Крем / Cream

Рей просыпается до того, как срабатывает будильник на телефоне. В течение двух долгих минут она ведет себя так же, как и в любое утро. Она переворачивается на бок, протягивает руку, чтобы найти кота, распростертого на одеяле, и лениво проводит рукой взад и вперед по его телу, нежно почесывая шерсть на изгибе его шеи, пока его мурлыканье становится все громче. Однако через две минуты ее глаза открываются, и она садится. Потому что теперь она помнит ощущение нежной руки, ласкающей ее. Сон наяву или очень подробная галлюцинации — так как она уже видела их несколько раз во время эпизодов сонного паралича — ей все равно, что это было, потому что в любом случае суть одна и та же: на мгновение, она действительно подумала, что покончила с проблемами, связанными со сном. И теперь происходят странные вещи, которые предполагают, что она и в самом деле все еще ходит во сне и все еще склонна к эпизодам сонного паралича или, по крайней мере, к ярким снам. Конечно, это было бы улучшением по сравнению с яркими кошмарами, но несмотря на то, что произошедшее на этот раз, не оставило ее в полном расстройстве, это было достаточно сверхъестественно, чтобы сердце забилось немного быстрее, просто от мыслей об этом. Она вздыхает, потирая лицо обеими руками. Боже, она устала от себя. Кот поднимает голову и поворачивается к ней, все еще в полусне. Она вылезает из постели, оставляя его там, хотя знает, даже не оглядываясь назад, что он встанет и последует за ней еще до того, как она пройдет в дверной проем. В ванной она смотрит на него, чистя зубы. Вернее, она смотрит на его уши. Он сидит в трех футах от нее и медленно моргает. Ей приходит в голову слабое смутное воспоминание о таком же широком ухе, торчащем из-под прядей темных волос. Она плюет в раковину, полощет рот и зубную щетку, затем прислоняется к стене, снова глядя на кота, вытирая рот полотенцем. Он лениво подходит к ней, чтобы толкнуть по ноге головой, побуждая поднять его, а она бормочет: — Я тридцатитрехлетняя женщина, которая так одержима своим котом, что представляет, как он превращается в мужчину. Помолитесь за меня. Она несколько раз нежно целует его в уши, прежде чем поднять. Собираясь покинуть квартиру, она смотрит на кухонный стол, затем на несколько секунд на две бутылки молока над холодильником, прежде чем схватить их и засунуть в сумку. Она знает, что никто не врывался в ее дом, но ничего не может с собой поделать — сегодня ночью ей отчаянно нужно вернуться домой к нормальной жизни, поэтому из абсурдной меры предосторожности она берет молоко с собой. Позже она смотрит на своих коллег с усталой улыбкой, как и в любой другой день, чувствуя себя странно, ведя себя так, как будто все нормально, в то время как ее жизнь дома совсем не такая. Необходимость говорить о чем-то, кроме стакана на ее кухонном столе и мужчины, которого она помнит лежащим на ней, кажется странной, но упоминать об этом нельзя. Это прозвучало бы безумно даже для ее собственных ушей. Поэтому вместо этого она тщательно спрятала две бутылки молока в своем шкафчике, чтобы не лгать тому, кто их увидит. Хотя доказательств того, что ее квартиру взломали, просто нет, она все время думает о том, чтобы обратиться в полицию как о далеком, крайнем варианте, и каждый раз, когда она это делает, ее воображаемый визит в воображаемый полицейский участок заканчивается тем, что ее насильно увозят в воображаемую психбольницу. Является ли это вероятным исходом или нет, она не желает рисковать, даже не потому, что совершение преступления против ее воли наверняка может быть травмирующим опытом, а потому, что — кто будет кормить кота, пока ее нет? А если бы кто-нибудь заходил покормить его время от времени, сколько дней или недель ее ребенок провел бы в одиночестве, недоумевая, почему она бросила его? От одной этой мысли ей не терпится вернуться домой как можно скорее и прижать животное к груди до тех пор, пока ее сердцебиение снова не придет в норму. Чтобы успокоить свою тревогу от одной только мысли о разлуке, она покупает ему угощения — жидкие жирные сливки, немного шавра, который, как она знает, он любит с тех пор, как украл с ее тарелки, и немного лосося. Если никто не увидит, как она дает своему коту лосося, никто не сможет ее осудить. Как и в любую другую ночь, он приветствует ее, как будто она его спасительница, бросается на нее и мурлычет ей под ноги, пока она изо всех сил старается идти, не пиная его. Хотя она знает, что технически невозможно найти бутылку молока на столе, также понимает, что какая-то ее часть все еще ожидает этого и плечи расслабляются в тот момент, когда она видит, что стол все еще пуст. События последних трех дней заставили ее снова опасаться ночи, и по дороге домой она не может не представлять, что произойдет что-то странное. Однако, приняв душ и надев пижаму, она, наконец, забывает об этом, потому что кое кто требует всего ее внимания. Кот с энтузиазмом принимает вознаграждение едой за то, что он просто существует, распластавшись на ней, когда она садится на диване со всем, что им нужно для совместной трапезы. Она не утруждается тем, чтобы взять с собой одеяло — как и в любую другую ночь, он будет ее личной грелкой, свернувшись калачиком на животе или на коленях, в зависимости от ее положения. Телевизор отбрасывает на них голубые танцующие огоньки, когда они садятся. Он закончил есть намного раньше, чем она, и провел несколько минут, подобострастно облизывая ее пальцы, чтобы избавиться от любого чужеродного запаха. Когда она изо всех сил пытается держать глаза открытыми, почти два часа спустя, то садится и бесцеремонно поднимает кота со своего живота, чтобы отнести его в спальню, тапочки шлепают по деревянному полу, а животное позволяет ей двигаться и манипулировать им, словно тряпичной куклой. Она бросает его на кровать, затем набрасывает сверху одеяло, присоединяясь к нему в следующий момент, чтобы лечь на бок и позволить ему прижаться так, как он хочет. Она мгновенно засыпает, но как ей кажется, уже через десять минут ее глаза широко распахиваются, когда она слышит слабый звук, доносящийся из гостиной. Она тут же думает о коте, ее рука находит его прямо напротив. Она все еще на боку, а он отвернулся от нее и мирно спит. Дверь бесшумно открывается, и Рей поднимает голову, чтобы лучше видеть, но свет из коридора заставляет ее прищуриться. — ... Роуз? — бормочет она. Роуз стоит в дверях, в каждой руке спит по близнецу, и она бесшумно обходит кровать, чтобы приблизиться к Рей, которая хмурится, все еще лежа на боку и глядя на нее снизу вверх. — Господи Иисусе, Рей, — шепчет Роуз, глядя на спящего в постели кота. — ...ты не можешь его оставить, он слишком большой. Рэй моргает и шепчет что-то непонятное скорее себе, чем своей подруге. ...как она туда попала? Но Роуз игнорирует её — Откуда он взялся? Рей оборонительно кладет руку на кота. — Что ты имеешь в виду? — Я имею в виду, где ты его нашла, Рей. Роуз молча ждет ответа, прямо рядом с кроватью в темноте, и Рей колеблется, прежде чем в конце концов тихо пробормотать: — ... Я думаю, он жил на улице… — Улица? Роуз в ужасе качает головой и снова шепчет: — Рей, да ладно. Рей осторожно притягивает кота к себе, не зная, что сказать; хотя это и неважно, Роуз еще не закончила. — …и перестань называть его малышом, он не младенец, — шепчет она, указывая подбородком на головы двух своих детей. — Это настоящие дети. Рей дуется: — Люди иногда называют своих домашних котов малышами, не только я. Роуз ещё раз обходит комнату глазами Она наблюдает, как Роуз снова окидывает взглядом комнату, прежде чем сузить глаза и изогнуть бровь, поморщившись, как будто Рей только что сказала самую абсурдную вещь в своей жизни. — ... что? — о каком коте ты говоришь?? Рей смотрит вниз рядом с собой, намереваясь указать на очевидное... — но прежде чем она успевает это сделать, вид бледной кожи, большой груди и темных волос заставляет ее проснуться навсегда. Открыв глаза в темноте, она на несколько секунд вздохнула с облегчением, убедившись, оглянувшись вокруг, что Роуз на самом деле здесь нет, а свет в коридоре выключен — да, это был всего лишь сон . — Боже, — тихо фыркает она в тишину комнаты, опуская голову на подушку. Все еще сонная, она ерзает обратно под одеяло, закрывая глаза и перекатываясь на бок, ее рука обводит теплое, большое тело перед ней и пристраивается к нему, пока оно не прижимается к ее груди и бедрам, ее руки рассеянно скользят по разгоряченной коже, а холодный нос находит убежище на затылке, с которым она делит подушку. — все ее тело вздрагивает в тревоге, когда ее сонный мозг, наконец, получает полную информацию, заставляя ее скатиться из постели и с громким стуком упасть на пол. Она смутно осознает движения под одеялом, когда стонет и встает с широко раскрытыми глазами, тяжело дыша, прежде чем немедленно выйти из комнаты и помчаться в сторону ванной, потрясенная и очень неуверенная, что реально, а что нет. Опустив головау в раковину, она позволяет холодной воде ненадолго стекать по лицу, она задыхается и стонет, затем поднимает голову, чтобы посмотреть на свое отражение в зеркале, потрясенная. Что с ней происходит. Что происходит. Почему она все время воображает, что мужчина в ее постели? Она воображает это? Он был парнем на одну ночь, а она вместо этого вообразила, что была с кошкой? Она вообще когда-нибудь занималась сексом на одну ночь? Что реально, а что нет? Ее отражение смотрит на нее без ответа. Когда она выключает воду, то задерживает дыхание — ее голова наклоняется при звуке слабых шагов, приближающихся по коридору. Она смотрит в зеркало на дверь, которую оставила приоткрытой. В любом случае, она не может быть готова. Никакое количество холодной воды или барабанных дробей не могут ее достаточно освежить. Она просто смотрит, слегка наклонившись вперед над раковиной, ее лицо, половина мокрых волос и сердце ясно пытаются указать ей, что она находится в ситуации, никогда не упоминаемой ни одной частью ее мозга. Что ей делать? Что люди делают в такой ситуации? ...когда случается подобная ситуация? Без прецедента она просто замирает. Шаги замедляются прямо перед дверью, прежде чем она широко открывается без малейшего скрипа. Она впервые видит его стоящим, а не лежащим. Она знала, из своих снов или чего бы то ни было, или даже из того, как деревянный пол звучал под его тяжестью, что приближается крупный мужчина, но теперь она действительно могла точно видеть, какого он роста. Количество бледной кожи под слабым светом потолка делает его размер только внушительнее. Он большой, и если она когда-нибудь захочет, скажем, спасти свою жизнь, он будет ей мешать. Она очень сильно старается делать вид, что ей не страшно. Он останавливается в дверях на мгновение, сонно моргая на нее сквозь непослушные кудри своих волос, с одной стороны из них торчит большое ухо, губы чуть пухлее от легкой надутости, пока он не говорит тем же низким, небрежным голосом, что и раньше до: — Это, это не... еще не время. Его легкое замешательство дезориентирует ее еще больше, если это возможно. — Время для чего? — хрипит она, глядя на свое отражение в зеркале. Он подходит ближе, явно скучая, останавливается немного позади, рядом с ней. Она становится совершенно неподвижной, притворяясь мертвой, как мышь. — … ещё не пора вставать, — бормочет он. — Сейчас полночь. Пока он рассеянно смотрит на раковину, ее глаза не отрываются от него — она отказывается повернуть голову, чтобы прямо посмотреть на него во плоти, теплого и дышащего рядом с ней, чувствуя, что она способна справиться только с его отражением. А ещё... Не смотри вниз. Она смотрит вниз. Затем резко поднимает голову, зажмурив глаза. Черт возьми . Она несколько раз сглатывает, прежде чем снова может говорить. Она не может поверить, что собирается сказать то, что собирается сказать; тем не менее, дрожащими губами и поморщившись, она все-таки издаёт самый тихий звук на свете. — ...Китти? Его глаза находят ее в зеркале. — Что? — ее брови незаметно поднимаются вверх. Ой. ... о, нет. Она ошеломленно смотрит на него, а он снова смотрит на раковину или на ее руки, сжимающие ее. — Я теряю его, — наконец выдыхает она. Он явно не очень впечатлен всей этой ситуацией. — Что теряешь? — искренне спрашивает он. Она моргает: — ...мой разум? — Ой. Он хмурится. — Не пора ли нам вернуться ко сну? Он смотрит на нее, на её голову, затем медленно наклоняется и упирается лбом в ее затылок. — Тебе не нужно больше спать? ...она выходит из ванной и хлопает дверью прежде, чем он успевает среагировать. Не то чтобы она собиралась бежать за помощью. Где бы она её нашла и что бы сказала? И она не захлопывает дверь, чтобы удержать его по ту сторону: ее можно запереть только изнутри, так что она не смогла бы запереть ее, даже если бы захотела. Она захлопывает её импульсивно, просто потому, что паникует. Из-за двери доносится растерянное — подождите… ; она останавливается как вкопанная и стоит там, чтобы посмотреть на него, но видит, что он не открывает дверь. Позже она понимает, что это не потому, что он не хочет. А потому, что по какой-то причине не может или, скорее, думает, что не может. Пока она пытается успокоиться, он легонько стучит по дереву, и в его голосе медленно зарождается паника: — ... подожди , э ... я что-то сделал? ... Я... я больше не буду... - он запинается, постукивая более настойчиво, хотя все еще мягко. Несмотря на то, что его голос слегка приглушен дверью, она отчетливо слышит страх, который он пытается обуздать: — ...что бы это ни было, я... что я сделал? В конце концов, постукивание прекращается. Короткое молчание. — Мне жаль! — вдруг произносит он, повторяя чуть тише: — Прости? — но она остается там, руки бесполезно свисают по бокам. Она позволяет тишине затянуться, пока не узнает красноречивые царапающие звуки пойманного в ловушку кота, пытающегося добраться до нее. Ее сердце бьется сильнее, когда она осторожно открывает дверь, чтобы увидеть все своими глазами. Кот смотрит на нее широко раскрытыми глазами, и его вид после того, как она оставила внутри человека, как следует пугает ее, заставляя снова захлопнуть дверь. Она заставляет себя глубоко вдохнуть. Все в порядке. Тебе ничего не угрожает. Все нормально. Успокойся. Все нормально. Как только она считает, что восстановила контроль над собой, то медленно открывает дверь, шире и шире. Кота не видно. Она нерешительно сглатывает, ее рука на ручке. — Китти? Маленькая, испуганная, мохнатая голова очень осторожно выглядывает из-за края ванны в ответ на зов. Она действительно может слышать, как разбивается ее сердце. — О, детка ... Она бросается к дрожащему животному, чтобы взять его на руки, бормоча перед ним извинения между поцелуями. — Прости, Боже, мама сошла с ума... Она крепко прижимает его к своей груди, когда чувствует, что он остается напряженным. — ...мама сходит с ума. Кот позволяет ей вернуть его обратно в постель, но как только она отпускает, он бросается под одеяло, чтобы спрятаться, чего никогда не делал раньше. Она должна быть счастлива, что он не выбегает из комнаты, но все равно ложится и держит края одеяла в воздухе, пытаясь подманить его поближе, рядом с собой. — Прости, котенок, выходи, выходи, иди ко мне. Но животное не шевелится. Она со вздохом трет лицо, побежденная, затем перекатывается на спину, чтобы выключить свет. Она не заснет в ближайшее время, в этом она может быть уверена. И поскольку она не знает, как долго это продлится на самом деле, она просто смотрит в темноту. ...однако, через некоторое время, она чувствует, как матрац постепенно прогибается на другой стороне кровати. Через секунду сердце бьется сильнее в груди, но она не двигается. — Могут ли люди сойти с ума из-за слишком сильного одиночества? Шепчет она себе под нос. — ...Я не знаю, — отвечает кто-то рядом с ней