Бытие в мире МК

Совет прошел успешно и очевидной причины для его скверного настроения не было. А неочевидных...было слишком много, чтобы писать список.    Би-Хан хмурился все сильнее, с каждым размашистым шагом по коридорам, с каждым поворотом. Точнее было сказать с каждым вдохом, не приносившим почему-то необходимый кислород. До его покоев оставалось приличное расстояние, а перейти на постыдный бег не позволял статус, хоть его походка и так была слишком быстрой.    Где-то под солнечным сплетением закручивался неприятный узелок, в легких скребло и грудную клетку сдавливало, словно кто-то невидимый положил плиту на нее.    Вдох-выдох сквозь сжатые зубы, оскал, от которого опускают головы дозорные и воины, попадающиеся на пути. Плевать, он – Грандмастер, как ему хочется, так и смотрит.    В горле растет предательский ком, и он чувствует, как жжение пробирается в уголки глаз рискуя опозорить новоявленного главу Лин Куэй.    До боли прикусывает внутреннюю сторону щеки и кулаки сжимаются чуть ли не до кровавых отметин в форме лунок от ногтей на мозолистой коже и это помогает пройти еще немного с широко расправленными плечами и злобным взглядом.    Дверь в его залу распахивается от пинка ногой, и он велит всем оставить его на сегодня, убираться и не беспокоить, потому что клянется превратить с глыбу льда любого, кто сунется.    Позорно проявлять такие эмоции, ведь тебе не пять лет, и ты не ободрал коленки отрабатывая первые стойки и пассы вместе со старшими, тайком от отца.    Позорно испытывать такие эмоции по отношению к предателю.    Сектор стал отличным советником и помощником, как и Фрост, но...из горла рвется постыдное бульканье. Взрослый Грандмастер Лин Куэй хнычет как сопливая девка.    Никто из них не Куай. Никто из них не младший брат. Не его кровь.    Только потеряв его он осознал, как много Скорп делал, как сильно помогал, какой надежной опорой был. Даже если весь мир был против, он всегда стоял рядом. Да, вот именно, стояЛ. Больше нет.    И от этой мысли внутри только гаже.    Хан следил за братом, знал о его женитьбе, о попытках (жалких, конечно же) создать свой клан с абсолютно идиотским названием. Знал, и угрожал, сказав, что Харуми не спрячется за его спиной.    Потому что было больно. Было невыносимо от того, как легко Куай от него отказался, как ушел даже не посмотрев назад.    Сколько лет они провели бок о бок, выросли, гонялись за сверчками в лесу, разглядывали силуэты облаков, таскали из деревни сладости на праздники. Засыпали в одной комнате, получали наказания от отца за то, что не выдавали друг друга.    Хан рыкнул, пытаясь подавить скребущий за ребрами вой тоски. Он помнил, как учил неугомонного вихрастого мальчишку, который переживал, что криомантия не дается. Помнил, как испугался брат, когда вместо льда родилось пламя, как трясся перед испытанием. Как расплакался у него на плече, когда отец вознес хвалу богам за дар младшего сына.    Как просто он все перечеркнул. От этого осознания трясло. Еще и этот...подкидыш увязался. Би-Хан всегда был к нему чуть более строг, даже жесток порой. Сейчас он мог себе признаться, в темноте своей спальни, что он на самом деле ревновал. Его бесило то, с какой непринужденностью Томаш очаровывал Куая, как легко стал ему ближе Хана, как они делились секретами между собой. До искр из глаз раздражало, что для брата они оба были наравне. Родня против незнакомца.    Грустно хмыкнув, Хан поднялся с пола. Сморгнул, позволив единственной слезинке упасть на пол, а последующие замерзли, едва оторвались от его щеки, опав ледяными бусинами ему под ноги. Чтобы он остервенело растоптал их, вымещая всю злость и обиду на них, а не на живом брате.