Royalty

Remember the days of the innocence before it came in waves. Remember the trust it was blown away into oblivion. Remember love, remember hate. Remember everything they said just to break you again. Remember all, all of your enemies. And leave it all behind you. - Cult to Follow (Leave It All Behind).

Перебирая бумаги перед собой, Чайльд в который раз задумывается о том, что, вероятно, как-то так выглядит отпуск. Чайльд не уверен наверняка, потому что у него никогда в жизни не было отпуска, и всё же. Из своего детства он помнит, что когда у его отца был отпуск, это означало, что он будет целыми днями дома, и тогда мама будет улыбаться куда чаще, в доме станет более живо и уютно, а сам Чайльд получит много внимания, прогулок и историй. В Фатуи отпуск был несколько иным. Конечно, рядовые члены возвращались к своим семьям и любимым людям постоянно, но Предвестники, как и отвечающие перед ними высшие чины, не имели такой роскоши. Она была им и не нужна. Насколько Чайльд знал, он единственный из всех имел семью. Ходили слухи, что у Синьоры был кавалер, какой-то герцог, с которым она иногда ужинала в том вычурном ресторане с хрустальным куполом, название которого Чайльд постоянно забывает из-за его причудливости на языке Фонтейна, но он уверен, случись у Синьоры отпуск, она вряд ли провела бы его в компании этого человека. Но возвращаясь к понятию отпуска. Среди Предвестников подобное понятие не водилось, потому что все они были верными подданными Её Величества и даже помыслить не могли, чтобы забыть о своих обязанностях и отправиться прохлаждаться. Самым близким, что Чайльд знал о таком отдыхе, было дозволение Дотторе заниматься своими побочными экспериментами, когда он просил того у Царицы, не укладываясь в свои сроки, и его собственные отлучки раз в несколько месяцев, чтобы навестить семью. Однако Чайльд слышал рассказы среди младших чинов о том, как они проводили свои свободные дни, и именно поэтому в настоящем ему кажется, что у него самый настоящий отпуск. Начать с того, что он всё-таки смог навестить свою семью. После того, как колыбель с Кэйей была погружена на корабль, и тот отбыл в Ли Юэ, Чайльд вернулся во Дворец и получил указание отправиться на пять дней в Морепесок. Царица объяснила это тем, что после он понадобится ей для важных дел, поэтому ему стоит отдохнуть перед этим и набраться сил. Чайльд не очень понимал, чем именно он занимался все те дни, что сторожил ледяную колыбель, если не отдыхал и не набирался сил, но перечить не посмел. Если Царица сказала, что ему нужен отдых, значит, ему нужен отдых, и неважно, что Чайльд чувствовал себя бодрым и полным сил. Поездка домой отпечаталась двоякими ощущениями. С одной стороны, Чайльд был рад навестить родителей и своих братьев и сестру. Несмотря на все богатства, что он приобрёл, и свой высокий статус в Снежной, в глубине души он оставался простым деревенским парнем. Деревянный дом с дымом из печной трубы, амбар, небольшая баня, чуть покосившийся деревянный забор, будка с охотничьей собакой отца - всё это было дорого его сердцу и хранилось в памяти жёлтыми окнами, ароматом горячего чая и этим непередаваемым словами ощущением, когда поднимаешься под скрип снега под ногами по крыльцу, отворяешь дверь, а изнутри пышет теплом, льётся мягкий свет, и в воздухе витает аромат пирогов или блинов. С другой стороны, в отношениях с самой семьёй у него не было ничего просто, и что ж, началось это давно. Ему было четырнадцать, когда мир вокруг изменился. Некогда любимый сын, послушный мамин мальчик, он стал совсем другим после того, как провалился в Бездну. Три дня на земле, три месяца под землёй - этого было достаточно, чтобы тьма Бездны пропитала его насквозь. Он был слишком чистый для этого места, слишком слабый и слишком пугливый. Если бы не подобравшая его Наставница, от него не осталось бы и костей. Да что уж там, он бы даже не пережил ту агонию, что набросилась на него, когда он провалился в темноте в ядовитый пруд и наглотался оттуда воды такой тяжёлой, что она казалась жидким металлом. Это Наставница выходила его. Это Наставница помогла ему встать на ноги. Это Наставница обучила его всему, что он знает. Три месяца - этого бесконечно мало для того, чтобы научиться всему, чему он смог. Чайльд до сих пор держится за мысль, что земной день в Бездне не только равняется месяцу, но и растягивается сам по себе в срок куда более долгий. Там, в Бездне, он прожил целую маленькую жизнь. И что это была за жизнь? Постоянный бег, и прятки, и борьба за свою жизнь. Постоянная темнота, и опасность за каждым углом, и порождённая страхом агрессия. Он превратился в маленького зверёныша. Наставница помогла ему вырасти в сильного выносливого зверя. - В тихом омуте черти водятся... - любила хрипло повторять она, наблюдая острыми расчётливыми глазами за его охотой на тёмных тварей. И это было так. Бездна изменила Чайльда, вытравила из него всю его детскую наивность, но та кровожадность, та жажда боя, что пробудилась в нём - это не было семенами, что посеяла в нём ядовитая тьма. Это были сорванные замки с тяжёлых дверей клетки, о существовании которой Чайльд не знал до того момента, как впервые вспорол глотку броненосца (так Наставница называла этих кабаноподобных тварей минимум метр в холке и с толстенной чешуёй по всему телу). Его кровь была гадкой, горькой, липкой, просто отвратительной. Чайльд зачёрпывал её ладонями и пил, стараясь не дышать гнилостным запахом, потому что это была редкая еда, что не разъедала жуткой болью его желудок. - Ты привыкнешь, - шептала Наставница, зарываясь пальцами в его скатанные колтунами жёсткие от пота, грязи и крови волосы. - Здесь, в Бездне, либо ты, либо тебя. Людям не место в Бездне. Богам и Архонтам не место в Бездне. Это дом для тьмы, для яда, для гнили, для отравы. Такой милый мальчик, такой жизнелюбивый, такой упорный... Только тебе решать, умрёшь ли ты здесь, позабытый всеми, или приобретёшь силу, чтобы прогрызть себе путь наверх. И если ты выживешь здесь... Хм, кто знает. Возможно, ты станешь сильнее Богов. Чайльд хотел жить. Чайльд держался за мысль о тёплом очаге, маминых улыбках и тяжёлой ласковой ладони отца на голове. Наставница тоже стала ему дорога, но Чайльд знал, что их дороги сошлись случайно и совсем неслучайно однажды разойдутся. Потому что пусть Наставница по-своему привязалась к нему, она была другой. Её светящиеся глаза, её острые зубы, её умение растворяться в тенях - она не была человеком, но не была и тёмной тварью. Когда Чайльд представлял себе, что она - извращённый продукт воздействия Бездны, по его телу бежала дрожь. Он не хотел оставаться в Бездне. Он не хотел превращаться в подобное ей существо. Она сказала, что была проклята Селестией и потому скрылась в этом месте. Но Чайльд был другим. У него был дом. И он хотел вернуться домой. - Ты готов, - сказала она однажды во время трапезы. Мясо убитой ею твари было таким же ядовитым, как всё вокруг, но Чайльд давно перестал ощущать боль в желудке. После литров крови броненосца его тело наконец-то смогло выработать иммунитет к тёмным миазмам, адаптировавшись. - Я научила тебя всему, что знаю. Бездна научила тебя выживать. Теперь ты сможешь отыскать дорогу домой. Правда в том, что их с Наставницей встреча и в самом деле была случайностью. Он свалился в разлом Бездны на территорию весьма агрессивных тварей, тогда как она впервые за долгое время рискнула сунуться туда, чтобы собрать некоторые растения и редкие для тьмы Бездны светящиеся кристаллы. Она бы не повела его туда добровольно, даже будь то обычное время. Но, конечно же, Чайльду не могло просто взять и повезти, поэтому у тех самых агрессивных тварей ещё и начался брачный сезон, который мог длиться до нескольких недель. Чайльд не знал, что у тёмных тварей тоже бывают брачные сезоны. Чайльд отказался принять лучший из клинков Наставницы, который она раздражённо предложила ему, когда поняла, что он упёртый, как преследующая свою добычу химера: если вбил себе что-то в голову, не оставит это, пока не добьётся своего. - Я хочу вернуться домой, - только и повторял он в ответ на все её увещевания. - Хотел с самого начала. Если я готов вернуться, я отправлюсь прямо сейчас. Зло цыкнув на него, Наставница отступилась, согласившись проводить его до пограничной территории, давая последние наставления по перемещению на открытом каменном плато и физиологии тех тварей, с которыми ему наверняка не повезёт столкнуться. Чайльд внимательно слушал, но мысли его при этом были далеко. Он думал о тёплом доме и маминых улыбках. Он хотел вернуться, хотел увидеть семью, хотел обнять. Приключения? Далёкие земли? Рыцарские подвиги и бои, о которых после будут слагать легенды? Бездна выбила из него эти устремления. Сбежавший из дома, Чайльд все эти дни и недели мечтал только об одном - вернуться в этот самый дом. - И последнее... - обронила Наставница, когда они остановились передохнуть после долгого пути, чтобы у Чайльда были силы на финальный рывок до разлома. - Я не говорила тебе раньше, потому что не видела в этом смысла - ты мог не дожить до этого дня - но теперь я обязана тебя предупредить. Ты помнишь, что я говорила тебе о временных потоках в этом месте? - Да, - кивнул Чайльд, проверяя своё оружие. Маленький клинок, с которым он бежал из дома, был остро заточен и слабо блестел в свете разведённого ими костра. - Вы говорили, что время в Бездне течёт иначе, чем на поверхности. Что здесь могут пройти годы, а там - считанные дни или даже часы. - Верно, - кивнула Наставница, пронзая его серьёзным взглядом. - Но это не вся правда. Дело в том, что Бездна не только искривляет потоки времени, но и крадёт это самое время. - Крадёт время... - помолчав, неуверенно повторил Чайльд, склоняя голову к плечу. - Ничто не появляется из ничего и не исчезает в никуда, - ответила Наставница, кивая в сторону виднеющейся вдали тёмной каменистой равнины. - Бездна пожрала много жизней существ и людей, что оказались в ней, а жизнь - это и есть отмеренное время. В конце концов, Бездна начала манипулировать этим временем, искривляя его для одних и урезая или продлевая для других. Ты пропитался силой Бездны. Ты смог принять её, переварить, адаптироваться. Ты смог выжить, хотя должен был умереть. Бездна забрала твоё время для души, заставив очень быстро повзрослеть. Её тьма в твоей крови однажды остановит ход времени и для твоего тела. - И что это будет значить? - уточнил Чайльд, не понимая ни слова, но зная, что Наставница не стала бы говорить с ним об этом, если бы вся эта история с украденным временем не была важна. - Ты поймёшь, когда наступит момент, - ответила она, поднимаясь со своего места. - А теперь пошли. Мы и так здесь засиделись. Если быть честным, Чайльд очень быстро забыл об этом разговоре. У него было на что отвлечься. Тогда ему пришлось пробираться к разлому через кишащее дикими гонными тварями плато, а после взбираться по отвесным скалам наверх, сдирая всего себя в кровь и лохмотья. Когда он выкатился на землю поверхности, то только и успел осознать, что его маленький острый клинок весь ржавый и изъеденный коррозией после контакта с ядовитыми шкурами и кровью тварей внизу, а после его пронзила боль. Потому что блеск снега был слишком яркий для его привыкших к темноте глаз. Потому что свист ветра был слишком громким для его обострившегося во тьме слуха. Потому что он не мог вдохнуть: воздух был слишком свежим, слишком чистым, слишком холодным. Его лёгкие свело спазмом, и он рухнул в снег, задыхаясь и скребя обломанными ногтями грудную клетку. В таком состоянии его и нашли мать и сестра. Разумеется, они были в панике и ужасе. Разумеется, они подняли суету, и Чайльд очень быстро оказался дома, где его отмыли и обработали все его раны. Разумеется, его мать причитала и плакала, а отец сжимал челюсти и только и делал, что гладил и гладил по голове. Они были напуганы и взволнованы. Они были в ужасе от того, в каком состоянии нашли его. А Чайльд... Он смотрел на них и не понимал, почему не может почувствовать то тепло в груди, что держало его на плаву всё время в Бездне, где он мечтал о своём доме и любимой семье. Эти воспоминания всё ещё жили в нём, и тепло, что было связано с ними, не перестало существовать, но Чайльд лежал в постели своей комнаты в своём доме, смотрел на своих родителей и... Не чувствовал ничего кроме желания спрятаться в какой-нибудь угол, где будет темно и тихо; где никто не будет глазеть на него; где никто его не найдёт. Ему пришлось адаптироваться к жизни на поверхности, будто он всегда жил в Бездне. Запахи, свет, вкус еды - всё это было знакомо ему, но казалось таким чужим и чуждым. Помимо прочего, он ушёл в Бездну слабым наивным ребёнком, который не ходил с отцом на охоту в свои четырнадцать, потому что не мог представить себя убивающим даже зайца. Из Бездны он вышел, оставляя за собой мокрые кровавые следы. Из Бездны он вышел хищником, что может не быть быстрее и сильнее всех, но всё же превосходит свою добычу, потому что наделён человеческим сознанием. Самый опасный хищник - умный хищник. Чайльд под надзором Наставницы стал именно таким. А хищникам, как известно, не место среди людей. Неудивительно, что отец отдал его Фатуи. И он, и мать очень быстро перестали узнавать в нём своего сына. Мать лила горькие слёзы и заламывала руки. Отец хмурился, ругался и кричал, но не мог ничего поделать, потому что больше не был для Чайльда авторитетом. Кто сильный, тот и властвует: вот каков главный закон Бездны. Чайльд привык к этому закону, как привык и быть хищником. Тихий Морепесок стал казаться ему клеткой, в которой он метался без возможности найти выход, а потому сходил с ума только сильнее. Лагерь Фатуи, в который отвёз его отец, показался поначалу таким же разочарованием, потому что Чайльд быстро уложил всех своих противников на лопатки. Но потом... О, потом всё изменилось. - Ты пойдёшь со мной, мальчик, - бросил ему Пульчинелла. Невысокий, ниже Чайльда, он смотрел на него сверху вниз, и от него разило такой силой, что Чайльд почувствовал, как взращённый в нём Бездной кровавый лис прижал уши к макушке и тихо заскулил. Чайльд подчинился, впервые склонив голову перед кем-то кроме своей Наставницы. Чайльд подчинился. И не пожалел. Его «наказанием» за дерзость и унижение достоинства воинов Фатуи - читай, избиение их как жалких младенцев - было решение Пульчинеллы оставить его среди новобранцев и заставить подниматься с самых низов наверх. Он сказал, что если Чайльд не осилит этот путь, то его вышвырнут вон, потому что никому не нужно никчёмное мясо; возможно, даже убьют, чтобы замазать его кровью позорное пятно на своей чести. Но если Чайльд сможет подняться до самого верха, Пульчинелла обещал ему богатства и власть. - Меня это не волнует, - ответил Чайльд, глядя пустыми глазами поверх его плеча и видя на картине с приятным летним пейзажем вместо ярких цветов и деревьев тьму и кровь. - Мне не нужны деньги и не нужна власть. Я признаю только силу и сражения, которые доказывают или опровергают её. - Что ж... - помолчав, ответил Пульчинелла, явно удивлённый такими словами, исходящими из уст мелкого деревенского сопляка. - Тогда твоей наградой станет сила и бесконечные бои. Чайльда устроила эта сделка, и он дал своё согласие начать обучение. Пусть его детские мечты о путешествиях и подвигах были похоронены в Бездне, взамен она дала ему новые устремления и цели. Чайльд хотел узнать, правду ли сказала Наставница, когда заявила, что и она, и Бездна подготовили его ко всему. Он хотел узнать, действительно ли он такой сильный, как скупо роняла похвалой Наставница, укладывая его на лопатки меньше чем за десять минут одной рукой. Он хотел узнать, на что может быть способен в земном мире, если сумел выжить под землёй. Очень быстро стало ясно, что чем выше он поднимется, тем более достойных соперников найдёт, и Бездна в его крови пела ему колыбельные о том, какое прекрасное в своих кровавых пиршествах будущее может его ждать, если он будет хорошим мальчиком и прилежным учеником. «Ты - хищник», - шептала она в его голове голосом Наставницы. - «Ты доказал это мне. Теперь иди и докажи это всему миру». И Чайльд доказал. Он поднялся с самых низов и получил звание Предвестника. Он пережил жёсткие тренировки, высокомерие, подлость и попытки извести. Он пережил заговоры против него со стороны изнеженных наследничков знатных родов Снежной и кровопролитные экзамены, во время которых даже бывалые экзаменаторы поражались его холодному расчёту и жестокости. Они не уставали поражаться тому, какой он способный, какой быстрый и ловкий, и как хорошо обращается с оружием, а Чайльд смотрел на них и не мог не думать о том, что помимо умных хищников опасными также являются те, что умеют выглядеть кротко и смиренно. «Такие глупые», - хохотала в нём Бездна. - «Они не видят, какой ты, не так ли? Они и понятия не имеют, что скрывается под этим хорошеньким личиком». И это было правдой. Бездна не изменила его внешность, как изменила внешность Наставницы, не успела за то короткое время, что Чайльд пребывал в ней, и из-за этого помимо своего разума он приобрёл ещё одно дающее ему превосходство оружие - свою внешность, что скрыла лик взращённого Бездной чудовища. Для всех он был высоким мальчишкой-тростиной, слишком костлявым, слишком хилым на вид, и это часто играло ему на руку, когда кто-то посягал на его территорию, и ему приходилось отстаивать своё право на своё место, на своё присутствие, на саму свою жизнь. Да, миловидные хищники опасны. Они могут притвориться послушными и даже ручными, но ослабь рядом с ними бдительность, и они вопьются клыками в твою глотку. - Ну и ну! Разве это не было проявлением слабости? Своего врага в бою ты тоже отпустишь? Первая встреча с Дотторе запомнилась Чайльду удивлением и взвизгнувшими об опасности инстинктами. Он не был настоящим зверем, чтобы чуять запах крови, боли и медикаментов от Второго Предвестника, и всё же всё в нём кричало о том, что с этим человеком лучше держать ухо востро. - Мне запрещено убивать на тренировочном полигоне, - ответил он, отходя в сторону от хрипящего после удушающей хватки противника. - Вот как? - усмехнулся Дотторе, подходя ближе. - И почему же? - Приказ Пятого Предвестника, - ответил Чайльд, цепко наблюдая за каждым его шагом. - Он сказал, если я продолжу убивать, такими темпами в этом отряде не останется никого кроме меня. - Так характерно для Пульчинеллы, - фыркнул Дотторе, обходя его по кругу и осматривая, как занимательный образец. - К чему нам эти слабаки, если они не могут защитить себя от смерти? Бесполезное мясо. Если бы нам нужно было такое, кому понадобилось бы их обучать? Наслышанный о его «подвигах» среди новобранцев - особенно его интересовала та история с отправлением, после которой Чайльд пришёл на новую тренировку как ни в чём ни бывало - Дотторе забрал его к себе. Ему было любопытно посмотреть, выживет ли Чайльд против некоторых его порождений, и было любопытно, как быстро придут в негодность его создания. Чайльд не разочаровал его, если восторженное ликование, миллионы вопросов и куча сданных анализов могут о чём-то сказать. Впрочем, именно из-за анализов Чайльд и увяз в интригах Дотторе по самые уши, потому что, как оказалось, Бездна и в самом деле оставила на нём свой отпечаток, весьма буквально, и Дотторе нашёл этот отпечаток в его крови. - Интересно, - обронил он, сжимая пальцами подбородок Чайльда и крутя его лицо из стороны в сторону, из-за чего Чайльду пришлось стиснуть челюсти, так сильно ему хотелось укусить. - Ты не похож на порождение Бездны, не так ли? Я уже запросил на тебя всю информации. Морепесок, самая обычная семья - ничего интересного. Разве что резкое изменение линии поведения в четырнадцать лет. Итак, что ты скрываешь, новобранец номер сто двадцать семь, урождённый Аякс? Чайльд скрывал многое. О его пребывании в Бездне не знал никто. О его обучении там не знал никто. О его боевом опыте, что он приобрёл там, не знал никто. О его остром зрении и слухе, и превосходном чутье, и умении терпеть боль, и стойкости к ядам после отравы Бездны не знал никто. Впрочем, о последнем поползли слухи после того, как его попытались отравить, однако никто не знал, представить не мог всю степень его устойчивости. Бездна и Наставница и в самом деле хорошо закалили его. Чайльд мог выдержать куда больше, чем слабый телом простой человек. - Не хочешь говорить? - усмехнулся Дотторе, отпуская его и похлопывая по щеке, из-за чего Чайльд невольно оскалился и увернулся. - Ну хорошо-хорошо, храни свои тайны при себе. Однако теперь ты находишься у меня в подчинении, и я надеюсь увидеть блестящие результаты твоей работы. Что до награды... Хм, любое усердие должно быть вознаграждено, не так ли? Скажи мне, номер сто двадцать семь, какой элемент ты предпочёл бы? - Элементы поодиночке бесполезны, - чуть пожав плечами, ответил Чайльд после недолгого размышления. - Если же говорить про их парность, мне нравится разрушительная гроза. В день, когда его наградили званием Предвестника, Пьеро лично прикрепил на его пояс Глаз Порчи. Только Чайльд едва ли обратил тогда на эту «медаль» хоть какое-то внимание. Завороженный, он не мог отвести взгляда от Царицы, и никакие недовольные шепотки и покашливания со стороны Пульчинеллы не могли отвлечь его. Потому что Царица, великий Крио Архонт Снежной, взирала на него с высоты своего трона не радостно, не высокомерно, не снисходительно и не любовно. Нет, в её прикрытых пеленой снега глазах был холодный расчёт и кристальная чистота помыслов. Помыслы эти были о войне, как и сама Царица была воином. - Наша цель - опрокинуть троны Селестии, - обронила она, будто лёд треснул, когда Пьеро отошёл в сторону. «Людям не место в Бездне», - зазвенел тогда в его памяти голос Наставницы. - «Богам и Архонтам не место в Бездне. Это дом для тьмы, для яда, для гнили, для отравы. Такой милый мальчик, такой жизнелюбивый, такой упорный... Только тебе решать, умрёшь ли ты здесь, позабытый всеми, или приобретёшь силу, чтобы прогрызть себе путь наверх. И если ты выживешь здесь... Хм, кто знает. Возможно, ты станешь сильнее Богов». - Значит, мы сделаем это, - склонился он в глубоком поклоне, которым никогда не одаривал даже благоволящего к нему Пульчинеллу. - Я сделаю это для Вас, Ваше Величество. - Как высокомерно, - едва слышно прошептала тогда в стороне Синьора, недовольно скривив губы. Но Царице его настрой явно пришёлся по душе. Со склонённой головой, Чайльд не мог видеть её лица, но ему и не нужно было. Он просто чувствовал это, всем собой. - Ну и ну, посмотри на себя, - отловил его после Дотторе, вновь обходя по кругу, как в их самую первую встречу. - Самый юный Предвестник из всех, да ещё и из грязи в князи, как говорится. Но не думай, что раз стал Предвестником, твой путь завершён. Теперь ты служишь лично Её Величеству. Контролируй свою силу, думай о последствиях и не забывай о том, что я рассказывал тебе о Глазах Порчи. Рассказы о Глазах Порчи Дотторе были в лучшем случае витиеватые, в худшем - запутанные и абсолютно непонятные. Что Чайльд уяснил для себя, так это то, что Глаз Порчи, который Дотторе изготовил для него, особенный, потому что содержал в себе «грозу»: гидро- и электро-элемент одновременно. Главенствующим элементом был гидро-элемент, который отвечал за то, чтобы выдавать Глаз Порчи за Глаз Бога для отвлечения внимания, запасным - электро-элемент, и Дотторе взял с него слово - без своих обычных ужимок и насмешек, вполне серьёзно - что Чайльд будет осторожен в его использовании. - Я провёл достаточно опытов, чтобы быть уверенным, что ты сможешь выдержать все стадии его силы, - бормотал он, перебирая склянки, от которых так сильно разило миазмами, что Чайльд предпочёл держаться на другом конце лаборатории. - Сила Бездны в твоей крови сделала тебя выносливее любого человека, так что ты справишься с двумя элементами одновременно. Но ты всё ещё смертный, так что не переусердствуй. Помни о том, что твоя жизнь больше не принадлежит тебе. Когда и как тебе придётся умереть решает теперь Её Величество Царица. Да, это было так. Чайльд поклялся служить Царице верой и правдой и сдержал своё слово. Не волнуясь о деньгах, не волнуясь о титулах и славе, о роскоши и влиянии, он делал то, что умел лучше всего: убивал, во имя её. И Царица привечала его за это. Царица ценила его за то, как крепко он держался за свою клятву. Она же было той, кто напомнил ему о давно позабытом разговоре с Наставницей. - Я рада, что Пульчинелла нашёл тебя и привёл ко мне, - обронила она в тот вечер, когда он впервые оказался в её личном дворце. - Жизнь людей так скоротечна. Их сердца изменчивы. Их верность может поколебать легчайший сквозняк. Мои Предвестники - самое дорогое, что у меня есть. Я рада, что ты пополнил их ряды. - Я не уверен, что понимаю, Ваше Величество, - осторожно ответил Чайльд, потому что он был предан и верен, но разве скоротечность жизни не была про него? - Не все Предвестники были со мной с самого начала, - помолчав, пояснила она, проводя ладонью по каменному ограждению балкона, по которому тут же побежала изморозь. - Некоторых пришлось заменить. Места некоторых до сих пор не устраивают меня теми, кто пришёл на замену. Если что и может стать испытанием на верность, так это время. Как удачно совпало, что мне не нужно сомневаться в твоей верности, мой Чайльд, а твоё время было украдено. Это значит, что всё твоё безвременье принадлежит мне, и из-за этого я чувствую себя спокойнее. Мой авангард никогда не покинет меня. Тогда Чайльд и вспомнил о том, что когда-то рассказала ему Наставница о крадущей время Бездне; о которой Царица, разумеется, знала, чувствуя на нём её след. И тогда он начал замечать, что, в отличие от своих сверстников, изменяется внешне, взрослея, куда медленнее. Об этом и пыталась предупредить его Наставница словами о том, что тьма Бездны в его крови однажды остановит ход времени для его тела. Чайльд познал всю суть мира в свои четырнадцать, навсегда перестав быть ребёнком в душе. С годами отобранное Бездной время отразилось и на его теле: его взросление замедлилось. Те из новобранцев, что смогли дожить до официального принятия в ряды Фатуи, теряли свои юношеские черты, стремительно превращаясь в молодых мужчин и женщин, но Чайльд будто соответствовал своему имени, которым его нарекла Царица. Он продолжал оставаться юным мальчишкой, что едва ли изменился за пролетевшие несколько лет. «Бессмертие, да?» - подумал он тогда со смешком. - «Занятно. При отсутствии времени, тем не менее, его у меня достаточно для того, чтобы и в самом деле приравняться силой к Богам». Вот только чем лучше у него обстояли дела на службе, тем хуже становились отношения с семьёй. Именно поэтому он не чувствовал особой радости от знания, что ему придётся провести под крышей отчего дома так много времени. Воспоминания, что сохранились у него о доме, даже спустя годы отказывались накладываться на реальность, будто Бездна разделила всю его жизнь на «до» и «после». И отец, и мать - оба смотрели на него как на чужого. Будто он не был им родным. Будто он не был их сыном. Будто их Аякс погиб тогда в лесу, а вместо него они нашли кого-то, кто натянул на себя его лицо и кожу. Новый он - они отказались принимать его даже после того, когда он уехал из дома, даже когда поднялся до статуса Предвестника, даже когда стал зарабатывать достаточно для того, чтобы оказывать им материальную помощь. Они не хотели этого. Они хотели своего Аякса, тихого мямлю, который был готов оставить свою семью голодать, когда отец заболевал, потому что не мог взять в руки ружьё для охоты. Они хотели своего Аякса, который беспрекословно слушался, находил счастье в выдуманных историях своего отца и должен был вырасти и потратить всю свою жизнь в Морепеске, занимаясь мелкой подработкой там и тут и каждый раз возвращаясь домой, даже если бы его душа хотела иного. Они хотели своего Аякса, который был бы таким же работягой-неудачником, как и все остальные, и чтобы об их семье не шептались на каждом углу. - Не знаю, почему мама и папа так недовольны твоей работой, - дулся не знающий правды Тевкр. - Продавец игрушек - это так круто! - Не знаю, почему мама и папа так недовольны твоей работой, - повторяла прекрасно знающая обо всём Тоня. - Быть Предвестником Её Величества - это большая честь. Гордись собой, старший брат, и знай, что мы с Антоном тоже гордимся тобой. Они и в самом деле гордились. Несмотря на то, что слава вскоре начала идти вперёд него, несмотря на всю пролитую кровь и приписываемые ему - не беспочвенно - зверства, они гордились им, своим старшим братом, что достиг таких высот, что даже имел возможность видеть саму Её Величество Царицу, о чём другие не смели и мечтать. И даже когда Антон и Тоня заметили, что с ним что-то не так, что его внешность будто начала застывать во времени, они не стали смотреть на него иначе. Они верили, что это воздействие крио-силы Царицы, которая промораживает всё вокруг насквозь, сохраняя в ледяном панцире в первозданном виде. Чайльд не стал их разубеждать. Вместо этого он пытался окружить их всей заботой и всем теплом, которые только мог найти в себе по отношению к своей родне. - Ты надолго? - спросила его мать, как только он выбрался из хватки счастливых видеть его братьев и сестры и прошёл на кухню, снимая по дороге тёплое пальто. - На пять дней, - ответил он; продолжил, будто не заметил, как она замерла на месте: - Но у меня есть здесь дела, поэтому вы почти не заметите моего присутствия. Кажется, на главной площади скоро ярмарка? Возьму туда Тоню, Антона и Тевкра, чтобы они не дулись на меня за то, что приехал, но так и не нашёл для них время. Несмотря на выработанный иммунитет к реакциям на своё присутствие, в сердце всё равно кольнуло от осознания того факта, что его мать не хотела его видеть. Она всегда так реагировала, если он говорил, что приехал надолго, и каждый раз он врал о том, что у него есть дела - это у Предвестника-то и посреди Морепеска - чтобы после затеряться в лесах вокруг, блуждая по родным местам, иногда охотясь на разную дичь или же сражаясь с редкими тёмными тварями вблизи разлома, в который он когда-то упал. Иногда Чайльд даже спускался в него, но редко. Взаимодействие с энергией Бездны ощущалось почти наркотическим ощущением возвращения домой, и он боялся увлечься схватками с тёмными тварями на плато и потерять и без того потерянное однажды время. Но дома тоже было хорошо, по-своему. Когда Чайльд абстрагировался от пристальных взглядов матери и отца, которые всё ещё пытались найти, увидеть в нём непонятно что, натыкаясь лишь на несвойственные его годам холодные юные черты, становилось совсем хорошо. Картины воспоминаний о счастливом детстве оживали, воплощаясь стенами дома вокруг, знакомым очагом и горячей вкусной едой. И пусть лица матери и отца размывались для Чайльда в эти моменты, зато он мог любоваться сияющими лицами своих братьев и сестры, которым было откровенно наплевать на то, кто он, какой он и как часто появляется или не появляется дома. Они любили его так, как могут любить только дети, беззаветно, просто за то, что он есть в их жизнях, и он старался отвечать им тем же. И всё же он не мог не выдохнуть, когда срок его заключения дома подошёл к концу, и он смог вернуться в столицу. Пусть там его подстерегала бумажная волокита, пусть там его дожидался раздражённый его вечным бегом от обещанных ответов Пульчинелла, пусть его там отловил и затащил к себе в кабинет желающий узнать поподробнее о деятельности Банка Снежной в Ли Юэ Панталоне - который может быть очень дотошным, когда дело касается денег - это всё равно ощущалось куда большей свободой, чем нахождение в Морепеске. Просто потому что Морепесок существовал для маленького невинного Аякса. Его овечья шкура давно перестала налезать на лисью морду Чайльда, который чувствовал себя свободно и спокойно только там, где ему не приходилось притворяться, что он является тем, кто давно мёртв. А потом и вовсе началось веселье. С одной стороны, в Снежную вернулся из своих странствий Дотторе, который тут же затащил его к себе в лабораторию, чтобы проверить свои очередные безумные порождения на жизнеспособность, раз Чайльд бездельничает и может уделить ему всё своё время, и кому вообще нужен сон? С другой стороны, Чайльд неожиданно оказался сопровождающим Царицу на несколько приёмов лицом, и о, он насладился каждой каплей своего пребывания среди титулованных баронов, герцогов и лордов, потому что все они были голубых кровей, все они считали себя сливками общества, и все они были ничем в сравнении с Чайльдом, что стоял по правую руку от Царицы во всех своих регалиях Предвестника, готовый выполнить любой её приказ. - И чем ты заслужил такую честь? - шипела на него откровенно возмущённая лишением одной из своих привилегий Синьора. - Выгляжу лучше тебя, - сверкал на неё полной юношеского очарования улыбкой Чайльд. Их никогда не бывшие тёплыми отношения стали ещё прохладнее после Ли Юэ, поэтому он искренне наслаждался тем фактом, что вместо умеющей добывать информацию из своих кавалеров Синьоры Царица начала приглашать в качестве сопровождения его. По сути, Чайльду нужно было просто стоять рядом, мило улыбаться остальным гостям и выглядеть красиво. Бессмысленное в его глазах занятие, если быть честным, и он бы с радостью обменялся своим местом с Синьорой, однако был во всём этом пустом блеске и приятный момент. Нахождение рядом с Царицей, ощущение её постоянного ледяного присутствия, её тихое «мой Чайльд», обращённое к нему, существующее только для его ушей - всё это помогло ему усмирить бурю в душе и дало импульс наконец-то разобраться в самом себе. Это произошло в один погожий снежный день. Закончив в очередной раз выбивать дерьмо из откровенно дерьмовых новобранцев - Дотторе был в восторге от его характеристики, попросив отобрать ему самых бесполезных для парочки опытов - Чайльд решил утихомирить своё раздражение - эти новобранцы и в самом деле были настоящим дерьмом, откуда их только притащили - охотой на белого медведя. Ловко избежав слежки агентов и Синьоры, и Пульчинеллы, он переоделся в удобную одежду, которую после не будет жалко выбросить, и отправился в ледяную пустошь на севере Снежной. И там, посреди белого полотна, на котором вскоре расцвели первые красные камелии, он позволил себе опустить все маски, расслабиться и забыться. Ли Юэ - регион, что стал его домом. Гео Архонт - высшая сущность, что обманула его доверие, притворившись его другом. Джун Ли - тот самый друг, в которого Чайльд сам не заметил, как влюбился, и которого так и не смог разлюбить. Вдали от людей, от Дворца, от своей Госпожи, от необходимости держать лицо, Чайльд смог признаться во всём этом хотя бы самому себе. Он дал выход своим эмоциям: разочарованию, раздражению, злости, гневу, тоске и боли, пока искал следы своей будущей добычи, видя, как позёмка заметает его собственные. Посреди белого, белого, бесконечно белого пространства он будто оказался в вакууме, отрезанный от всего мира, и пусть это не было гостеприимной Бездной, всё же принесло ему покой. - И мою родину, и это место укрывает одно и то же небо. Когда я поднимаю голову и вижу снежно-белую луну, я думаю, что люди на моей родине тоже видят её, - сказал он однажды Итэру, вспоминая своих братьев и сестру. В тот день над снежным полем в прозрачном синем небе висела белоснежная новорождённая луна. Тонкий серп напомнил ему притаившуюся в уголках тонких губ улыбку, когда запыхавшийся после схватки с огромным когтистым зверем Чайльд запрокинул забрызганное кровью лицо к небу, бездумно глядя сквозь прозрачный воздух. Крови вообще было много. Он весь был залит ею, будто снова столкнулся с броненосцем, но ему не было до этого никакого дела. Его онемевший разум только и мог, что крутить мысль о том, думает ли Джун Ли о нём, вспоминает ли его, и вправду ли они могут смотреть на одно и то же небо в одно и то же время, что протянуло бы невидимую связь меж их душ. «Я хочу увидеть его», - пронеслась в нём тогда острая в своей осознанности мысль. - «Я хочу снова его увидеть». И если раньше с этой мыслью приходили вина и ощущение предательства, то в тот миг, когда это желание накрыло стоящего над остывающей тушей медведя Чайльда, он не почувствовал ничего сверх него. Потому что он успел не раз обдумать то, что произошло в Ли Юэ, все свои выборы и метания, и понять, что всё это было глупо, глупо, глупо. Он никогда не предавал свою Госпожу и никогда не становился перебежчиком. Да, он выбрал Ли Юэ своим вторым домом, но не забыл о Снежной. Да, он привязался к Джун Ли, да, он полюбил его, но это был выбор Джун Ли, а не Гео Архонта, которым тот, как оказалось, был. Верность Чайльда осталась непоколебима. Он бы пошёл за Царицей, куда бы она его ни позвала. Он бы выполнил любой её приказ, безропотно и смиренно. И даже если бы она приказала ему умереть, он бы умер, потому что знал бы, что его смерть принесёт и ей, и всей Снежной выгоду, выход или удачу. Он мог привязаться к Ли Юэ, и мог полюбить Джун Ли, и мог мечтать провести с ним десятки и сотни счастливых дней, но в первую очередь он оставался воином Её Величества Царицы, солдатом своей родины, которой была Снежная, и если бы снега позвали его, где бы ни был, он бы откликнулся на их зов. И стоило только принять всё это, как дышать стало намного легче, как и жить. Банкеты, официальные мероприятия, рутина тренировок с новобранцами, посещение лаборатории Дотторе, перепалки с Синьорой, пока её не отправили в Инадзуму, игра в прятки с Пульчинеллой - всё это стало куда проще и даже приятнее. Чайльд никогда бы не подумал, что чистая совесть и в самом деле так облегчает жизнь, но это было так. Как только он определил для себя свои идеалы и ориентиры и осознал, что они нисколько не изменились, жить сразу стало легче. Не на что было оглядываться и не за что было корить себя. Не из-за чего было избегать взгляда Царицы и чувствовать себя недостойным, когда она приглашала его в свой личный дворец. Вот только в настоящем Чайльд снова не может найти покоя. Это чувство в его груди - оно неприятно ноет, дёргается и постоянно тянет его куда-то. Будто какой-то крюк зацепился за его нутро и тащит, тащит, тащит. Из-за этого Чайльд всё чаще смотрит за горизонт. Из-за этого он ощущает всё большую потребность отправиться в порт. Из-за этого ему снятся красочные сны о полном ярких лент и фонарей Ли Юэ. Из-за этого в его памяти всё чаще и чаще всплывают самые разные воспоминания о Джун Ли. Его запах: петрикор и сандаловое дерево. Его глаза: жидкое золото и вязкий янтарь. Его рассеянность: cвятая Селестия, создатель моры без моры в кармане. Его чудные привычки: если на прилавке оказывалось несколько одинаковых, но разноцветных статуэток, Джун Ли страдал, неспособный выбрать какую-то одну. «Я хочу увидеть его», - снова начало биться в его голове. - «Я хочу снова его увидеть». Сколько времени он провёл в Снежной? Неделей больше месяца, а кажется, что пролетели годы. Белизна снежных берегов и в самом деле имеет свойство затирать течение времени, как и рутина, как понял Чайльд, когда однажды взглянул на календарь и понял, что прошло так мало и одновременно так много дней. И стоило только отметить этот факт, он начал скучать и по Итэру, и по их путешествиям, и по тихим посиделкам в предгорье возле костра. В Снежной было неплохо и даже не сказать, что скучно - Дотторе действительно пора остановиться со всеми этими гибридными тварями - но Чайльд начал уставать от белизны, от паузы, от невозможности сорваться с места и понестись вперёд. Он хотел вновь посетить Ли Юэ. Он хотел вновь посетить Мондштадт. Он хотел почувствовать тёплый ветер на коже, что пахнет яблоками, сухой землёй и несёт с собой аромат волнующих перемен. - Тарталья, - врезается в его уши звучный голос. Резко вскинув голову, Чайльд видит стоящего прямо посреди его рабочего кабинета Пульчинеллу и мысленно стонет, потому что был уверен, что запер дверь на замок, и помимо этого сидел со своими бумагами для Дотторе - отчёты о том, насколько легко или сложно было потрошить порождений его пробирок, худшие - достаточно тихо, чтобы сделать вид, будто его и вовсе нет. Однако на этот раз выкручиваться ему не приходится, потому что Пульчинелла лишь сообщает о том, что его желает видеть Царица, а после удаляется, даже взглядом не напомнив о том, что Чайльд ему задолжал. Видимо, Царица и ему поручила какое-то дело, потому что только сконцентрированность мыслями на поставленной задаче может отвлечь этого паука от терроризирования своих жертв. - Ваше Величество, - склоняет он голову, когда спешно добираться до Тронного Зала и заходит внутрь, замирая возле возвышения и бросая мимолётный взгляд на шкуру убитого им медведя, что теперь служит ковром у ног его Царицы. Подумать только, когда-то он боялся ходить с ружьём на зайца, а теперь может ходить с ножом на медведя. Его отец ни за что бы не поверил, если бы услышал. Или поверил бы и начал смотреть ещё более дикими глазами, чем обычно. - Ваш Одиннадцатый Предвестник Тарталья прибыл. - Подойди ближе, мой Чайльд, - роняет она, будто шуршание холодного ветра. Выпрямившись, Чайльд поднимает по ступеням и останавливается в нескольких шагах. Подняв взгляд, он понимает, что Царица внимательно его рассматривает, и невольно задаётся вопросом, что она пытается увидеть. Он был... Тихим всё это время, если не сказать больше. Конечно, он зверствовал во время тренировок - потому что бесполезное мясо не достойно снисхождения - и участвовал в диких тестах Дотторе его «изобретений», но в остальном он проводил время в относительном покое, потому что всё тот же Дотторе после планового обследования заявил, что Чайльд переборщил с использованием Глаза Порчи, и запретил ему использовать элементы до тех пор, пока его организм полностью не восстановится. Панталоне был так рад нагрузить его бумажной работой. Чайльд подозревает, что эти события связаны, и уже сделал мысленную пометку никогда не забывать о том, что эти двое вместе. Какова вероятность, что он давно оправился после нагрузки от Глаза Порчи, но Панталоне нужен ещё один раб в его бумажном царстве? Чутьё подсказывает, что вероятность эта очень высока. - Ты хотел бы вернуться в Ли Юэ? Вопрос раздаётся как гром среди ясного неба. Замерев, Чайльд быстро отводит взгляд, но это не помогает подавить всплеск эмоций, который тут же заставляет повисшую тишину звенеть. Потому что это именно то, о чём он думал все последние дни: как было бы здорово вновь посетить Ли Юэ. Потому что он затолкал это желание в самую глубь своей сущности: ему не стоило поддаваться сентиментальной слабости непонятно ради чего. Потому что желание это оказалось настойчивым и вновь выкарабкивалось на поверхность, стоило ему только хоть немного ослабить бдительность. Потому что разум отказывал ему каждый раз, как только свои головы поднимали чувства. Потому что... Так много этих «потому что». - С какой целью я должен отправиться туда? - сдержанно спрашивает он, запоздало вспоминая о том, что Синьору отправили на миссию в Инадзуму, что вполне может означать, что и для него наконец-то нашлось своё серьёзное задание. - Мы с Мораксом заключили контракт, - окинув его пристальным взглядом, отвечает Царица. - Все мои Предвестники знают, что регион Ли Юэ закрыт для наших военных штабов и баз, потому что верхушка власти там не доверяет нам, а Гео Архонт скор на расправу с теми, кто угрожает его драгоценному детищу. Но в настоящем Моракс больше не является защитником Ли Юэ, а одним из пунктов нашего с ним контракта был пункт о том, что он позволит мне разместить в его регионе одного из моих Предвестников. - При всём уважении, должны ли вы рассматривать мою кандидатуру? Вы знаете, я не слишком хорош в «тихих» методах работы. Поэтому Синьора и была выбрана вами как главная в нашей с ней совместной операции, - помедлив, осторожно уточняет Чайльд. Его голос не дрожит. Нет никаких лишних эмоций, и в груди больше не колет. Чайльд успел смириться с открывшейся правдой, успел понять её и принять. Какой из него дипломат, в самом деле? Все эти словесные игры, интриги, двусмысленные тона и фразы, слова - всё это не для него. Так к чему ему держать обиду на Царицу за то, что, зная обо всём этом, она распределила роли так, как распределила? - Синьора никогда не назначалась мной как главная, - с ощутимым холодом в голосе отвечает Царица. - Вы отбыли туда как равные партнёры, каждый из которых должен был делать свою работу. Несмотря на полученный гнозис Гео Архонта, я была недовольна результатами, и Синьора уже знает об этом. Чайльд невольно вспоминает, как Синьора шипела ему в лицо, спрашивая, что в нём такого особенного, и не может сдержать всплеск мелочного злорадства. Лишение внимания Царицы явно задело её эго, однако Синьора сама виновата, если всё так, как сказала Царица. Потому что именно Синьора провернула всё втайне от него. Потому что это она выставила его главным виновником произошедшего, а сама осталась в тени. Потому что она открыто насмехалась над тем, что он мускулы, но никогда разум, пока стояла рядом с Джун Ли, в котором Чайльд так и не сумел разглядеть разыскиваемого им же Гео Архонта. - По вашему тону, я понимаю, что могу выбрать, согласиться мне на эту миссию или отказаться, - быстро возвращается он к настоящему, взяв себя в руки. - Каковы её цели и сроки? - На данный момент это бессрочная миссия, - озвучивает Царица то, от чего у него замирает сердце. Никаких временных рамок и из всех мест именно Ли Юэ? - Цели тебе уже знакомы. Они ничем не отличаются от той работы, что ты выполнял, пока находился там вместе с Синьорой. Дотторе нужны отчёты из его лабораторий. Панталоне нужны ежемесячные отчёты из Банка о состоянии там дел и выполнении его личных распоряжений. Мне нужна информация о состоянии региона, его детальное изучение, а также благовидное прикрытие для работы Фатуи, чтобы Цисин перестали вмешиваться в наши дела. В остальном я предоставлю тебе полную свободу. - И снова, при всём уважении, но Цисин меня терпеть не могут, - осторожно напоминает Чайльд. - Это так, - помолчав, соглашается Царица. - Однако я верю в твою способность располагать к себе людей. К тому же, Цисин могут питать к тебе личную неприязнь и не доверять Фатуи, но между нашими регионами всё ещё существуют деловые отношения, и наш Банк там единственный из всех. Они не захотят вступать с нами в конфронтацию, если им не нужен внезапный обвал их экономики. Это помимо того, что, согласно контракту между мной и Мораксом, ты будешь иметь полную неприкосновенность в Ли Юэ, если только они не смогут доказать твою причастность к чему-либо. - Что? - ошарашенно переспрашивает Чайльд. Подняв откровенно растерянный взгляд, он тут же оказывается в плену пристального изучения. Вновь замерев всем собой и даже почти перестав дышать, он вглядывается в лицо Царицы, чьи черты всё время ускользают от его внимания туманной дымкой, а она точно так же вглядывается в его лицо; пока не поднимается со своего трона и не спускается к нему, тут же преклонившему перед ней колено. - Ты всегда был особенным, не так ли, мой Чайльд? - негромко говорит она. - Самый способный, самый честный, самый верный, ты не такой, как остальные Предвестники и не только. Лишённый своего времени, застывший на грани между светом и тенью, способный вынести объединённую в одном теле силу сразу двух элементов, ты преклоняешь предо мной колено так смиренно и покорно, несмотря ни на что. Ты помнишь клятву, что пытался принести мне, терзаемый виной за то, что не только Снежная теперь в твоём сердце?

- Я знаю своё место и помню свою клятву. Я всегда буду вашим мечом. Я всегда буду вашим авангардом. Что бы ни было у меня на сердце, что бы ни было у меня в мыслях, я всегда буду верен вам, Ваше Величество, и... - Не давай обещаний, которые не сможешь выполнить.

Воспоминание порождает неприятный холод в груди и острую вспышку вины, но Чайльд быстро отмахивается от этих ощущений, потому что они больше не имеют значения. Тогда он терзался выбором, неспособный понять самого себя, и Царица тоже это чувствовала, но в настоящем в его голове больше нет спутанного клубка, где ни начала найти, ни конца. Он знает, кому служит, и знает, какой выбор сделает, когда придёт время. Муки совести его больше - давно - не терзают. - Архонты способны видеть такие вещи, - продолжает Царица, не дожидаясь его ответа. - Связи между человеком и местом, которое он считает своим домом. Когда-то ты принадлежал только Снежной. Теперь ты в равной доле принадлежишь Ли Юэ. Я чувствую, как тоскует твоё сердце, как тянет тебя в гавань, туда, откуда отплывают в нужную сторону корабли. И поэтому я предлагаю тебе эту миссию: потому что она удовлетворит твою потребность, и потому что с моей стороны было бы глупо упустить столь замечательную возможность, которую мне предоставил Моракс. - Но полная неприкосновенность... - всё ещё не в силах поверить в это, как в бреду повторяет Чайльд. - Как это возможно? Разве гнозис не был ценой испытания для Ли Юэ? Зачем Гео Архонту предоставлять вам козырь, которым вы обязательно воспользуетесь? - Ответь мне, кому ты служишь, мой Чайльд? - вдруг спрашивает Царица. - Вам, моя Госпожа, - мгновенно, без тени колебания отвечает он. - Ответь мне, кому принадлежит твоё безвременье, мой Чайльд? - вновь спрашивает она. И вновь он решительно отвечает: - Вам, моя Госпожа. - И если я позову тебя за собой, ты откликнешься на мой зов и последуешь за мной, куда бы я ни повела тебя? - Нет, - качает головой Чайльд, поднимая взгляд на Царицу и прижимая ладонь к сердцу. - Если вы позовёте меня за собой, я пойду, но лишь впереди вас. Потому что я знаю своё место и помню свою клятву. Я всегда буду вашим мечом. Я всегда буду вашим авангардом. Что бы ни было у меня на сердце, что бы ни было у меня в мыслях, я всегда буду верен вам, Ваше Величество, - повторяет он свою клятву. Но на этот раз колебанию нет места в его сердце, и клятвой этой он не пытается обелить себя, очистить свою совесть. Он говорит это, потому что верит в это. Он говорит это, потому что именно это имеет в виду. Он говорит это, потому что давно определился. Он говорит это, потому что хочет, чтобы Царица знала. И будто наградой за его искренность, она одаряет его лёгкой, почти эфемерной улыбкой. - Итак, я повторяю свой вопрос, - роняет тихо. - Ты хотел бы вернуться в Ли Юэ? - Да, - с небольшой заминкой, но честно отвечает Чайльд. - Хорошо, - кивает Царица. - Значит, я поручаю эту миссию тебе, мой Одиннадцатый. Ты отправишься в Ли Юэ и будешь работать там на благо Фатуи, пока тебе не поступят иные приказания. А что касается твоих вопросов касательно контракта: думаю, Моракс даст тебе куда более полные ответы, чем я. У него столетия практики во всём, что касается деловых нюансов. При мысли о том, чтобы снова столкнуться лицом к лицу с Джун Ли, кишки в животе завязываются в нервный узел, но Чайльд только покорно склоняет голову, подхватывает полу мантии Царицы и прижимается к ней лбом и губами. Прикосновение её пальцев к его волосам рождает на его голове призрачный венец из ледяных звёзд.

Forget the decay and the endlessness of all of our mistakes. Forget all the blame and the apathy and throw it all away. Forget the pain, forget the hate. Forget all your enemies. They never will break you again. Leave it all behind you. - Cult to Follow (Leave It All Behind).

|...|