- В тех записях, что я нашёл, говорилось о том, что этот регион очень быстро развивался, и это привело к тому, что люди там научились творить саму жизнь. - Люди... Приблизились к Богам? - Так там было написано. Что люди овладели алхимией, развили чувствительность к магии и научились создавать жизнь.
... Итэр рассказывал ему об этом, не так ли? Он только не сказал, что у создания жизни было какое-то специальное название, но какая разница? Важно лишь то, что это искусство должно было быть утеряно, потому что Каэнри'ах был уничтожен Селестией пять сотен лет назад. Но раз Альбедо владел этим искусством, значит, он имел к Каэнри'аху непосредственное отношение. Из-за этого Дилюк и отреагировал так, как отреагировал. Потому что всё, что связано с Каэнри'ахом, всегда несло одни только неприятности, угрозы и проблемы: и всему Тейвату, и Дилюку, и самое главное - Кэйе; который в настоящем находился в бессознательном состоянии и никак не мог защитить себя, а ещё был напичкан кучей дряни из склянок Альбедо, и ведь Дилюк даже не спросил, что это за вещества, и... - Чтобы прояснить ситуацию, - вклинился в тёмную спираль его мыслей Альбедо, отзывая меч и опуская руки по бокам от тела, - я не представляю для сэра Кэйи угрозу. - В самом деле? - без капли веры спросил Дилюк; в его руке алое свечение пиро-элемента сложилось в рукоять начавшего проявляться клеймора. - В самом деле, - ответил Альбедо, едва ли взволнованный этой «угрозой». - Я показал вам эту силу именно для того, чтобы подтвердить это. Сэр Кэйя является моим близким другом. Он знает о том, что мы имеем в некотором смысле одно происхождение. Более того, он был тем, кто вызвал меня на разговор, потому что узнал в цвете моей магии цвет своего глаза. Только после этих слов Дилюк, наконец, понял, что показалось ему таким странно знакомым в золотом свечении чужой магии. Верно. Этот золотисто-медовый оттенок, это глубокое холодное свечение, эти тёмно-янтарные всполохи в глубине вихря силы - всё это напомнило ему радужку правого глаза Кэйи, пусть он сразу того и не понял. Значит ли это, что эта магия живёт и внутри Кэйи, и поэтому его глаз такого цвета? Но почему тогда глаза Альбедо одинаковые и имеют зеленовато-голубой цвет? И с чего он вообще решил, что открытие этой правды успокоит Дилюка? - Потому что, - ответил Альбедо, и о, Дилюк высказал это вслух? - я хочу помочь сэру Кэйе. Ваша реакция дала понять, что вы знаете о том, что с глазом сэра Кэйи не всё в порядке. Гетерохромия не столь редкое явление как кажется, но ваша реакция была весьма агрессивной, что дало мне знать: вы знаете, что стоит либо за цветом его глаза, либо за проклятием, которое засело в нём, - лёгкий кивок на чернильные щупальца под кожей. - Это привело меня к мысли о том, что если я хочу иметь возможность помочь, мне стоит быть откровенным. Итак, и цвет глаза сэра Кэйи, и его проклятие связаны с Каэнри'ахом. Логично было предположить, что если вы будете знать, что я не только знаю о происхождении сэра Кэйи, но и имею личную заинтересованность в помощи ему, это успокоит вас и позволит нам общаться более свободно. Дилюк не привык верить людям на слово. Альбедо мог наговорить ему всё что угодно, и Дилюк не смог бы определить правду и ложь, потому что подтвердить или опровергнуть слова Альбедо мог только Кэйя. С другой стороны, Альбедо пользовался доверием со стороны определённых людей, которые обычно держали ухо востро и не сближались с теми, кого считали хоть сколько-то опасными. Джинн, Лиза, Кли, Итэр, Сахароза - все они отзывались об Альбедо в исключительно положительном ключе. Кэйя тоже был среди этих людей. Более того, он проводил в компании Альбедо значительное время, либо интересуясь его разработками для помощи рыцарям в работе, либо деля с ним заботу о Кли. И разве не её мать когда-то поспособствовала тому, чтобы Альбедо приняли в «Ордо Фавониус»? Алиса не оставила бы дочь в ненадёжных руках. К тому же, письмо Альбедо оставил Венти. Он тоже не направил бы к уязвимому Кэйе человека, который может ему навредить. - Если вы друзья, Кэйя сам расскажет тебе обо всём, когда придёт в себя, - сделал свой выбор Дилюк; клеймор исчез во всполохе пламени. - Я же отвечу только на те вопросы, на которые сочту нужным ответить. И эти вопросы должны касаться состояния Кэйи. - В таком случае, не думаю, что мне нужно спрашивать вас о чём-то, - согласно кивнул Альбедо, вновь подходя к кровати и опускаясь на её край; протягивая руку к лицу Кэйи и осторожно приподнимая веко, чтобы осмотреть его глаз, как Дилюк и думал. - Я чувствую силу проклятия: оно понемногу успокаивается. Полагаю, это связано с тем, что ядро крио-элемента было перенесено из глаза в другую область тела. Беспокоиться о том, как оно приживётся на новом месте, нет смысла: оно уже прижилось, это чувствуется по спокойным потокам элемента в теле. Вы наблюдали за его Глазом Бога? - Он на мгновение погас, как будто... Дилюк не закончил фразу, но Альбедо понял, что он имел в виду, и снова легко кивнул. - Верно. Я никогда не наблюдал перенос ядер элементов лично, но моя наставница рассказывала мне об этом. Когда ядро приживается на новом месте, оно на мгновение полностью затихает, как если бы исчезло совсем, чтобы после вновь пустить потоки элемента по телу носителя, но уже ровные, стабильные и крепкие, в отличие от тех, что циркулируют по телу, пока ядро только приживается. Из-за этого Глаз Бога носителя на мгновение гаснет, прежде чем его связь с ядром элемента восстанавливается. Это никак не сказывается на жизни носителя, потому что новым элементальным потокам только предстоит смешаться с его жизненной силой. Пока Альбедо продолжал осматривать голову Кэйи, его глаза и какие-то точки на шее, Дилюк сверлил его пристальным взглядом и думал... О многом. Для начала, Альбедо не стал спрашивать о переносе ядра. Знал ли он о том, что только Архонт элемента может перенести ядро? Вероятно, знал, раз его наставница знала так много и делилась с ним своими знаниями. Но неужели ему не любопытно? В конце концов, перемещение ядра означало как минимум путешествие в Снежную, как максимум - встречу с самим Крио Архонтом. Или он и в самом деле воспринял слова Дилюка всерьёз и решил отложить этот вопрос до того момента, как очнётся Кэйя? Если так, хорошо. Дилюку всегда нравились люди без любопытных носов. Помимо этого, Дилюка также занимал ещё один немаловажный вопрос. После того, как Крио Архонт сообщила, а Венти подтвердил, что Кэйя продолжит периодически страдать от боли из-за столкновения проклятия и элемента в своей крови, он не мог не думать о том, насколько это может оказаться опасно. Одно дело, если бы Кэйя просто страдал от боли: после всего произошедшего и пережитого Дилюк был уверен, что они смогли бы найти решение. Но что если бы рука Кэйи взорвалась болью во время боя? Что если она откажет ему, когда Кэйя окажется в плену, что он частенько проделывал с идиотами-сокровищниками и не только ради получения нужной ему информации? Тогда он не смог бы защитить себя, не смог бы выбраться, и его жизнь оказалась бы под угрозой. Размышляя об этом, представляя, какую из всех форм может принять эта «боль» - будут ли это снова щупальца под кожей или же это будет вышедший из-под контроля крио-элемент, или и вовсе что-то другое? - Дилюк в который раз вспомнил слова Крио Архонта и Венти о своём пламени. Очевидно, оно спокойно боролось с крио-элементом Кэйи, не позволяя ему заморозить тело носителя. Очевидно, оно каким-то образом влияло и на энергию проклятия, делая его слабее. И тогда Дилюк задумался о том, что было бы хорошо, если бы его пламя каким-то образом могло храниться у Кэйи. Он понятия не имел, возможно ли это, но Глаза Бога существовали, верно? Существовали и Глаза Порчи. Быть может, его пламя тоже можно было бы запечатать в склянку из какого-нибудь особого материала. Дилюк собирался попытаться узнать об этом позже тайком, чтобы не светить своё имя в столь сомнительных запросах, однако... «Логично было предположить, что если вы будете знать, что я не только знаю о происхождении сэра Кэйи, но и имею личную заинтересованность в помощи ему, это успокоит вас и позволит нам общаться более свободно», - сказал ему Альбедо. Неважно, как и откуда, но он знал о принадлежности Кэйи Каэнри'аху и никому об этом не рассказал. Более того, он и сам имел отношение к Каэнри'аху, владея искусством создания жизни. Итак, высшая форма алхимии, не так ли? Что может быть сложнее, чем создать жизнь из ничего? Дилюк не собирался искать информацию в библиотеке Лизы и не собирался соваться к алхимикам Ордена, потому что всё это быстро бы дошло до ушей Джинн и породило много ненужных вопросов, но разве не удобно всё сложилось само собой, когда на пороге - подоконнике? - его дома оказался Альбедо: друг Кэйи и способный порождать саму жизнь алхимик в одном лице? Если бы он знал, как передать пламя Дилюка Кэйе, хотя бы немного, хотя бы на какое-то время, хоть как-то, разве он бы не помог? - Вы выглядите так, будто хотите о чём-то спросить, - заметил Альбедо, когда осмотр был завершён, и он собрал все свои инструменты и прочие вещи в сумку, оставив взамен на прикроватной тумбе дюжину пузырьков с какой-то зелёного цвета настойкой, которую попросил вливать Кэйе в рот по одной дозе в час последующие двенадцать часов. - Я обещаю, что как только результаты анализов будут у меня на руках, я навещу вас лично, чтобы доложить о состоянии сэра Кэйи, а также для того, чтобы вновь осмотреть его. Пока что его состояние стабильно. Он находится в глубоком сне, из которого выйдет естественным путём. Все рекомендации я записал для вас на листке. Но вам явно есть, о чём спросить. Глядя в напоминающие гладь тихого озера спокойные глаза, Дилюк никак не мог решить, стоит ему поднимать эту тему или нет. С одной стороны, если это возможно, то чем раньше всё будет готово, тем лучше. С другой стороны, что отец, что Аделинда, что Безликий - все всегда говорили ему не хвататься за множество дел разом, потому что в таком случае не достигнешь успеха ни в одном. У Дилюка было достаточно дел и без вопроса по запечатыванию его пламени: винокурня, таверна, вопросы Аделинды, обида Джинн и самое главное - бессознательный Кэйя на руках, который ещё не пришёл в себя, а когда придёт, будет ещё долго восстанавливаться. Если с ним случится приступ в это время, Дилюк будет рядом, чтобы его утихомирить, а дальше... Что ж, время покажет. - Позже, - неопределённо ответил Дилюк, проходя вслед за Альбедо к распахнутому окну; Аделинде лучше не знать обо всех этих ночных приключениях. - Сначала мы должны дождаться, когда Кэйя очнётся. - Это произойдёт довольно скоро, если я могу судить, - с задумчивым видом обронил Альбедо, выбираясь на террасу. - Точнее скажут анализы и некоторые опыты. Пока что придерживайтесь рекомендаций, которые я оставил вам. К настоям, которые вам отправит Барбара, тоже будет прилагаться инструкция, так что ничего сложного. В настоящем Дилюк в который раз думает о том, что понятие сложности у всех его знакомых искажено и в значительной степени. Альбедо оставил ему длинный список, как правильно ухаживать за Кэйей, какие лекарства нельзя смешивать, какие точно не подойдут, и даже в какую одежду его лучше одеть. И именно поэтому Дилюк в настоящем занят тем, чем занят: осторожно моет голову засунутого в полную тёплой воды ванну Кэйи, к торчащим из воды плечам которого поналипли лепестки календулы. Потому что в списке Альбедо была тёплая - но не горячая, вредно для сосудов - ванна и массаж, чтобы размять тело Кэйи после долгого пребывания в одной позе. - Я могу позаботиться об этом, - предложила Аделинда, когда заглянула в спальню проведать его и нашла на кровати клубок из переплетённых тел, одно из которых больше не было заточено в откровенно нервирующую её огромную глыбу льда. - Я справлюсь сам, - покачал головой Дилюк, уже доставая чистые полотенца. - Пожалуйста, позаботься о том, чтобы, когда доставят лекарства для Кэйи, они тут же оказались у меня со всеми инструкциями. Аделинда не стала спрашивать, когда он успел запросить для Кэйи лекарства. Возможно, она предположила, что это было письмо в ночи; возможно, что он позаботился об этом просто на всякий случай; а может, она знала, что он солжёт ей в лицо, и решила отпустить ситуацию. Так или иначе, она пообещала лично поднять все лекарства к нему, а также приготовить завтрак, после чего удалилась. Дилюк же подготовил для Кэйи ванну, и вот он здесь. Ухаживать за Кэйей вот так успокаивает нервы. Дилюк понятия не имел, как на самом деле был напряжён из-за того, что не может видеть заточённого в лёд Кэйю, пока тот не выкатился из колыбели, сверкая инеем в волосах. Теперь же он полностью в руках Дилюка, весьма буквально, и это успокаивает его воспалённые нервы. Это помимо того, что и сама ситуация Дилюку знакома, а потому он позволяет себе немного выдохнуть, окунувшись в эфемерную иллюзию «нормальности» того, что не раз происходило в прошлом. В отличие от Дилюка, Кэйя не был крепким телом и здоровьем ребёнком. Из подслушанных разговоров отца и Аделинды Дилюк быстро узнал, что тому виной тот образ жизни, который вёл Кэйя, находясь со своим настоящим отцом. Он весь был кожа да кости, у него был слабый иммунитет, непереносимость яркого света до очень сильных головных болей и много чего ещё. Это аукалось ему и аукалось долго, из-за чего Дилюк постепенно научился читать Кэйю и понимать, что ему нужно для того, чтобы стало лучше. Совместное принятие ванны было одной из таких вещей. Аделинда не любила оставлять их без присмотра, сетуя на то, что они не вылезают из воды, пока та не остынет, а после ходят с сопливыми носами, но это делало их счастливыми, и она раз за разом уступала. Оставаясь наедине, они погружались в горячую воду по самые уши, и пока Дилюк намывал голову Кэйи, гордясь тем фактом, что это дозволено только ему, Кэйя придумывал для него самые удивительные и увлекательные истории про пиратов, затерянные в морях острова и сокровища. Будучи детьми, им нравилось представлять, что вода вокруг и есть море, а ванна - их корабль, на котором они несутся вперёд по волнам. - Мы были такими глупыми, да? - негромко спрашивает Дилюк, зачёрпывая воду из бадьи и смывая с макушки Кэйи пену. Тот не отвечает, дышит во сне тихо и ровно. Осторожно зачесав пальцами пряди с его лба, Дилюк не удерживается, ловит одну и прижимается к ней губами, прикрывая глаза. Вот так можно представить более поздний период их жизни. Тот, где они оба уже стали рыцарями, им по шестнадцать, и Дилюк начал краснеть всем лицом, когда они с Кэйей оказывались вместе в ванной. Они стали слишком взрослыми, чтобы купаться вместе, но иногда Кэйя так сильно выматывался на тренировках, что почти засыпал на ходу по пути домой, и у него не было сил, чтобы принять ванну. Тогда Дилюк помогал ему, и пусть перебороть смущение каждый раз было непросто, ему нравилось заботиться о Кэйе, нравилось видеть его расслабленное выражение лица и слышать все эти смущающие, но бесконечно приятные «у тебя самые мягкие руки, Люк», когда он массировал его голову или плечи, если Кэйя брал на себя слишком много в их спаррингах, позабыв о том, что у них разная комплекция и оружие. - И в самом деле, слишком много... - бормочет Дилюк, поднимая левую руку Кэйи из воды и невольно цепляясь взглядом за несколько мелких шрамов от ожогов. У Кэйи не было Глаза Бога, но это едва ли останавливало его, когда он просил Дилюка использовать пиро-элемент в их тренировочных боях. Тогда как другие рыцари искренне верили и надеялись, что их самой большой проблемой будут хиличурлы или же, на крайний случай, слаймы, Кэйя смотрел дальше и куда серьёзнее. Был у него Глаз Бога или нет, он хотел научиться понимать работу элементов и натренировать своё тело уклоняться от подобных атак. Потому что знал, что мир таит куда больше угроз, чем те же слаймы. Потому что хотел быть если не самым лучшим, то одним из. Потому что его целью было стать лучшим напарником и рыцарем из всех возможных. И что ж, он стал таким. Несмотря на то, что у него не было Глаза Бога, Кэйя стал одним из лучших рыцарей и самым лучшим напарником для Дилюка. Досконально знакомые со стилем боя друг друга, они были словно отражения, что могут читать не только движения, но и мысли друг друга. Сила Дилюка и умение Кэйи просчитывать десятки шагов наперёд породили коктейль, не уступающий своей крепостью «Полуденной смерти». И пусть они не были неуязвимы, пусть на их телах осталось достаточно шрамов, и они не раз и не два оказывались в лазарете штаба Ордена, они продолжали решительно идти вперёд, потому что знали: один всегда прикроет спину другого и наоборот. Осторожно растирая мыльной мочалкой раскрасневшуюся распаренную кожу, Дилюк задерживает взгляд на пальцах Кэйи и не может удержаться: мягко берёт его за ладонь и на мгновение переплетает их пальцы в крепкий замок. Ощущение, что наполняет его от этого простого прикосновения, бьёт его волной электро, да так сильно, что что-то сжимается в груди. Раньше они с Кэйей постоянно держались за руки. В детстве это едва ли бросалось кому-то в глаза или ощущалось ими как нечто особенное. Скорее, это был один из способов их общения, потому что и Дилюк, и Кэйя - оба любили хватать друг друга и тащить за собой, если нашли или придумали что-то интересное. Дилюк таскал Кэйю за собой за руку по цветущим полям, чтобы насобирать цветов, из которых Джинн после сплетёт для них венки. Кэйя таскал его за собой по берегу озера, пока они собирали полные карманы ракушек и красиво выглядящих камней. Они постоянно держались за руки дома, увлекая за собой то в свои комнаты, то на кухню, то в библиотеку, то в гостиную. Прикоснуться к руке было лучшим способом обратить на себя внимание. Когда они стали старше, всё изменилось. Держание за руки начало приобретать романтический подтекст и... Что ж, они начали держаться за руки ещё чаще. Кэйе нравилось сжимать его ладонь и поглаживать большим пальцем тёплую кожу. Дилюку нравилось переплетать пальцы, потому что так казалось, что их руки сцеплены куда надёжнее и плотнее. Из-за постоянного обращения с оружием кожа на их ладонях очень быстро загрубела, и они научились носить перчатки, чтобы избежать натирания и мозолей, но как только они заканчивали все свои дела на день, первым делом избавлялись от перчаток, чтобы соприкоснуться руками. Держать Кэйю за руку, чувствуя сухость, тепло и мягкую твёрдость его ладони, было для Дилюка одной из самых ценных вещей. После того, как Дилюк оттолкнул Кэйю от себя, после того, как уехал, он забыл о том, каково это - чувствовать его: его прикосновения, его поцелуи, аромат его парфюма и шампуня, и само его присутствие. Вспоминать было больно. Привыкать заново - ещё больнее. Потому что Кэйя больше не был его; ни другом, ни братом, ни парой. Потому что Кэйя изменился. Потому что Кэйя стал носящим знакомое лицо незнакомцем. Иногда, когда он заходил в «Долю Ангелов», Дилюк до боли в глазах вглядывался в его черты, пытаясь понять, осталось ли под маской Кэйи хоть что-то от прежнего него. Иногда ему отчаянно хотелось подойти к Кэйе, сдёрнуть с его руки перчатку и взять за руку только для того, чтобы проверить, та ли это ещё рука, и не было ли всё их с Кэйей счастливое прошлое лишь иллюзией, сладким сном. - Мастер Дилюк, лекарства только что доставили, - слышится голос Аделинды за дверью. Дёрнувшись, Дилюк смаргивает пелену воспоминаний, встряхивает головой и с негромким «спасибо, Аделинда» принимается за дело всерьёз. Как только Кэйя оказывается полностью вымыт, он осторожно вытаскивает его из воды и закутывает в мягкий банный халат, после чего выносит из ванной и усаживает в заранее пододвинутое вплотную к кровати кресло. Старая сноровка не подводит: Дилюк быстро и ловко расчёсывает волосы Кэйи, не выдирая из них колтуны с корнями, после чего осторожно прочёсывает их потеплевшими от пиро-элемента пальцами до тех пор, пока они полностью не высыхают. После этого он вытряхивает Кэйю из халата, не без небольшого труда натягивает на него сорочку - Боги, они оба не спали в сорочках с тех пор, как им исполнилось по тринадцать, и они оба встали в позу перед Аделиндой, потому что уже взрослые - и укладывает в застеленную чистым бельём постель. - Не думаю, что вам стоит отправляться сегодня в город, - замечает выглянувшая из ванной Аделинда, что скользнула туда, чтобы прибраться, пока он заботился о Кэйе. - Вы выглядите так, будто не спали всю ночь. Пожалуйста, спускайтесь позавтракать, а после останьтесь с мастером Кэйей и отдохните. Наблюдая за тем, как она суетится по комнате, открывая окно, чтобы проветрить, и убирая лишние пузырьки с лекарствами внутрь прикроватной тумбы, Дилюк задумывается об ещё одном деле, которое висит на его плечах помимо всех прочих. Он дал себе обещание, что когда Кэйя придёт в себя, они закончат начатый перед всем этим кошмаром разговор, а ещё что он наконец-то перестанет прятать голову в песок и признается Кэйе во всех своих мыслях, чувствах и страхах. Но это было не всё, чего хотел Дилюк. Помимо восстановления хоть каких-то близких отношений с Кэйей, он хотел, чтобы всё стало как раньше, что означало... - Аделинда? - негромко зовёт он, зарываясь пальцами в волосы на затылке и блуждая взглядом между безмятежным лицом Кэйи и его Глазом Бога, что снова занял своё место на прикроватной тумбе и сияет ровным прозрачно-голубым цветом. - Я хотел спросить... - Что такое, мастер Дилюк? - снова выглядывает она из ванной, сжимая в руках старую пижаму Кэйи и одно из мокрых полотенец. - Когда Кэйя придёт в себя, какое-то время он будет восстанавливаться здесь, - отвечает он, поднимая на неё полный редкой неуверенности взгляд. - Но я бы хотел... Как ты думаешь... Если бы я попросил его остаться здесь... В смысле, жить... Как раньше. Аделинда на мгновение замирает, удивлённо вскинув брови, а после на её губах расцветает мягкая улыбка. - Вам не меня нужно спрашивать об этом, мастер Дилюк, - качает она головой, переводя лучащийся нежной привязанностью взгляд на Кэйю. - Но если вы хотите знать моё мнение, то я была бы счастлива, если бы мастер Кэйя вернулся домой. Штаб Ордена не может быть нормальным местом для отдыха. Кто заботится о мастере Кэйе, когда он устаёт или болеет? Кто готовит ему с собой перекусы в дежурные смены? Кто заботится о том, чтобы он был одет по погоде? Честное слово, его новая униформа очень идёт ему, но это не может быть практично. Кто... Явно войдя в свою стезю, Аделинда продолжает сетовать на всю кошмарность жизни в штабе Ордена даже тогда, когда скрывается из виду, вновь начиная прибираться в ванной. Вслушиваясь в её недовольный тон и не такие уж надуманные аргументы, Дилюк впервые за долгое время едва заметно, почти призрачно, но улыбается. Наклонившись, он прижимается губами к перечёркнутому шрамом веку глаза Кэйи, а после бесшумно покидает комнату, чтобы позавтракать. Аделинда права: поесть и вернуться в постель к Кэйе, чтобы почитать рядом с ним или даже подремать, звучит намного лучше, чем поездка в город. Он и в самом деле не поспал и часа этой ночью. Немного отдохнуть, да ещё и в компании Кэйи, которого он наконец-то снова может обнять - да, это звучит совсем неплохо.***
Неторопливо бредя с закинутыми за голову руками к каменному мосту далеко впереди, Чайльд невольно улыбается, пока его взгляд блуждает по пейзажу вокруг. Воды Сидрового озера переливаются в свете солнца расплавленным сапфиром. Белокаменные стены вокруг Мондштадта придают ему сходство с жемчужиной, что лежит на бархатной подушке. Красные крыши домов напоминают издалека красные кораллы. Сам Чайльд идёт к городу со стороны Побережья Сокола, пробравшись через просторы Долины Ветров. Вокруг него вековые деревья негромко шуршат кронами на ветру. Падающие сквозь листву золотые лучи окрашиваются в нежно зелёный цвет и оставляют тут и там на земле кривые солнечные пятна. Иногда они падают на лицо Чайльда, заставляя щурить от яркости глаза; оседают приятным теплом на коже. «Что бы ни говорила Синьора, Анемо Архонт проделал хорошую работу», - проносится в его голове, пока взгляд блуждает по цветущим полянам и пышным ягодным кустам. Место и в самом деле замечательное. Пышные леса и просторные поля, обилие пресноводных озёр и служащие защитой горные хребты. Чайльд может понять, почему люди в этом краю такие добрые, открытые и счастливые. Им не нужно выживать, борясь с морозами и капризами погоды. Им не нужно переживать за свой урожай и рисковать жизнями на охоте в тяжёлой одежде и в сугробах по подмышки. Им не нужно переживать о тёмных и не только тварях, что бродят в ночи вокруг их домов в надежде найти, чем поживиться, потому что в промёрзших лесах все хищники живут впроголодь. Им не приходится изо дня в день видеть один и тот же белый цвет, который очень быстро приедается и начинает действовать на нервы. Что уж говорить о солнце, которое либо слепит, отражаясь от снежных равнин, либо прячется за снежными тучами, не показываясь порой неделями. Именно поэтому Чайльд и решил первым делом отправиться в Мондштадт. После Снежной это было идеальным местом, чтобы заново привыкнуть к теплу и краскам, прежде чем отправляться в жаркий пёстрый Ли Юэ. Впрочем, не то чтобы это единственная причина. Прежде всего, его назначение на прежнее место было так неожиданно, что он не успел морально подготовиться к возвращению туда, а потому решил***
Когда Итэр вернулся в Мондштадт после очередных безуспешных поисков Дайнслейфа, который как сквозь землю провалился, он уж точно не ожидал повстречать Чайльда. По правде сказать, он не без тоски думал о том, что и вовсе не увидит его в ближайшие месяцы так точно, потому что, несмотря на все заверения в обратном, был уверен, что Царица наказала своего Предвестника и за всё, что произошло в Ли Юэ, и за самоволку, и за то, что вмешал её в дела с проклятием Кэйи. Когда он увидел Чайльда возле винокурни, то даже подумал сначала, что ему чудится, ведь он встал ещё до рассвета, чтобы отправиться на Утёс Звездолова за сесилиями, которые его накануне попросил добыть Дилюк. И как же он оказался рад узнать, что нет, образ обернувшего на окрик Чайльда не был приятной глазу иллюзией. - Он наверняка принёс на хвосте смуту, - бурчала Паймон, пока он разбирал вместе с Аделиндой корзину, в которой помимо цветов были и собранные им по дороге травы. Итэр был уверен, что это так, и был рад этому, потому что смута Чайльда имела свои стадии, и немного оживлённости винокурне точно не помешало бы, потому что из-за того, что Кэйя так и не пришёл в сознание за пролетевшие дни, Дилюк начал впадать в тоскливую хандру. Итэру было больно видеть его таким. Если судьба каждого человека в Тейвате написана на небе его созвездием, ему хотелось бы знать, за какие такие грехи прошлого Дилюк заслужил всё происходящее на свою голову. Ответ на этот вопрос он никогда бы не получил, поэтому порадовался тому, что у него оказалось на руках вместо него: Чайльду, который не пробыл под крышей поместья и часа, а уже подбил Дилюка на спарринг, что Итэр полностью одобрил, потому что хороший бой встряхнёт любого. И вот они здесь. - Паймон не одобряет это, - недовольно бормочет Паймон, зависнув рядом с ним в воздухе со скрещенными на груди руками. - Почему мы вообще общаемся с этим гадким Предвестником? Его методы сводят всех вокруг с ума и постоянно сеют хаос, а ещё... Итэр едва ли слушает её, завороженный прекрасной в своей воинственности картине, что разворачивается в настоящем прямо перед ним. Привыкнув быть в гуще событий, а так же на другом конце лезвий гидро-кинжалов Чайльда, он никогда не мог оценить в полной мере его манеру боя или же манеру боя других своих товарищей по приключениям. Однако в настоящем Чайльд и Дилюк кружат вокруг друг друга взъерошенными хищниками, и Итэр почти не моргает, так боится пропустить хоть одну секунду этого агрессивного и невероятно красивого в своей техничности боя. Всё началось с того, что вместо обеда они трое вышли на задний двор винокурни, предварительно предупредив Аделинду, чтобы она не торопилась с приготовлениями и не обращала внимания на грохот. Когда Итэр узнал, что Дилюк и Чайльд собрались драться, он первым делом усомнился в том, разумно ли им оставаться в такой близости от дома. И был удивлён, когда Чайльд легко взъерошил его чёлку и заявил, что всё будет абсолютно безопасно, потому что они не будут использовать свои элементальные артефакты и, более того, будут драться на тренировочных мечах. Правда, с последним ничего не получилось. Если артефакты поначалу оказались в руках Итэра, как своего рода судьи, то тренировочные мечи сломались при первом же ударе друг об друга, так велика была сила Дилюка и Чайльда, вложенная в обоюдную атаку. - Ну, это определённо будет интересно, - восторженно заметил Чайльд, забирая свой Глаз Порчи, чтобы призвать гидро-клинки. - Пожалуйста, не увлекайся, - пробормотал Итэр, наблюдая за тем, как прикрепивший свой Глаз Бога к ремню Дилюк обхватывает пальцами рукоять начавшего проявляться из пламени клеймора. - Я надеру тебе зад, - холодно бросил Дилюк оскалившемуся Чайльду; и первым бросился вперёд. В настоящем оба выглядят так, будто катились кубарем с пика Драконьего Хребта до самого его подножия. Растрёпанные, грязные от валяния по земле, покрытые тонкими кровящими царапинами и блестящим на коже потом, оба тяжело дышат, то и дело бросаясь навстречу друг другу под громкий лязг клинков. Если поначалу всё было чинно, осторожно и с оглядкой на возможные травмы, в настоящем всё совсем иначе. Элементы всё ещё под запретом, но кому они нужны, когда чистая человеческая сила и выносливость выступают против достойного соперника? Рубашка Дилюка давно изодрана в клочья и отброшена прочь бесполезной тряпкой. Чайльд снял свою рубашку сам, однако оставил её болтаться на бёдрах заправленной в штаны, поэтому некогда красивая бордовая ткань пропиталась потом и покрылась пылью. Когда взгляд Итэра в который раз скользит по движущимся телам, оценивая комплекцию и работу мышц, он не может подавить эхо тревоги от вида обилия шрамов на коже обоих. Кому как не Итэру знать, что воины постоянно получают травмы: переломы, ожоги, гематомы, глубокие порезы. Вот только его способность к регенерации, особенно когда он перенимает гидро-элемент, достигает небывалых высот, поэтому на его коже можно найти лишь редкие белёсые росчерки. Тела Чайльда и Дилюка покрыты шрамами куда более заметными и жуткими, страшными. Самым заметным шрамом Дилюка является шрам на спине, перечёркивающий её от правого плеча и до низа левой лопатки, будто кто-то полоснул его огромными острыми когтями. Есть у него и шрамы на руках, на боках и на грудной клетке, но они куда менее заметны и выглядят не так уж и опасно, хотя крови наверняка было немало. Шрамы Чайльда совсем другие. На его руках и левом боку они тоже относительно небольшие и неглубокие, однако есть огромный уродливый рубец, который пересекает его грудную клетку от левого плеча и наискось по грудной мышце, будто кто-то хотел пробить её и вырвать сердце. Есть шрам и от глубокой рваной раны на его правом боку, выглядящий так, будто кто-то впился в плоть клыками, желая выдрать кусок, а после шрам ещё и растянулся и перекосился на коже из-за того, что Чайльд вырос и вытянулся. А может, этот шрам вовсе не от клыков, а от падения на острые камни, потому что на правой руке Чайльда в районе плеча ближе к сгибу локтя есть глубокий шрам-звезда, выглядящий так, будто что-то почти пробило его руку насквозь. И ведь если задуматься, Чайльд упал в Бездну, не так ли? - Выглядит впечатляюще... - едва слышно и очень недовольно замечает Паймон, явно не желая впечатляться хоть чем-то, что имеет отношение к Одиннадцатому Предвестнику. Итэр согласно кивает, потому что это действительно так. Со всеми своими шрамами, раскрасневшейся от нагрузки кожей, шалой ухмылкой и совсем съехавшей на бок красной маской Чайльд напоминает дикого лиса с подранными ушами и шрамированным веком, который привык отстаивать свою территорию в жёстких боях с другими зверями, выходя из каждого победителем. Быстрый, ловкий, юркий, он не боится рисковать, не боится бросаться напролом и нисколько не жалеет себя со всеми этими перекатами, обменом ударами и почти подставлением под чужие атаки, лишь бы достать клинками чужую кожу самому. В противовес ему, Дилюк помимо собственной ловкости и чутья на подлость больше берёт силой, чем скоростью. Итэр не может сдержаться и подскакивает со своего места с широко распахнутыми глазами, когда в какой-то момент вместо ответного нападения с клеймором наперевес Дилюк швыряет этот самый клеймор в Чайльда. Тот уклоняется лишь чудом, такой же ошарашенный этим проявлением силы - чёртов клеймор пролетел до него колесом ветряной астры со скоростью света - но заминка стоит ему возможности закрыться от удара, который пронёсшийся ветром вслед за клеймором Дилюк наносит ему кулаком под дых. - Аякс! - невольно вскрикивает Итэр, понимая, что сила этого удара вполне могла сломать тому пару рёбер. Но если Чайльд и чувствует боль, то едва ли обращает на неё внимание из-за всплеска адреналина. Рухнув из-за удара на землю, он скалится на Дилюка и сбивает его молниеносной подсечкой. Спустя мгновение порождённое элементами оружие исчезает, а сами они начинают кататься по земле, пытаясь опрокинуть друг друга на лопатки. И о, это точно не закончится хорошо, потому что спарринг определённо завёл обоих куда больше, чем должен был, и теперь ни один из них не остановится, пока не победит. В любой другой ситуации Итэр был бы спокоен, но из всех людей это Дилюк и Чайльд: оба готовые умереть, но не проиграть. Поэтому он подскакивает с места, пытаясь быстро придумать, как растащить их в разные стороны, не будучи втянутым в драку третьим участником. Паймон явно разделяет его волнение, начиная суетиться вокруг, но её лепет и дёрганье только отвлекают, из-за чего драгоценное время утекает песком сквозь пальцы. Но когда Итэр наконец-то решает просто расшвырять обоих порывом своего анемо-элемента - ну, или хотя бы привлечь их внимание ударной волной, потому что они сплелись в катающийся по земле клубок из агрессивных осьминогов - откуда-то сверху вдруг прилетает несколько острых ледяных осколков. Все как один входят в землю рядом с головой прижатого к ней в очередном кувырке Чайльда, и как только Дилюк замирает от неожиданности, вскидывая голову и переключая внимание, куда менее взволнованный неожиданной атакой Чайльд - мысль о большем количестве противников явно только разогревает его кровь ещё больше - быстро хватается за возможность, зажимает его бёдрами и толчком всего тела подминает под себя, мгновенно выхватывая из воздуха гидро-кинжал и прижимая лезвие к беззащитному горлу. Вот только Дилюк не реагирует, даже не замечает, что проиграл. Его взгляд всё ещё устремлён в сторону и вверх, и когда Итэр смотрит в том же направлении, запоздало вспоминая о на мгновение позабытой из-за изящного рывка Чайльда крио-атаке, то и сам замирает, будто ледяные осколки попали прямиком в него и заморозили всё его тело. Потому что на террасе второго этажа стоит опирающийся локтём о парапет Кэйя, что подпирает подбородок ладонью, тогда как его вторая рука свисает с края, легко сжимая в пальцах пульсирующий мягким прозрачно-голубым светом в руке своего хозяина Глаз Бога.|...|