***
Голоса в соседней комнате и яркий свет абсолютно везде, отчего голова раскалывается сильнее, теплый пол и небо глубокого темно-синего цвета за окном сглаживают ситуацию и не дают хорошему настроению окончательно развалиться, разорваться на кусочки, как мягкая игрушка, собакой искусанная. Мегуми с недоверчивым прищуром смотрит в сторону кухни и слушает, как бренчат бокалы. Он бы сейчас не отказался от пары глотков вина, правда, но он не может гарантировать, что, будучи пьяным, не скажет ничего лишнего чисто случайно. Мегуми себя контролирует, старается держать себя в руках и вести ровно так же, как и на трезвую голову, однако наличие Юджи и того незнакомца, что привел их в дом Сатору, заметно меняет обстановку, и в голове сиреной гудят слова, что лучше отказаться от такого времяпрепровождения. Завтра понедельник, Юджи наверняка нужно в школу, Сатору — вряд ли пойдет, но и такого варианта Мегуми не исключает, и всё равно не находит объяснения, почему вдруг кучка толком не знакомых между собой людей решила собраться и, видимо, опустошить запасы отца Сатору. Юджи шагает к нему с двумя бокалами того же вина, которое некоторое время назад мелькало в руках у Сатору, улыбается довольно и падает на большой угловой диван рядом — сам Мегуми восседает на кресле, ногу на ногу сложив и откинув голову, смотря из-под почти прикрытых век. Юджи подает Мегуми один бокалов, протягивая руку и опираясь на подлокотник кресла. — А твой дед не будет против? Раз мнение деда действительно было для Юджи так важно в вопросе поступления, значит и сейчас он, должно быть, про него не забыл, Мегуми думает и рассматривает чужие волосы, цветом так сильно патлы Сукуны напоминающие. Мегуми искренне не хочет о таком думать, но навязчивые мысли не ждут его одобрения, покорно отсиживаясь за пределами разума, будто на входе в клуб, где в качестве охраны выступил бы Мегуми и не пустил бы их внутрь по причине: пьяны настолько, что ведут себя неадекватно и грозятся навредить остальным посетителям. Но его голова — не клуб, а проходной двор, поэтому мысли снуют там, как у себя дома, рассиживаются на скамейках у подъездов, топчут клумбы у окон первого этажа и оставляют после себя горы мусора, который Мегуми всё никак не может убрать. — Он и сам таким грешит, — слова болезненно бьют по ушам, Мегуми слегка кривится и сводит к переносице темные узкие брови, — Я уже предупредил, — коротко ухмыльнувшись, Юджи бросает к другому краю дивана смартфон и ждет до сих пор, пока Мегуми у него бокал заберет — свой же он поставил на журнальный столик, опустошив его, кажется, еще по пути. Мегуми вздыхает и перехватывает бокал, опуская потяжелевшую голову. Когда-нибудь весь мусор из нее он донесет до ближайшей свалки, избавится, сожжет, в конце концов, да так, чтоб сгорел и весь двор, чтобы пустое пространство осталось и наполнялось вновь уже чем-то более полезным, что могло бы действительно пригодиться, а не просто занимать место. В дверном проеме появляется Сатору с уже двумя темными бутылками, а за ним медленно движется длинноволосый незнакомец. Он на Мегуми не произвел впечатления ровным счетом никакого, просто обычный прохожий, как NPC в игре, что встречаются на пути и помогают с прохождением квестов, однако Сатору явно заинтересован в разговоре с ним — они, наверное, уже знакомы, это и может объяснить тот факт, что мужчина показал им с Юджи дорогу. Мегуми вскользь глядит, как двое вошедших садятся на углу дивана, напротив него, и проходится взглядом по лестнице с железными ровными перилами и черными ступеньками. В лицо прилетает подушка. — Не зависай, а то заснешь прям тут. Конечно, это от Сатору. Не заснет он. Спать же не хочется совсем, несмотря на то, что время уже близится к двенадцати часам. Юджи домой, похоже, не собирается, и не то, чтобы Мегуми против, но всё-таки мысль о том, что что-то у того в семье неладное творится, не отпускает, и Мегуми даже спросить хочет, рот открыть успевает, но слова никак не хотят выпадать на воздух, словно боятся, стоя на краю обрыва, вертятся на языке, подскальзываются и… — Тебя ждут дома? Нет, ужас, это звучит так нелепо, что Мегуми стискивает зубы, чтобы не закричать, и пытается оправиться: — В смысле, поздно уже. Или ты здесь останешься? — Как получится, — пожимает плечами Юджи, чуть двигаясь, когда Мегуми пересаживается на диван, поближе к нему, чтобы иметь возможность говорить тише и не давать Сатору поводов для шуток. — А у тебя… — Нам нужен тост, — громко перебивая, Сатору встает, копаясь в телефоне, а затем оглядывая всех свысока. В руках у него бокал с чем-то темным, вероятно, с колой, бутылка с которой стоит с краю на кухонном столе — контрастным пятном в дверном проеме маячит, а Мегуми только за нее взглядом и цепляется, — Так давайте выпьем тут, на том свете не дадут! Ну, а если там дадут — выпьем там и выпьем тут! — выразительно читает Сатору с первого попавшегося сайта с тостами в рифму — из головы взять такое он точно не смог бы, и Мегуми хочется как бы в шутку вкинуть то, что "на том свете" и правда можно выпить, только толку от этого не будет, но из-за того, что это поймет лишь Сатору, Мегуми держит язык за зубами, посмеивается собственным глупым мыслям и думает, что алкоголь не так уж и плохо на него влияет. Чокнувшись со всеми, Мегуми допивает до дна, пока остальные коллективно решают, что того абсурдного тоста на сегодня хватит и в дальнейшем можно обойтись без них, или, как минимум, не от Сатору. Тот драматизирует и говорит, что больше пить с ними не будет, а единственный незнакомец — лично для Мегуми — в их компании отвечает, что его никто и не просит. Мегуми мысленно проникается к нему уважением, тут же перед глазами раздается щелчок пальцами — Юджи пытается привлечь внимание. Кажется, Мегуми всё же зависает. — Ты спросить че-то хотел, — напоминает, быстро моргая и не глядя подставляя Сатору бокал, пока тот наливает. Сатору на них косится, наверняка слушает, Мегуми стремительно ищет слова, которыми можно было бы перефразировать вопрос или вовсе задать другой, но происходит всё то же самое — неловкое молчание, словно у него программу заело. Ошибка. Сбой. — Да забей, — Мегуми отмахивается, — Где живешь? Ты говорил, что недалеко отсюда, — Мегуми хороший слушатель, поэтому лучше будет зайти издалека и спросить то, о чем сам Юджи уже заикнулся. — Да, мы проходили там, — Юджи кивает, а Мегуми судорожно начинает вспоминать, по каким улицам они шли и что их окружало, — Я с братом живу буквально через дорогу. Уже неплохо. Теперь Мегуми хотя бы понимает, кого именно Юджи предупредил, но вот думать о том, что живет он в тех самых одинаковых панельках с открытыми подъездами, которые в самом деле находятся минутах в пяти отсюда, — не хочется совсем. Юджи не выглядит жителем именно таких домов. Он яркий и светлый, как новостройки на набережной, громкий и заметный, никак не тот, кто с толпой схожих друг с другом многоэтажек сольется. — И правда рядом, — себе под нос выдает Мегуми, и Юджи непринужденно забирает его пустой бокал, делая глоток из своего. Спустя несколько секунд сует ему в руки уже наполненный вином, и Мегуми замечает, что Сатору скрывается на кухне — первую бутылку уже опустошили. Сам он, наверное, доливает себе колы попутно, потому что возвращается Сатору с доверху заполненным бокалом, и Мегуми невольно думает, что можно было пить и из стакана. Вторая бутылка того же вина улетает сравнительно быстро — быстрее первой — и Сатору со своим знакомым идут доставать что-то еще. К Мегуми в голову второй волной идут слова для отказа, но как и все в сегодняшний вечер, они застревают на языке, оседают тонкой пленкой и позже смываются в глотку уже красным вином. Мегуми оно не особо нравится, но сейчас становится глубоко плевать на то, что именно обжигает его горло, какого оно цвета и вкуса — Мегуми ничего из этого не ощущает. Он слушает, как Юджи под градусом увлеченно рассказывает о том, как экзамены сдавал, как волновался и не готовился ни к чему, неразборчиво отвечает. Удосуживается познакомиться с мужчиной, показавшим дорогу — узнает, что его зовут Сугуру, но свое имя, кажется, сказать забывает. Потом Юджи в голову приходит включить телевизор и посмотреть какой-нибудь фильм. Желательно комедию, потому что ужасов Мегуми хватает в жизни, однако Юджи его не слушает, и Сатору, перехватывая пульт, включает самый первый фильм в списке, как фактический хозяин дома. На половине фильма сначала уходит Сугуру — поднимается на второй этаж — а следом и Сатору — туда же. Мегуми помутненным взглядом не зацикливается ни на них, ни на картинке в телевизоре, улавливает вне контекста какие-то фразы и с каждой смеется глухо, Юджи подхватывает его уже более звонко и заливисто, из-за этого сосредоточиться на сюжете вообще не получается. Пить больше не хочется, Мегуми смотрит мимолетно, как Юджи опустошает свой бокал и вертится по сторонам. Телефон ищет, наверное. — Третий час уже, — тянет устало Юджи, поворачивая смартфон экраном к Мегуми и вытягивая ноги. Втягивает носом воздух и на секунду искривляется в непонятной гримасе. — У вас тут воняет, как от алкашей, — голос за спиной пугает своей звучностью на фоне напряженного момента в фильме — с нарастающей музыкой, почти черной картинкой и отсутствием диалогов между персонажами — и успевший привыкнуть к безмятежной и легкой атмосфере рядом с Юджи Мегуми вздрагивает, моментально оглядываясь и хмурясь, завидев спускающегося с лестницы Сатору, — Говорят, что перегаром пахнет от того, кто пил меньше всех, — натянуто улыбается Сатору и уходит в противоположную сторону. Мегуми ловит взгляд рассмеявшегося Юджи и цокает, возвращая глаза на экран телевизора. Он не чувствует никаких запахов, разве что от Сатору несет каким-то одеколоном, но к этому он уже привык — у него в комнате этот аромат раз в пять сильнее. Корчить из себя невинную овечку Мегуми тоже не будет, и если он действительно со стороны похож на пропитого алкоголика, то нужно сначала в этом убедиться, а затем устранить саму суть проблемы: хотя бы жвачку в рот закинуть, но лучше, конечно, зубы почистить и спать лечь, но это вовсе не гарант того, что наутро запах пропадет. Может это вообще от Юджи — он, вон, уже из горла допивает вино и поднимается с дивана, чтобы пойти и найти на кухне мусорное ведро. Мегуми встает следом и идет в ту же сторону, куда пару минут назад ушел Сатору, однако сворачивает в сторону ванной и замечает, что дверь в гараж открыта, а в самом помещении включен свет. Не уж то Сатору ехать куда-то собрался посреди ночи? У него права вообще есть? Хотя, наверно, его это не волнует. Сатору вообще не о чем беспокоиться, остается только жить припеваючи и ждать второго вознесения. Аккуратно, почти бесшумно закрывая дверь, Мегуми становится перед раковиной и глядит на собственное отражение в зеркале с подсветкой, дающей рассмотреть все неровности и покраснения на бледной коже. Из покраснений — только щеки из-за опьянения. Волосы взлохмачены и спутаны, Мегуми несколько раз пальцы через них пропускает и жмурится, чувствуя, что по неосторожности вырвал себе пару клочков волос. Или специально. Мегуми любыми способами пытается привести себя в божеский — иронично — вид, умывается ледяной водой, намочив случайно и передние пряди темных волос, моргает быстро и продолжает пялиться на свое лицо. Крутится, осматривая одежду, задерживает взор на штанах с почти высохшим пятном на колене — это Юджи пролил пару капель вина. В обстановку этого дома он совершенно не вписывается — слишком непрезентабельно, Мегуми думает, он и не обязан выглядеть всегда готовым пойти в самый роскошный ресторан в городе или на свидание с какой-нибудь королевой красоты, но порядка в его образе совсем не наблюдается. А дом у Сатору такой чистый, такой строгий и холодный, что кажется, что Мегуми и здесь не место. А где тогда? Наверное, у Юджи, в старой многоэтажке с видом на двор с проржавевшей детской площадкой и алкашами, что постоянно там зависают. Да, наверное, Мегуми место среди них. Он выплывает из ванной, выключив свет и попутно в гараж заглянув, но Сатору там не найдя, а потому и там свет тоже погасив. Мегуми шагает неторопливо обратно к дивану, где Юджи уже растянулся в полный рост — он чуть ниже самого Мегуми — и успел убрать всю посуду со стола, оставив пустую поверхность. Мегуми возвращается в кресло, где сидел в самом начале их импровизированной пьянки, и видит, что Юджи выключил тот дурацкий ужастик и сейчас листает меню онлайн-кинотеатра. — Что смотреть будем? — подает голос Юджи, заметно тише и спокойнее, — Ты хотел комедию, — вспоминает и ищет список комедийных фильмов на большом экране. — Да, — коротко бросает Мегуми, не в силах больше открывать рот. Он бы и не вставал с этого кресла ближайшие несколько часов, если б не просьба Юджи: — Выключишь свет? И Мегуми покорно встает вновь на ноги и молча движется к выключателю, оглядываясь и выискивая полузакрытыми глазами Сатору, но нигде на горизонте он чудесным образом не появляется, и Мегуми решает, что он вернулся на второй этаж. Мельком задумывается, чем они там с Сугуру занимаются, но пока они ему не мешают, поэтому нет смысла забивать этим голову. Мегуми проходит мимо телевизора и застывает, зацепившись взглядом за раскрытые двери высокого забора — такого быть не должно. Сатору не настолько безответственный. Мегуми вытягивает шею и щурится, присмотреться пытаясь, уловить что-то под одиноким уличным светильником на заборе, однако сосредоточиться мешают поблескивающие гирлянды, напрочь сбивающие с толку и вообще отвлекающие от внешнего мира своим мерцанием — Мегуми бы и их тоже выключил. — Отойди чуть-чуть, а то так ничего с тобой и не посмотрим, — посмеивается Юджи и рукой машет в сторону — туда, куда, видимо, отправляет Мегуми. Он тут же отшатывается обратно к креслу, осознавая, что здесь стало сидеть совсем неуютно, спиной к окну да еще и в темноте. А вдруг кто-то на участок пробрался и собирается их сейчас ограбить? Или убить? Паранойя усиленно бьет в пьяную голову. — А где Сатору? — Здесь я, — захлопывая дверь входную и снова шагая к лестнице, Сатору всем своим видом дает понять, что нет никаких причин для беспокойства, — А что, без меня не сидится никак? — Ну, ты выходишь, пропадаешь, мало ли, где тебя носит, — сонно и слегка раздраженно бубнит Мегуми, отворачиваясь к телевизору. Юджи, кажется, их перепалки не заботят, он даже внимания на Сатору не обращает, словно его и нет здесь. Может, так и есть. Может, Мегуми один в этом доме, а все, кто сейчас перед ним — лишь плод разыгравшегося воображения. Перепил, не иначе. — Закрывал дверь за Сугуру, — остановившись на лестнице и на корточки присев, Сатору усмехается, — Сдался первым. А вы, я смотрю, еще держитесь. Мегуми не знает, конечно, насколько хорошо переносит алкоголь их новоиспеченный знакомый, однако смеет предположить, что он просто сбежал от компании Сатору, который мало того, что не пьет со всеми, так еще и насмехается и наверняка продолжает от скуки болтать без умолку. От Сатору едва уловимо пахнет сигаретным дымом, Мегуми наконец-то чувствует что-то еще, помимо застрявшего в носу запаха перегара, который стал более заметным после похода до ванной, и поднимает уголки губ в немой радости. Сатору опять уползает на второй этаж, и теперь Мегуми не понимает, что тот собрался делать там в одиночестве. Это не его дело, по правде говоря, поэтому он устремляет девяносто девять процентов своего внимания в телевизор и один процент — на Юджи, который вновь принял сидячее положение и уступил Мегуми место рядом с собой. Мегуми такое приглашение принял и поудобнее устроился, на спинку дивана откинувшись и зачем-то взяв в руки одну из подушек, куда позже уткнулся подбородком и, наверное, заснул бы, если б Сатору в очередной раз не прервал бы их идиллию. На этот раз молча, без подколов и шуток, Сатору на Мегуми даже не смотрит, когда тот оборачивается и через плечо бросает безнадежное "ты куда?". Это тоже не его дело.***
Фильм Сатору совершенно не веселит. Веселит, что Сугуру под боком в хлам пьяный, но совсем недолго — тот решает подняться наверх, пошатываясь и держась за перила обеими руками. Это уже откровенно смешно. Если бы посетители храма увидели его в таком состоянии, то сопроводили бы его презрительным взглядом, но Сатору сопровождает его собственной компанией и тихим непрекращающимся смехом. — Я тебе не клоун, — мямлит Сугуру чересчур уверенно, когда доходит до конца лестницы и оглядывается то ли на поднимающегося следом Сатору, то ли на выход на балкон, — Блять, — тихо шипит и ускоренно спускается обратно, чуть ли не сбивая Сатору с ног. Он безмолвно наблюдает, как Сугуру медлит на последних ступеньках, а потом, спотыкаясь, пытается вернуть себе равновесие, отчего быстрым шагом приближается к прихожей. Туда, видимо, ему и надо было — Сугуру копается в карманах пальто и что-то забирает оттуда — что именно, Сатору пока не видит. Сам Сатору тем временем уже давно поднялся на второй, где не так сильно слышно телевизор и не так ярко ощущается свет, потому что на всём этаже он выключен и проникает сюда лишь из зала. — Для клоуна ты слишком недовольный, — проговаривает в ответ Сатору уже тогда, когда Сугуру проходит мимо, его игнорируя, словно выставив себе конкретную цель и упорно двигаясь к ней, — Эй, почему ты ходишь здесь, как у себя дома? — Не бойся, по шкафам лазить не буду, мне дела никакого нет до этого. Сугуру, кажется, растерял весь свой настрой. Ну ничего, Сатору уже идет это исправлять, хотя идея разозлить его какими-нибудь вопросами про храм не отпускает даже тогда, когда Сугуру скрывается за дверью балкона и достает сигарету — Сатору цепляется глазами за тусклый огонек и немного теряется. Стоит спуститься вниз и не тревожить его или пойти и встать рядом, понапрягать одним только своим присутствием, а если заговорит, то, наверное, Сугуру вовсе решит с его балкона сойти вниз — самым простым способом. Сатору ни один из вариантов не нравится. Он залипает на черных ступеньках и ступает на них осторожно, словно вот-вот всё развалится под ногами и он упадет не на пол первого этажа, а в непроглядный каньон, где на дне тонкий слой грязной воды и острые камни. Словно сейчас передумает. Сатору замирает на входе на кухню, прожигает дыру в пустующей полке стеллажа с алкоголем. Сугуру непривычно приятно крутится в голове, будто Сатору и сам выпил за компанию, только спиртное застряло где-то в глотке и до сих пор жжет ее, отказывается дальше проходить, и хочется наизнанку себя вывернуть, лишь бы убрать это чувство отвратительное. Может, как сказал Юджи, пусть и не к нему обращаясь, от пары глотков ничего не будет в самом деле? Проводя рукой по гладкому краю полки и доходя пальцами до черной бутылки с иностранной этикеткой, Сатору подхватывает стеклянный сосуд и сжимает покрепче, грозясь на осколки разломать. Берет пару чистых бокалов и поглядывает на Юджи и Мегуми, которые над чем-то смеются, и думает, что впервые наблюдает, как Мегуми смеется. У него смех тихий, больше скромный, будто сдерживается нарочно, но вот Юджи точно ничего не стесняется, в нем энергия, видимо, до сих пор не кончилась, а запал выпивать до самого утра всё ещё не потух. Бесшумно забираясь на лестницу, Сатору замечает, что огонька на балконе больше не видно, однако Сугуру явно не стал бы врать — правда? — и не пошел бы расхаживать по чужим комнатам и разглядывать личные вещи. Сатору неспеша шагает к двери, отсторожно ее открывает и различает в кромешной тьме, бьющей в глаза хлеще яркого света в зале, смутный силуэт, который не сливается с окружающей их картиной лишь белой рубашкой. Поставив всё, что держал в руках, на небольшой стол рядом с кривоватой пёстрой ёлкой, Сатору повторяет позу Сугуру — предплечьями опирается на бетонное ограждение — и к нему поворачивается, уже готовясь поймать ответный взгляд и кивнуть в сторону принесенного алкоголя. — Думаю, мне пора домой, — сдержанно выдает Сугуру, не двигая головой и продолжая смотреть вниз: на неубранный с дороги снег или на соседский участок — Сатору не знает. Он вообще ничего о Сугуру не знает, однако почему-то тот сейчас у него дома, к тому же пьяный и даже не проговорившийся о том, что он и не верующий вовсе. Сатору до сих пор настаивает на четком признании. Сугуру больше не курит. Не выпускает дым в воздух и не улыбается из-за неловкости, быть может, просто перестал уже ее ощущать. Сатору и этого не знает. — Никаких "домой", я только новую бутылку достал, — возмущается Сатору и спешит откупорить бутылку, а затем и разлить по бокалам ее содержимое. — Нет, правда, — пара смешков разряжают обстановку и Сатору чуть успокаивается, делая глоток белого вина и с непривычки скривляя лицо, закрывая глаза и понимая, что лучше бросить эту затею. — Пока не допьем бутылку, не уйдешь, — Сатору вновь ставит перед фактом, сам не осознавая до конца, на что он надеется. — Хватит мне ультиматумы выставлять, — противится, но бокал поднимает, да до того грациозно и кинематографично, что Сатору трясет головой, ненароком думая, что он так и не ушел из зала и сейчас всё еще смотрит фильм. Сатору разглядывает чужое запястье, а затем поднимает глаза на лицо напротив с порозовевшими щеками и носом. Хочется сделать комплимент, бросить невзначай, как у Сатору обычно бывает, но не получается. Челюсти стискивают все слова и не пускают наружу, Сатору только шипит сквозь зубы и пропускает еще несколько глотков, стараясь не зацикливаться на вкусе, в конце концов осушая бокал и ставя его на край стола. — Мой дом — мои правила, — громко выдохнув, произносит Сатору. Думает, что если бы Сугуру хотел, то ушел бы сразу, даже не сказав бы ничего, не попрощавшись, но он как ни в чем не бывало стоит перед ним и даже не заходит в дом. А на улице, между прочим, не май месяц, чтобы так долго прохлаждаться на балконе. — Тебя никто не держит, Сугуру. Сугуру. Такое имя смешное. Сатору его на губах смакует, связывая мысленно с горьковатым послевкусием вина на языке. Ему подходит. Вот прям смотришь и видишь — Сугуру — будто на лбу написано. Сатору кажется, что из его уст это имя звучит несуразно, неправильно, гадко и точно так же горько. Наливает еще вина для уверенности — для сравнения — и залпом вливает в себя всё содержимое бокала, тут же давится, согнувшись чуть и опираясь рукой одной на перила. Да, именно такие же ощущения. От всего, что с Сугуру связано. — Лучше б не пил, — смеется Сугуру и едва ощутимо хлопает по плечу, но Сатору вздрагивает так, словно ему на голову ведро ледяной воды вылили вмиг, а ему и так холодно. Он тоже человек, тоже настоящий, между ними нет высокого забора, как между участком семьи Сатору и соседним, Сугуру такой же, как он. Все люди на земле одинаковые — их можно потрогать, ощутить их запах, в этом нет ничего страшного, но прикоснуться к Сугуру в ответ — ударить в шутку, тоже хлопнуть по плечу, в бок толкнуть, как на улице — не представляется возможным сейчас. Это что-то из разряда фантастики, сейчас не время и не место. Не та атмосфера, будто что-то мешает, что-то поменялось и теперь от этого уже не так смешно, не так весело и не так просто с этим смириться. Сугуру упрямо не уходит, тоже подливает вина — какая это уже бутылка? — и пьет с нормальной реакцией, пока Сатору отрешенно на него пялится, убрав легкую улыбку с лица. Вообще ничего легкого нет, Сатору напрягается теперь от каждого шороха в темноте, будто алкоголь вдруг обострил все его пять чувств, и значительная часть рациональных мыслей мгновенно испарилась, оставив после себя неуловимый бурлящий страх. Сугуру вытягивает вторую сигарету и поджигает, и вместе с едким дымом к Сатору приходит умиротворение, потому что он всё еще не один на этом блядском холодном балконе. Он уже замерз изрядно, Сугуру, наверное, тоже, однако огонек сигареты никуда не уходит, поэтому и Сатору продолжает стоять в паре шагах от него. — Мне правда домой надо. У меня… планы. На завтра, — Сугуру почти шепчет, но Сатору больше не нужно напрягать слух, чтобы услышать. Сатору не нравятся эти оправдания, они сейчас не на работе или учебе, чтобы искать уважительную причину для ухода. — Дойдешь? — А думаешь, не дойду? Да. Сатору в нем совершенно не уверен. Это сейчас Сугуру стоит, вертясь лишь к вину и обратно — к перилам, но идти по снегу гораздо труднее. Пускай и всего минут пять, Сатору прямо отсюда видит окно второго этажа его дома, куда кидал снежки, и в голову приходят до жути неприятные мысли. — Ты явно не в том состоянии… — Да я еще полон сил, — восклицает, перебивая, Сугуру, и Сатору убеждается в своих рассуждениях еще больше, — Знаешь, у меня дед говорил, что лучше либо пить до потери сознания, либо не пить вообще, — Сугуру затягивается в последний раз, отворачиваясь от Сатору и белесый дым выдыхая в сторону соседнего дома, опирается спиной на ограждение и растягивает губы в улыбке. Сатору узнает что-то новое — это прогресс, спасибо. Польза от сегодняшнего дня просто неописуемая, у Сатору заметный перегруз новой информацией, зато социальная потребность удовлетворена на двести процентов. Сатору берет пустую бутылку и пытается прочитать фиолетовые буквы, поднося близко к лицу, почти сразу его начинает клонить в сон, и Сатору носом клюет в черное стекло, начав быстро-быстро моргать. В моменте слышатся еще пару шорохов где-то за деревьями и голос Юджи на первом этаже, Сатору вспоминает, что они не одни в этом доме. Нарастающая паника где-то под ребрами копошится, щекочет, да только не смешно становится, когда за домом хрустит снег. Сатору осматривается, нарочно трясет бутылку, доказывая и себе, и Сугуру, что там ничего не осталось, и пора бы ее выкинуть. Невозмутимо распахивает дверь и возвращается в дом, улавливая заметный запах перегара. Стыдно немного, конечно, но вряд ли кто-то еще это почувствует — Мегуми и Юджи не так далеко ушли от Сугуру по стадиям опьянения, Сатору уверен, а потому быстро спускается на первый этаж и первым делом думает направиться в гараж, чтобы сигнализацию проверить, потому что тревога никуда не испарилась, однако, признаться честно, перестала разрастаться и остановилась на половине, заполнив только легкие и не дойдя до головы. — У вас тут воняет, как от алкашей, — брякает Сатору, решая глянуть реакцию. Мегуми пугается, он будто всегда на взводе, даже будучи пьяным, — Говорят, что перегаром пахнет от того, кто пил меньше всех, — Сатору не уточняет, что меньше всех пил именно он. Им не нужно этого знать, пускай сидят дальше смотрят свои ужастики, хотя Мегуми, кажется, был против такого времяпровождения. Убедившись, что с сигнализацией ничего не случилось — она включена и всегда готова вызвать полицию, если вдруг что-то пойдет не так — и успев поразглядывать темноту в маленьком экране, где выводится картинка с наружной камеры на входе, Сатору натыкается на Юджи на кухне, отмечая, что он вполне бодрый и адекватный. Удивляется, почему он еще не достал гитару и не начал напевать грустные песни — жаль костра нет — но, видимо, ему хватило сегодняшнего выступления на набережной. — Кто так говорит? Юджи улыбается, приподнимая одну бровь, и смотрит пытливо, пока Сатору отчаянно старается вспомнить, о чем он говорил, или понять возможную шутку. — Как? — Что перегаром пахнет от того, кто пил меньше всех, — повторяет Юджи и тихо хихикает, вгоняя Сатору в ступор. Он мельком бросает взгляд на пустующий диван и невольно задается вопросом, где носит Мегуми, следом воспроизводя второй, раздумывая о том, ушел ли Сугуру. И если не ушел, то почему? Сатору не слышал, как хлопала дверь, значит и тот, и другой должны быть внутри дома. — Не знаю, — пожимает плечами, — Услышал где-то и запомнил, — Сатору разворачивается, замирая на миг и понимая, что на балконе еще остались бокалы. Придется забрать потом. Завтра, желательно. Уже сегодня. — Лучше бы что-то полезное запоминал, — укоризненный голос заставляет уставиться вновь на Юджи, но тот молчит, губы поджав, а потому Сатору бросается к дверному проему, где взором врезается в Сугуру и два бокала в его руках. Задерживается на длинных пальцах и пуговицах на рукавах, поднимает на Сугуру глаза и хмыкает. — К тебе это тоже относится. С заметным перевесом в Сатору всё-таки побеждает относительное спокойствие, нейтрализовавшее липкую панику и гудящую в ушах тревогу. Сатору будто на облупившуюся краску наносит слой новой — рано или поздно она всё же отвалится, оголив стену с различными надписями и граффити, но в случае с Сатору надпись там будет одна единственная: "сейчас Сугуру уйдет и всё вернется" и она будет чистой правдой. Уже грязной, стоит заметить. Сатору чует в воздухе непонимание, но больше не волнующее и надоедающее, а оседающее в глубине души бренным забытым телом, которое потревожит его только тогда, когда Сатору вновь начнет на дно падать. Сугуру движется в прихожую, подбрасывая и ловя одной рукой пачку сигарет, цепляет с вешалки пальто и тянется к ботинкам темным. Он в этом образе выглядит так строго, так серьезно, будто это его дом на самом деле, и о том, что он лишь гость, Сатору напоминает растрепавшийся пучок, из которого выбилось уже приличное количество прядей, помимо челки, потому Сугуру от них часто отмахивался и был похож на суетящегося кота с черной длинной шерстью, которую языком никак не получалось привести в порядок. Сатору думает, что язык у Сугуру вовсе не длинный — он так мало говорил за сегодняшний вечер, а слушать правда хотелось. Хотя бы ради того, чтобы эго свое потешить. Вздыхая громко, Сугуру ступает на чуть подтаявший на пороге снег и, миновав две ступеньки, чуть не поскальзывается. — Че вздыхаешь? — становясь рядом и ловя второй выдох, Сатору склоняет голову набок, будто это поможет в Сугуру что-то рассмотреть, но глаза цвета такого же, как теплый свет фонаря за забором, не дают ничего в себе увидеть, кроме радужки и угольно-черного зрачка. — Предвкушаю, как вернусь домой и лягу спать, — зевая в подтверждение своих слов, Сугуру усмехается. Сатору мгновенно его обгоняет, открывая двери и пропуская вперед — на выход. Не выгоняет — любезно уступает. — Не скажешь, что придешь ко мне, чтобы посмотреть на плоды моих трудов? — А какие у тебя труды? — смеется Сугуру, ладонью упираясь в забор и чуть подавшись вперед. — А вот придешь и узнаешь, — загадочно более низким голосом отвечает Сатору, прикрывая глаза. Стоит Сугуру отвернуться и начать свой путь домой, как Сатору закрывает двери и спешит зайти в дом. Он уже намерзся сегодня, хочется сейчас тоже лечь спать, но те самые жуткие мысли, что настигли его еще в начале диалога с Сугуру на балконе, возвращаются к нему с новой силой: колотятся в двери и окна, грозясь камнями кидаться, беря пример с Сатору, топчутся на крыше и преследуют его взглядом на балконе. Одним словом — нигде не отделаться. Тремя. Поэтому Сатору и не скрывается. Слышит, что его ищет Мегуми, и вновь пугает его своим появлением. В зале свет уже погашен, и назревает снова неконтролируемая паника, зарождается маленьким ростком, остается только полить и ждать. Но дождя на улице нет, а Сатору не собирается нарочно взращивать в себе семена тревоги, только-только вырванной с корнем. — Здесь я, — пол совсем тихо поскрипывает под ногами, заставляя опустить свой взгляд и удивиться как в первый раз, — А что, без меня не сидится никак? — Ну, ты выходишь, пропадаешь, мало ли, где тебя носит, — Мегуми еле слышно. — Закрывал дверь за Сугуру, — чужое имя опять вынуждает глаз дергаться, а рот — кривиться одним уголком в сторону, — Сдался первым. А вы, я смотрю, еще держитесь. Сатору прекрасно знает, что Юджи не брал больше бутылок, и сейчас они вряд ли продолжают выпивать, поэтому принимает решение их не донимать и вернуться на второй этаж, где можно из окна понаблюдать за тем, пришел ли Сугуру домой или нет. Он не уверен, что свет в окне второго этажа его дома можно считать свидетельством того, что Сугуру всё-таки дошел. Выхода другого нет — остается лишь тупо пялиться в темноту и дышать на холодное стекло. Лампу в комнате Сатору специально не включает — так видно лучше, да и к кромешной тьме вокруг он уже попривык, глаза и так устали. Но пока не увидит свет в чужом окне, спать не ляжет, не успокоится. В конце концов, сам напоил, пускай сам и расхлебывает дальше, если вдруг с Сугуру что-то случится. Сатору гордо готов взять этот груз на себя. Насухо вытирая окно запотевшее рукавом собственной кофты, Сатору мимолетно по мокрому следу проводит двумя пальцами и смотрит еще секунд пять на него, будто это поможет тому испариться. Не дождавшись, пока от его пристального взгляда пятно высохнет, Сатору теснится на подоконнике на пару с неизвестным ему цветком — в названиях растений у них в семье разбирается только мама. Цветок действий Сатору не одобряет, да и сам Сатору тоже не в восторге от такой скуки. Время на настенных часах показывает, что прошло уже минут пятнадцать, а свет в окне Сугуру так и не загорелся. Может, на втором этаже вовсе не спальня, и Сугуру не обязательно туда заходить, чтобы лечь спать? А может, он вырубился прямо на пороге, не в силах по лестнице подняться? Сатору бы не отказался посмотреть на столь комичную картину. Не отказался бы в целом убедиться, что Сугуру уже спит, а не валяется трупом в ближайшем лесу. Например. Что угодно же может случиться. Сатору поджимает губы и хмурится, листает ленту новостей, которая слепит его своим ярким белым цветом и контрастным красным в оформлении сайта даже на минимальной яркости, а позже блокирует телефон и вовсе швыряет его на кровать. К своему удивлению, попадает. И попадает взором сонным на часы, которые оповещают его о том, что прошло еще пятнадцать минут. Сатору абсолютно не нравится такой расклад. Еще ведь надо что-то делать с Юджи. А если он тоже сейчас соберется домой уходить и Мегуми начнет волноваться на пару с Сатору? И будут они уже вдвоем сидеть на подоконнике и высматривать свет уже в двух окнах, если, конечно, многоэтажку через дорогу, где живет Юджи, вообще возможно разглядеть с этого ракурса. Искусав до крови нижнюю губу, Сатору решается выйти и проверить, не ушел ли Юджи и дошел ли до дома Сугуру, но, скользнув размытым взглядом по дивану, он убеждается, что ничего дома не поменялось за эти полчаса, и, быстро накинув на себя куртку, даже не застегнув, отправляется снова морозить свои конечности на улице. Настолько темно, что кажется секундно, что это в глазах потемнело так же, как когда резко встаешь, проморгавшись и потерев глаза — хоть спички вставляй — Сатору шагает сначала к уличному фонарю в метрах пяти отсюда, попутно вертя головой по сторонам и выискивая какие-то несовпадения, несостыковки — и с ужасом истерично смеется, когда и вправду находит. Пройдя от фонаря еще метров двадцать и почти добравшись до поворота, где какой-то дотошный хозяин усердно убрал весь снег от своего забора в огромную кучу, занимающую половину дороги, Сатору останавливается аккурат перед этим сугробом и нагибается, еле дотягиваясь взором до конца этой белоснежной неровной кучи уже с другого угла. Неровной, потому что на той стороне заметное углубление, отчего то почерневшее, будто снег растаял там до самого асфальта. Сатору торопливо двигается еще на пару шагов поближе к тому черному пятну и замечает интересную вещь — пятно еще живое, но совсем не разговорчивое. — А говорил, что дойдешь, — вздыхает и садится на корточки перед валяющимся Сугуру. Он неравномерно дышит в ответ и, кажется, совершенно его не слышит. Спит? Хорошо, что не мертвый хоть, а то найти в подворотне труп было бы самым неприятным событием этого вечера — перебило бы даже те пару бокалов, что он выпил и тут же об этом пожалел. Потыкав пальцем в плечо, словно боясь, что тот как-то не так среагирует, Сатору не дожидается никакого ответного действия и понимает, что дальше сидеть перед Сугуру и просто смотреть — не вариант. Ухватив его за рукав вымокшего пальто, Сатору шипит от холодных капель, что остаются на и так замерзшей руке. И долго он тут лежит? Позволяет себе дотронуться до волос Сугуру и вновь ощущает влагу пальцах, одергивает руку и тут же ругает себя за то, что лезет туда, куда не нужно. Тянет за вторую руку, вынуждая Сугуру принять сидячее положение — голова у него слегка наклонена набок, уткнувшись носом в прилипший к плечу комок снега. Сатору изламывает губы в подобии улыбки бессознательно и тут же перехватывает чужие запястья одной рукой, второй же отряхивая пальто и надеясь всё же, что от его действий Сугуру очнется и сам дойдет около ста метров до своего дома. Но этого не происходит, и Сатору пыхтит, Сугуру поворачивая к себе спиной и обхватывая за плечи в попытке поднять на ноги. В крайнем случае можно и так дотащить, но на дороге след останется подозрительный, почти как в фильме — только крови не хватает. А что Сатору дальше делать будет? Кинет его на пороге? А ведь до порога нужно еще дойти — преодолеть забор и входную дверь, от которых нужны ключи. Прижимая рукой одной Сугуру к себе, Сатору свободной лезет в карман пальто и с первого раза попадает в тот, где лежит связка ключей и пачка сигарет, однако зажигалку для полного комплекта он там не находит — в другом, значит. Но это не так важно сейчас, Сатору быстро кидает чужие ключи к своим, вытаскивая ладонь уже из своего кармана и совсем легонько ударяя ей по чужому лицу. — Эй, — ударяет второй раз чуть сильнее, но всё тщетно. Сугуру даже бровью не повел. Пройдя в столь неудобном положении несколько метров, Сатору понимает, что если идти спиной вперед в полной темноте и дальше, то это ничем хорошим не кончится, и поворачивается боком для большей уверенности. Не сказать, что ему сильно тяжело, но сонливость медленно пробирается под кожу и впивается в кости, заставляя все конечности ощутимо ослабнуть. Сатору буквально осязает то, как собственная слабость ему движения сковывает железными цепями, и он волочит за собой в данный момент не только Сугуру, но еще и свои невидимые оковы, безумно давящие на запястья и щиколотки. Завидев на горизонте знакомый забор, Сатору морально готовится к тому, что Сугуру снова придется удерживать одной рукой, а лучше вообще усадить рядом или привалить к стене, надеясь, что тот не скатится лицом в снег — оно и так уже заметно красное, как близящийся рассвет, который Сатору, видимо, встретит лицом к лицу сегодня, так и не заснув. Но до этого еще далеко — его ждет чужой дом и Сугуру, что сопит под ухом с приоткрытым ртом. От него перманетно пахнет сигаретами и временно — перегаром, который ощущается более явно, когда его лицо совсем рядом. Сатору думает, что сейчас провоняет этим жестким комбо ароматов, что за сегодняшний вечер устал так, как не уставал от сражений на небесах, и что у Сугуру дома тоже, наверное, пахнет сигаретным дымом. А как вообще у Сугуру дома? Какой интерьер, в каких цветах и с какой мебелью, планировкой? Есть ли у него дома какие-то иконы, если он действительно верующий? Что в той единственной комнате на третьем этаже? Или она не единственная вовсе, Сатору совершенно безосновательно так решил. Самое время узнать, вот только перетаскивать Сугуру через порог — та еще морока, а потому, кинув всё-таки его посреди прихожей, Сатору сам садится рядом, выравнивая собственное дыхание и прислушиваясь к чужому. Всё ещё дышит, значит, не умер. — Сколько же от тебя проблем, — непроизвольно роняет Сатору, ложась на пол и чувствуя под головой бумагу, но не собираясь пока ее доставать, — Да и от меня тоже, — выдыхает шумно с осознанием того, что это он виноват в этой ситуации, зависшим в воздухе под потолком в темном углу и глядящим на него огромными глазами максимально осуждающе и угрожающе, словно вот-вот выпрыгнет и вцепится в его голову. И оторвет, снесет с плеч, а Сатору даже рад будет. Улыбаясь горько своим размышлениям, Сатору поднимается и включает свет, сразу замечая те самые бумажки на полу, примятые его головой — это оказываются газеты, и Сатору про себя удивляется, что Сугуру занимает голову чем-то подобным. Так и представляет, как Сугуру сидит в своем огромном балахоне посреди храма и читает в газетах анекдоты. А потом кому-нибудь рассказывает. Интересно, почему тогда Сатору не рассказал… Сатору берет в руки пачку газет, довольно громко ими шурша, и разворачивает первую, тут же фыркая и запрокидывая голову к тусклому светильнику на бледном потолке. Не к небу, жаль, но оно ему уже ничем не поможет и не скроет его очередной приступ истерического смеха. Сатору косится то на газету, то на спящего Сугуру, утирая выступившие от смеха слезы. Смотря на свою фотографию, Сатору ухмыляется и хвалит фотографа и самого себя за то, каким красивым он вышел на фото для надгробия — могли ведь выбрать и хуже. Искренне смешно осознавать, что ты всё это время нагло пиздел человеку о своей жизни, а он знал, что ты ему врешь, и не подавал виду. На этот раз Сатору хвалит уже Сугуру — за хорошую актерскую игру — и в который раз убеждается, что он не так прост. Теперь хочется услышать уже два признания, чтоб вторым было то, что он несколько дней Сатору ответно лгал, притворяясь умело, что ничего не понимает. Тогда очень любопытно узнать, что Сугуру на самом деле думает — Сатору же никак не мог возродиться на том же месте спустя больше десятка лет. Складывая первую газету, Сатору разворачивает вторую и видит почти то же самое: громкие заголовки желтой прессы, к которым добавляется лишь фотография разыскиваемого виновника аварии. На Сатору с бумажной старой страницы смотрит не кто иной, как Тоджи Фушигуро. С привычной глазу ухмылкой со стороны, где на губе виднеется шрам, до боли похожий на Мегуми и пробуждающий одним своим уверенным взглядом не самые приятные воспоминания. Если он действительно виноват, то Сатору не держит на него зла. Небеса дали ему ценный опыт, разве что родителей расстроил своей смертью и заставил потрепать нервы изрядно всякими судами и расследованиями. Как погиб Тоджи, Сатору не знает, однако думается, что жизнь его точно не была такой легкой, как у Сатору. Сатору надеется, что хотя бы на небесах Тоджи отрывается по полной — такого вряд ли кто-то сможет сместить. Скидывая обратно на пол газеты, примерно в то же место, где они лежали изначально, Сатору принимается снимать с Сугуру грязные ботинки с тоннами налипшего снега, а затем и пальто, что дается Сатору заметно труднее. Сугуру словно кукла в его руках, податливая и хрупкая, и Сатору жизнь к такому не готовила. Он боится Сугуру уронить, когда по лестнице поднимает, и рассуждает уже о том, что идея закинуть его на плечо не такая плохая. Была бы раньше, если б до спальни Сугуру не оставалось всего несколько злосчастных шагов. Заглянув за единственную открытую дверь на втором этаже, Сатору угадывает сразу — сегодня везет — и видит перед собой застеленную кровать, выдыхая и тут же делая вдох снова, ощущая запах сигарет в стенах комнаты. Сатору и здесь оказался прав, и он чертовски доволен собой. Сугуру, распластавшись на полу, начинает внезапно что-то себе под нос бубнить, и Сатору подрывается к нему, наклоняясь перед лицом. — Че говоришь? Не слышно ниче, поблагодари хоть, — насмехается и трясет его за плечо. На этот раз срабатывает — Сугуру распахивает глаза резко, уставляясь молча прямо на Сатору, так же беззвучно встает неохотно на краю лестницы и, качнувшись назад, тотчас подгибая ноги, стремительно и непозволительно свободно падает, совершенно не сопротивляясь, не мотая руками и даже не крича. Сатору и сам пополам сгибается в попытке Сугуру поймать, и двумя руками хватает его за ворот рубашки, подтянув к себе и позволяя выговориться: — Еб твою мать, Сугуру. — Извинись, — ничего не соображая, видимо, и помутненным взором разглядывая стены собственного дома, проповедник вскидывает брови. — Извини, — Сатору издает громкий смешок, тут же посерьезнев и выпрямившись, реально просит прощения, сдерживая новые порывы истеричного смеха и думая, что Сугуру такими темпами его до сердечного приступа доведет. Перенося обе руки на чужие предплечья, Сатору продолжает тянуть его на себя и отходит назад, ведя Сугуру за собой до того момента, пока не врезается в край кровати. Сугуру всё это время молчит, то ли не до конца проснувшись, то ли просто поддаваясь и издеваясь, пускай и выглядит со стороны так, будто это Сатору норовит над ним издеваться и потешаться в таком состоянии. Наверное, сейчас у Сугуру раскалывается голова и ломит все конечности из-за того, как неаккуратно Сатору его тащил. Тут остается только посочувствовать, поэтому Сатору одним рывком его разворачивает и чуть толкает на кровать. Сугуру падает безвольной тряпкой, которой весь день мыли пол, а в конце выжали и бросили на батарею — даже изгибается так же. Сатору пялится на него около минуты, наблюдая, как тот усиленно трет ладонями лицо, заставляя краснеть еще больше, как поджимает к груди ноги и утыкается в колени лицом, вздыхая так громко, словно воет на начавшее подниматься солнце, еще не показавшееся на горизонте, но уже пускающее на ультрамариновое небо первые бледные лучи. Ставя мысленно галочку рядом с вопросом про окно, потому что оно правда находится в спальне, Сатору впивается взглядом в балкон своего дома и мимолетно ужасается тому, что Сугуру спокойно может следить за тем, что на нем происходит. Обычно, конечно, ничего компрометирующего, но держать в голове этот факт всё-таки стоит. — Принеси воды. Сугуру обращает помятое лицо к Сатору. — Я тебе че, блять, мальчик на побегушках, — уже выходя в холл второго этажа, кидает угрюмо Сатору, перескакивая по две ступеньки и быстро добираясь до конца лестницы. Теперь остается разыскать кухню. Она явно не может отделяться дверью, поэтому Сатору просто проходит вглубь коридора до упора и оказывается у цели. Множество белых шкафов с черной столешницей, круглый стол и четыре небольших аккуратных стула вокруг него, а также огромный светильник четко над ним, висящий достаточно низко — Сатору бы мог удачно удариться головой — угловое огромное окно с белыми полупрозрачными занавесками и десяток миниатюрных ламп, по всему потолку хаотично разбросанных, встречают не совсем дружелюбно. Прямо как хозяин дома — настороженно, с недоверием и легким отторжением. Сатору скользит взором по ряду чистых навесных шкафов и прикидывает, что стаканы должны находиться именно там. Дотянувшись до верхней полки под потолком без особого труда, Сатору осматривается, подвисает на несколько секунд, пока съедает взглядом полностью прибранную комнату и представляет, насколько редко Сугуру в ней бывает, раз она предстает для такого незваного гостя, как Сатору, в абсолютно безупречном, слишком правильном виде. Точно отражает самого Сугуру, от подобных сравнений к горлу подбирается тошнота, кислотой обжигая все внутренности и еще раз напоминая о том, что вино сегодня было лишним. Третьим лишним в их компании — Сатору и Сугуру бы и без него справились. Нет никакой компании, нет. И вина лучше б не было. Сугуру, наверное, тоже десять раз пожалел и прямо сейчас сам себя проклинает, если, конечно, сил ему на это хватает, и ум уже проснулся окончательно, пускай и мало будет для любого среднестатистического человека получаса сна в сугробе на морозе, чтобы потом весь день нормально функционировать. Что там Сугуру говорил про планы? Сатору отчаянно думает, что Сугуру станет винить его за сорванные планы. Но Сугуру хорошо — он может спать весь день, пока храм закрыт, продолжать пить, допустим, если вдруг внезапно осознает, что спать на куче снега — ахуительная идея. Или смотреть в потолок и поливать грязью Сатору — вслух или в уме — это тоже неплохой вариант, куда проще всех остальных. Возможно, Сугуру уже начал его воплощать в реальность. Набрать воды решает из-под крана, потому что и так, кажется, задержался на кухне чересчур долго, и времени дальше разглядывать интерьер и раздумывать о не своих делах у него нет. Сатору хочет по пути заглянуть и в другие комнаты, чтобы хоть на долю секунды утихомирить свой взбунтовавшийся интерес, но удерживает себя от поспешных действий, что могут заиметь неприятные последствия, и чуть ли не бежит обратно наверх, где Сугуру, вероятно, высох, словно комнатное растение с большими яркими листьями после того, как хозяева уехали в продолжительную поездку, и никто его не поливал, оставив жариться на солнце или мерзнуть под сквозняком. Листья свернулись и иссохли, раскрошившись на мелкие частички пыли — Сугуру выглядит сейчас именно так, и Сатору бы пошутил, что с него просто, как с деда, песок сыплется, но Сугуру явно не оценит его юмора в данный момент. В спальне подозрительно тихо, Сатору залетает в комнату на всех скоростях, проскальзывая носками по гладкому полу, но реакции на проделанный трюк не получает. Сугуру лежит довольно компактно, до сих пор поджимая ноги, не убирая с лица распустившихся волос, что не дают узнать точно, спит Сугуру или где-то в прострации находится, смотря в одну точку и не имея связи с внешним миром ровным счетом никакой, кроме физической оболочки. Сатору прокусывает недавно затянувшуюся ранку на губе, ощущая каплю крови на собственном языке, трет замерзший нос, шмыгая шумно, второй рукой отставляет стакан с водой подальше от края прикроватной тумбочки и присаживается перед Сугуру, поднимая пару мокрых прядей и откидывая их в сторону. Веки бледные подрагивают, но не открываются — вход воспрещен. Сатору выпускает из легких воздух и приподнимает брови, выпрямляясь в полный рост и попадая взглядом на пыльную люстру, которая ответно смотрит так же грустно, сочувствующе повествуя о том, что этот дом — одна сплошная красивая ловушка. Сугуру сам в нее попался. Склонив голову, до невозможности тяжелую, но стремительно пустеющую, и звякнув связкой чужих ключей, ровно один раз перевернув ее на указательном пальце, Сатору выходит на улицу и проверяет, заперты ли ворота, а затем топчется уже в прихожей, оставляя после себя кучу грязных размытых следов и проворачивая попутно ключ в замочной скважине два раза. Сатору толкает дверь, дергает на себя — она не поддается напору — и кидает ключи в карман пальто. Если вход закрыт, значит нет и выхода.