- Он замерзает. Такая тихая, такая красивая смерть. Сладкое забвение. Но может ли его подарить эта отвратительная гниль?
Кэйя невольно хмурится, когда слышит эхо женского голоса в голове, что больше похож на похрустывание снега, чем на человеческий звук. Ощущение сковывающего холода пронзает его кости, и в памяти всплывает воспоминание о его любимой уловке для слежки за людьми и существами на Драконьем Хребте. Отдавая предпочтение солнечному лету и жаркому теплу, он не то чтобы так уж сильно любит холод. Поэтому для слежки за хиличурлами, магами Бездны и бродящими тут и там авантюристами, ворюгами и прочими чудесными людьми Кэйя пару раз в месяц разбрасывает теряющиеся в снегах тут и там ледяные кристаллы. Они сохраняют в себе память того, что происходило вокруг них, и когда через какое-то время он отзывает элемент, эта память попадает прямиком в его собственную. Энергозатратное занятие, требующее превосходного контроля над элементом, но Кэйя всегда любил сложные задачи. Именно поэтому его наполняют всё более противоречивые эмоции по мере того, как отголоски воспоминаний о том, что происходило после того, как его накрыл очередной приступ, наполняют его голову. Похоже, он всё-таки утратил контроль и над проклятием, и над своим элементом. Ощущение жара и запах тёплых поленьев прямиком из костра: Дилюк был рядом с ним и пытался усмирить его крио-элемент. Только у него явно не получилось. Кэйя помнит свои кошмары, если так можно назвать воспоминания о своём детстве. Кэйя помнит бесконечный бег, и потерянность, и апатию. Кэйя помнит, как пламя Дилюка, что каким-то образом проникло в его тело, первое время терзало его болью воспоминаний о том дне, когда их пути разошлись в разные стороны. Сколько раз Кэйя тянулся к пылающему шару? И сколько раз тот приводил его к боли и гибели? А потом всё изменилось. После того, как Кэйя почувствовал прикосновение тонких ледяных пальцев, после того, как ему показалось, что эти пальцы коснулись чего-то, что спрятано в подпространстве где-то в глубине его рёбер, пламя перестало терзать его душу, как перестали мучить и воспоминания, что будто отделились от него, оказавшись запечатанными в том ледяном лабиринте, по которому он бесцельно блуждал, едва ли помня самого себя. Так странно вспоминать обо всём этом. Кэйя уверен, что всё это был один долгий реалистичный сон, и всё же что-то в глубине подсказывает ему, что после того, как он потонул во тьме очередного приступа, что-то очень сильно изменилось. И Кэйя понимает, что это, когда осторожно потягивается, разминая слабые ноющие мышцы, и осознаёт, какая лёгкая у него на контрасте со всем телом голова. В последний раз она ощущалась таковой после дурманящей настойки Барбары, когда он метался в лихорадке из-за сломанных в одном из его рейдов рёбер. До этого Кэйя мог похвастаться этим ощущением в последний раз до того, как получил свой Глаз Бога. Когда он задумывается об этом, это многое объясняет, не так ли? Проклятие живёт в его глазу, но когда он призывал крио-элемент, то ощущал прохладную вспышку точно там же. Итак, проклятие и благословение в одном котле, так должен ли он был удивляться накрывшим его адским головным болям? Вот только Кэйя не понимает, как так могло получиться, что теперь он чувствует источник крио-силы в венах обычно держащей меч правой руки.- Если тебе жаль, тогда сделай что-нибудь. Ты ведь Архонт. У тебя есть твоя сила, твоя близость к Селестии, память прожитых...
Очередная смазанная вспышка в памяти - будто ответ на его вопрос, но Кэйя отмахивается от этой мысли. Очевидно, он был не в себе, пока метался в плену проклятия и своего элемента, а потому не стоит принимать всё, что ему привиделось, за чистую монету. С каким Архонтом мог говорить о нём Дилюк? С лордом Барбатосом, что решил заглянуть пропустить стаканчик вина в «Долю Ангелов»? Ну конечно. К тому же Кэйя не знает наверняка, но подозревает, что раз все элементы восходят к Семерым Архонтам, то за его элемент отвечает Крио Архонт, она же Царица Снежной, родины Фатуи, которые стоят всему Мондштадту костью поперёк горла. Происки Виктора, крысиное гнездо в «The Goth Grand Hotel», махинации Дотторе и многое другое. Помощь с этой стороны? Нет. Полежав ещё какое-то время без движения в попытках немного упорядочить хаос в голове, Кэйя перекатывается на бок, путается ногами в одеяле и опускает взгляд вниз. С его губ срывается невольный смешок, когда он понимает, что одет в спальную сорочку, а от разметавшихся по подушке распущенных волос пахнет сладковатым травяным шампунем. А ещё они пушатся, как было всегда в прошлом, когда Дилюк сушил их пиро-элементом, и это только добавляет скрученности в его кишки, потому что судьба и в самом деле ненавидит его, не так ли? Судя по всему, Дилюку пришлось заботиться о нём, и, конечно же, он не переложил это на Аделинду, зная, что Кэйя умрёт со стыда, если ей придётся заботиться о нём, взрослом - ну, почти - мужчине, как будто ему снова десять лет. Но помимо прочего, всё это купание свидетельствует о том, что он находился в забвении достаточно долго, и о, очередная волна нервных спазмов внутри. Сколько Кэйя был без сознания? Что произошло за время его отсутствия? Знает ли Джинн о том, что с ним произошло? А Лиза? О, только бы не она, потому что дай этой ищейке намёк на тайну, и она не успокоится, пока не докопается до сути. Его головные боли и без того заставляли её хмуриться и пилить его взглядом всё серьёзнее и дольше. Если она узнает о потере контроля над элементом, это точно не закончится ничем хорошим. А если о его состоянии узнает Альбедо? А если окажется в курсе Розария? Все они начнут волноваться и суетиться, а Кэйя этого совсем не хочет. Просто потому что...- От себя не убежишь. От себя не убежишь, проклятый.
... это бессмысленно. Кэйя мог выбрать сторону и мог начать идти вперёд, но правда в том, что его шаги оставляют дёгтевые следы на земле, а в его крови воет тьма. Он может быть «молодым мастером Кэйей» и может быть «милашкой Кэйей», и может быть «сэром Кэйей, капитаном «Ордо Фавониус»», но в первую очередь он - проклятый потомок и наследник Каэнри'аха, Кэйя Альберих. Он мог оставить проклятое королевство за спиной, но оно никогда не оставит его, ядовитая отрава в его крови. И однажды эта отрава сведёт его в могилу, с чем никто ничего поделать не сможет. Взяв с тумбочки свой Глаз Бога, Кэйя снова перекатывается на спину и начинает внимательно рассматривать артефакт. Что ж, метель внутри улеглась, и от кристалла больше не веет необузданной энергией, что хорошо, потому что обратное есть свидетельство того, что его приступ вот-вот начнётся, если уже не начался. Сжав его в пальцах, Кэйя прислушивается к потокам элемента внутри себя и призывает их на кончики пальцев. Его руку тут же охватывает прозрачно-голубое свечение, в воздухе начинают рождаться крошечные блёски снежинок, и о... Кэйя и в самом деле чувствует разницу. Раньше, когда ему приходилось использовать элемент, его голова становилась тяжёлой, как бывает после температурной болезни. В настоящем никакой тяжести нет, как и других неприятных ощущений. Это просто Кэйя и его элемент, ничего больше. - Ну, кто бы ни приложил к этому руку, спасибо ему огромное, - бормочет он, раскидывая руки в стороны и вновь устремляя взгляд в потолок. Белый. Напоминает свет, и облака, и пух одуванчиков, и марлевые повязки на пухлых детских щеках Дилюка, и любимое мороженое Альбедо, и сверкающий серебром чистейший снег горных вершин. Но чем дольше Кэйя смотрит на этот цвет, тем больше тот размывается, пока не становится серым, а после грязно-коричневым. Такого цвета были каменные потолки подземелий в тех местах, где их освещал тусклый свет. Перед глазами вновь мелькают вспышки увиденных кошмаров, которые на самом деле никакие не кошмары, а воспоминания из детства. Клетки, оплеухи, тёмные твари, безумный отец... Кэйя вспоминает себя ребёнком и не может понять, откуда в нём вообще была любовь и привязанность к этому человеку. Думал ли он, что это нормально, потому что никогда не знал другого? Или это было подсознательной попыткой прикрыть чем-то бесконечный страх перед этим человеком? Попыткой сделать вид, что вся эта жестокость - проявление заботы? «Я этого не заслуживаю», - вспоминает он самую навязчивую мысль в своём бреду и тихо хмыкает. Что ж, это и в самом деле то, во что он верит. Точнее, не совсем... Скорее, это то, что укоренилось в нём после того, как он открылся Дилюку и обжёгся о последствия. До этого Кэйя старался не задумываться о подобных вещах, предпочитая наслаждаться счастливой жизнью под крышей винокурни. Однако после того как самый родной, близкий и любимый человек отреагировал на правду о нём попыткой убить... Что ж, это определённо оставило на нём свой отпечаток. И пусть в настоящем Кэйя прекрасно понимает, насколько опрометчиво поступил, и что Дилюк тоже не контролировал себя, и всё могло бы сложиться иначе при другом раскладе, в нём всё равно сидит эта червоточина, что то и дело нашёптывает о том, что Джинн, Лиза, Розария, Альбедо и даже Кли - все они отреагируют таким же образом: не попыткой убить, так попыткой вышвырнуть за стены Мондштадта. «О, сколько драматизма», - закатывает глаза елейный голос внутри его сознания. - «Конечно, они тут же бросят тебя на растерзание в разлом Бездны. Особенно Альбедо, самый первый». Что ж, это правда: Альбедо не из тех, кто осудит, и Кэйя знает это, потому что Альбедо давно знает всё о нём. А сам Кэйя благодаря нему узнал, чего же так хотел добиться от него в детстве всеми этими уроками рисования отец. Не в угле и карандаше было дело. Его отец надеялся, что в Кэйе пробудится способность творить алхимическую магию, потому что его глаз отражал золото искусства Кхемии, которым якобы владела его мать. Флуоресцентная радужка янтарно-медового цвета была своего рода меткой людей Каэнри'аха, у которых была предрасположенность к тому, чтобы развить этот дар, но всем также было известно, что почувствовать эфемерную материю этого искусства способны лишь избранные единицы, которым это было суждено. Отец Кэйи явно считал, что его ребёнок является этой самой единицей. Кэйя не почувствовал никакого отклика внутри даже тогда, когда ошарашенно уставился на охваченные золотом руки Альбедо, с листа бумаги в пальцах которого взлетела крупная пёстрокрылая бабочка, нарисованная для Кли. - Что-то не так? - спросил тогда Альбедо, заглядывая ему в глаза. И что ж, это просто произошло: притворяться не было смысла, потому что Альбедо всё прочёл по его лицу, с которого впервые за долгие годы рухнули все маски, так велик был шок, что Кэйя испытал, когда понял, что именно увидел; когда осознал, что Альбедо тоже принадлежит Каэнри'аху. Разговор с ним не был лёгким, не был сложным, не был длинным, но не был и коротким. Он просто... Случился, и Кэйя едва ли замечал мир вокруг и течение времени, пока Альбедо рассказывал ему о своей наставнице, о её принадлежности Каэнри'аху и о том, что сам он никогда не видел проклятый регион: ни до катаклизма, ни после. Он был спокоен во время разговора, отвечал на вопросы, и в его тоне и взгляде было столько мудрой искренности, что Кэйя сам не заметил, как открылся в ответ. Напрягся после, конечно, насторожился, ожидая подвоха, но - подвоха не было. Когда их беседа подошла к концу, Альбедо поблагодарил его за помощь в согласовании их графика по присмотру за Кли, ради которого Кэйя и заглянул к нему на Драконий Хребет, а после они распрощались и разошлись в разные стороны, чтобы встретиться спустя несколько дней в штабе Ордена и продолжить общение так, будто никакой страшной тёмной тайны никогда не всплывало. И это было... Неплохо. Кэйе стало намного легче дышать, когда он понял, что больше не один на один со своим тайным грязным наследием. К тому же, судьба Альбедо схожа с его собственной судьбой. Как он тогда сказал? «Мне нужно было просто идти за учителем, выполнять её поручения и оправдывать возложенные на меня надежды»? Где-то Кэйя уже слышал об этом. И, подобно ему и несмотря на все старания, в итоге Альбедо тоже оказался брошен. Когда где-то на улице слышится металлический звон, Кэйя выныривает из своих мыслей и настораживается. Медленно приподнявшись на локте, он прислушивается к тишине и... Вот оно, снова. Будто два клинка столкнулись между собой - звук, который Кэйя узнает из тысячи. Но кто может драться на территории винокурни? Только Дилюк, но никакие твари никогда не пробирались на территорию поместья: никто при наличии инстинкта самосохранения не сунется на территорию куда более умного и опасного хищника. Тогда с кем он может сражаться? И почему Аделинда ещё не разбудила его, Кэйю, чтобы помог? Впрочем, Аделинда не из тех, кто станет волноваться по пустякам, когда некие Полуночные Герои порой вваливаются в дом через каминную трубу все в крови, золе и пепле. Быть может, это вовсе не так серьёзно, как кажется. Когда звон становится громче и чаще, Кэйя садится прямо. Его тело и в самом деле ужасно тяжёлое, уставшее и слабое, но он всё равно перекатывается к краю кровати и встаёт на ноги. Колени отзываются дрожью, и он едва не рушится обратно, однако через несколько секунд и мышцы, и позвоночник привыкают к нагрузке, и Кэйя небольшими шагами проходит до двери, прежде чем приоткрыть её и высунуть нос наружу. В коридоре никого нет; внизу, когда он свешивается с перил - тоже. Отсутствие хоть кого-то вкупе со ставшими громче звуками боя начинает дёргать его за нервы, и Кэйя решает обойти весь второй этаж и выйти на террасу по ту сторону, чтобы посмотреть, что происходит. «Да, посмотри», - ухмыляется что-то в глубине его сознания; что-то, от чего веет тёмной пустотой, от которой мурашки по коже. - «Быть может, это твои собратья-рыцари пришли, чтобы наконец-то забрать тебя». Мысль бредовая, но стоит только позволить ей скользнуть в сознание, как она пускает корни, потому что... Откуда Кэйе знать, кто видел его и в каком состоянии за то время, что он был без сознания? Они видели его глаз? Они видели его вышедший из-под контроля элемент? Что, если они сочли его опасным? Что, если правда каким-то образом открылась, и Дилюк где-то там и в самом деле сражается с рыцарями, которые пришли, чтобы забрать его? С него сталось бы взбрыкнуть, потому что даже в те времена, когда он ненавидел Кэйю, он бы скорее сжёг самого себя заживо, чем позволил хоть одному рыцарю «Ордо Фавониус» ступить на порог его дома. С другой стороны, Джинн не из тех, кто любит скандалы и показательные суды. Будь она в этом замешана, изгнала бы его тихо, сказав всем, что он ушёл на миссию и не вернулся. Может, это было бы её последней милостью: проявленная жалость к тому, кого она когда-то считала своим близким другом и самым верным помощником и доверенным лицом из всех. В конце концов, Джинн и в самом деле бесконечно добросердечная, даже для тех, кто этого не заслуживает. Вот только когда Кэйя добирается до двери на террасу и распахивает её, вместо агрессивных звуков, что сопутствуют любому бою, его встречает громкий заливистый хохот и звонкое «и это всё, на что вы способны, мастер Дилюк?». Требуется несколько секунд, чтобы понять, чей это голос, и когда Кэйя понимает, тут же хмурится, потому что вот уж кого он не ждал ни услышать, ни увидеть после всего, что произошло - особенно с учётом того, что он нутром чует, что произошло нечто большее, чем его привычная вспышка - так это Чайльда из всех людей. И хмурость его становится только сильнее, когда Кэйя подходит к парапету, осматривает площадку внизу и видит картину, от которой у него начинает ныть в груди. Когда они были детьми, когда были подростками, когда превратились в молодых мужчин, одно не менялось уж точно: их с Дилюком спарринги. Кэйя любил сложные вызовы, Дилюку помимо мышц нужно было тренировать свою скорость, потому что из-за тяжёлого клеймора он был весьма неповоротлив в бою по сравнению с двигающимся со скоростью дикого ветра Кэйи, поэтому они постоянно пропадали на заднем дворе поместья, выжимая друг из друга все соки. Эти спарринги оставили несколько ожогов на коже Кэйи, оставили множество мелких белых шрамов от порезов на руках и рёбрах Дилюка, но в памяти отпечатались исключительно счастливыми минутами, когда были только они двое, сосредоточенные друг на друге, настроенные на одну волну. У Дилюка никогда не было другого спарринг-партнёра. Никогда. Кэйя испытывает острое желание незаметно метнуть ледяной диск под ноги Чайльда, чтобы тот поскользнулся и отбил себе свой вертлявый зад. Правда, когда Дилюк оказывается к нему спиной, и Кэйя видит шрамы на его коже, всё раздражение из него вымывает вспыхнувшая волна тревоги. Он знает, видит даже издалека, что эти шрамы старые, давно зажили, но это не меняет того факта, что Кэйя узнаёт смертельно опасное ранение, когда видит его. Кто бы ни напал на Дилюка, кто бы ни смог подобраться к нему со спины, это был опасный противник, который чуть не отправил его на тот свет. Кэйя догадывается, где именно был получен этот шрам, и не может сдержать холода, что зарождается в его сердце, когда он понимает, что Дилюк мог погибнуть в своём путешествии; что он мог никогда не вернуться; что даже его тело могли никогда, никогда не найти. Вспышка пролетевшего колесом металла заставляет его вернуться в реальность, и Кэйя невольно издаёт сдавленный звук, когда понимает, что Дилюк швырнул в Чайльда клеймор. Дилюк. Швырнул свой клеймор. Просто взял и швырнул его, будто тот ничего не весит. Глядя широко распахнутыми глазами на то, как он молниеносно проносится вслед за своим мечом, чтобы нанести Чайльду сбивающий с ног удар, Кэйя не может не испытать почти священный трепет перед тем, каким сильным Дилюк стал за пролетевшие годы; перед той картиной, что мгновенно рисует ему воображение, в которой клеймор Дилюка, только уже охваченный пиро-элементом, влетает вот так в стайку магов Бездны как в кегли. От этой картины Кэйе становится немного жарко в собственной коже. - Ты и в самом деле удивительный, не так ли? - едва слышно, с мягкой нотой в голосе шепчет он. Но от любования приходится очень быстро отвлечься, потому что Итэр, которого он замечает после взволнованного окрика Чайльда по его второму имени, начинает явно паниковать, и тогда Кэйя замечает, что спарринг начал превращаться в откровенную драку с желанием умыть противника его же кровью. И он с радостью бы посмотрел на то, как Дилюк разукрасит холёное лицо того, чьё имя почему-то начало отдавать в его памяти связью с чем-то явно нехорошим и весьма гнетущим...- ... интересует проклятие сэра Кэйи и его родословная. Ах, но мне пора. Дотторе уже наверняка подготовил лабораторию. Он начинает беситься, когда...
... вот только ему откровенно не нравится, как Чайльд восседает на животе Дилюка, как царапает его плечи, бока и спину, пока они катаются по земле, и как сжимает коленями его бёдра. Не нравится ему и тот факт, что раскрасневшийся растрёпанный Дилюк - без привычных ста слоёв одежды, без рубашки,***
- ... а потом он подхватил его вот так, - эмоциональный взмах маленькой пухлой рукой, - и это было так красиво! Сэр Кэйя выглядел как одна из тех принцесс в башнях, весь в белом и с распущенными волосами, а мастер Дилюк будто был рыцарем, что пришёл его спасти! - Как-то так? - скрип карандаша по бумаге, шелест переворачиваемого блокнота. - Нужно ли мне добавить больше деталей? - Всё хорошо! Но сэр Кэйя был в сорочке, и ветер трепал её подол, как у подвенечного платья! - Паймон! - смущённо-возмущённый возглас. - Всё в порядке, Путешественник, - негромкий смех. - Полагаю, Паймон очень мечтательная натура. - Это всем известно, но кто бы мог подумать, что её мечты не только о еде, - ехидный смешок под хруст яблоком. - Ты! Тебя вообще не спрашивали! Паймон уверена, уж ты-то точно ничего не знаешь о романтике! - ... Мастер Дилюк? Дилюк вздрагивает и переводит взгляд на подошедшего к нему Итэра. Тот привычно мягко улыбается ему, но в медовых глазах засел немой вопрос, всё ли в порядке. Дилюк слегка кивает в ответ на заботу, а после снова начинает блуждать взглядом по комнате, пока не находит Кэйю; впрочем, это всегда Кэйя. Всё происходящее до сих пор напоминает Дилюку заветный сон, сладкую мечту, которая разобьётся острыми осколками, как только он проснётся и осознает, что Кэйя всё так же лежит в постели рядом с ним без сознания и без всяких признаков хоть каких-то изменений в состоянии. Вот только время идёт, а ничего не происходит, лишь появляется больше людей в доме, и постепенно Дилюк начинает выходить из своего оцепенения, в которое впал, как только увидел Кэйю стоящим на террасе второго этажа и смотрящего прямо на него. Он даже не помнит, как поднялся наверх, как сгрёб Кэйю в охапку, как наверх поднялись остальные, как на шум Паймон явилась Аделинда, которая с неожиданной для её внешнего вида силой вырвала Кэйю из его рук, чтобы зажать в такой же крепкой хватке. Всё происходящее смазалось в пёструю, но размытую полосу, в которой единственным постоянным был синий глаз Кэйи, смотрящий на него и только на него. Второй был скрыт чёлкой, а после вернувшейся на своё место повязкой, но это неважно. Всё неважно, пока Кэйя сидит в постели, откинувшись спиной на подушки, и мягко посмеивается над взволнованной румяной Паймон. Когда Аделинда пришла в себя, велела Кэйе возвращаться в постель, а всем остальным привести себя в порядок. Пока Дилюк отмывался от спарринга и переодевался, в поместье успел прийти Альбедо, который все прошедшие дни с открытия ему правды приходил, чтобы проверять состоянии Кэйи и как усваиваются те и иные лекарственные настойки. Он был очень рад, что Кэйя очнулся, но также выгнал всех из спальни, чтобы провести полный осмотр. И, вероятно, поговорить о том, что произошло, и рассказать Кэйе, что он пропустил в штабе Ордена и не только, потому что это заняло довольно много времени, каждую минуту которого Дилюк провёл, нарезая нервные круги за дверью. Отвлекла его пришедшая навестить Кэйю Розария, которая тоже начала заходить после того, как узнала правду о его состоянии. Дилюк не посмел, да и не захотел отказывать ей в этих визитах, потому что она была верной подругой Кэйи и искренне переживала за него. А ещё она держала его в курсе касательно состояния ядра элемента Кэйи, из-за которого Дилюк продолжал нервничать, хотя всё указывало на то, что с этой стороны в ближайшем будущем проблем ожидать не придётся. Так что неудивительно, что когда она услышала о том, что Кэйя проснулся, тут же прошмыгнула в спальню под предлогом того, что может помочь в осмотре, из-за чего Дилюк под конец затянувшегося ожидания почти потерял терпение. - Мастер Дилюк, вам стоит написать письмо магистру Джинн, - отвлекла его от желания воспользоваться правом хозяина дома и пнуть дверь комнаты Кэйи до Селестии и выше Аделинда, поманив за собой лёгким движением руки. - Насколько я помню, её очень взволновали ваши последние письма касательно состояния мастера Кэйи. Думаю, она будет рада узнать, что мастер Кэйя наконец-то пришёл в себя и чувствует себя хорошо. С учётом того, что увидеть Кэйю в ближайшее время ему не будет дозволено, Дилюк согласился и последовал за Аделиндой, чтобы распрощаться с ней на развилке их дорог между кухней и кабинетом. Она собиралась приготовить для Кэйи что-нибудь лёгкое, питательное и вкусное, а Дилюк засел в кабинете, пытаясь придумать, в какие слова облечь оливковую ветвь, коей должно было стать письмо о том, что Кэйя пришёл в себя. Они с Джинн так и не помирились после той ссоры в её кабинете, она даже не захотела его видеть, отказавшись впускать, когда он набрался сил заглянуть вновь, поэтому его письмо должно было быть идеальным: Дилюк не хотел, чтобы Джинн держала на него обиду. Неважно, какими методами, он действовал из благих побуждений и хотел, чтобы она это поняла. В настоящем Дилюк наконец-то находится в спальне Кэйи, но это не даёт ему того уровня комфорта, которого он хочет, потому что помимо них в помещении слишком много лишних людей. Розария сидит рядом с Кэйей, держа его за руку с таким безразличным выражением лица, что если бы увидел кто-то со стороны, подумал бы, что у него просто галлюцинации, а не ехидная опасная сестра церкви держит одного из самых известных и значимых рыцарей за руку будто в нервозной опаске, что это нереальность. Альбедо сидит в передвинутом к кровати кресле и в настоящем занят рисованием в своём блокноте, вдохновлённый рассказом взволнованной Паймон о том, как они все заметили очнувшегося Кэйю, и как Дилюк бросился к нему самым первым, и, очевидно, подхватил его на руки, как невесту, или что-то в этом духе - Дилюк давно перестал слушать её восторженный лепет. Помимо них в комнате также находится Чайльд, который после их горячей схватки и не менее горячей ванны выглядит расслабленным и откровенно благодушным, пока грызёт уже которое по счёту яблоко, попутно указывая Альбедо на его рисунок с комментариями вроде «волосы развевались на ветру, как на всех этих иллюстрациях из Инадзумы ко всяким драмам про гейш, знаешь?» и «солнце светило сверху, и их головы были окружены золотыми ореолами, как венками из одуванчиков или золотыми диадемами, что-то вроде того». Рядом с ними в воздухе парит Паймон, которая то и дело перебрасывается с Чайльдом острыми фразочками, но больше сосредоточена на описании того, как красиво выглядела сорочка Кэйи, чтобы Альбедо зарисовал это со всеми подробностями, пока Дилюк задаётся вопросом, понимает ли она, что это вариант пижамы, в котором нет ничего «прекрасного» и «волшебного». Ну и остаётся Итэр, который в настоящем стоит рядом с Дилюком и смотрит на всю эту картину с мягкостью и спокойствием в глазах, которых Дилюк не видел у него уже очень давно. Оно и немудрено. В жизни Итэра и без того полно волнений из-за его каждодневных сражений и множества проблем, что то и дело обрушиваются на него со всех сторон, а тут ещё и вся эта история с Кэйей. Несмотря на сопровождающую его Паймон, Итэр очень одинок, потому что та слишком легкомысленная и живёт одним днём. Самая большая её проблема - как бы набить желудок да побольше. Итэру не с кем поговорить, не на кого опереться в своих путешествиях, поэтому Дилюк нисколько не удивлён тем облегчением, которым засветились медовые глаза, как только Чайльд снова объявился на горизонте. Именно этого Итэру и не хватало всё это время: последнего кусочка пазла, чтобы всё встало на свои места. Дилюк не может не думать - пусть и кривится мысленно - о том, что получилось и в самом деле символично: когда к ним троим присоединился Кэйя, всё это началось, и в себя он тоже пришёл именно тогда, когда Чайльд вновь оказался под крышей винокурни, и они трое - он, Дилюк и Итэр - воссоединились. Замкнувшийся круг. - Я очень рад, что сэр Кэйя очнулся, - негромко говорит Итэр, наблюдая за тем, как Паймон шлёпает смеющегося над ней Чайльда по голове. - Без него в Мондштадте всё было совсем не так, по-другому... Мне не нравилось. Дилюк понимает. Вот что значит стать частью дыхания города. Это когда ты ходишь по улицам и всем собой чувствуешь, что где-то там есть тот, к кому тянется от твоей руки невидимая нить. Это когда ты ходишь по улицам и на каждом углу видишь вспышки воспоминаний, которые связывают тебя с этим местом. Это когда ты ходишь по улицам и интуитивно ощущаешь, что всё на своих местах, а если кого-то не оказывается там, где он должен быть, внутри начинает зудеть дискомфорт, потому что что-то выбилось из привычной картины. Когда Кэйя перестал появляться в городе, тот будто потерял часть своих красок и звуков. Без смеха Кэйи, без его улыбок, без его острого взгляда, без его глупых шуток, без его лёгкой походки и нелепой формы всё было не так и всё было не то. - Как вы думаете, что будет дальше? - продолжает Итэр, переводя на него взгляд. - Царица и Венти сказали, что проклятие больше не уснёт, и что сэр Кэйя всё ещё будет вынужден терпеть приступы боли, даже если они станут слабее. Что, если ему станет плохо во время боя? Блуждающий взгляд Дилюка останавливается на Альбедо. Тот в настоящем занят наброском рисунка, на котором должны вскоре оказаться запечатлены сидящие на кровати Розария и Кэйя. Взгляд как всегда сосредоточен, лицо спокойное, все мышцы расслаблены, а движения карандаша по бумаге лёгкие, но точные, выверенные. Дилюк вспоминает их короткий разговор, вспоминает о том, что Альбедо знает правду о Кэйе, и его голову вновь посещают мысли о собственном пламени, сосудах для него и теоретических экспериментах с его Глазом Бога. Думать о таком должно быть кощунственно, но Дилюк знает себя: ради защиты близких он пойдёт на всё. «Хочешь ступить на скользкую дорожку своего отца?» - гадко посмеивается что-то в глубине его сознания. Закусив щёку изнутри, Дилюк переводит взгляд на букет ламповой травы, очень быстро теряя фокус и растворяясь в воспоминании о том проклятом дне, когда произошло то, что перевернуло всю его жизнь с ног на голову. Он так и не смог узнать, откуда у его отца взялся Глаз Порчи; так и не смог узнать, зачем тот его приобрёл и использовал ли когда-нибудь до того рокового дня. Однако в одном Дилюк уверен: его отец всегда хотел для него только самого лучшего, хотел защитить его от всех бед. Какова вероятность того, что он приобрёл Глаз Порчи именно для этого? Чтобы иметь силу защитить и себя, и своего сына? В конце концов, семья Рагнвиндр всегда была не последней семьёй в Мондштадте, как и их весьма прибыльный бизнес. - Судя по всему, боли мучили его давно, настолько, что он научил справляться с этими приступами, - негромко отвечает Дилюк, вновь начиная блуждать взглядом. - Если боли будут слабее, не думаю, что он не сможет их вытерпеть. Хотя я бы на его месте научился держать меч левой рукой, просто на всякий случай. Немного помедлив, он вновь бросает взгляд на Альбедо и слегка кивает в его сторону. - Ты хорошо его знаешь? - Альбедо? - уточняет Итэр, склоняя голову к плечу. - Да. Точнее, ну... Я так думаю? Альбедо не самый общительный человек. Он очень дружелюбный и никогда не откажет в помощи, но из-за увлечённости наукой ему сложно поддерживать тесные связи с окружающими его людьми, потому что на это требуется свободное время, которого у него почти нет. Я уже очень долгое время пытаюсь объяснить ему концепцию дружбы на расстоянии, навещая его каждый раз, когда возвращаюсь в Мондштадт, и отправляя ему письма из своих странствий. Кажется, работает, хотя он до сих пор удивляется, вновь видя меня. - Если бы я обратился к нему с личной просьбой, он бы сберёг тайну? - обдумав услышанное, спрашивает Дилюк, зная, что звучит подозрительно, но также зная, что Итэр достаточно тактичен, чтобы не лезть с расспросами. - Если бы вы попросили его об этом, конечно, - пожимает плечами Итэр. - Даже если бы это было опасной тайной, Альбедо не из тех, кто осуждает людей. Он умеет смотреть глубже и видеть причины. После этих слов Дилюк позволяет себе искру надежды. Получится что-то с его затеей или нет - дело второе, потому что первым делом ему нужно заручиться помощью главного алхимика Ордена. И ему намного спокойнее в своих мыслях от знания того, что если он подойдёт к Альбедо со своим вопросом, его выслушают, а не отправятся прямиком в кабинет Джинн сразу после первых же нескольких слов. Стоит только подумать о ней, как дверь спальни распахивается, и на пороге показывается сама Джинн. Все разговоры тут же стихают, взгляды обращаются в её сторону, но она едва ли реагирует. Её окинувший помещение и всех присутствующих взгляд устремляется в сторону Кэйи, становясь пронзительным и цепким. Эмоции едва ли отпечатываются на её лице, в её глазах, но то, как сжимаются её пальцы на ручке двери, говорит о многом, и это замечает не только Дилюк, но Розария - та, кто поднимается с кровати и начинает прощаться первой. - Мы и так провели здесь много времени, - негромко роняет она, сжимая ладонь Кэйи на прощание и впервые за всё нахождение в спальне отпуская его руку. - Тебе ещё восстанавливаться и отсыпаться, так что позаботься о себе, хорошо? - Думаю, я смогу доработать рисунок без вашего непосредственного нахождения перед моими глазами, - поднимается вслед за ней со своего места Альбедо, убирая карандаш и блокнот в свою сумку. - Пожалуйста, не пренебрегай лекарствами, которые я принёс, и хорошо питайся. В твоём состоянии лучше будет пока не использовать Глаз Бога, поэтому, пожалуйста, воздержись от этого. - Хорошо, мам, пап, - одаривает их лёгким смешком Кэйя. - Обещаю быть хорошим мальчиком. Розария фыркает в ответ, явно ни на грамм ему не веря, и с взмахом руки на прощание проходит мимо Джинн, покидая комнату. Альбедо же одаривает его таким же взглядом, каким одаривает Кли, когда та проказничает, а после следует за Розарией, бросив напоследок, что придёт осмотреть его через несколько дней. За ними комнату покидают и Чайльд с Паймон, уловив изменившуюся атмосферу. Итэр одаривает Дилюка подбадривающей улыбкой, кивает Кэйе на прощание и тоже уходит. Дилюк очень хочет пойти вслед за ним, чтобы сыграть в приличного хозяина, который провожает своих гостей до порога, но что-то подсказывает ему, что Джинн не оценит его побег. - Кэйя... - негромко роняет она; и бросается вперёд. Дилюк не помнит, чтобы когда-либо в жизни видел Джинн слабой или сломленной. Она с детства была решительной, целеустремлённой и весьма позитивно настроенной. Любые препятствия и проблемы виделись ей испытаниями, преодолев которые она станет сильнее и выносливее, и именно поэтому Дилюк всегда считал, что она отлично подошла бы на роль магистра. Потому что такой статус - это не только власть (если это не только о корысти), но ещё и возложение своей жизни на алтарь в обмен на благо для региона. Дилюк никогда не обладал такой жертвенностью, несмотря на то, что многие пророчили это место именно ему, но Джинн обладала и была готова принести жертву. Именно поэтому ему так странно видеть, как она цепляется за Кэйю, как сопит ему куда-то в плечо, как дрожат её обнимающие его руки. Всегда такая стойкая, смелая, готовая встретить любой вызов лицом к лицу в полнейшем одиночестве, она ломается прямо на глазах у Дилюка, на глазах у выглядящего не менее удивлённым Кэйи, чьи руки весьма нерешительно и так бережно опускаются на её спину, что у Дилюка что-то тянет в груди. Он вдруг вспоминает рассказ Джинн о том, как они вместе с Кэйей начали работать вместе после того, как Дилюк исчез. Они вместе боролись против Эроха, вместе вычищали Орден, вместе наводили порядок и преобразовывали его структуру и дошли до того, что заняли наивысшие руководящие должности после того, как магистр Варка отправился в поход. Они шли вместе по этому пути, рука об руку, и Дилюк всегда считал это чем-то естественным и логичным с учётом всех обстоятельств, с учётом их детской мечты на троих, но в настоящем, глядя на Джинн, что на грани слёз сжимает Кэйю так, будто тот восстал из мёртвых, он понимает, что недооценил ту связь, что возникла между ними. Джинн не просто магистр, а Кэйя не просто её самое доверенное лицо, и они не просто друзья детства. Это куда глубже. Это связь, что может возникнуть между людьми, только пережившими на двоих большие трудности, привыкшими прикрывать и защищать друг друга, и тянущая боль в груди Дилюка от осознания этого становится сильнее. «Это больше не только мы», - понимает он, глядя на то, как ладони Кэйи поглаживают Джинн по спине, как его губы вжимаются в её макушку. - «Это уже не только о нас. Это о тебе и целом городе людей, что любят тебя и дорожат тем, что ты есть». Он не должен был скрывать от Джинн. Он не имел права скрывать от Джинн, когда она была куда ближе к Кэйе, чем он; когда она была его прошлым, настоящим и будущим, тогда как сам Дилюк был лишь прошлым и весьма неопределённым, размытым настоящим. Неважно, хотел он уберечь Джинн или нет, и считал ли, что она сможет помочь или нет, он должен был ей рассказать. Потому что Джинн так сильна в одиночку именно потому, что знает: на самом деле она не одна. Есть Кэйя, и есть Лиза, и есть Альбедо, и есть Эмбер, и все остальные люди, что сложат головы за своего магистра, что никогда не откажут в протянутой руке помощи. Но из всех них Кэйя всегда будет для Джинн самым дорогим и важным, потому что они фактически построили новый Орден вместе, и что ж... Со стороны Дилюка всё, что он сделал, было... - Я ошибся, - негромко роняет он; замечает краем глаза, что Кэйя поднимает на него взгляд, но продолжает смотреть на подрагивающую спину Джинн. - Я не должен был скрывать от тебя правду. Мне очень жаль, что я понял это только сейчас. - Я всё ещё зла на тебя и всё ещё не хочу тебя видеть, - бросает в ответ Джинн, выпрямляясь и растирая лицо ладонями. - Я здесь только из-за того, что ты написал, что Кэйя пришёл в себя. - Ну и ну, - тихо смеётся Кэйя, переводя растерянно-лукавый взгляд между ними. - Мастер Дилюк, что вы сделали, чтобы так разозлить свою невесту? - Невесту, - фыркает Джинн, нервно затягивая плотнее ленту на своём хвосте. - Нашёл, о чём вспомнить. Будь моя воля, я бы лучше вышла за тебя. - Весьма польщён, - мгновенно включает донжуана Кэйя, мурлыча и игриво перехватывая её руку и целуя костяшки пальцев. - Однако вынужден сообщить, что моё сердце занято. Я обещал себя малышке Кли. Дилюк не слышит, что отвечает улыбнувшаяся впервые за очень долгое время Джинн. Дилюк не слышит, что ей отвечает улыбающийся Кэйя. У него в ушах начало шуметь с той секунды, когда в момент признания Кэйя заглянул ему в глаза, чтобы после почти неловко тут же отвернуться. Это было едва заметно, доля доли секунды искренних эмоций, но Дилюк чувствует себя так, будто попал под удар по голове от Стража Руин, потому что... Это что-то значило? Или он надумывает себе то, чего нет? Но может ли он ошибаться после того, как до начала всей этой эпопеи Кэйя реагировал на Чайльда? А теперь этот взгляд, и неловкость, и смущение. Кэйя... Сохранил свои чувства к нему? Все эти взгляды и робкие попытки будто невзначай коснуться рукой руки, когда он заходил в таверну и садился за барную стойку - Дилюк опять придаёт задним числом смысл тому, что не должно иметь смысла? Или же?.. - ... ещё неделю минимум, - постепенно пробивается сквозь гул в его ушах голос Кэйи. - Это кошмарно. Что я буду делать? Лучше вернуться в штаб. Там хотя бы можно будет заниматься бумажной работой. О-о, не хочу думать, сколько её накопилось! - Ты можешь вернуться, - отвечает ему Джинн, подобно Розарии взяв за руку. - Ноэлль будет более чем счастлива приглядывать за тобой, пока ты... - Нет, - обрывает её Дилюк, сам не замечая, как открывает рот. - Кэйя останется здесь, пока полностью не поправится. - Это не тебе решать, Дилюк, - бросает на него взгляд Джинн. - Это решение Кэйи, и если он захочет уйти... - Он уйдёт, когда поправится, - припечатывает Дилюк, скрещивая руки на груди и вскидывая подбородок. - Он только что очнулся. Неважно, как хорошо он себя чувствует, ему нужно находиться в покое. Оставь его без присмотра хоть на минуту, и он окажется за чертой города в поисках неприятностей. - Эй, я всё ещё здесь, - машет ладонью Кэйя. Его начисто игнорируют. - Я дам Ноэлль строгие указания, - поднимается со своего места Джинн, зеркально скрещивая руки на груди. - Какая разница, где он будет лежать в постели, если он сам не хочет страдать здесь от скуки. - Именно, - парирует Дилюк. - Он знает, что Аделинда видит его насквозь, и понимает, что здесь он будет действительно отдыхать и лечиться. Любого другого он обведёт вокруг пальца на раз. - Но Аделинда не воин, - не сдаётся Джинн, щуря на него блестящие холодом голубые глаза. - Ноэлль сможет защитить его в случае чего. - Я и сам вполне могу защитить себя, - снова пытается Кэйя. Его снова игнорируют. - Но я - воин и смогу защитить его, - цедит сквозь зубы Дилюк, уже зная, что услышит в следующую секунду... - В самом деле? - безжалостно бросает Джинн. - Как ты защитил его, когда его похитили из этой самой комнаты из этой самой постели прямо у тебя из-под носа? Дилюк шумно выдыхает. Джинн вскидывает брови, считая, что выиграла этот раунд, этот спор. Вот только... - Что ж, ты не знаешь всего, - бросает он не без яда в тоне. Это не лучший его выбор, можно даже сказать, один из худших, но Джинн завела его достаточно для этого. Никто не заберёт у него Кэйю. Никто не заберёт его, пока он слаб, и неясно, что с ним будет дальше. Он только что очнулся. Кто знает, что с ним может случиться к вечеру? Ночью? На следующее утро? Остальные по факту не знают ничего о том, что произошло. Джинн не знает о том, что произошло. Альбедо не провидец и не может знать, что будет с состоянием Кэйи в следующий момент. - Я знаю достаточно, - выдержав откровенно морозящую паузу, отвечает Джинн, опуская руки по бокам и сжимая кулаки так, что белеют костяшки пальцев. - В самом деле? - огрызается Дилюк. - Тогда ты знаешь, что его похитили из-за того, что я бы никогда не рискнул его и без того плохим состоянием ради мифического спасения где-то в Снежной, и всё это было лишь ради того, чтобы заставить меня действовать. Джинн выглядит так, как выглядела в своём кабинете во время их последней встречи: так, будто хочет его ударить. Однако вместо этого она выбирает резко развернуться и покинуть комнату, громко хлопнув дверью, и это лучше любых слов говорит о том, что Дилюку лучше не попадаться ей на глаза в ближайшие недели, потому что Джинн никогда не теряет самообладание настолько, чтобы позабыть о приличиях. Однако она не прощается с Кэйей и вылетает из дома под не менее громкий хлопок входной дверью, и Дилюк знает, что Аделинда не оставит это просто так, но ему всё равно. Всё теряет значение, когда он понимает, что Джинн больше не попытается забрать у него Кэйю. - Что ж... - тихо усмехается тот, переводя взгляд с захлопнутой двери на него. - Это было... Не очень разумно с твоей стороны. Дилюк знает это. Но вместо ответа он подходит к кровати и опускается на то место, где только что сидела Джинн, прежде чем поднять взгляд на лицо Кэйи. Тот выглядит хорошо в целом и всё же устало. Это читается во всей позе, в поникших плечах, в лёгком подёргивании пальцев. Кэйе определённо нужно отдохнуть, и всё же Дилюк эгоистично не хочет предлагать ему это, потому что с момента пробуждения Кэйя был окружён вниманием и отдавал своё внимание в ответ, но всё это прошло мимо Дилюка, который просто не представлял, как ему влиться в этот круг; да и не хотел. Наблюдать за Кэйей со стороны - он давно научился получать от этого удовольствие. В конце концов, лучше довольствовать малым, чем ничем. - Я бы и в самом деле чувствовал себя хорошо, если бы вернулся в штаб, - нарушает повисшую тишину Кэйя. - Нет, - мгновенно отвечает Дилюк; продолжает спокойнее, отводя взгляд. - Тебе... Не нужно уходить. Зачем? Аделинда расстроится. - Судя по рассказам Альбедо и Розарии, я и так пробыл здесь достаточно долго, - пожимает плечами Кэйя. - Не хочу мешаться у тебя под ногами теперь, когда нахожусь в сознании. - Ты не мешаешься, - хмурится Дилюки, поднимая на него взгляд. - Ты никогда не... Он не договаривает, потому что в этот момент Кэйя тоже поднимает на него взгляд, и они оба замирают. Но это не продолжается долго, потому что Дилюк вдруг ощущает себя таким уставшим. От всего. От молчания, от недомолвок, от хождения вокруг да около, от своей вины, от бесконечных вопросов без ответов, от постоянных волнения и переживаний, и собственного бессилия и трусости. Как много ему нужно, чтобы наконец-то открыть рот и заговорить? Кэйя мог умереть. Он мог умереть, и Дилюк бы никогда больше не увидел его, не заговорил с ним, не увидел бы его улыбку и не услышал бы его голос. Разве он не поклялся себе? Разве не дал себе слово рассказать Кэйе правду обо всём: о своих мыслях, и чувствах, и решениях, и выборах? - Кэйя... - начинает он; и замолкает, не зная, что сказать. Мыслей в голове так много. Тем, которые им нужно обсудить, тоже немало. Дилюк должен попросить прощение за то, что произошло в день смерти его - их - отца. Дилюк должен рассказать о своих чувствах. Дилюк должен рассказать полную правду о том, что произошло, пока Кэйя был без сознания. Дилюк должен рассказать о принятом для себя решении: что он очень хочет, чтобы Кэйя остался в поместье не только на период выздоровления, а навсегда. Дилюк должен извиниться за то, как много времени ему понадобилось, чтобы принять свою неправоту, чтобы принять правду о Кэйе, чтобы заставить себя оставить прошлое в прошлом. Ему надо сказать и сделать так много, но он просто не знает, с чего начать, и какие слова выбрать, и что ему... - Дилюк. Прикосновение руки Кэйи к его руке ощущается как удар током. Но даже когда он дёргается, Кэйя не убирает руку, и Дилюк не пытается убрать свою. Запоздало он понимает, что его слегка потряхивает от царящего внутри головы и грудной клетки хаоса, и не может не удивиться самому себе. Самые страшные обстоятельства, самые жуткие твари на пути, не одно смертельное ранение, множество переломанных костей, и всегда он сохранял холодный рассудок и стойкость, но стоит делу коснуться Кэйи, и он чувствует себя глупым ребёнком, которым был когда-то, сначала бросая подарок в руки, а после удирая и прячась за юбкой посмеивающейся Аделинды, красный до ушей и не желающий даже мимолётно думать, почему так горячо в груди от румянца на щеках Кэйи и его счастливой улыбки. - Ты не мешаешь, - судорожно выдыхает он, отводя взгляд и сжимая ладонь под рукой Кэйи в кулак. - Ты никогда не мешал и никогда не будешь. Я... Это было ошибкой. Всё, что между нами произошло в тот день, было ошибкой. Моей ошибкой. Я не должен был... Нападать на тебя. И не должен был выгонять тебя. Я... Это всё моя вина. Всё, что было, это всё моя вина и... - Дилюк, - настойчиво прерывает Кэйя, сжимая его кулак ладонью; поглаживая большим пальцем кожу, от чего у Дилюка перехватывает дыхание. - Успокойся. Это не было твоей виной, - когда Дилюк одаривает его хмурым взглядом, готовый возразить, продолжает: - Хорошо, было, но не только твоей. Я тоже совершил ошибку. Я не должен был говорить тебе тогда и не должен был говорить так, как сказал, потому что это не было правдой. Точнее, это правда, но лишь в теории, и я сам не знаю... Ах, чёрт. Мы оба ужасны в этом, не так ли? Дилюк не может не улыбнуться, пусть и криво и нервно, потому что Кэйя говорит так же быстро, скомкано и невнятно, как он сам, ероша нервным жестом волосы на затылке. Движение привлекает его внимание к лицу Кэйи, и Дилюк понимает, что делает, только когда Кэйя замирает, глядя на него широко распахнутым глазом, пока его пальцы касаются кожи мягкой глазной повязки на втором. - Сними, - негромко просит Дилюк. - Тебе не нужно это видеть, - выдержав паузу, напряжённо отвечает Кэйя. Дилюк только качает головой и осторожно тянет шнур повязки вверх и в бок, стаскивая её с чужого лица. Они оба знают, что Дилюк уже всё видел, потому что Кэйя был без сознания достаточно долго, но Кэйя явно не хочет светить напоминанием о том, кто он такой, тогда как Дилюк... Что ж, у него есть своё мнение на этот счёт. И оно только в очередной раз подтверждается, когда, помедлив, Кэйя открывает закрытый правый глаз, являя его взгляду янтарно-золотую радужку. Это необычно и может показаться кому-то странным, однако в глазах Дилюка разноцветные глаза Кэйи выглядят очень органично; так, будто он уже знал, видел когда-то, что скрывается под повязкой, и поэтому разный цвет радужек не кажется ему чуждым или чужим на родном лице. Напротив, несмотря на то, что этот цвет является подтверждением наследия Кэйи, Дилюк считает, что это... - Красиво, - негромко говорит он, обхватывая щёку Кэйи ладонью и осторожно поглаживая кожу под глазом большим пальцем. - Что, - со смешком роняет Кэйя. - Красиво, - повторяет Дилюк увереннее, отмечая бегающий по его лицу нервный взгляд. - Я представлял себе это иначе. Думал, под повязкой скрывается что-то ужасное. Думал даже, что у тебя может не быть этого глаза: травма или что-то подобное. Но твой глаз оказался красивым. - Ты не понимаешь, о чём говоришь, - помолчав, качает головой Кэйя; но лишь слегка, чтобы не потревожить ладонь на своей щеке. - Это не красиво. Это иллюзия, обман. Красивая оболочка для гнили, что скрывается внутри меня. - Я бы подумал так раньше, - не отрицает Дилюк; признаётся не без горечи: - Я думал о тебе так. О том, как ловко ты вписался. Беззащитный ребёнок, что боится собственной тени - кто бы подумал на такого? А после? Обаятельный капитан Ордена, от которого все вокруг без ума. Красивая оболочка, идеальная маска для шпиона и лжеца... Но единственная гниль в тебе - это проклятие в твоей крови. Щупальца под твоей кожей не исчезали до последнего. - Ну, это потому что я - тот, кто я есть, - криво усмехается Кэйя. - Нет, - качает головой Дилюк. Его ладонь соскальзывает с лица Кэйи на его плечо, вниз по руке и так до тех пор, пока он не берёт Кэйю за руку, сжимая его пальцы. - Ты не... Ты не тот, кто ты есть, как ты думаешь. Ты - Кэйя Альберих, второй сын Крепуса Рагнвиндра, капитан «Ордо Фавониус», рыцарь Мондштадта и мой... Неловко оборвав самого себя, Дилюк тушуется. Кэйя его... Кто? Брат? Если только на бумаге и то с натяжкой. Побратим? Похоже, и всё же не совсем. Напарник? Давно нет. Союзник? Вообще не о том. Бывшая любовь всей жизни? Дилюку духу не хватит сказать это вслух. К тому же, это неправда. Любовь, да, и всей жизни, как ему казалось, как ему кажется до сих пор, и это причина, почему это было бы ложью, потому что не бывшая, и это вообще не то, о чём ему нужно думать в настоящем, и... - Твой?.. - врывается в его взорвавшиеся осиным гнездом мысли дразнящий голос. Когда Дилюк смаргивает и вновь смотрит на Кэйю, тот одаривает его мягким взглядом. На его щеках пыль прозрачного румянца, и Дилюк тут же чувствует, как его собственные щёки заливаются теплом, потому что Кэйя привычно перевёл ситуацию в дразнящий флирт из-за собственных нервов, а если он в чём и хорош, так это во флирте, так что Дилюк заведомо проиграл. Поэтому вместо того, чтобы пытаться выжать из себя хоть какой-нибудь ответ, он резко отворачивается, пряча пылающие щёки и поджимая губы. Правда, почти сразу же разворачивается обратно, потому что Кэйя начинает тянуть его за руку на себя. - Эй, - едва заметно улыбается он, сдвигаясь в сторону. - Приляжешь со мной? У Дилюка есть десятки причин, чтобы отказаться, и его неловкое смущение - первая из них. Он закрывает глаза на каждую из них, весьма буквально, когда без лишних слов позволяет Кэйе увлечь себя в постель.|...|