небо в алмазах

У Пети оскал во всё лицо, налитые кровью глаза и слюна пузырится на губах, капая густой жёлтой пеной прямо на ворот дорогой, наверняка брендовой футболки. Игорь один хрен не разбирается, брызгающему слюной Пете уже тоже явно насрать, а всему остальному миру – уже с месяц как рассыпающемуся по кирпичикам – и подавно. Хазин натурально рычит из своего угла, и у Игоря вырывается невесëлый смешок – он ведь когда-то этого дурака в лицо бешеной псиной называл, всё советовал прикупить поводок и намордник. Петя на это всегда щетинился, выставляя напоказ зубы в злой клыкастой ухмылке, интересовался язвительно, что это за увлечения такие у добропорядочного майора Грома и стоит ли ему ждать приглашения в Красную комнату. Собачились они всегда от души и до хрипоты. Кто бы мог подумать, что эти моменты будут вспоминаться с теплотой. Игорь проводит рукой по лицу, пытаясь стереть ненужные мысли, и подходит немного ближе. Петя тут же бросается вперëд, целя как настоящий хищник в горло, щерит зубы, готовый разорвать в клочья, когда доберётся. Толстая цепь с глухим звоном растягивается во всю длину и резко дëргает ошейник, затянутый поперёк Петиного горла, отбрасывая его назад к стене. В эту тему Игорь, можно сказать, душу вложил: ошейник щадящий, но крепкий, специально для больших псов – натуральная кожа с мягкой замшевой подложкой внутри. Хазин до блевоты будет ржать, если – "когда" мысленно поправляет себя Игорь – у него мозги встанут на место. Кольцов на эту формулировку всегда фыркает, и бурчит, что надо говорить "когда мы сможем вылечить смертоносный вирус, выкосивший, возможно, большую часть человечества" и иногда добавляет туда же про полоумных влюблённых психов. Впрочем, при Игоре он теперь многое говорит еле слышно и себе под нос, хватило один раз превратить его лицо в кашу. Зато он больше не называет Петю бешеной сукой и не шутит ублюдочно про отстрел, хорошо запомнил после того, как умылся кровавыми соплями. Понимает, что Игорь мог бы до смерти забить, не повисни у него тогда на рукаве Илья. Третьяков, конечно, тощий и боец из него – особенно против рослого натренированного службой тела – откровенно никакой, но он единственный медик в группе, и Кольцова спасло только это. Петя почти поднимается на ноги, чтобы броситься снова, но Игорь успевает раньше – перехватывает в начале движения и не даëт встать, с силой давит на затылок, втыкая иглу в напряжённую шею. Илья сказал, что одной дозой можно вырубить человека раз в пять тяжелее, у Игоря в шприце три ампулы, но Петя под его рукой окончательно обмякает только через пятнадцать минут. Игорь завязывает ему рот самым мягким полотенцем, плотным валиком аккуратно блокирует зубы, потому что иначе Илья отказывается подходить. Даже во сне Петя выглядит неспокойно – глаза хаотично двигаются под веками, всë лицо мелко подëргивается и дыхание такое, будто он только что стометровку пробежал. Игорь осторожно гладит его по голове, запуская пальцы в немытые уже несколько дней волосы, бережно распутывает свалявшиеся колтуны и тихо говорит, что он, Петька, совсем дурак. Дураком был, дураком и помрёт. Когда-нибудь потом, через много-много лет, не сейчас, не тут и не так. Это Игорь ему точно обещает.