214 дней

      Гарри знал, что испытывать горе утраты после ухода Драко — нормально. Измена вообще дело житейское. Разве он первый или последний такой? Да миллионы людей оказывались в подобной ситуации, и наверняка найдутся и те, что, как и Гарри, сами виноваты. Даже не наверняка — а точно. Его боль не может быть больше боли остальных, к тому же Драко просто ушёл из его жизни, а не умер, к примеру. Возможно, он даже будет счастлив с Ноттом, ну или с кем-либо другим.       Но Гарри также понимал, что любой человек на его месте испытывал бы то же самое.       Он имел право страдать и переживать потерю любимого человека в первое время. А потом должно стать легче, по крайней мере, так говорят всякие там колдопсихологи. Не то чтобы Гарри обращался к ним (а стоило бы), но откуда-то знал, что именно это они и скажут.       Он решил прекратить слежку за Драко, как бы ни хотелось обратного. Да и те люди, под личиной которых Гарри посещал Отдел зельеварения, могли рано или поздно заподозрить, что по каким-то причинам сидят дома, вместо того, чтобы работать.       Он выбирал людей несемейных, живущих одиноко, чтобы никто удивлённо не вопрошал по утрам, чего это их супруг решил устроить себе выходной посреди рабочей недели. План, конечно, был говно, и в любом случае, в скором времени пришлось бы придумывать новый. Да и Драко мог заподозрить оборотня в халате зельевара, который не особо внятно отвечал на его вопросы.       Гарри иногда казалось, что наступали минуты просветления и он отгораживался от боли, не давая ей поглотить себя, но потом за просветлением следовала ещё более чёрная бездна, засасывающая вглубь себя.       Алкоголь не помогал совершенно, а внутренний мерзкий голос шептал, что пить совсем не выход, а, наоборот, путь в никуда.       Опьянённый разум воспринимал реальность иллюзорно и размыто, а когда наступало похмелье, Гарри своей больной головой не отличал действительность от мира грёз. Он мог заснуть в одном месте, а проснуться почему-то в другом. Это пугало.       Гарри перестал пить.       Но по-прежнему иногда забывал, где был и что делал.       Он хотел обратиться к Гермионе, спросить, что она об этом думает, но понимал, что та будет настаивать на обращении к целителю разума, а Гарри этого не желал. Ну не мог он допустить, чтобы в его мозгах ковырялись или выворачивали душу наизнанку своими расспросами. Гарри не хотел никому ничего рассказывать, тем более чужому человеку.       Это только его боль, и выслушивать советы от посторонних — не то, что ему нужно сейчас, даже если это целитель разума.       Возможно, он пожалеет ещё о своём решении.       Гарри бросало из крайности в крайность, как бросает из жара в холод; в какие-то дни он глушил боль сигаретными ожогами на своём истерзанном предплечье, а в какие-то хотел рвать и метать: свернуть шею Нотту, притащить Драко за шкирку домой и жестоко отомстить.       Такой сумбур в голове растаскивал его на клочья и как будто больше отрывал от реальности.       Гарри невообразимо устал. Ожоги на руке уже не успевали заживать, но он хотя бы приходил в себя, ощущая болезненную пытку и запах горелой плоти.       Сова от Министра вывела его из забытья. Кажется, отпуск должен закончиться и пора выходить на работу. Рон уехал на стажировку в Америку для обмена опытом, а вместо него прислали какого-то американца. Гарри стоило бы познакомиться с временным Старшим Аврором.       Приняв решение, что работа поможет ему отвлечься, Гарри ответил Кингсли, что приступит к обязанностям через два дня. Нужно было успеть привести себя в порядок.

***

      Кабинет встретил тишиной и слоем пыли на рабочем столе. Гарри появился через личный камин, чтобы не сталкиваться ни с кем, кроме своего секретаря. К слову, о Бетси. Та выглядела серой и измученной, а на вопрос Гарри, что случилось, ответила, что её дочь Лиза умерла от неизвестной болезни.       Для этой замечательной женщины смерть единственной дочери являлась сильным ударом, Гарри порывался дать ей отпуск, но Бетси лишь возразила, озвучив, что на работе она меньше думает о Лизе.       Собственно, вот с кого следовало брать пример, а не упиваться страданиями, заглушая боль алкоголем. Маленькая и, казалось бы, хрупкая Бетси оказалась ивовой веточкой, которую тяжело сломать.       А Гарри просто размазня. Ощутив отвращение к самому себе, он даже взбодрился, будто нашёл в пустыне оазис среди бесчисленных миражей.       Гермиона в его кабинет ворвалась гневным вихрем, страшно сверкая глазами и кончиками лакированных красных туфель.       — Гарри Поттер, ты — отвратительный ублюдок!       Гарри горько усмехнулся, даже не возражая, Гермиона совсем не далека от истины.       — И ты даже ничего не скажешь? — её ноздри подрагивали, чуть раздуваясь от еле сдерживаемой ярости. — Ты снова забаррикадировался ото всех в своём особняке и не появлялся в Аврорате! Я уже думала, что тебя нет в живых! Я проверила, ты не был в Таиланде! Где же ты находился?!       — Я действительно был на Гриммо, — признался Гарри. — Прости, но мне необходимо было побыть одному.       — Да мы места себе не находили! — продолжала кричать Гермиона. Два локона выбились из идеальной причёски, прилипнув к влажному лбу, но она даже не замечала. — Рон вообще за сотню миль отсюда, не мог нормально сосредоточиться на задании. Господи, Гарри, мы так переживали! С тобой всё в порядке? — Гермиона обшаривала его цепким взглядом, словно могла обнаружить что-то в его облике.       И она нашла. Гарри по привычке засучил рукава, когда подписывал некоторые рабочие документы, и Гермиона заметила его ожоги, как свежие, так и затянувшиеся.       Она схватила его за руку.       — Это что ещё такое? — её глаза стали круглыми от шока и понимания. — Гарри… — выдохнула Гермиона, онемев.       Он поспешно выдернул руку из её пальцев и опустил рукав.       — Я не собираюсь выслушивать нравоучения, — холодно сказал Гарри.       — Гарри, ну почему ты не обращаешься за помощью? — почти взмолилась Гермиона. — Я тебя выслушаю всегда.       — Может, мне не нужно, чтобы меня слушали? — резко ответил он. — Я просто хотел побыть один.       Лицо Гермионы враз стало серым и уставшим.       — Ладно. Хорошо. Мы уже не дети, и ты волен поступать так, как считаешь нужным. Просто знай, что есть люди, которые беспокоятся о тебе.       — Знаю, — буркнул Гарри.       Может, Гермиона с Роном и правда беспокоились, но у них своя жизнь и свои проблемы, он не хотел их впутывать.       — Нужна какая-то помощь? — Гермиона явно чувствовала себя неуместной.       — Нет, спасибо, — натянуто улыбнулся Гарри.       Когда подруга ушла, Гарри устало опустился в своё кресло и прикрыл лицо руками. В висках слишком сильно стучала кровь, доставляя дискомфорт. Он достал сигарету и закурил. Пальцы дрожали, когда он невербально поджигал Инсендио. Очертания предметов в кабинете размывались, а чёрная бездна манила погрузиться в неё. Гарри, не докурив, прижёг запястье, чтобы вернуть себя в настоящее.       Что-то происходило нехорошее.       Интуиция никогда не обманывала его. Гарри боялся, что Тьма может вернуться и забрать его с собой. Он столько лет боролся с ней и, казалось, достиг баланса, но…       Он чувствовал её присутствие слишком близко.       Работа не шла в голову, и Гарри осознавал свою бесполезность.       Что ж, пора познакомиться с тем американцем, которого прислали вместо Рона.       Он пригласил его в кабинет.       Американец был высоким пареньком, слишком молодым, на взгляд Гарри, для должности Старшего Аврора. Русые волосы, светло-голубые глаза. Он показался смутно знакомым, впрочем, возможно, просто типичная внешность.       — Эйджард Хистонс, — представился он.       Хистонс не произвёл впечатления на Гарри, можно сказать, он был даже разочарован. Скорее бы вернулся Рон.       Разговаривая с американцем, Гарри чувствовал, как приближается головная боль, настолько невыносимым был бесполезный разговор. Переливание из пустого в порожнее, поэтому он поскорее выпроводил его прочь, дав ряд указаний.       Пожалуй, Гарри отправится домой.

***

       Перламутровые бисеринки пота катятся по твоей нежной коже, а длинные плети белых волос опутывают мои запястья и ладони, частично скрываясь внутри сжатого кулака.       Я оттягиваю их назад, вычерчивая при свете луны твой красивый кадык, движущийся так медленно, когда ты сглатываешь пересохшим горлом мою сперму. Часть липких капель стекает с уголка рта, и я собираю их пальцем, размазывая по твоему лицу.       Я, словно Творец, создаю самую совершенную картину. Бесценную, неповторимую, самую любимую.       Так было раньше, и я это помню.       А сейчас, сука, я разыщу всех, кто был с тобой, и превращу в гнилой прах. Слышишь, Драко? Я найду всех, кто был, кто есть и кто будет. И я вернусь, сука, к тебе. Вернусь непременно. Моё имя станет кровавым страхом на твоих красивых губах.       Тебе так идёт алый.       Гарри подскочил на кровати, обливаясь холодным потом. Похоже, он снова стал видеть эти сны. Мерлин, надо узнать, в порядке ли Драко.       Его нехило так трясло, сердце сжималось в паутине липкого страха, пока он в спешке натягивал на себя одежду.       Быстрый Темпус — глубокая ночь.       Что ж, Гарри попробует ещё раз пробраться в Малфой-мэнор.       Щиты вновь его пропустили, не образуя даже малейших препятствий. Гарри тихо поднялся в хозяйскую спальню и, крадучись, проскользнул внутрь, стараясь не скрипеть дверью.       Хвала Мерлину, Драко был один, а не с Ноттом.       Гарри на цыпочках приблизился к кровати, плотнее закутываясь в мантию-невидимку.       Драко спал безмятежным сном, закрывая рукой маленькую родинку на виске, которую так любил Гарри. Он когда-то отодвигал платиновые пряди волос, чтобы добраться до неё и нежно поцеловать.       Гарри помотал головой в надежде отогнать навязчивые воспоминания.       Судя по всему, с Драко всё в порядке, его размеренное дыхание чуть вздымало грудь, наполовину скрытую одеялом.       Очевидно, Гарри просто приснился отвратительный сон. Анализируя увиденное, он отметил, что само сновидение отличалось от тех, что видел раньше.       Что-то было иным, но он пока не мог понять что именно.       Удостоверившись, что Драко не грозит опасность, Гарри так же незаметно вернулся домой, долго не задерживаясь у его постели, боясь, что не устоит и прикоснётся.       Он больше не собирался спать сегодня, но веки вопреки его воле тяжелели, а ночь была так темна, что хотелось забыться навсегда.

***

      Я сижу в шкафу бесконечно долго. Мои ноги затекли, и пятки покалывает иголками, но я стараюсь не двигаться и даже не дышать. Шкаф — самое надёжное место, но и его лижет уродливая луна своим белёсым языком, пытаясь заглянуть внутрь и найти меня.       Из тоненькой щели дверцы я вижу, как по стене движется страшная безобразная тень. Я боюсь так, что моё сердце замирает, а руки становятся липкими. А ещё, кажется, я хочу в туалет. Аккуратно перекладываю онемевшие ноги, не отрывая взгляда от стены, подсвеченной луной. Тень кружит по облезлой штукатурке, а потом начинает двигаться в мою сторону. Я проверяю щель дверцы — она слишком узкая, и монстр не сможет пробраться внутрь, но мне всё равно страшно.       Я нащупываю вещи рядом, они помогают мне немного успокоиться.       Тень — мохнатая, мерзкая, отвратительная, — исчезает, и я слышу шелест чудовищных лапок, которые приближаются.       Я слышу шорох на боковой стенке шкафа.       Боже, если ты в самом деле есть, спаси. Оно сожрёт меня.       Оно сожрёт меня.       Я боюсь. Я не хочу умирать.       Лапки шуршат по дверце, и когда я вижу толстое чёрное брюхо в просвете дверок шкафа, я просто взрываюсь от страха.       Щепки летят на меня, голоса кричат. Один, особенно громкий и визгливый, женский звенит в самое ухо:       — Что ты натворил, отвратительный мальчишка?! Зачем ты разломал шкаф посреди ночи?! Что ещё за выходки!       Я сжимаю зубы и молчу.       Что-то мягкое трогает мою штанину.       Из-под щепок выползает живое и невредимое чудовище, заставляющее меня истошно орать. На что я получаю оплеуху и вновь противный звенящий крик:       — Это просто паук! Ты, выродок!       Слёзы катятся по моему лицу, но я чувствую лишь ненависть. К этой твари в женском обличье, к этой тесной комнатушке, ко всем остальным, живущим здесь.       Я не прощаю тех, кто меня обижает.       Никогда. Не в этой жизни.       Утро вырвало Гарри из леденящих кошмаров; никогда ещё ему не снилось ничего подобного.       Что это было? Что за комната? Чулан? Женщина — тётя Петунья? Но почему он не помнил этого? Был настолько мал, что воспоминания ушли в подсознание, а теперь резко всплыли?       Похоже на то.       Ему срочно нужна холодная вода.       Гарри хотел призвать Акцио свою палочку, но почему-то ничего не вышло.       — Акцио!       Ничего. Никакого покалывания магии в пальцах, а палочка, лежащая на столе, не сдвинулась ни на миллиметр.       Гарри вскочил с кровати и взял палочку в руки, взмахивая простое Агуаменти. Вода брызнула в лицо. Он снова попробовал, но уже без волшебной деревяшки. И снова ничего.       Никакой беспалочковой магии.