недолговечны, и Дилюк вспоминает об этом, когда его внимание привлекает очередная рябь на воде. Он видит смазанные вспышки воспоминаний, связанные с его плутаниями вдали от дома; видит серые скалы и стены из дождя; видит тусклое пламя костра и свои трясущиеся от холода пальцы. Миг, и на его руках появляются белые перчатки, на которых на его глазах расцветают кровавые камелии. Дождь размывает землю вокруг, кроны деревьев шелестят, и кажется, что Кэйя о чём-то говорит, о чём-то просит, но Дилюк не слышит его. Он смотрит на кинжал, который вонзил в грудь отца, на кинжал, который ему когда-то подарил Кэйя, и ещё не знает, что считанные часы спустя чуть не проткнёт точно также уже его грудную клетку, насквозь. - Мастер Дилюк, клюёт! Возвращаться в реальность из своих мыслей тяжело. Дилюк несколько раз моргает, не понимая, отчего вокруг него поднялась шумиха. Непонятно когда проснувшийся Итэр трясёт его за плечо, пытаясь дозваться. Уставший ждать его реакции Чайльд в итоге выхватывает удочку из его ослабших пальцев и дёргает её на себя. Чешуя взлетевшей в воздух от рывка рыбы ярко блестит от воды. Чайльд издаёт довольный возглас из-за того, что попалась крупная. - Ещё парочка таких, и отправимся обратно, чтобы мастер Дилюк смог подремать с открытыми глазами в более комфортных условиях, - забавляется он, явно не заметив, что Дилюк последовал его совету и погрузился в воспоминания; а может, заметив, но решив в кои-то веки не комментировать. - Не начинай принимать во внимание мои предпочтения, - бросает Дилюк, встряхивая головой в попытке усмирить продолжающие роиться там вспышки картин прошлого, счастливого и нет. - Шок может убить меня. Чайльд только смеётся в ответ. Дилюк перехватывает улыбку Итэра и позволяет себе едва уловимо улыбнуться в ответ.

---

Возле Храма Тысячи Ветров как всегда тихо и спокойно. Пейзаж радует чистым небом и отмытой от пыли дождём зеленью. Но что-то особенно успокаивающее сокрыто в самом древнем полуразрушенном амфитеатре. Покрытые трещинами арки, заметённые песком ступени, похожие на шахматные фигуры колонны - от всего этого веет временами, когда в чести были совесть и крепкие моральные устои. Именно поэтому Дилюку нравится заглядывать в это место во время своих выходных блужданий. Однако на этот раз он не может отделаться от мысли, что что-то не так. Его чутьё сделало ему пару намёков ещё утром, но он так и не смог понять, что же так раздражает его где-то на периферии сознания, поэтому то и дело скользит взглядом по окрестностям, не понимая, откуда ожидать потенциальной опасности, и никак не в силах расслабиться. - Что-то не так? Дёрнувшись, Дилюк резко разворачивается и оказывается нос к носу с Итэром; с поправкой на разницу в росте, конечно, но всё же. Тот заглядывает ему в глаза, мельком осматривает окрестности, задерживая взгляд на рассматривающем дальние колонны Чайльде, а после снова смотрит на Дилюка, ожидая ответа на свой вопрос. Осознав, что вёл себя, как параноик, чем успел насторожить наблюдательного Итэра, Дилюк шумно выдыхает и отрицательно качает головой. И вот когда его озаряет. Он как раз собирается сказать, что ему просто что-то показалось, чтобы развеять чужую тревогу, как понимает - глаза Итэра. Вот что всё это время подсознательно воспринималось им, но не фиксировалось сознанием, как что-то неправильное. Обычно лучащиеся спокойствием и теплом, глаза Итэра пустые, и пустота эта явно скрывает тень какой-то глубокой не то печали, не то тревоги. Этот взгляд необычен для этого позитивного и весьма жизнерадостного парня. Дилюк корит себя за то, что не заметил раньше. Хороший же он друг, если не сумел разглядеть чужое настроение, когда было столько подсказок. Взять хотя бы ту пасмурность, что он заметил в янтарных глазах всего несколько часов назад, когда Итэр говорил о воцарившемся в Тейвате спокойствии. Кто будет озвучивать столь приятную новость с явно негативными эмоциями? Холодный расчёт и привычка собирать актуальную информацию требуют задать вопросы и получить на них ответы. Растерянный навык социального общения требует не открывать рот, чтобы не наломать дров. Дилюк... Не самый поддерживающий тип. Конечно, когда нужно помочь силой, своим присутствием или компанейским молчанием, у него не возникает проблем, но слова - другое дело. Утешать кого-то красивыми речами никогда не было среди его умений. Для этого нужно иметь тонко чувствующую душу. Душа Дилюка уже давно таковой не является: за три года вдали от дома он выжег из себя всю мягкость и открытость миру вокруг. - Что-то не так, - всё же решает попытаться он, потому что знает, что будет чувствовать себя плохо, если сделает шаг назад, стоя перед не таким уж и сложным препятствием. - С тобой. Я не сразу это заметил, но... Итэр удивлённо распахивает глаза. В них наконец-то зажигаются эмоции: удивление, ошеломление, смущение, а следом за ними как будто вина и даже испуг. Но после этого выражение его лица выравнивается, превращаясь в пустую маску, и только губы кривятся в откровенно фальшивой натянутой улыбке. Дилюк вдруг понимает, что ему больно видеть такое лицо у Итэра. В конце концов, у него богатый опыт гадания на масках из-за общения с Кэйей. Тот улыбается точно так же, когда врёт о своём состоянии после особенно тяжёлого боя или когда пытается сделать вид, что очередная злая колкость Дилюка не достигла его мягкого нутра. И пусть в последнее время Дилюк больше не огрызается на него по-настоящему злобно, он помнит, и память эта обводит выражение лица Итэра жирным кругом из красных чернил. - Это не моё дело, - продолжает Дилюк, когда пауза затягивается. - И я не буду настаивать на том, чтобы ты делился со мной. Но кто угодно скажет тебе, что нет лучшего слушателя в Мондштадте, чем бармен из таверны «Доля Ангелов». - Это вы о Чарльзе? - шутит Итэр, чуть светлея лицом; и тут же весь сдувается, угасая. Его взгляд скользит по руинам и останавливается на Чайльде. Тот не выглядит так, будто в ближайшее время обратит на них внимание, занятый разглядыванием каких-то узоров на камнях, и это явно радует Итэра, если судить по его расслабившимся плечам. Неужели это что-то настолько личное, что он не хотел бы, чтобы об этом знал даже близкий к нему Чайльд? Жестом пригласив Дилюка присоединиться, он садится на прогретые солнцем ступени и вытягивает перед собой ноги; чуть откинувшись назад на вжатые в землю ладони, устремляет взгляд на безоблачное небо и тяжело вздыхает, тем самым подтверждая, что Дилюк оказался прав в своём предположении относительно его состояния. - Помните, я рассказывал вам о своей сестре? - спрашивает он, немного помолчав; продолжает после кивка Дилюка. - Недавно мы встретились вновь, но... С нашей первой встречи ничего не изменилось. Она повторила те же слова, предостерегла меня от тех же поступков, а после точно так же растворилась во тьме портала. - Ты так и не рассказал толком, что же произошло в вашу первую встречу, - сдержанно, но напоминает Дилюк, мгновенно начав ощущать зуд под кожей от желания задать тысячу и один вопрос. - Мы встретились с ней, когда проводили расследование с человеком по имени Дайнслейф, - помедлив, начинает негромко рассказывать Итэр, и взгляд его туманится воспоминаниями. - Там был Вестник Бездны, с которым мне пришлось сразиться, и под конец боя он хотел сбежать через портал, но у него не получилось. И тогда появилась Люмин. - Ты говорил, что она замешана в делах Ордена Бездны, - вспоминает Дилюк. Итэр горько улыбается. - Верно. Они называют её Принцессой. Своей Принцессой, - ещё тише продолжает он. - Я был так рад нашей встрече, что сначала даже не понял, что происходит; не понял, что она стала одной из них. Я хотел подбежать к ней и крепко обнять, а потом увести её с собой, но... Первым вопросом, который она задала мне, был вопрос, почему я работаю с её врагом. - Она знала Дайнслейфа? - мгновенно соединив точки, уточняет Дилюк, на что Итэр кивает. - Да. Причём, очень давно. Так давно, что, когда я осознал, насколько, это причинило мне боль. Дилюк только хочет задать один из наводящих вопросов, что роятся у него в голове, как Итэр поворачивается к нему лицом и заглядывает в глаза. Какое-то время он просто смотрит: внимательно, пристально, изучающе, а после склоняет голову к плечу, будто кот. - Вы замечательный воин и замечательный человек, мастер Дилюк. На сегодняшний день вы один из трёх людей, что знают хоть какую-то правду обо мне и Люмин, во всём Тейвате. Я... Могу ли я рассчитывать на то, что вы продолжите хранить в секрете всё, что бы я ни рассказал вам касательно этого вопроса? Дилюк вспоминает свои колебания полугодичной давности, когда Итэр задал ему почти такой же вопрос о хранении секретов и доверии. Тогда он колебался. Более того, дал своё согласие лишь из-за уверенности в том, что сможет справиться с бедой, которую может принести в Мондштадт тайна личности Путешественника и его связь с Предвестником Фатуи. Однако в настоящем немного поздно волноваться об этом, когда Дилюк ловит себя на том, что всё так же сильно переживает за Итэра, которого до сих пор считает хорошим другом, тогда как выше обозначенный Предвестник гостит в его родовом поместье. К тому же, Дилюк лучше многих знает о том, как велика порой потребность выговориться, и как тяжело становится на душе от осознания, что раскрыть роящиеся в голове мысли нельзя, никому. - Обещаю, - уверенно говорит он, давая своё слово, которое не привык нарушать. И тогда, вновь отведя взгляд, устремив его в безоблачную даль, Итэр начинает рассказывать историю, которая могла бы оказаться приключенческим романом, если бы не являлась правдой его жизни. Он рассказывает о павшей родине, королевской крови, бесконечных путешествиях на пару с сестрой и о том, как они двое приземлились в Тейвате на землях тогда существующего Каэнри'аха; о том, как сестра вывела его из глубокого сна, как рассказала о разразившейся войне и сказала, что им нужно как можно быстрее покинуть этот мир; о Богине, которая повстречалась им на пути, о заточении среди кошмаров и о новом Тейвате, в котором всё оказалось совсем по-другому после его повторного пробуждения, потому что за время его блуждания во тьме пролетело пять сотен лет. - ... а потом Дайнслейф сказал, что моя сестра, должно быть, проснулась намного раньше меня, - продолжает он, не обращая никакого внимания на откровенно ошеломлённого, пусть и вслушивающегося в каждое его слово, Дилюка. - И я верю в это, потому что она успела так сильно привязаться к Каэнри'аху, что стала частью Ордена Бездны ради его спасения. Но что мне делать с моими подозрениями? Тогда у меня не было времени подумать о том, что происходит, потому что всё вокруг было охвачено огнём и хаосом, но после нашей встречи с ней, после разговора с Дайнслейфом, я просто не могу не думать о том, почему она не разбудила меня... - Ты ведь не думаешь, что она... Знала, где ты, с самого начала? - не без труда подбирает хоть немного смягчающие подтекст слова Дилюк, всё блуждая и блуждая взглядом по лицу Итэра, вглядываясь в его потускневшие глаза. - Думаю, - просто отвечает тот; в его стиснутых кулаках Дилюк видит отражение бушующих внутри Итэра тяжёлых эмоций. - Я... Не уверен в этом наверняка, но разве это не поразительное совпадение? Мы приземляемся в Тейвате, и она просыпается первой, но вместо того, чтобы разбудить меня, отправляется в путешествие одна, попутно знакомясь с Дайнслейфом и приживаясь в Каэнри'ахе. Если бы она не знала заранее, где я, как бы она смогла так быстро найти меня, когда на те земли пришла война? Но она сделала это и разбудила меня лишь тогда, когда над нашими жизнями нависла угроза. - Это странно, - помолчав, замечает Дилюк. Его взгляд останавливается на Чайльде, который теперь не изучает, а как будто пытается отколоть кусок колонны. - Если в настоящем она так сильно хочет возродить Каэнри'ах, почему в прошлом решила бросить его? Воины сражаются за то, что считают своим, защищают своим мечом, кровью и плотью, а не бегут, спасая свою жизнь. - У меня нет ответа на этот вопрос, - отвечает Итэр; загребает пальцами песок и меланхолично наблюдает за тем, как тот просачивается между ними, утекая прочь. - Она сказала, что дом - там, где мы вместе, а после ушла, оставив меня за спиной; сказала мне не мешаться под ногами; сказала, что будет бороться с Небесным Порядком до последнего из-за того, что случилось с Каэнри'ахом. И всего этого я не понимаю и не думаю, что смогу понять. Люмин, она... Изменилась. Очень сильно. Мне кажется, в настоящем я совсем не знаю её. Дилюк мог бы сказать на это многое и ещё больше задать вопросов. Последних у него и вовсе сотни, ведь Итэр рассказал ему нечто совершенно невероятное. Другие миры вне Тейвата, вне его звёздного неба, путешествия с падающими звёздами, королевское наследие близнецов и кажущийся бесконечным сон в пять сотен лет - есть от чего голове пойти кругом. Однако есть одно-единственное, что взволновало Дилюка больше всего во время его первого разговора с Итэром и волнует сейчас. И заключается оно в... - Каэнри'ах, - выдыхает он. - Ты можешь рассказать мне о нём? - Не могу сказать, что знаю о нём что-то доподлинно сам, потому что когда я проснулся, туда уже пришла война, - помедлив, отвечает Итэр. - То малое, что я видел, до сих пор вызывает у меня дрожь, стоит только вспомнить. Это было по-настоящему ужасно. Это было великое бедствие. Земля трескалась, ломалась, расходилась тут и там глубокими ущельями. Воздух пылал огнём, уничтожавшим всё на своём пути. Всё было покрыто золой и пеплом, окутано запахом гари и дымом. Каэнри'ах был стёрт с лица земли, и это не просто метафора. Его и в самом деле истёрли в порошок. - Книги говорят, они были богохульниками и заслужили это, - обдумав услышанное, осторожно замечает Дилюк, не будучи уверенным в чужой реакции. - Я никогда не любил историю, но мой... Отец... Настаивал на углублённом изучении, не уставая повторять, что нельзя забывать свои истоки. Ну, что-то вроде того. - Ваш отец был прав, мастер Дилюк, - улыбается Итэр; улыбка не касается его глаз. - Вот только я потратил не одну неделю на изучение библиотек в разных регионах, и везде написано одно и то же: что Каэнри'ах заслужил кару Селестии, потому что люди этого региона были алчными и прогнившими до костей. - Разве это не так? - хмыкает Дилюк. - Боги не уничтожают и не проклинают целые нации просто так. - О, это было не «просто так», - качает головой Итэр. - Я всё-таки смог найти кое-какую новую информацию в Сумеру. Эту информацию после дополнили каждый в своей мере Люмин и Дайнслейф. Дело в том, что Каэнри'ах был регионом без Бога, изначально. Люди построили его, и люди же возвысили его. В тех записях, что я нашёл, говорилось о том, что этот регион очень быстро развивался, и это привело к тому, что люди там научились творить саму жизнь. - Люди... Приблизились к Богам? - не может сдержать неверие в тоне Дилюк, на что Итэр лишь поводит плечом и со вздохом кивает. - Так там было написано. Что люди овладели алхимией, развили чувствительность к магии и научились создавать жизнь. Они приблизились к тому, что считается божественным, и якобы решили объявить войну Богам, чтобы доказать, что те ничего не стоят, что люди сами творцы своей судьбы. И тогда Боги сошли на землю и, призвав себе на помощь Архонтов, уничтожили Каэнри'ах, а выживших и их потомков наградили проклятием, дабы своевольная нация, посмевшая бросить им вызов, не смогла возродиться, восстав из пепла вновь. - Все потомки Каэнри'аха прокляты? - не без вспыхнувшей в груди тревоги спрашивает Дилюк, едва ли в силах отмахнуться от начавшего выстукивать «Кэйя, Кэйя, Кэйя» сердца в груди. - Все без исключения, - не без горечи отвечает Итэр. - Кто-то стал бессмертным и был вынужден наблюдать падение своей родины и последствия. Кто-то превратился в чудовищ. Кто-то погиб мучительной смертью. Проклятие наделило людей бесплодием, чтобы единицы сохранивших человеческий облик не могли передать свою «грязную» кровь. Боги сделали всё, чтобы Каэнри'ах превратился в страницы в книгах по древней истории Тейвата. О, но это не может быть правдой, не так ли? Или может? Дилюк отчаянно хочет узнать, понять, поэтому в его голове начинает роиться очередной столп мыслей, которые со скоростью света разлетаются по двум чашам весов. Итэр доверился ему, верно? Он рассказал правду о своём прошлом, даже если эта правда до сих пор не укладывается у Дилюка в голове, и рассказал о Люмин - о своей сестре, что встала на сторону Тьмы. Он доверил ему свои чувства, страхи, волнения и опасения, так разве не может Дилюк... Ответить тем же? Не раз и не два Итэр творил добрые дела в Мондштадте и за его пределами. Они так долго знакомы, и за всё это время у Дилюка не появилось ни одной причины для того, чтобы усомниться в Итэре или его мотивах. Так может ли он тоже довериться ему? Может ли он приоткрыть для него завесу своей собственной тайны? - Что... - с трудом сохраняя тон ровным, решается он и неловко прочищает горло, так сильно оно пересохло у него от волнения. - Что, если я скажу, что знаю... Знаю того, кто был рождён в наше время и имеет при этом наследие Каэнри'аха в своей крови? Итэр поворачивается к нему лицом и одаривает хмурым взглядом. - Это невозможно, мастер Дилюк. Невозможно... Дилюк уже не уверен в этом слове относительно Каэнри'аха. Его голову в который раз посещает мысль о том, как на самом деле мало он знает об этом регионе. В его учебниках и в самом деле было одно и то же: богохульники, алчный народ, настолько погрязли в пороках, что были прокляты Богами. Дилюк не имел своего мнения на этот счёт. Ребёнком ему это было попросту неинтересно. Когда он стал старше, у него появились более насущные дела и вопросы, которым можно было уделить время вместо потерянных цивилизаций. Когда же Кэйя рассказал ему, что является шпионом, Дилюк только и мог, что проклинать его и его грязную кровь, искренне веря в то, что Кэйя гнилой изнутри только потому, что из Каэнри'аха. «Орден Бездны сформирован из проклятых жителей этого региона», - сказал ему в их прошлый разговор Итэр, приоткрыв завесу тайны об истинной природе этой организации. Дилюк успел обдумать эту мысль и не раз, однако существа Бездны не вызывали у него никаких ассоциаций с людьми, поэтому он не цеплялся за неё, когда выполнял свой долг по защите Мондштадта под прикрытием личины Полуночного Героя. Однако совсем другое дело - знать о том, что в настоящем существуют сохранившие человеческий облик потомки народа Каэнри'аха, несущие в себе его кровь и историю. Если верить книгам по истории, Каэнри'ах вымер сотни лет назад. Это было ещё одной причиной, почему Дилюк пребывал в такой ярости, когда узнал о том, что Кэйя - шпион. Тот сразу стал видеться ему подготовленным с малых лет бойцом, в котором нет ничего от слова «искренность», послушной марионеткой, псом, что выполнит любую команду своего хозяина: укусит, загрызёт, раздерёт острыми когтями на лапах. Кэйя виделся ему исключительно злодеем и злодеем исключительным в своих грязных замыслах, в замыслах своего отца и их возможных прихвостней. Весь Каэнри'ах тогда сошёлся на Кэйе клином в глазах Дилюка. Но что теперь? Оказывается, есть и другие. Оказывается, Орден Бездны - это проклятое население Каэнри'аха. Оказывается, в таверне Дилюка несколько вечеров подряд выпивал бессмертный начальник королевской стражи Каэнри'аха. Оказывается, сестра Итэра, Люмин, вступила в Орден Бездны и даже заняла там руководящую позицию, потому что хочет спасти Каэнри'ах. По сравнению со всем этим наследие Кэйи меркнет и бледнеет. Конечно, это не отменяет того факта, что он был оставлен своим отцом в Мондштадте ради какой-то цели, миссии, однако за всю свою сознательную жизнь Дилюк видел много бед от Ордена Бездны и не видел ни одной беды со стороны Кэйи, который, если задуматься, все эти годы только и делал, что сражался, по сути, против своего же народа, ради которого, по его словам, и оказался в Мондштадте. - Дайнслейф, - задумчиво произносит Дилюк, сосредотачивая внимание на том, что выбивается из общей картины; помимо Кэйи, но об этом лучше подумать после. - Ты сказал, что он помог тебе в борьбе с Вестником Бездны, но он тоже из Каэнри'аха. Почему он не состоит в Ордене Бездны? - У меня не было случая и времени, чтобы спросить, - с явной досадой отвечает Итэр. - Но он сказал мне одну вещь о существах Бездны. Он сказал, что каким бы ни было их прошлое, и кем бы они сами ни были раньше, сейчас всё, что они собой представляю, это угрозу, и поэтому он не будет колебаться, если они встанут на его пути. А ещё он сказал, что уничтожение Каэнри'аха Богами - причина, по которой Орден Бездны стремится обрести могущество. Они хотят развязать новую войну и уничтожить в её процессе все народы, что оберегаются Архонтами. - Справедливость - итог насилия, да? - хмурится Дилюк, вспоминая слова, что когда-то так хорошо отпечатались в его памяти из-за ёмкости и глубокого смысла. - Кровь за кровь, - согласно кивает Итэр; опускает взгляд в землю. - Вот только я никогда этого не приму, потому что люди Тейвата ни в чём не виноваты. Да, они верят в своих Богов и Архонтов, тем самым питая их силы, но это естественно для этих земель. Если Каэнри'ах выбрал путь без веры, это не значит, что они вправе осуждать тех, кто не последовал этому пути. Да, этот регион был великим, жемчужиной творения рук человека. Но из-за этого они и пали: из-за своей гордыни. Если бы они не решили потягаться с Богами, их нация существовала бы до сих пор. Я не могу принять проклятие Селестии, это было поистине жестоко, но я могу понять, почему Боги уничтожили Каэнри'ах. Те замахнулись на то, что никогда не должно принадлежать людям. - Ты имеешь в виду особую силу? - уточняет Дилюк, против воли опуская ладонь на свой Глаз Бога. - Да, - прослеживает его движение Итэр; засматривается на танцующее внутри кристалла пламя. - Если что и не менялось из мира в мир, по которым мы с Люмин путешествовали, так это человеческая природа. Люди алчные и порочные создания. Дай им силу, и они захотят ещё большей силы, попутно уничтожая всё вокруг себя. Дайнслейф дал понять, что относится отрицательно к тому, что Боги делят людей на достойных их милости и на недостойных, но я не думаю, что это на самом деле так. Скорее, Боги делят людей на сильных и слабых. На тех, кто сможет устоять перед дарованной им милостью и будет использовать её во благо, и на тех, кому нельзя доверять эту силу, потому что они начнут использовать её во зло. Отряхнув песок с ладоней, он поднимается на ноги и устремляет взгляд на небо, где виднеется бледный силуэт парящего острова. Во взгляде этом угасают любые искры эмоций. Какое-то время Итэр рассматривает обитель Богов, а после сжимает пальцы в кулаки и опускает взгляд в землю, кусая щёку изнутри. - Я не трус, никогда им не был и не собираюсь становиться, - негромко говорит он. - Но как Люмин нашла свой дом в Каэнри'ахе, так я нашёл свой дом в Тейвате, сердцем которого лично для меня является Мондштадт. Я не знаю Богов, но я знаю Архонтов. Пусть всего нескольких, но они не чудовища и не жестокосердные сущности. Каэнри'ах пал, а его народ был проклят, и это жестоко, но ещё более жестоко знать об их судьбе и пытаться обречь на неё других. Я не хочу, чтобы эти земли пострадали. Я не хочу, чтобы Архонтам пришлось вступить в ещё одну войну. Я не хочу, чтобы Боги вновь спустились из Селестии, чтобы уничтожить угрозу Небесному Порядку, ведь это будет означать уничтожение этих земель в кровопролитной войне. Я не хочу, чтобы Тейват пал только потому, что когда-то пал Каэнри'ах, и это якобы справедливо. Вновь подняв взгляд на парящий остров, Итэр ещё крепче сжимает кулаки. - Я не понимаю такой справедливости и никогда её не приму. Люмин сказала, почти приказала мне не пытаться остановить её и Орден Бездны. Я люблю свою сестру и никогда не хотел бы оказаться с ней по разные стороны, но... Я не остановлюсь в своих поисках и не остановлюсь в своих попытках остановить Орден Бездны. Даже если... Даже если это означает, что однажды мне придётся скрестить мой клинок с клинком Люмин. Дилюк почти чувствует жар, что переполняет решительные слова и настрой Итэра. Взгляд янтарных глаз больше не задумчивый и не нерешительный, он прямой и серьёзный. Сами глаза тоже больше не тусклые. Они сияют золотым пламенем воли, и Дилюк невольно засматривается; замечает, что вся фигура Итэра начинает слегка сиять, и сияние это вполне реальное. В этот момент он и вправду становится похож на прекрасную павшую звезду, и Дилюк не может не почувствовать странного затаённого облегчения и от этой ауры, и от прозвучавших слов. Поднявшись на ноги, он прижимает кулак к сердцу и одаривает Итэра не менее серьёзным и решительным взглядом. - Когда-то мой предок присоединился к элементальному духу, что после стал Анемо Архонтом Барбатосом, чтобы помочь тому в его замыслах по спасению людей. Я тоже никогда не был трусом и не собираюсь им становиться. Мондштадт - мой дом, и я собираюсь защищать его до последнего вздоха. Поэтому не думай, что ты один в своём путешествии. Даже если в настоящем ты идёшь по дороге в одиночестве, знай, что ветра Барбатоса в любой момент пришлют тебе меня и не только меня на помощь. Итэр выдерживает его взгляд и кивает, тоже прижимая кулак к сердцу. Какое-то время они держатся за этот момент почти воинского братания, а после по губам Итэра скользит лёгкая и даже чуть озорная улыбка. - Надеюсь только, что в решающий момент великий Анемо Архонт Барбатос не будет пьян, и его ветра укажут в нужную сторону. Дилюк тут же кривится. - Я до сих пор не воспринимаю Венти как Архонта Барбатоса. Не напоминай мне о том, что это одно и то же лицо. Итэр негромко беззлобно смеётся, качая головой, а после шумно выдыхает, будто выпуская тем самым все терзающие его тяжёлые мысли. Правда, почти сразу после этого его лицо вытягивается от изумления, и Дилюк прослеживает его взгляд только для того, чтобы увидеть приближающегося к ним Чайльда, в руках которого зажат резной осколок одной из колонн. - Сувенир, - говорит тот, отвечая на повисший в воздухе немой вопрос. - Что, - роняет Дилюк; и недобро щурит глаза. - Ты отломал кусок от принадлежащей историческому достоянию колонны и называешь его сувениром? - Сяньшэну нравятся камни, - тут же высказывается в свою защиту Чайльд, прижимая осколок к груди. - Верни на место, - припечатывает Дилюк. - Но это что-то новое! Я даже не смог определить, что это за камень! Сяньшэну точно понравится! - начинает ныть Чайльд. Дилюк и бровью не ведёт, сохраняя безэмоциональное выражение лица. - Сейчас же, - роняет тем же тяжёлым тоном. Чайльд переводит взгляд на Итэра в поисках поддержки. Тот прижимает ладонь к лицу и отворачивается. - Ладно, - бормочет Чайльд, когда воздух вокруг Дилюка начинает нагреваться. - Пойду и положу этот осколок... Рядом с колонной. Ведь я уже выбил его из её бока и всё равно не смогу прикрепить обратно. И он будет просто лежать там без всякой пользы, пока дождь, ветер и время не изотрут его в пыль, не оставив от этого прекрасного резного узора даже... - Ты невыносим! - раздражённо рявкает Дилюк и резко отворачивается, направляясь вверх по ступеням к выходу. - Забирай и пошли, пока ты не решил утащить всю колонну целиком. Чайльд издаёт победный клич и тут же повисает на плечах Итэра, светясь от счастья. - Мастер Дилюк такой милый, когда злится, не так ли? - мурлычет, убирая осколок в карман. - Я стану убийственно милым прямо сейчас, если ты не уймёшься, - грозится через плечо Дилюк. В ответ Чайльд посылает ему воздушный поцелуй. Давно привыкший к его выходкам Итэр только качает головой и вновь улыбается.

|...|