небо в алмазах

Максим видит его сразу, как только заходит в бар. Застывает столбом, сделав от порога только пару шагов. Игорь, не ожидавший такого резкого торможения, от души впечатывается в его спину и матерится глухо сквозь прижатую к носу ладонь. А Максу насрать и на то, что брат прикладывается крепкой ладонью по бочине явно до синяка, и на то, что они толпятся в двух шагах от порога, как пара баранов, и даже если сейчас вдруг начнётся инопланетное вторжение или зомби-апокалипсис – насрать на это десять раз. Потому что у барной стойки сидит самый охуенный парень на свете. Максим видит его только со спины и в пол-оборота, но даже впотьмах дешёвого бара он выглядит как громкая история с первых полос самых престижных изданий, как экстренная новость по федеральному каналу в прайм-тайм. С литрами крови и кучей жертв, которую не забудут ни через двадцать, ни через сорок лет. Стоящий за плечом Игорь хмурится и как-то весь подбирается, Макс даже спиной это чувствует. Парень за стойкой запрокидывает голову и громко смеётся, легко стряхивая ползущую по бедру руку подкатывающего к нему мужика. И от этого откровения, от вытянутой гибко шеи, по которой мягкой волной ластятся волосы – пальцы непроизвольно сжимает желанием собрать их в горсть и дёрнуть на себя – от красивого своими тонкими хищными чертами лица Макса пробивает под дых и навылет. Игорь хватает его за локоть и хрипит сквозь зубы "не надо", сжимает ладонь крепче и добавляет тише: "Ведьма". Заливающийся парень резко обрывает смех и поворачивается к ним, будто услышал – с другого конца бара сквозь все разговоры и визжащий пьяный рок-н-ролл из динамиков. Максиму пробивает повторно, окончательно перекрывая кислород, когда он взглядом упирается в чужие глаза – большие и чёрные, как безвоздушный ледяной космос, с редкими всполохами взорвавшихся миллиарды лет назад звёзд. Парень улыбается, глядя прямо на него – словно контрольный чётко в лоб заряжает – склоняет голову почти незаметно, и Макса как на поводке тянет вперёд. Пальцы Игоря вцепляются в предплечье больно до синяков, скребут кожу тупыми ногтями, словно нацарапывают предостережения. Про улыбку, которая отражение сотни других – ярких рыжих красавиц горевших, но не сгорающих на кострах, про глаза, которые как два нефтяных пятна – маслянисто-душных, несущих смерть всему живому и "присмотрись, Макс, за ним же тень Дьявола". Максим послушно смотрит. Смотрит на блеснувший в провале улыбчивого рта юркий язык, влажно липнущую к изгибу поясницы футболку и движение кадыка под тонкой кожей горла. Игорь суеверно отводит глаза, а Макс смотрит, как парень растягивает губы чуть шире и постукивает указательным пальцем по столешнице рядом с собой. Максима дёргает вперёд, и рука Игоря бессильно соскальзывает, стекает с его плеча талой водой. Пьяный рок-н-ролл над головой звучит как дикий ведьминский шабаш и визг забиваемой свиньи. Красивый тонкий палец снова стучит в облупившееся дерево, и Максим шагает вперёд.