Where the Rabbit Stops to Rest [Где кролик останавливается, чтобы отдохнуть]

      Теперь, когда Рене ушла, Нилу стало не хорошо. Ему пришлось напомнить себе, что она такая же чужая, как и все остальные здесь. У него не было никаких причин так сильно ей доверять.       Аннабет показала ему хижину, которая оказалась довольно простой. Койки были сдвинуты к стенам здания, чтобы освободить место для различных рабочих столов, отчего помещение стало меньше походить на дом и больше на библиотеку. Нила это не беспокоило, ему всегда нравились библиотеки. Если не считать некоторых поверхностных деталей, каждая библиотека была одинаковой, независимо от того, в какой точке мира она находилась, и было легко затеряться среди полок.       Когда они закончили экскурсию, Аннабет отвела его к тому, что должно было стать его кроватью, пока на него не заявит права его божественный родитель. Это была нижняя койка, уже застеленная простынями и одеялами, а сверху лежал знакомый синий рюкзак.       — Мы подобрали его с места крушения, — сказала Аннабет, пододвигая сумку.       Нил перевернул сумку на свою кровать, просматривая три выпавших предмета: связку ключей, папку и оранжевую толстовку с капюшоном. Нил инстинктивно прижал толстовку к носу, вдыхая ее запах. Он не знал точно чем пахло: единственное слово, которое пришло на ум, было дом.       — Штат Пальметто? — спросила Аннабет. — Я никогда не слышала об этом университете. Где это?       Нил посмотрел вниз и понял, что на толстовке, прямо под оранжевой лисьей лапой, был текст.       — Я не знаю.       Он посмотрел на заднюю часть худи в поисках дополнительной информации, но единственным, что было на ней, была большая цифра 3. Там было свидетельство того, что на спине раньше была напечатана фамилия, но буквы стерлись и больше не были разборчивы.       Аннабет еще не закончила со своими вопросами.       — А как насчет ключей — ключей от дома? От машины?       Нил бросил толстовку на колени, чтобы покрутить ключи в пальцах.       — Может быть, оба варианта? Этот, — он продемонстрировал ключ среднего размера, — я думаю, от квартиры.       — Ты думаешь?       Нил пожал плечами.       — Я не помню.       — Тогда почему они у тебя в сумке?       Нил снова пожал плечами.       — Сентиментальная ценность?       По правде говоря, он не знал, почему все это оказалось в его сумке. На самом деле он не был уверен, что это была его сумка, но он чувствовал такую привязанность ко всем предметам, что, должно быть, так оно и было.       — А папка? Что это — домашнее задание?       Нил не знал. Он взял папку и раскрыл ее у себя на коленях, осторожно наклонив так, чтобы Аннабет не могла увидеть содержимое. Он не знал, что найдет, но что-то подсказывало ему, что эта папка была личной.       Правда, он не знал почему; единственное, что было в папке, — это вырезанные статьи о футболе. Он заглянул внутрь пластиковых папок, задаваясь вопросом, не скрывают ли статьи что-то еще, но они были пусты.       Он усмехнулся.       — Это не может быть моим. Я ненавижу футбол.       — Если это не твое, тогда почему оно у тебя в сумке?       — Я не знаю. Может быть… может быть… — Нил попытался найти разумное объяснение, но ничего не приходило в голову. Он помассировал виски, чувствуя, как снова начинает болеть голова. — Я не знаю.       Когда он поднял глаза, то увидел, что Аннабет смотрит в сторону, сосредоточенно нахмурив брови.       — Нил, какая у тебя фамилия?       Автоматической реакцией Нила на этот вопрос было чувство паники из-за того, что его личность подверглась сомнению. К счастью, его рот отреагировал раньше, чем мозг.       — Джостен.       — А твой день рождения?       — 31 марта.       — А какой сейчас месяц?       Нил колебался. На улице было солнечно, и это был летний лагерь, так что…       — Май?       — Июнь, — поправила Аннабет.       — Был май, когда я попал в автокатастрофу, — солгал Нил.       — Сегодня 20 июня. Так что нет, это не так. Рене проверяла тебя на сотрясение мозга?       — У меня нет сотрясения мозга; я бы знал, если бы оно было. Я просто… моя память немного пошатнулась. Однако она возвращается ко мне. Я думаю, моему мозгу трудно переварить все, что происходит.       Казалось, это сработало. Выражение лица Аннабет сменилось с подозрительного на сочувственное.       — Мне жаль твою маму. С этим, должно быть, очень, очень трудно справиться.       — Все в порядке, — если быть честным, Нилу казалось, что его мама умерла давным-давно, а не вчера. Это не было похоже на что-то совершенно новое. — Итак, эм… здесь много пар, да?       Аннабет благосклонно приняла смену темы.       — Да, есть такое. Со многими ты уже познакомился?       — На самом деле я с ними не знакомился, но Рене указала на них. В основном только Мэтт и Дэн, Эллисон и Сет.       — Они все довольно милые. Сет вроде как мудак, но, по крайней мере, он добр к Эллисон.       — Он? — спросил Нил. — Их отношения не заканчиваются и не продолжаются, или что-то в этом роде?       Аннабет бросила на него любопытный взгляд.       — Нет? С чего бы это?       У Нила не было хорошего ответа.       — Наркотики?       — Сет трезв, — сказала Аннабет, нахмурившись еще сильнее. — Он не употребляет наркотики. Их отношения на самом деле шокирующе здоровые. Рене говорила тебе обратное?       — Нет, конечно, нет. Рене никогда бы не сказала ничего подобного, я просто… Я не знаю. Сет просто кажется таким парнем.       — Ну, это не так. Слушай, ты здесь далеко не продвинешься, если будешь делать предположения о людях. Большинство из нас нейроотличны, и всех нас по той или иной причине называли фриками или чудаками со странностями. Может, потратишь минутку, чтобы узнать кого-нибудь получше, прежде чем решать, какой он, хорошо?       — Хорошо, — сказал Нил, главным образом для того, чтобы закончить разговор. На самом деле у него не было ощущения, что он что-то предполагал насчет Сета; скорее, он знал, что это правда, и просто искал подтверждения. Но… это не было правдой. Нил не понимал, что делает. Может быть, он ударился головой сильнее, чем думал. — Да, хорошо, ты права. Я больше не буду делать предположений о людях. Но вернемся к сути — у всех ли здесь есть отношения?       Аннабет приподняла бровь.       — Здесь много одиноких людей, если это то, о чем ты беспокоишься. Не встречайся ни с кем из своей хижины, это инцест, но все остальные полубоги — честная игра. Даже не пытайся заигрывать с нимфами; они могут флиртовать, но не всерьез.       Нил скорчил гримасу.       — Я бы не стал встречаться с… ладно, да, конечно, неважно. Я не беспокоюсь о том, чтобы найти пару. Вообще—то я… я не встречаюсь. Мне просто было интересно, будет ли это странно или нет.       Нил не знал, зачем он это говорит. Ему следовало бы строить планы побега, а не беспокоиться о том, что он посторонний. Это было просто… Рене сказала ему, что он в безопасности, и он поверил ей. Если они действительно находились в уединенном месте вдали от остального общества, это означало, что его отец не смог бы его найти. Если бы это было правдой, Нил, возможно, просто никогда бы не ушел.       Аннабет стояла, но теперь она снова села на кровать, подтянув колено к груди. — В этом нет ничего странного. Есть много людей, которые не ходят здесь на свидания по той или иной причине. Я не хожу на свидания.       — Да? — спросил Нил, оживляясь. — Почему нет?       — Парень умер, — сказала Аннабет, пожимая плечами. Это движение должно было быть непринужденным, но Нил видел, как много сил это отняло у нее. — В прошлом году была война полубогов. Перси возглавил атаку и в конце концов пожертвовал собой ради общего блага. Он — причина, по которой у нас теперь есть домики для второстепенных богов, а также причина, по которой ты, вероятно, будешь востребован в течение недели. Его жертва была принесена на благо полубогов повсюду, так что я знаю, он бы подумал, что это того стоило, но… Я не знаю. После этого я точно не готова снова встречаться.       — Мне жаль, — сказал Нил, зная, что этого недостаточно.       Аннабет попыталась улыбнуться.       — Все в порядке. Теперь все в порядке. Мы в безопасности. В любом случае, сейчас нам, наверное, стоит пойти пообедать. Ты проспал завтрак, но если мы поторопимся, то сможем накормить тебя до ужина.

***

      По пути к обеденному павильону Нил так увлекся листвой, что не заметил, как кто-то попытался срезать перед ним. Они врезались друг в друга, и парень споткнулся, но не упал.       — Смотри по сторонам, — рявкнул тот.       Нил восстановил равновесие, но не смог вымолвить ни слова. Парень был одет во все черное, несмотря на жару, включая черную куртку с поднятым капюшоном. Капюшон сполз достаточно, чтобы на секунду показать его светлые волосы, прежде чем парень дернул его обратно.       — Эндрю, веди себя хорошо, — одернула его Аннабет. — Это Нил. Он новичок.       — Я знаю, кто он, — прошипел Эндрю. — Итак, спящая красавица наконец-то проснулась, да? Это ты сообщила новость о его маме, или это сделал кто-то другой?       — Это сделала Рене, — перебил Нил. — И все нормально. Я не был расстроен.       Аннабет бросила на него удивленный взгляд, но все внимание Нила было сосредоточено на Эндрю. Он знал эти волосы, короткие, светлые и растрепанные, и эти брови, широкие, угловатые и низкие, и эти глаза, ореховые, зеленые и карие с оттенком, который при свете можно было назвать желтым. Его ресницы были темными и густыми, а губы поджатыми, потрескавшимися, более широкими посередине и сужающимися по бокам таким образом, что он казался почти надутым. Это было забавное слово для его описания, поскольку Нил логически понимал, что этот человек должен быть страшным, а не надутым. Но для Нила это было похоже на надувание губ.       Эндрю усмехнулся, небольшой выдох вырвался из его надутых губ, одна бровь приподнялась.       — Либо ты психопат, либо просто ущербный. В любом случае, у меня нет на это времени; мне нужно отремонтировать храм. Прочь с дороги.       Нил отступил на шаг, и Эндрю проскользнул мимо, засунув руки в карманы толстовки.       — Я не понимаю, как он носит эту штуку летом, — пожаловалась Аннабет. — Королева драмы.       Нил едва расслышал ее слова, слишком занятый наблюдением за уходом Эндрю в лес.       — Он что-то говорил о храме?       — Да, храм Аида. Он разрушился, когда… ну, когда предыдущий парень, который работал над ним, умер. Эндрю все исправил.       Нил кивнул, все еще рассеянный.       — Он сын Аида?       Что-то в этом казалось ему забавным, но Нил не знал что. Хотя в этом был смысл. Нил был почти уверен, что даже боксеры Эндрю были черными, но, наверное, странно было так думать.       — Ха, он хотел бы. Нет, он настолько далек от сына Аида, насколько это вообще возможно. У нас не осталось детей Аида. Последний, Нико, погиб на войне. Он был моим лучшим другом.       Нил не знал, как ее утешить, поэтому даже не пытался.       — Но зачем Эндрю заботиться о храме Аида, если он даже не из той хижины?       Аннабет вздохнула.       — Честно говоря, я не понимаю, почему Эндрю делает что—либо — никто этого не понимает. Он просто такой. Пойдем, я провожу тебя к нашему столику.       В обеденном павильоне вместо стен были колонны, что позволяло приятному бризу с озера проникать внутрь и охлаждать помещение. Потолок был достаточно высоким, чтобы не вызывать клаустрофобию, но все же не позволял солнцу обжигать отдыхающих, которые обедали. Отсутствие стен также означало, что звук не отражался эхом, поэтому, несмотря на то, что многие столики были заняты, здесь было не так громко, как в других обеденных залах, где Нилу доводилось бывать раньше.       Нил попытался вспомнить, в каких столовых он бывал раньше. Он помнил длинные очереди за обедом… студенты в майках и спортивной одежде… оранжево-белая плитка. Затем изображение исчезло, и Нил остался с еще более неприятным пустым пространством на том месте, где было воспоминание.       Остаток дня Нил провел с другими детьми Афины. Они занимали его настолько, что всякий раз, когда у него возникали сбивающие с толку мысли, он быстро отвлекался от них, поглощенный созерцанием нового пейзажа или опробованием новых видов деятельности. Вечером они все отправились в амфитеатр к костру. Нилу сказали, что со временем будут петь и рассказывать истории, но пока все использовали это время, чтобы пообщаться с другими хижинами и пожарить зефир.       — Хочешь поджарить один? — предложила Аннабет.       Нил покачал головой.       — Я не люблю сладкое.       — Какие ужасные вещи ты говоришь. Тебе следует поговорить с Кевином, вы бы отлично поладили. Кевин! Кевин!       — Что? — крикнул какой-то парень через весь амфитеатр.       — Иди сюда, я тебе кое-что скажу!       Раздался громкий стон, и мгновение спустя из толпы вышел парень. Нил немедленно застыл на месте, потому что он знал этого парня, он знал его, он встречался с ним раньше, они разговаривали, он знал его…       — Чего ты хочешь? — спросил Кевин у Аннабет. Его глаза скользнули по Нилу, оценивая его, затем метнулись обратно к Аннабет, очевидно, не найдя ничего интересного.       — Это Нил. А еще он ненавидит сладости. Общайтесь.       С этими словами Аннабет подтолкнула Нила вперед и ушла, оставив его с не-незнакомцем. Нил знал, что ему, вероятно, следовало что-то сказать, но он не мог. Кевин… Кевин… Кевин…       — Ты новичок? — догадался Кевин, подтягивая к себе бутылку с водой, чтобы отпить из нее.       Нил кивнул.       — Ты официальный ребенок Афины, или все еще ждешь, когда на тебя заявят права?       — Жду.       — Ах. Очень плохо. «Афина» — лучшая хижина.       — Ты ребенок Афины? Я не видел тебя ни на одном из мероприятий.       — Да, в основном я тренируюсь со своим братом Жаном, — объяснил Кевин. — Аннабет думает, что мы слишком конкурентоспособны, мы пугаем младших участников. Я думаю, они просто недостаточно хороши, но неважно.       Нил обдумал это и решил, что да, хорошо, он увидел семейное сходство между Кевином и Аннабет. Аннабет, безусловно, была дружелюбнее, но и ее, и Кевина разделял один и тот же дух соперничества, как будто они всегда оценивали людей и искали кого-то, кто мог бы быть на их уровне. На них обоих Нил не произвел впечатления, но это было нормально. В чем-то Нил хотел проявить себя, но в чем-то ему просто хотелось передохнуть. Он только что вернулся из насыщенной жизни; ему не нужно было погружаться в другую.       Подожди, подумал он. Какая жизнь?       Он попытался ухватиться за это воспоминание, но его там не было. Должно быть, он просто думал о том, что был в бегах со своей мамой, но это казалось далеким-предалеким. Что-то произошло между его пребыванием в бегах и нынешним… каким-то местом, куда он отправился…       — Есть какие-нибудь предположения о твоем божественном родителе? — сказал Кевин, прерывая ход мыслей Нила.       Нил позволил своим плечам опуститься. Ответ казался таким близким, но теперь он исчез.       — Не совсем. Я вырос с двумя родителями, и я почти уверен, что ни один из них не был богом. Честно говоря, я даже не знаю, что я полубог; может быть, кто-то допустил ошибку, впустив меня сюда.       — Нет, ты полубог, — уверенно сказал Кевин. — У тебя есть эта аура. Есть множество причин, по которым у тебя должны быть смертные родители. Может быть, тебя тайно усыновили.       Нил съежился.       — Только не в моей семье.       — В любом случае, я уверен, что ты достаточно скоро во всем разберешься. Со времен войны людей стали забирать почти сразу. Я бы дал тебе максимум 48 часов.       Нил попытался представить, как на него заявляют права, но не смог этого сделать. Было всего несколько мест, где он когда-либо чувствовал себя по-настоящему своим, и он даже не помнил, какими они были. Вероятно, это были всего лишь плоды его воображения, настолько яркие сны, что он начал думать, что они реальны. На самом деле, он никогда раньше нигде не был своим, и хотя ему нравилось это место, он знал, что здесь ничего не изменится. Он был кроликом, всегда в бегах. Он не мог позволить себе сбавить скорость, как бы сильно ему этого ни хотелось.       — А что насчет тебя? — спросил Нил, позволяя им снова переключить внимание на Кевина. — Если твоя мама Афина, это значит, что твой папа смертный?       — Да, — сказал Кевин, и что-то в выражении его лица смягчилось. — Мои мама и папа познакомились, когда были молоды, сблизились из-за легкой атлетики и тому подобного. В конце концов, моя мама Афина забеременела, и она появилась на пороге дома моего отца вместе со мной. Ему предстояло решить, что со мной делать, бросить ли меня, возненавидеть или что-то еще, но вместо этого он вырастил меня.       Нил подумал о своем отце, мяснике из Балтимора, и почувствовал укол ревности. Однако в то же время он был рад за Кевина. Это звучало так, словно у него была хорошая жизнь.       Нил сказал именно это, и Кевин кивнул.       — Да, мне действительно повезло. Мой отец сейчас живет в городе, тренирует футбольную команду колледжа. Я вижусь с ним по выходным.       Что-то в этом было не так.       — Футбол?       — Да. Что насчет него?       У Нила словно раскалывалась голова.       — Ваймак не тренирует футболистов.       Кевин бросил на него странный взгляд.       — Вообще-то тренирует. Кроме того, я не называл имя своего отца. Что это значит? Что происходит?       Нил обхватил голову руками, пытаясь вспомнить. Ваймак, Ваймак, Ваймак… он мог видеть очертания мужчины в своей голове, чувствовать запах пива и сигарет, представлять волосатые руки, украшенные пламенными татуировками…       — Эй, Нил, ты в порядке? — сказал кто-то, и затем Рене обвила его руками. — Кевин, что случилось?       — Я не знаю, он просто…       Нил вдыхал и выдыхал, вдыхал и выдыхал. Он знал Кевина, он знал Ваймака, откуда он…       — Ш-ш-ш, — успокаивала Рене. — Эй, ш-ш-ш, теперь все в порядке. Ты в безопасности.       Слова проникли Нилу в грудь, затем в живот, где и задержались, заставляя его чувствовать тяжесть и тепло.       «Теперь все в порядке, ты в безопасности.»       Теперь все было в порядке. Нил был в безопасности.       — Прости, Кевин, — извиняющимся тоном сказала Рене. — Нил только сегодня проснулся. Он попал в автомобильную аварию и несколько дней был без сознания. Он все еще немного не в себе.       — Да, — сказал Нил, чувствуя, как из него вытягивают слова. Руки Рене все еще обнимали его, успокаивающие и знакомые, как электрическое одеяло, развернутое до упора, медленно укутывая его. — Моя мама умерла вчера. Я все еще… Я все еще справляюсь.       Когда умерла его мама? Это было вчера, верно? Именно это сказала ему Рене. Это было вчера.       — Мне жаль, — сказал Кевин, и это было странно, Кевин никогда не сожалел. — Это, должно быть, действительно тяжело.       — Да, — сказал Нил, вся энергия вытекла из него. — Это…       Поднялся шум, когда людей рассаживали на места, и Рене успокаивающе похлопала Нила по плечу. — Давай, тебе станет лучше, когда ты сядешь.       Она присоединилась к нему и Кевину вместе с остальными обитателями домика Афины. За это на нее несколько раз странно посмотрели, но по большей части никто ее не беспокоил. Нилу оставалось только гадать, кто был его божественным родителем — он забыл спросить, — но он чувствовал себя слишком измученным, чтобы что-либо говорить.       Она была права; он только что оправился от травмы головы. Скоро он снова начнет чувствовать себя нормально.